- Ты кто?
- Пегас.
- Еврей?
- С чего это? Почему сразу - еврей?
- Ну, ты - не такой, как все.
- А ты такой? Ты-то сам кто? Почему горбатый?
- Я - конь. Горбунок.
- Ну какой ты конь? Какое-то убогое чучело! Да я бы в
одно стойло с тобой не встал!
- Да на себя-то посмотри! Что за крылья? Чего вдруг?
Ты что - дракон?
- Я - лошадь. Нормальная и могучая. Я вожу изящных дам.
- Проституток, что ли?
- Ну, пока они со мной - нет. А потом - может быть.
- А к кому возишь?
- К поэтам. А ты-то, такой, для чего создан?
- Так я же всё могу! Любые желания исполнить! Хочешь –
я тебя сделаю настоящей птицей – орлом! Вот у него крылья,
не то, что твои стрекозиные полозья!
- Да ты что? Чего я там в небе не видел? ... Нет, я свой груз
уважаю!
- Слушай, а меня покатать сможешь? Мне летать охота!
Ну что я всё по приземлённым желаниям работаю?.. Можешь?
- Ну, ладно! Только я вожу за плату: стихами!
- Но я не пробовал!.. Разве что вот такое:
ПО НЕБУ ПОЛУНОЧИ АНГЕЛ ЛЕТЕЛ…
- Годится!.. Залезай!...
ПЕГАС И МУЗА
Пегас летел скачкообразно, пытаясь увернуться от Музы.
---Брысь! У меня нет дамского седла!
--- Дурак ты! Зачем оно мне? Я сама летаю не хуже тебя.
Просто я хотела сгрузить на тебя лиру, а ещё –отщипнуть
перо от твоего крыла.
--- А это зачем?
--- Но я же пишущая Муза!
--- Да кому ты нужна, если есть я, который вызывает
вдохновение?
--- Да ты - всего лишь перевозочное средство для
воображения, которое вызываю я!
--- Дак значит ты- девушка по вызову?
--- Не только. Я и сама - тот вызов, который бросает
один поэт другому.
--- Неужели бывали дуэли из-за того, что не поделили
одну музу?
--- Онегин с Ленским.
--- Ну нет, у них были разные музы!
--- Но они это поняли слишком поздно!
--- Ну ладно, давай твою лиру. А мне позволишь её
коснуться?
--- Можно, но только не копытом, а крылом!...
ПЯТЬ УТРА
Утро вбегает в день на цыпочках, как вор,
оглядываясь через плечо -- не идёт ли кто-нибудь
следом?
Оно ещё неприглядное, непричёсанное, мокрое,
всё в росе и тумане, и шагает неуверенно, на -
ощупь, будто боится на кого-нибудь наступить…
Но с каждой минутой поступь всё круче, наглее.
Вот уже у него походка фигляра. Вот оно никого не
боится, ничей сон ему не дорог.
Вот уже и ветер можно поднять, как парус,
подгоняя сонных птиц.
И, конечно же, его выход не проходит бесследно:
за ним вползает - сначала лениво, вполглаза, а
затем уже во все глаза -- солнце…
Ах ты, господи! Ну почему бы всем нам не взяться
за руки, не выскочить на улицу и не остановить его
вовремя! Признаться во всеуслышанье:
«Остановись, мгновенье, вот здесь, сейчас, на
полпути, такое неприкрашенное, робкое, мокрое…
ты –
прекрасно!!"
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ИЗЛОМ
Сегодня небеса явили нам мгновенный спектакль.
Несколько тёмных полотен над головой были на
наших глазах наскоро схвачены толстым белым
швом-зигзагом.
Миг -- и шов превратился в белую трость, которой
он пронзил два полотна, вздёрнул их вверх, как
мулету перед разъярённым быком --
и началась канонада!
Тр-р-ах!..
Взмах трости и-
тра-та-та-та!
Ещё взмах в другую сторону, и снова—
Р-р-аз-
Р-р-аз-
Р-р-аз!
И вдруг трость пронзила дальние полотна,
изменив их цвет на светлый, лёгкий.
Ещё миг --- и из-под полотна выскакивает,
как отработанное топливо -- Радуга...
...Что это было?! И было ли?.. Секунду назад
мы слепли и глохли от света и шума, а теперь -
то же самое, но уже от тишины…
ОСЕННИЙ ХОЛСТ.
(КАРТИНА МАСЛОМ)
… Пряный осенний хмель кружит голову…
Прозрачный, пьянящий -- иначе, чем весной
-- но такой же звенящий воздух.
Хозяин холодных ночей - туман, тающий на
тёплом восходе и цепляющийся в прощальном
приветствии за верхушки деревьев.
А над головой -- огромные круги мелких птах,
разбросавших по траве маленькие голубые
скорлупки своих недавних жилищ.
А из-под ног -- брызги крошечных стремительных
жабок, которые ещё не покрылись бородавчатостью
жизни…
Облетевшие с деревьев, притворяющиеся листьями,
нежные золотистые сливы, выложившие таинственные
письмена на изумруде травы…
И маленькие, на молодых длинных ножках, гордо
взирающие на мир из-под своих кокетливых коричневых
шляпок -- Белые…
И ломкая графика яблони -- сутью и ритмом
напоминающей японскую танку.
…С какой щемящей грустью отдаётся в висках это
самое короткое и самое пронзительное «бабье»
время -- года и жизни…
