Фото из интернета.


Анархист: 

— На земле останутся только свободные люди и свободные кони! 

Камо: 

— Нет, людей не надо. Пусть будут только кони. 

(Из фильма “Чрезвычайное поручение”.) 

Осторожный стук в дверь гостиничного номера и 

— Эмма, входи, открыто. 

— Элл, ты что, ещё и ясновидящая? Как ты разглядела через дверь? 

— Не разглядела, а расслышала. Это же элементарно, Ватсон. У каждого человека своя манера стучать в дверь. Запомнить нетрудно. 

Элла рассмеялась. 

— Входи, не стесняйся. Чего ты там застряла? 

— Ну, мало ли. Вдруг ты не одна. 

— Ну и что? Была бы не одна, заперлась бы. Но увы, эту ночь я скучала в одиночестве. Арсен улетел вчера вечером. Сама же знаешь, все эпизоды с ним отсняты. Дон де ла Роса сыграл свою роль. Дон может уйти. 

Элла перевернула корешком вверх книгу и положила её раскрытыми страницами на стол.  

— Интересная, оказывается штука. Даже не подозревала. 

— Что это ты штудируешь, всезнайка? 

— Теорию верховой езды. У меня завтра первый урок, а я, представляешь, ни разу в жизни не прикасалась к лошади. А тут столько нужно знать. 

— И здесь хочешь обойтись без дублёров? 

— Это вряд ли. Скакать галопом и перелетать через канавы и заборы я не рискну. Но ты же знаешь, есть эпизоды, где без моей неотразимости никак. Так не сидеть же мне на этой животине, как собаке на заборе. А тут ещё пишут, что лошадь чувствует неумелого наездника и с удовольствием преподносит ему разные сюрпризы. А оно мне надо? 

Элла внимательно вгляделась в гостью. 

— Ты, похоже, всю ночь не спала. Никак не отойдёшь от вчерашнего. Меня тоже очень впечатлило, как мои ожидания совпали с реальностью. Вот именно таким должен быть балет: музыка тела. Во что они превратили этого занудного дон Кихота — это же чудо! 

Эмма отмахнулась. 

— Согласна, согласна я. Но я не о том. 

— О себе? 

— Ага. Я почему тогда согласилась с вами пойти? Я ж тоже не сиволапая, здешние газеты читаю и телик смотрю. В спецшколе училась: английский и французский с первого класса. Так я рекламы таких голых спектаклей видела несколько раз, с картинками. Там публика обычная, вполне себе одетая то есть.  

— Понятно. И вполне могла остаться при своём мнении. Видела, поразмыслила и решила: фу, какая гадость. 

— Это само собой, но, знаешь, может и нет. После вчерашнего. Но я о другом. Когда мы туда вошли, в этот театр, я же могла просто повернуться и уйти. От всего этого. А я почему-то осталась, разделась, как все вы. Сидела там голая... 

— И даже в антрактах с нами в фойе прогуливалась, и пирожными в буфете угощалась. Как все нормальные люди. Балетом наслаждалась. А когда мы оделись и вышли, на тебя накатило. Два раза — по-разному. Так? 

Эмма зажмурилась и просидела так с полминуты. Потом открыла глаза и уставилась на Эллу с трудно сдерживаемым ужасом. 

— Так это ты всё. Вот теперь поняла. Значит, не только твой любовник, но и ты. Ладно, Никодимов. Так ему и надо. Жаннэ под твою дудку пляшет. Но за что ты меня так? Элл, за что? 

Вот теперь непонимание накатило на Эллу. Несколько минут обе сидели молча. Одна — почти парализованная страхом, другая — до предела напрягала мозги, стараясь найти смысл в происходящем абсурде. Ей это удалось. Она длинно выдохнула. 

— Уфффф... Ну и дура же ты, господи, помилуй. Ой, ну и дурёшища. Vere innumerabiles sunt stulti. Это ж надо суметь додуматься! Дурак сказал и озадачил мудрецов. Очнись, холера ясна, игра природы! 

После длинного замысловатого польского ругательства, из которого Эмма сумела уловить только пшеклента, пся крев и дупа змест гловы, Элла закатилась хохотом. 

Это привело Эмму в чувство. Ужас сменился возмущением, с которым она взирала на сползшую на пол, хохочущую и дрыгающую длиннющими ногами бесстыдницу. 

— Ой, не могу! Уморила. Ик! Довести меня до истерики — это надо суметь, ик! Теперь я Марека поняла, когда бабушка... тогда не врубилась. Ик! 

Когда ухохотавшаяся до полного изнеможения актриса вернулась из ванной комнаты, где привела лицо в порядок и окончательно успокоилась, ассистентка режиссёра выразила ей своё возмущение. И получила в ответ: 

— Гуманитарии. Какие же вы все гуманитарии, даже насквозь идейные и партийные. Маркса с Энгельсом не для ленинского зачёта зубрить, а понимать надо было. Особенно Фридриха. Материалисты, блин, насквозь суеверные, как те наши испанцы. Надо было тогда с Юхана подписку о неразглашении взять. Ладно, поезд ушёл. Кончай изображать из себя оскорблённую замужнюю невинность и изложи толком, что он тебе наболтал, молчаливый эстонец. И что ты себе навоображала: во всех подробностях. 

Подробное изложение Элла выслушала с истинно ангельским терпением, и даже накинув халат. А когда оно закончилось, процитировала Чапаева. 

— Ну, на то, что вы тут говорили, — наплевать и забыть. Теперь слушай чего я буду командовать.  Первое: выкинь из головы мусор и освободи место для мозгов. Второе: заложи себе в мозги и закрепи, чтоб никогда не выпало. Никаких сверхъестественных сил и, соответственно, никаких сверхъестественных явлений не существует: совсем, нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах. Точка! Которая обжалованию не подлежит. Третье следует из второго: никаких экстрасенсов и прочей подобной публики нет. А те, что есть — это артисты оригинального жанра или мошенники. Иногда один индивидуй сочетает оба качества. Четвёртое: никакой гипноз не способен заставить человека действовать вопреки установкам его личности. По крайней мере, без серьёзного повреждения психики, что сразу заметно. Пятое проистекает из всего предыдущего. Никаких чудес, колдуйств и экстрахренств к Саару не применялось за их отсутствием в природе. 

— А что применялось? Он сам рассказывал. 

Элла хихикнула. 

— Вряд ли он всё рассказал. Настолько он точно не изменился. 

— А что применялось? 

— По-научному это называется “рефрейминг”. В самом общем виде можно сказать так: это специальные приемы, которые позволяют изменить точку зрения человека на иную, иногда даже противоположную. Иначе говоря — это изменение рамок восприятия действительности и, соответственно, отношения к ней. Сделать это против воли данной личности невозможно. По крайней мере, я таких способов не знаю. 

— Да? Я поверила. А со мной? 

— Ты очень сильно удивишься. Ничего. 

Почти успевшая успокоиться, Эмма подскочила. 

— Как это?! 

— Просто. Если буду объяснять, получится длинно и с кучей терминов. Если без них — ещё длиннее и неправильно. Но, если сможешь не обижаться и захочешь понять, то можно очень коротко и точно. Потом сама додумаешь. Сперва пойми и главное: нет мне ни малейшего смысла пакостить особе, приближённой к Самому Главному. У тебя есть миллион способов отомстить. 

— Поняла. Давай. 

— Даю. В медицине есть понятие синергизм. Это когда суммарный эффект лекарств превышает простую сумму эффектов. 

— Два плюс два равно пять? 

— Именно. У тебя совпали и сработали синергично несколько факторов. У тебя давно не было мужчины. Не хвалю, но понимаю и сочувствую. Ты участвуешь в съёмках фильма, который не... Скажем, не вполне соответствует твоим морально-этическим принципам, а тебе эти сцены при просмотрах нравятся. Не красней, ибо красиво, чего ты отрицать не можешь. Вот тебе и внутренний конфликт. Зависть. Завидуешь мне, Еве, Фаине — ладно, она уже далеко — Катрин, сравнительно недавно. Не красоте. Ты сама очень не дурнушка, хотя есть к чему стремиться. Завидуешь нашей свободе. Ты это называешь бесстыдством. Твои проблемы. Может и упустила чего. Не суть. Так или иначе, какой-то комплекс у тебя сформировался. И чтобы его скомпенсировать ты увязалась в этот поход на голый балет. А когда поняла, куда попала... Про гвардию у тебя очень закономерно выскочило. И первое слово ты тоже не случайно пропустила. И не погибла, а победила. За что очень уважаю. Молодчина! Вот и всё. Обиделась? Прощения за правду не прошу. 

Эмма ответила не сразу. Думала. 

— Ты знаешь, Элл, нет, не обиделась. Было сперва. Но уже нет. Спасибо. 

Элла, прищурившись, некоторое время разглядывала её. Взяла со стола книгу и вернулась к чтению. 

Эмме очень хотелось попрощаться и уйти, но сомнение не отпускало. Вот только как спросить, чтоб не нарваться?  

— Оставь политесы нашим персонажам. Твои сомнения уже сами по себе доказывают, что я никак на тебя не воздействую. Иначе бы их просто не было. Для чего бы мне их оставлять? 

Эмма подскочила. Вернулось испуганно настороженное выражение. 

— Расслабься. Я просто мысленно поставила себя на твоё место и, зная твой характер, смоделировала ход твоих мыслей. Это не так уж сложно. Есть куча литературы, а у меня ещё и хорошие учителя. Тебе разложить по полочкам, что на тебя накатывало и до сих пор не отпускает? Но это будет не очень приятно. 

— Нет уж, хватит с меня. Лучше скажи, что делать. 

Элла пожала плечами. 

— Я уже сказала. Выбрось из головы всякую чепуху и, самое главное, правильные идеологические установки. Тогда перестанешь бояться сама себя. Перестанешь бояться свободы. Не поняла? 

Элла задумалась, подбирая слова. 

— Кто сказал, что свобода каждого кончается в сантиметре от носа каждого другого. Согласна на все сто! Вот ты подумай: чей нос пострадал от того, что тебе, молодой красивой бабе, вдруг понравилось разгуливать голой по театру? 

Эмма подумала и впервые за это утро улыбнулась. 

— Ничей. 

— Муж у тебя дюже ревнивый? Вряд ли. Иначе не отпустил бы тебя так далеко и надолго. Да и от кого он узнает о твоём “грехопадении”? От Катрин? Да и в чём грех-то? 

— Нуууу... 

— Нууу — это я завтра лошадке буду говорить. Секс и всё, что с ним связано, считают грехом только коммунисты и церковники. Да хрен бы с ними, пшекленты ханжи. В идеологии натуризма секс и даже эротика отсутствуют. Исключительно близость к природе. Хотя, думаю, что ханжество присутствует и здесь. Ладно, философию оставим на потом. Просто престань бояться и полюби себя и свободу, хотя бы внутри себя. Ладно, иди, переваривай в мозговых желудочках. 

— Элл, но как же я там решилась? Даже на Тобаго... 

— Ага, там тебя ни разу на голом пляже не видела. 

— А вот тут, в городе, в театре... 

Элла покраснела и смущённо улыбнулась. 

— Ой, как стыдно и страшно было! А потом как-то прошло и стало... приятно стало. Необычно. Ладно — в зале, но потом два антракта. Я прямо балдела. Вот как это? 

— Это проще некуда. Стадный инстинкт, он же конформизм, он же обезьяний рефлекс. Плюс зависть, плюс гонор, плюс нормальная чувственность молодой здоровой женщины, плюс желание самой себе чего-то доказать. И, холера ясна, любопытство! Вот всё вместе и сработало. Я тут ни при чём. Всё в тебе самой, грешнице. В бога не веришь, так пойди Никодимову покайся. Или кто там у нас скретарь партячейки.  

Секунда, и ассистентка режиссёра повисла на шее примы. 

— Эллка! Эллка, какая же ты! Ох, точно, дурища я, но ты! 

— Эээ, стоп! Отцепись! Я тебе не лесбиянка. Отцепись, говорю! Уффф, вот она, пагубность сексуальной депривации. Уже на бабу кидаешься. Подумаю ещё, что с тобой делать. Всё на сегодня. Без тебя дел полно. Проваливай. 

Эмма унеслась, а Элла, посидев ещё несколько минут в глубокой задумчивости, вернулась к книге. Через полчаса закрыла её. Подумала. Перетащила стол на середину комнаты и водрузила на него стул. Принесла из спальни две подушки, добавила ещё с дивана и разложила их все вокруг стола. 

После короткой разминки приступила к упражнениям. 

— Джо Леруа - представился тренер высокой стройной брюнетке, одетой в клетчатую ковбойку, завязанную узлом под грудью, и джинсы с широким кожаным ремнём. Так, значит это она будет играть главную роль в этом приключенческом фильме. Ну, хороша! Непременно надо будет посмотреть. 

— Элла Файна. У вас самое ковбойское имя, какое я могла бы вообразить. Недавно видела вестерн. Там главного героя звали так же, и он был очень похож на вас. Уверена, что это совпадение не случайно, и я попала в надёжные руки. 

— Очень приятно познакомиться, мадемуазель Файна. - улыбнулся тренер. 

— Мне тоже. Давайте сразу без церемоний, Джо. Я просто начинающая актриса. Вот стану знаменитостью, тогда посмотрим. А пока — просто Элла. Согласны? Так будет проще и удобнее для дела. Приступим? 

Тренер улыбнулся ещё шире. 

— Согласен. Меня предупредили, что вы очень деловая дама и не любите понапрасну тратить время. 

— Тогда познакомьте меня с этой красавицей. Вы же её приготовили для меня? Как её зовут? 

— Нана. Я выбрал для вас самую спокойную. Вы же ещё не ездили верхом. 

— Вообще никак. Лошади — сами по себе, я в карете — отдельно. 

— Боитесь лошадей? 

— Ещё не знаю. Какая красивая! 

Элла приблизилась к спокойно ожидавшей их гнедой кобылке, погладила шею, слегка почесала под самой гривой, потрепала по холке. Нана добродушно фыркнула, потянулась к ней мордой. 

— Хорошая Нана, красавица Нана, умница Нана... — приговаривала Элла, лаская лошадь. Почесала её под подбородком. 

— Можно её угостить? 

— Пожалуйста. - разрешил весьма удивлённый тренер. — Что вы там приготовили? 

Элла достала из сумки большое румяное яблоко и на раскрытой ладони подала лошади. Нана своими замшевыми губами взяла яблоко и захрустела им с явным удовольствием. Потёрлась мордой о плечо девушки, фыркнула. 

— На здоровье, Нана. Хочешь ещё? 

Лошадь благодарно кивнула и схрупала ещё одно яблоко. 

— Всё Элла, она с вами подружилась! 

— Да? Тогда продолжим.  

Элла оставила сумку на скамейке. Вернулась к лошади. 

— Начинают с посадки? Можно? 

Тренер, собиравшийся начать с объяснений, что делать ногами и за что ни в коем случае нельзя хвататься руками, успел только кивнуть. Элла мгновенно вспорхнула в седло, поймала ногами стремена, выпрямилась, погладила шею лошади. 

— Умница Нана, хорошая Нана. 

Оглянулась на запредельно удивлённого тренера и рассмеялась. 

— Что с вами, Джо? Я правильно сижу или не совсем? Первый раз всё-таки. Можно уже разобрать поводья? 

Брови тренера вернулись на законное место, челюсть тоже. Вместе с даром речи. 

— Зачем вы соврали, что никогда... простите...но? 

— Джо, я не вру без крайней необходимости. Первый раз верхом на такой живой прелести. Очень легко и удобно сидеть. 

— Но как же вы так... лихо? 

— Полдня тренировалась. Нана такая круглая и устойчивая. Не то что плоский стул на столе. Так и не придумала, как приделать к нему стремена. 

Через пару часов Элла согласилась сделать перерыв, чтобы лошадь и тренер немного отдохнули и подкрепились. Нана получила честно заработанную морковку. 

— Не балуйте её, пока она не поймёт, что должна вам подчиняться просто потому, что вы — её бог, а она — раб божий. Это с собакой можно дружить, а лошадью — только управлять. 

— Вы их не любите, Джо? 

— Я их обожаю, иначе занимался бы чем ни будь другим. Но любовь не исключает понимания. А всякую возвышенную лирику оставьте поэтам и артистам. 

Джо запнулся. Господи, она же актриса. 

Элла улыбнулась. 

— Я ещё и врач. Поэтому не переживайте. Вы правы, и я с вами совершенно согласна. Не только в отношении к животным, но и к людям. Антропоморфизм вреден и, наверно, опасен так же, как идентификация при взаимодействии людей. 

— Мысли читаете? 

— Нет. Просто понимаю их ход. Это не новая штука. Вспомните, как поражал этим Шерлок Холмс своего друга Ватсона и прочую публику. Кстати, Джо, в книге о верховой езде, которую я проштудировала, описана мимика... нет, как-то иначе это называется. В общем, сигналы, по которым можно понять настроение и намерения лошади. На картинках всё понятно, но... 

— Я вас понял. Для вас это особенно важно. Времени на тренировки у вас мало, на нормальную наработку навыков до автоматизма не хватит. Значит надо всё время думать и понимать. Займёмся и этим. Вот только зачем оно вам? Спокойно ездить верхом в обычном и дамском седле вы научитесь за неделю, при ваших-то способностях. Это не комплимент. А для трюков есть каскадеры. Даже, если вы захотите, никто не позволит вам рисковать собой и сорвать съёмку из-за случайной травмы. 

— Согласна, Джо, согласна, но каскадёрки могут заменить меня только когда Мирэй — моя героиня — одета. А в сценарии есть несколько моментов, когда она совершенно голая. Купает коня в реке, спасается от разбойников бегством, а в одном таком эпизоде даже сражается с ними. Несколько секунд, но зритель разницу заметит. Да и вообще, мы стремимся к максимальной достоверности. Поэтому мне надо ещё освоить езду без седла. 

Элла рассмеялась, увидев, как изменилась физиономия тренера.  

— Включили воображение? Держу пари, что это меньше того, что будет на экране. А для этого я должна быть с лошадью на ты. С полным взаимопониманием. Сможете научить? Я ученица старательная. И благодарная. 

Джо слегка откашлялся. 

— Если предполагаются такие сцены, то с этого надо было начинать. Тем более, что вы в такой великолепной физической форме. 

— Как и вы, Джо. Мы ещё сможем их по-настоящему оценить. Я имею в виду наши с вами физические формы.   

От её запредельно обольстительной и многообещающей улыбки у тренера закружилась голова. 

— Ну, что, продолжим? Нана уже отдохнула. 

— А я даже не успела устать. Это так интересно! 

На следующую тренировку Элла явилась в коротких голубых шортах и таком же топике, с полотняной сумкой на плече. Обворожительно улыбнулась в ответ на восхищённо-раздевающий взгляд тренера и объяснила: 

— Джо, вы же сами сказали, что при езде без седла всадник лучше чувствует лошадь, её движения, сокращения мышц и тому подобные сигналы. А лошадь лучше понимает намерения всадника. Нет изолятора между ними — седла. То-есть беспрепятственно работает обратная связь и получается, как бы объединение двух живых существа: лошади и человека. А я ещё вычитала, что при такой езде получают удовольствие оба, поскольку исключаются всякие мышечные неудобства от неправильной посадки или взаимного непонимания. И обоим это очень полезно. Не зря же придумали иппотерапию. Очень похоже на то, чем я последнее время занималась. Лошадь — умное существо. Ну, это я ещё вчера уже почувствовала. Поэтому так оделась для меньшего изоляторства. 

Джо усмехнулся. 

— Вы так забавно строите фразы. Но я понял, что ваша медицина вас не отпускает. 

— Да, такой вот неисправимый вывих мозга. 

— Сочувствую. Но как вы могли заниматься чем-то похожим, если к лошади прикоснулись только вчера? 

— О, это очень интересно, Джо! Это называется “телесно-ориентированная психотерапия”. Лечение душевных расстройств через тело. Там много всяких направлений, долго рассказывать. Но мой друг и его учительница разработали своё, самое эффективное.  Там работать приходится не только руками, а всем телом. Нужна особая подготовка. Ладно, об этом потом. Нана заждалась. Она, умница, уже поняла, что её сегодня не будут мучить этими садомазохистскими ремнями и седлом. 

Элла достала из сумки яблоко и направилась к лошади. 

— Эй, погодите! 

Она остановилась. 

— Не бойтесь, я её не перекормлю. 

— Не в том дело. У вас запасные шорты есть? А то после тренировки они сзади станут коричневыми. 

— Джо, я ценю ваш французский юмор, но это уж слишком! 

Тренер на миг опешил, а потом расхохотался. 

— Элла, простите. Вы отважная девушка, никаких сомнений. Но шерсть, лошадиная шерсть набьётся в ткань. А Нана, она же гнедая. А штанишки у вас голубые. Представьте, как это будет выглядеть. 

Теперь засмеялась Элла. 

— Да уж, это будет эффектно! Оказывается, в книгах описаны не все тонкости этого дела. Увы, запасных у меня с собой нет.  

— Тогда я просто оседлаю Нана. А то, что наметили на сегодня, отложим на завтра. 

— Жалко. Я уже настроилась. 

Она задумалась на несколько секунд. 

— А если я их просто сниму? Никаких неприятностей не приключится? 

— С кем? 

— Со мной. Мне говорили, что за появление в общественном месте в непристойном виде полагается жуткий штраф и целый год тюрьмы. А здесь Париж, а не какой ни будь там Кап д’Аг. 

— Однако же, какая вы обстоятельная и осторожная дама! При такой храбрости. Но можете не беспокоиться. Здесь не общественное место, а частная территория конного клуба, к тому же — в пригороде. Если вам есть кого опасаться, то только Нана. 

— Ну, уж она-то меня не обидит.  

Она погладила лошадь. 

— Ты моя прелесть! Хочешь ещё яблочко? 

Элла непринужденно скинула шорты и осталась только в топике и вполне символических трусиках. Тренеру понадобилась вся его сила воли, чтобы сохранить самообладание и деловой тон. 

— Начнём. Садитесь на лошадь. Поводья не трогайте, если что — хватайтесь за гриву. Оп-ля! Великолепно! Так, выпрямились. Сместитесь назад, ближе к крупу. Ноги плотнее к бокам. Слегка ударьте её пятками и чуть наклонитесь вперёд. Отлично! Так, несколько кругов шагом. Поводья не трогать! Быстрее! Замедлить! Стоп! Шагом, быстрее! Ко мне. Не бойтесь, я её контролирую лонжей. 

Элла была в полнейшем восторге. Поток совершенно новых и удивительных ощущений. Это большое, красивое и сильное — во много раз сильнее её — животное полностью подчинялось её воле, её бессловесным командам. И, похоже, самой Нана это нравилось. Элле отчётливо передавалось удовольствие лошади от их пока совсем простых упражнений. Чудесно! 

В восторге был и тренер. Причём восторг был двойным. От поразительных успехов ученицы (Он успел поговорить с режиссёром Сааром и знал, что Элла сказала правду: она никогда не имела дела с лошадьми.) и от её невероятной красоты. Да, видал он женщин и поинтереснее, но такой совершенной гармонии во всём: внешности, движениях, интонациях мелодичного голоса, такого ему не встречалось ни в жизни, ни на экране. Вот это кинозвезда! Говорит, что успела поработать врачом. Да от одного её прикосновения не то, что больные должны выздоравливать, а покойники оживать.  

— Стоп! Слезайте. Сделаем перерыв. 

Джо прекрасно видел настроение актрисы, поэтому был уверен, что сейчас услышит чего-то вроде: “Ой, ну ещё немножко, я не устала. Мы же только начали”. И услышал. 

— Можно, я сама отведу её к кормушке? 

Она грациозно соскользнула с лошади и, не дожидаясь ответа, повела её в дальний угол манежа. Джо только проводил глазами эту пару.              

Когда Элла вернулась к нему, он уже почти восстановил нормальное дыхание и натянул на физиономию нейтральное выражение. Тоже почти. 

Даже без уроков Марка и Ольги по чтению людей можно было бы безошибочно определить душевное состояние месье Леруа. А уж после них... 

— Вижу, вы довольны, учитель. Я — тоже. У нас с Нана всё хорошо получается. Она прелесть. Умная и послушная девочка. Можно отступить от правил и разрешить мне покататься на ней без этой верёвки. Как её? Без лонжи. Таких успехов от начинашки вы ещё ни разу в жизни не видели, а столь умных речей от такой аппетитной красотки даже вообразить не могли. Ну, точно, вас разыгрывают. Какие-то... как по-французски prankers? Шутники — это не совсем то. Вот сейчас эта красотка как сделает что-то такое, от чего весь Париж будет над вами потешаться. Как бы понять: кто это затеял? Слишком сложно: русская актриса самая настоящая. Ладно, русских во Франции много, но съёмки-то вполне реальные. Вы с этой киностудией не первый год работаете. Нет, ну что сейчас будет? Откуда кто выскочит, и как вам не предстать идиотом? Вот она как ещё и маечку свою скинет, а кто-то “щёлк” этот момент вместе с вашей физиономией, которой надо быть суровой, как у капрала перед строем. А то айяяй! Или эта девка и киношникам своим врала, что с лошадьми не знакома, а сама с детства даже на горшок только верхом? Тогда чего она в таком виде, что два айяя? 

Элла, слегка наклонив голову, полюбовалась на ошарашенного тренера и лукаво улыбнулась. 

— Один литературный персонаж был уверен, что такая красивая женщина должна быть глупа, как беотийская овца. Он понял свою ошибку, когда его повели отрубать голову. Но вы за свою не беспокойтесь, я не собираюсь возрождать славные французские традиции. 

Тренер зажмурился и несколько секунд тряс головой, пока мозги не встали на место. 

— Вы колдунья? 

— Нет. Я прекрасная фея. Хотя мою Мирэй в фильме испанцы называют морской ведьмой. Успокойтесь, Джо. Я именно то, что вы видите перед собой: вполне обыкновенная женщина, начинающая актриса. Правда, я люблю немного похулиганить, но без малейшего злого умысла. 

— Но как же вы... 

— Очень просто, Джо. Я много работала и работаю с людьми. С расстроенной и с вполне нормальной психикой. Для этого я специально училась понимать людей не только по тому, что они говорят, но — это гораздо важнее — как они говорят. И по множеству сигналов... Это иногда называют “язык тела”. Можно научиться их ловить и правильно понимать.  И правильно свои сигналы... как правильно сказать? Испускать? Излучать? Я научилась. Мне это нужно было для работы с пациентами. Пригодилось и в искусстве. Ну, и пошутить иногда, вот как с вами сейчас. Вот и всё. 

Джо перевёл дух. 

— Говорят, медицина — это тоже искусство. 

— Сейчас всё меньше и меньше. Но это только к лучшему. Технология гораздо точнее и эффективнее, а результаты надёжнее. Но в некоторых случаях да, искусство. 

— Вы упоминали, что занимались чем-то таким особенным. Даже обещали рассказать. 

— И даже показать. 

Очень многозначительная улыбка. Джо непроизвольно сглотнул. 

— Да, но лошадь! Я бы сказал, что вы опытная наездница. 

— Особенно сегодня? Вчера не очень. 

— Да. 

— Всё просто, Джо. Те самые сигналы. Сегодня между мной и Нана не было преграды — седла. К тому же пришлось сидеть на ней голой попой. 

— Но Нана — животное! 

— Месье Золя был бы в восторге от вашего определения. 

Джо смущенно хмыкнул. 

— Вы правы: лошадь — животное. А мы кто? В сущности, отличие только в нашей способности решать нестандартные задачи необычными способами. Это называют разумом. Только и всего. А я сегодня проверила на практике свою идею. Оказалась права. 

— Если не секрет, какую? 

— Животные и маленькие дети, у которых разум ещё не развит, очень хорошо чувствуют людей, буквально считывают их эмоции и намерения, даже старательно скрываемые. То есть непроизвольно воспринимают ту самую невербальную информацию. У взрослых эта способность угасает. Но не у меня. Мы её восстановили, но уже на уровне сознания. А это значит, что... 

Она сделала паузу, давая тренеру время подумать. 

— Вы стали общаться с лошадью на её языке, на языке её тела! И она вас поняла! 

— Вот именно. Но сначала я училась понимать её. Джо, вы делаете то же самое, только научились с длительным опытом. Вы шли сложным путём, а я пошла прямо. Правда, до полного взаимопонимания мне ещё далеко, хотя куда ближе, чем вам. Но, главное — я не ошиблась. Так можно мне покататься на Нана без этой вашей верёвки? Хотя бы в этом манеже. 

— А если она вас не поймёт и сбросит?  

— Я сама соскочу раньше. К тому же без седла мне легче. Оно такое скользкое, а на её шерсти мне легче держаться. 

Джо подумал и согласился. 

— Ладно, рискнём. Только очень осторожно с поводьями. Вы ещё не научились ими пользоваться. А неумелыми действиями лошадь можно просто взбесить. Тогда вам не позавидуешь. 

— Молчалин на́ лошадь садился, ногу в стремя, а лошадь на дыбы. Он об землю и прямо в темя. Поводья затянул, ну, жалкий же ездок. Взглянуть, как треснулся он — грудью или в бок? 

— Простите, это вы о ком? Незнакомое имя. 

Элла улыбнулась. 

— Как-то сразу вспомнилось. Это из нашего классика. Полтора века назад, но в точности то, что вы сказали. Тогда лошади не были экзотикой. 

Она встала из-за стола и направилась к уже заскучавшей Нана. А Джо, глядя ей вслед, аж слегка застонал. Истинная чертовка! В этих своих почти несуществующих трусиках и коротком топике она даже сзади выглядит умопомрачительно. И ведь не дразнится, не заигрывает. Походка вполне обычная. Какая же она, когда... Джо зажмурился и изо всех сил взял себя в руки. Думать только о деле, только о деле, чёрт её побери! И быть рядом, страховать. Случись что с ней, ему головы не сносить. О, и встать неудобно, мешает. Он открыл глаза.  И увидел Эллу, уже верхом приближающуюся к их столику. И услышал: 

— Джо, да сидите вы, отдыхайте. Нана такая умница, такая послушная. Она просто прелесть. 

Два круга по периметру манежа, и тренер старательно протёр глаза. Поморгал и повторил это действие. Лошадь пританцовывала! Наездница, не прикасалась к поводьям, но лошадь пересекала манеж в разных направлениях, ускоряла и замедляла шаг, даже пятилась назад. Если бы тут, в манеже, прямо из воздуха перед изумлённым Джо возник марсианин в балетной пачке, это было бы не так удивительно. Для такой выездки нужен многолетний опыт наездника и долгая тренировка лошади. И работа поводьями. А тут — два дня! Нет, она всё-таки ведьма. 

Джо не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в Санта-Клауса, но тут его мировоззрение дало изрядную трещину. А как тут быть, если чудо — вот оно, гарцует перед глазами. 

Элла соскользнула, нет — перетекла с лошади на землю. 

— Уффф, на сегодня всё. Устала. 

Она грациозно потянулась, и коротенький топик задрался так, что ещё чуть-чуть...  

— Всё-таки сначала страшно было. Тут не асфальт, конечно, а я в хорошей форме, но, как у нас говорят, чем чёрт не шутит, когда бог спит. Сорвала бы съёмку и вас бы подвела. Но спасибо Нана, она просто прелесть. Где тут у нас самая сладкая морковка? На, кушай, моя умница. 

Она скормила лошадке ещё одну морковку и чмокнула её в нос. 

— Отдыхай, красавица. Не ревнуйте, Джо, все остальные поцелуи достанутся вам. 

К тренеру постепенно возвращалось нормальное осознание реальности. На что она намекает, эта полуголая колдунья? Похоже, не всего лишь на поцелуи. Что там она говорила, про “не только расскажу, но и покажу”? Но прямо так, сходу, это будет слишком. Кто её знает, как она воспримет. Поди угадай, что у неё на самом деле в голове, у этой кинодивы. Но до чего аппетитна! Вот бы с ней сейчас... 

Элла отвела лошадь к воротам манежа, накинула поводья на предназначенный для этого столбик и вернулась к столу, за которым по-прежнему сидел Джо и старательно распутывал противоречивые чувства и мысли. 

— Надо же, не такой уж жаркий день, а я прямо вся взмокла с непривычки. Душ мне просто необходим и основательная разрядка. Идёмте, мой милый ковбой. Составите мне компанию. 

— Что? 

— Что мне просто невыносимо смотреть на ваши страдания. 

Она указала изящным пальчиком на источник мучений. 

— Не хватало ещё, чтобы из-за меня у вас приключился thrombosis corporum cavernosa. Кто меня тогда будет учить? Ну, вставайте, и со мной в душ, вприпрыжку. Потрёте мне спинку. И не только. 

Джо вернулся в ступор. 

— Да чёрт побери, француз вы или кто?! Встали и за мной. Аллюр три креста, галопом марш! 

И расхохоталась так, что Джо, вскочил со своего стула, подхватил её на руки и бегом ринулся в указанном направлении. 

Почтовая карета, запряжённая четверкой лошадей, едет по дороге между невысоких, заросшими редким лесом холмов. На облучке кучер, держащий в руках вожжи, рядом с ним — почтовый служащий, вооружённый мушкетоном и с парой пистолетов за поясом. Впереди виден крутой поворот дороги и подступающий к ней вплотную лес. 

Внутри кареты четверо пассажиров, сидящих по двое, лицом друг к другу. Две дамы в дорожных платьях. Их лица почти не различимы черед густые вуали. Двое мужчин, похожих на небогатых дворян. Судя по выражению их лиц, они уже изрядно утомлены дорогой. Все молчат. 

В нескольких десятках метров впереди кареты на дорогу падает дерево. Кучер натягивает вожжи, останавливая упряжку. На дорогу, окружая карету, выбегают разбойники. Один из них верхом. Стреляют в воздух. 

— Не сопротивляться, тогда останетесь в живых!  

Почтальон хватается за мушкетон, но получает удар дубинкой по голове. Успевает выстрелить, но почти вся картечь улетает в пустоту. Только один из разбойников с проклятием хватается за раненую руку. 

— Ты ранен, Жак?! 

— Пустяки, царапина. 

Всадник: 

— Не стрелять! Всем выйти из кареты! Всякий, кто окажет сопротивление, будет убит! Выходите, господа. 

Разбойники подбегают и открывают двери с обеих сторон кареты. Грубо выволакивают наружу мужчин, даже не пытающихся оказать сопротивление. Они парализованы страхом. С женщинами разбойники ведут себя вежливее. Мужчин обыскивают, забирают карманные часы, табакерки, кошельки, срывают перстни с пальцев. Разбойники вытаскивают из кареты багаж. Выпрягают лошадей. 

Дамы держатся спокойно. Разбойники их не трогают. 

Всадник: 

— Почтеннейшие дамы, соблаговолите поделиться с нами вашими украшениями и кошельками. В противном случае нам придётся прибегнуть к насилию. И откройте свои мордашки, чёрт побери! Если вы понравитесь мне, мои мальчики вас не тронут. 

Спокойный голос Мирэй. 

— Ваше желание увидеть наши лица весьма опрометчиво, месье. Мы готовы пожертвовать нищему несколько монет и мирно распрощаться, сохранив инкогнито. Но его раскрытие означает вашу смерть. Вы настолько любопытны? 

Всадник: 

— Что?! Что вы сказали, мадам? А-ха-ха-ха! 

Голос Окайи. 

— То, что ты слышал, ублюдок. Наши лица — последнее, что ты увидишь перед тем, как сдохнуть. 

Всадник: 

— Да как ты смеешь, шлюха! Роже, сорви с них эти тряпки! 

Окайя, громко, но очень спокойно: 

— Значит, сдохнет и он. Сдохнете вы все. Но это будет легче, чем на колесе или даже в петле. Выбирайте: смерть или жизнь, засранцы. 

Хохочут все разбойники. Один из них протягивает руку к Мирэй. Он не успевает дотронуться до неё. Скорчившись, падает. Хрипит, дёргаясь в судорогах. 

Обе женщины отбрасывают шляпы с вуалями. Ближайшие к ним разбойники падают. Одному метательный нож угодил в глаз, другому — в горло. 

В руках обеих женщин оказываются двуствольные пистолеты. Звучат четыре выстрела подряд. Всё окутывается пороховым дымом. Слышны крики, жалобное ржание раненой лошади. 

Камера, стоп! Снято. 

Дорога в той же холмистой местности. Мирэй и Окайя едут рядом верхом на неоседланных лошадях. Ещё две лошади навьючены их багажом. 

Окайя:  

— До ближайшего реле не больше полутора лье, я думаю. Успеем до темна. 

— Мирэй: 

— Можем успеть, но придётся его объехать. Если этот негодяй не соврал перед тем, как сдохнуть, описание нашей внешности может быть и там. А мне хочется ночью всё-таки поспать. 

Окайя: 

— Ты права. Судя по карте, мы должны выйти к реке. Удалимся от дороги и переночуем в лесу на берегу. Потом доберемся до городка, как его? Жанвиль. Наймём какую ни будь посудину. 

Мирэй: 

— Лучше купим. И наймём пару слуг. Сколько мы ещё сами будем таскать всё это добро, баронесса де ла Мар. Да и привлекать этим к себе внимание, пока мы во Франции, не стоит. 

Окайя: 

— И за границей не стоит. Ты права, маркиза. Но там мы уже будем не одни. Доминик уже должен ждать нас в Бадене и устроить там всё. Он толковый парень. 

Вздыхает. 

Мирэй: 

— Соскучилась? 

Окайя: 

— Ещё как. Может даже влюбилась. А ты? 

Мирэй: 

— Не знаю. Замужество меня не привлекает, да Эркюль и не предлагал. Слишком горд. И остаться вдовой или вдовцом при наших... Слышишь? Уходим с дороги! Попутчики нам ни к чему. 

Камера, стоп! Снято. 

Продюсер Филипп Леклерк был в полнейшем восторге после просмотра отснятого эпизода. 

— Это было великолепно! Я немедленно решу все вопросы с авторством сценария, чего бы мне это не стоило. Вы полноправный соавтор, и не пытайтесь спорить. Так будет в титрах, в рекламе и, разумеется, отразится на вашем гонораре. И... и можно я вас поцелую? 

Элла изобразила полнейшую серьёзность, чем насмешила всех присутствующих. 

— Не смею отказать самому господину продюсеру. Анри, у вас найдётся, чем запечатлеть этот исторический момент? Я готова, мсье Леклерк. Приступим. 

Поцелуй удался на славу. Приведя пожилого мужчину в полуобморочное состояние, она аккуратно усадила его в кресло. 

— Вот видите, как я была права, когда предложила такой вариант монтажа, когда сцена купания в реке Мирэй и Окайи с лошадьми, вся такая предзакатно-лирическая, сменяется дракой с похитителями нашего имущества и погони за ними по лесу. Согласитесь, Катрин была великолепна. 

— Вы обе неотразимы в этом купании и погоне. Откройте секрет, как вам удалось уговорить нашу застенчивую Катрин сняться в таких ракурсах? Катрин, вы что скажете? - спросил Анри. 

— Сама не знаю. Но знаете, мне самой удивительно, мне это понравилось. И сцена, и сама съёмка. Но Элла меня никак не уговаривала. Правда, странно. Как-то я не думала. Такое было... Ева говорила, что у них в цирке это называется “кураж”. Наверно это оно и было.  

— Не знаю, что там у вас было, но без мадемуазель Файна не обошлось. Хотя, на вдохновение не уговоришь. Правда, она как-то умеет без слов. Вы не первая её жертва. 

— Не знаю, как и что там у вас называется, но это купание лошадей войдёт в рекламный ролик. - заявил отдышавшийся продюсер. — Вместе со спасением водолаза и “чёрной мессой”. Я до сих пор ломал голову, как представить в нём Окайю, со всеми этими вашими заменами на дублёршу. 

— Ну и как, сломали? - осведомилась Элла. 

— Сейчас — окончательно. - улыбнулся продюсер. 

— Мне другое интересно. 

Жаннэ уставился на Эллу немигающим взглядом через стёкла своих знаменитых круглых очков. 

— Вы уверяли меня, мадемуазель, что никогда в жизни не имели дела с лошадьми. И вот, не прошло и двух недель с начала ваших занятий с тренером Леруа, а вы уже продемонстрировали просто удивительное взаимопонимание с этими животными. А в этом эпизоде вы предстали истинной амазонкой. Вы играли с ними в реке, как с подругами. Леруа вы это как-то объяснили, но либо он не понял вас, либо я — его. 

— Но всё просто, мэтр. Я уже объясняла: и вам, и ему, что работала в весьма специфической области психотерапии, где слова играют довольно второстепенную роль, и добилась в этом немалых успехов. 

— Опять вы! Охотно верю в это. Но с людьми! А здесь — животные. 

Элла пожала плечами. 

— Все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь. 

                                          * * *