Неоконченная картина.
                     (Публикуется впервые)

- Так вы, ребята, рисовальщики? - окинув взглядом сваленные в углу комнаты рюкзаки и мольберты, хозяйка спросила двух юношей, которые сидели напротив неё за столом и пили чай с брусничным вареньем. Около часа назад они попросились к женщине на ночлег.  (Публикуется впервые)

    - Мы студенты художественного училища. Идём к тигровому мысу делать наброски...

    - Взаправду?.. - та оживилась. - Да-а, место красивое... А слышали вы историю об известном художнике, который тоже бывал у тигрового мыса?

     - Нет, - покачал головой старший из ребят. - Расскажите, тётя Даша.

     Женщина отхлебнула из чашки и, немного помедлив, как бы собираясь с мыслями, начала своё повествование...

    Давно это было, ещё в прошлом веке. Мне моя бабка сказывала: жила в нашем посёлке (он тогда маленьким был) одна деваха, которую односельчане промеж себя называли "Варька-чума". Да и впрямь: сутулая, на коротких ножках, одна меньше другой - потому ходила вперевалку. Шея немного скособочена, один глаз как бы в сторону смотрит. А уж улыбаться или реветь начнёт - нижняя челюсть так отвиснет, что смотреть без смеха и ужаса нельзя. Стеснялась Варька своего убожества; потому, видать, и чуралась людей. В лавку за товаром, аль ещё куда выйдет - прохожих стороной обходит, в землю смотрит... Да-а... Зато сдружилась она с сельским зверьём. Люди порой диву давались, когда на их глазах местные кошки и злые по натуре псы, завидев "чуму", подбегали к ней и давай хвостиками вилять. А та ни одного из них вниманьем не обойдёт: кого за ушком почешет, кого по спинке погладит... Хворый ли кто - приведёт к себе, молочком тёплым напоит; хромому лапку полечит и тряпочкой перевяжет... Побежит кошка или собачонка довольная, а Варька смотрит ей вослед и кривит рот - улыбается...

     А ещё Варька лес любила. Порой с утра до вечера там пропадала. Видели сельчане, как она ромашки да лютики целует, берёзку обнимает; а уж лесных птах вокруг "чумы", бывало, целые тучи вьются. Она им пшена набросает и любуется, как они его клюют и щебечут. Хорошо ей с ними было. Оно и понятно: зверьё не видит уродства... 

     И вот однажды - а было это в начале лета - шла она по лесу мимо Шалуньи-реки: так её за бурное течение да каменные пороги прозвали. Глядь: молодой парень в порванной грязной рубахе на краю обрыва стоит, за ветку сосны держится. И вроде бы собирается вперёд шагнуть... Кинулась она к нему:

- Совсем спятил?! - кричит.

     Схватила его за рубаху и от обрыва оттащила... Отдышалась, к парню пригляделась; а тот рукой водит - будто ищет, за что ухватиться.

     - Так ты... слепой? - опешила Варька.

     А незнакомец уткнулся лицом в землю и заплакал, как ребёнок...

     Кое-как привела его Варька к себе домой. Сбегала за своим дядькой, Михеем, - единственным её родственником, оставшимся после смерти её родителей (они на телеге вдвоём под лёд провалились). Тот хотел было отвезти парня в город и сдать его там в участок; да Варька настояла, чтоб слепой остался у неё: мол, не в себе он, да и слабый совсем, помрёт по дороге. Делать нечего: затопил Михей баньку и отмыл парня, как следует. Одели его в чистое бельё, спать уложили. Да вот беда: захворал тот. Всю ночь в бреду пролежал, пот с него градом катился. А наутро ни ест, ни пьёт, еле губами шевелит...

     Взяла тогда Варька из своих мешочков по щепотке трав, которые в лесу собирала, приготовила из них отвар да стала поить им больного. А на ночь ему горячего молока с мёдом давала... И за неделю ушла хворь из парня...

     Узнали они, что звали его Никола. Деревня его была в семидесяти верстах отсюда; был он таким же сиротой, как и Варька. С детства любил рисовать (отсюда прозвище - "малявщик"), целыми днями бродил по окрестным лесам и лугам в поисках подходящего "пейзажа". Прослышал он о красотах тигрового мыса и решил во что бы то ни стало до него добраться. Наконец, нашёл его. Но случилось несчастье: ослепила его молния. Стал он звать на помощь. Да разве встретишь кого в глухом лесу!..  Побросал он кисти и краски и поплёлся в ту сторону, откуда пришёл. Голодный, озябший, промокший до нитки под дождём, бродил он так пять или шесть дней...

- Что теперь делать, не знаю, - закончил он свой рассказ. - Кому я такой нужен?..

- Живи у меня, - встрепенулась Варька, - места хватит...

- Спаси тебя Господи, добрая душа, - тот едва сдержал слёзы... 

     ... Стали они жить вдвоём.

     Постепенно Николай освоился в хате; стал быстро находить кровать, стол, печку. Затем научился не только ориентироваться во дворе, но и понемногу работать: колоть дрова, доставать воду из колодца. Иногда помогал Варьке копать грядки - по верёвочке, натянутой между колышками. Даже хотел корову Милку подоить, да Варька его остановила: мол, ещё боднёт.

     А уж сама деваха прямо расцвела: целыми днями то в избе убирается, то у печи вертится. Связала Николаю носки и варежки "на зиму". Примерил тот и говорит: "В самый раз. Да какие тёплые! Спасибо." А у той от радости аж щёчки горят! Ещё дядька Михей сказывал: подаст она Николаю обедать, сядет поодаль и любуется, как он ест...

     Кот по прозвищу Тимофеич сначала шипел, завидев Николу. Но Варька с ним поговорила, и вскоре зверь уже тёрся о его ноги. "Подлизываешься"? - проговорил как-то Николай и бросил ему увесистый кусок рыбы. Кот громко зачавкал.

- Какого он цвета? - спросил Никола Варвару.

- Чёрного, - ответила та. - Без единого пятнышка...

- Ясно, трубочист.

И они засмеялись.

     А однажды на дверцу форточки села маленькая птичка. Да так голосисто защебетала, что Николай вздрогнул:

- Что такое?

     - Ой, какая кроха! - взвизгнула Варька. - Проголодалась, поди-ка. Сейчас тебе хлеба разомну... Держи...

     Наевшись, та вспорхнула и полетела в сторону берёзовой рощи...    

     А ещё Варька приносила из леса цветы и рассказывала Николаю про каждый из них - какой он расцветки, какие у него на лепестках узоры. Давала ему их понюхать, сообщала их название; а после экзаменовала: мол, определи по запаху, что за цветок.

     - М-м, - восторгался Никола, - они, наверное, удивительно прекрасны, если издают такой сладкий аромат...

     Так они прожили месяца три, до самой осени. 

     И вот однажды у их односельчанки, тётки Катерины, остановился по пути домой - отдохнуть и попариться в "русской баньке" - молодой иноземный лекарь, которого привозил один богатый купец для своей больной супруги. Разговорились они с хозяйкой. Узнал этот лекарь про слепого художника и говорит: есть у них в Германии доктор, его друг, который излечивает очень тяжёлые формы глазных болезней; многим, даже совсем слепым, вернул он зрение. Разумеется, операции стоят дорого. Но если, мол, ваш больной пожелает, то через пару деньков, когда он, лекарь, продолжит путь, то может взять слепого с собой...

     Катерина пришла к Варьке (она покупала у неё молоко) и всё ей при Николае рассказала. Едва услышал он это, вскочил и от волнения выбежал из хаты на улицу... А когда воротился, сразу рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку...

     Весь следующий день Николай ходил как в воду опущенный, почти не проронив ни слова. А Варька смотрела на него и с каждым часом бледнела...

     Вечером, когда Николай сидел у печки, Варвара подошла к нему и положила руку на его плечо. Тот вскочил и заходил по комнате взад-вперёд:

     - Не могу я, - говорит, - только и делать, что в земле копаться да брюхо себе набивать. Человек создан по образу и подобию Божию, так Библия говорит. А Бог - прежде всего Творец... Знаешь, мне часто грезятся мои недоконченные картины; я ясно вижу, куда какие краски нанести, какой образ и силуэт вставить. И всё остаётся только в моём воображении. А так хочется воплотить свои мечты в реальность!

     Помнишь день, когда ты меня спасла? Я ведь слышал, как журчит внизу вода; представлял, как стремительно она несётся по склону. И хотел кинуться в неё, чтобы разом всё оборвать! А к чему мне такая жизнь?! Я чувствую, что был рождён для чего-то высокого, что способен постичь красоту и гармонию мира и удивить этим людей!

     За несколько дней до того я увидел поистине божественное зрелище - там, на тигровом мысу. Огромная высокая скала вонзилась в клубящиеся иссиня-чёрные тучи, из которых время от времени вырывались серебристые языки молний. На её склоне бушевали от ветра вековые сосны и ели. А внизу простиралась необъятная зелёная равнина с голубой лентой реки!.. Я быстро начал переносить увиденное на холст. И вдруг - сильнейшая вспышка, резкая боль в глазах. Я вскрикнул, заслонил их руками... А когда открыл их, передо мной был мрак. Мир для меня перестал существовать... С тех пор я стал двуногим скотом, жующим свою жвачку...

     И он горько заплакал...

     Наутро Варвара была бледная, как мел. Видимо, не спала всю ночь.

     Николай и вовсе был сам не свой. К завтраку, который положила перед ним Варвара, даже не притронулся. Сидел, опустив голову... И вдруг вскинул её и говорит:

     - Варя. Будь что будет, а я поеду. Может, уговорю доктора сделать мне операцию в долг, после отработаю... Даст Бог, прозрею и буду рисовать. Нет - не обижусь, значит - судьба моя такая. Но попытку сделаю, иначе до конца своих дней не прощу себе малодушия. Ну, а сгину в дороге - это даже лучше, чем так жить, только небо коптить...

     Варвара смотрела в окно и кусала губы... Затем вышла из комнаты... А через некоторое время вернулась, подошла к Николаю, взяла его за руку и положила на его ладонь ожерелье.

- Что это? - спросил он.

- Мамино. Из драгоценных камней, очень дорогое.

- Зачем? Не надо...

- Молчи... Я уговорю дядю Михея поехать с тобой, одному тебе нельзя...

- А как же ты?.. На что жить будешь?

- А у меня Милка есть, - она попыталась улыбнуться...

     - Варя! Варенька! - Он вскочил и схватил её за плечи. - Даю тебе честное слово, перед Богом клянусь: всё отдам до копейки! Даже если останусь слепым, вернусь и отработаю! Веришь?!.

     - Ты вот что... - она отстранила его руки. - Если будешь снова видеть, не возвращайся ко мне, ладно? -  По её щекам потекли слёзы, которые Николай, естественно, не видел.

- Как?.. Почему, Варя?.. Или я тебя чем обидел?.. А может, просто надоел?..

     - Нет-нет... - Она опустила голову. - Мне даже... хорошо с тобой было... Только... Знаешь, я ведь уродина...

     Усмехнулся Никола.

     - Да слышал я эти разговоры!.. У тебя душа красивая. А такой человек не может не быть прекрасен. Это законом гармонии называется... Долго объяснять. Главное, не слушай больше никого.

     Он обнял её и прижал к себе. Варвара прильнула к нему с такой доверчивостью, как родная дочка припадает к своему отцу. И разрыдалась.

     - Это что такое? Ну-ка, прекрати... - Николай наклонился и поцеловал её в щёку. - Вот увидишь, всё у нас будет хорошо. Мы ещё заживём все вместе: ты, я, дядя Михей и наш Тимофеич. Откормим его сметаной, как борова, - усмехнулся, - а он будет лежать на подоконнике, греться на солнышке и сладко мурлыкать. Да?

     Варвара только рассмеялась в ответ...  

     Как ни ругался с ней дядька Михей - мол, совсем ты сдурела, последнее отдаёшь, пойдёшь по миру, - но Варя была непреклонна: мамино это богатство, мне и решать, что с ним делать. Да и ты, говорит, дядя Михей, в накладе не останешься: сколько тебе будет нужно за твои труды, столько себе и возьмёшь. А Николу блюди, как родного сына...

     Глянул снова Михей на ожерелье, почесал в затылке и... махнул рукой: будь что будет...

     На следующий день снарядились они в дорогу. Обнял ещё раз Николай Варвару; сказал, чтоб ждала его. И отправился с иноземным лекарем и дядькой Михеем в путь... 

     Осталась Варька жить одна с Тимофеичем.

     Заметили сельчане, что изменилась она. Со зверьём возиться почти перестала, взялась модные причесоны себе делать да платья новые примеривать. В доме принялась всё до блеска натирать, даже полы мыть - с мылом. 

- Ты что разошлась? - спросила её как-то Катерина.

- А ну, как Николай на днях воротится, - отвечала Варька, - так у меня в избе чисто...

     А однажды, когда уже повалил снег, получила Варвара письмо. Почтальон сельский, Гаврила, сказывал, что у неё аж руки тряслись, когда она прямо при нём это письмо разворачивала. В нём дядька Михей сообщал "племяшке", что, мол, доехали они до города Лейпцига благополучно, только устали очень; а сам он, Михей, немного простыл. Что Николу поместили в больницу для операции. И что за ожерелье, при содействии лекаря, с которым они ехали, получил он большие деньги...

     Засияла Варька; принялась по всему посёлку бегать, не стесняясь своей внешности, - всем своим знакомым про "моего Николая" рассказывать... 

     Однако прошёл месяц, другой, третий... Наступила весна. А от дядьки Михея не было больше никаких вестей.

     Поникла Варька. Как жёлтый одуванчик перед ненастьем, свернулась. Но почтальона всё ещё ждала, как Бога. Однако тот, завидев "чуму", только головой качал - мол, нет тебе ничего... Часто люди видели, как Варвара стоит на дороге и смотрит в ту сторону, куда укатил Николай... Забросила она себя: причёски, как прежде, делать перестала, в избе убиралась всё реже... А вскоре и вовсе затосковала, из дому почти перестала выходить... 

     И вдруг, уже в середине июня, в погожий ясный день - шум и крики по посёлку: "Иностранцы едут!"  Варвара выбежала из хаты осунувшаяся, бледная - и сразу вместе с сельчанами кинулась к дороге.

     И точно: навстречу тройка, да с колокольчиком! Народу собралось на пути - не проехать ей.

- Тпрру-у! - возница кричит. И вожжи натянул. Лошади захрапели и остановились.

     Из кареты вышли два добрых молодца в заграничных костюмах.

     Один из них окинул приветливым взглядом толпу; а когда сквозь неё протиснулась коротышка со скособоченной шеей и, тяжело дыша, остановилась от него в нескольких шагах, он пристально в неё всмотрелся, и... лицо его у всех на глазах стало меняться...

     Он медленно к ней подошёл.

- Варвара?.. Это... Вы?..

     Она молча кивнула, не отрывая от него глаз. На лбу и щеках её выступили капли пота.

     С минуту тот стоял как вкопанный... затем мельком посмотрел на любопытные и насмешливые взгляды сельчан... и протянул Варьке бумажный свёрток:

- Вот, возьмите... Здесь деньги, которые я был должен... Спасибо Вам...

     Она стояла не шелохнувшись. Тогда он сунул ей свёрток в карман её мятого грязного платьишка, добавив:

     - Здесь ещё свидетельство о смерти дяди Михея... Двусторонняя пневмония... Там же, на местном кладбище, и похоронен...

     - Николя... - к ним подошёл молодой иностранец. - Нам надо ехат... на натура... где ест это место?..

     И взглянул на "чуму" страдальческим взглядом...

Ещё раз поблагодарив Варвару, Николай сел в карету; и они покатили назад.

- Красавец стал... Жених...- послышалось из толпы.

- Особенно для нашей Варьки, - добавил кто-то.

     Иные прыснули со смеху. А когда та скривила губы и у неё, как обычно, при этом отвисла челюсть, толпа дружно захохотала.

     Под смех и свист, на своих коротких ножках и вперевалочку, подобно гусыне,  "чума" кинулась к своему дому... 

     ...После этого сельчане только и судачили о том, что, мол, теперь Варька на свои "тысячи" построит себе "шикарный дом"; а то соорудит большой скотный двор и, наняв рабочую силу, станет "богачкой". Но та, как потом говорили, "тронулась умом": купила несколько мешков пшена, другой снеди, погрузила всё на телегу и вместе с Тимофеичем и Милкой укатила из посёлка... Кто говорил после, что поселилась "чума" где-то на хуторе в Сухой долине; иные утверждали, что подалась она за Петровские болота, в тьму-таракань... Как бы там ни было, а в посёлке она больше не появлялась; и вскоре разговоры о ней смолкли... 

     Когда-то, мне моя бабка сказывала, на этом история и заканчивалась. Но примерно через три десятка лет после пропажи "чумы" остановился в нашем посёлке на ночлег немецкий врач. Рассказал он, что в молодости бывал в здешних краях, и напомнил о слепом художнике. Оказалось, это был тот самый лекарь, который отвозил "Николя" в Лейпциг. Он и поведал хозяевам, что, когда "Николе-малявщику" вернули зрение, тот сразу восхитил всех, написав портрет местной баронессы. Ему стали поступать заказы, в том числе от довольно "солидных" клиентов, а с ними и неплохие гонорары. Постепенно к нему пришли почёт и уважение. Но всемирную известность ему принёс пейзаж, наброски к которому он сделал именно в наших местах, когда был здесь со своим немецким другом.

     Картина эта имела невиданный успех. Многие именитые художники отзывались о ней с восторгом. А на одном из конкурсов "Никола-малявщик" получил за свой пейзаж первую премию. И довольно солидную.

     По окончании художественной школы и затем Академии Искусств Николая пригласили в ней же читать студентам лекции. Он стал знаменитым живописцем. Изображал местные парки, фонтаны и другие достопримечательности; но в основном рисовал портреты крупных чиновников и богатых особ. Особенно великосветских "фрейлин", чьей красотой восхищался и в изображении которых, говорят, достиг небывалого мастерства.

     Жить Николай стал роскошно, в одной из дорогих и престижных квартир в центре города. Нередко его стали приглашать на всевозможные балы и торжества. Он заимел множество поклонниц; однако семью так и не завёл: вся его жизнь была отдана искусству...

     Но спустя годы он начал появляться на публике в нетрезвом виде... Вскоре его пристрастие к алкоголю усилилось. Он стал, что называется, "срываться" - устраивать скандалы при людях, говорить окружающим непристойности... Уволился с преподавательской работы... Заказы принимал с каждым разом неохотнее, чем навлекал на себя гнев знатных особ. При этом отвечал им довольно остро и злобно. Сказывали, например, что супруге одного швейцарского банкира, которая предложила Николаю за большие деньги написать её портрет, как она выразилась, с "изящным ликом", ляпнул примерно так: "Твоя жирная харя на моём полотне не поместится..."

     А затем и вовсе, как говорится, ушёл в свою скорлупу: уволил повара, прачку и всю остальную прислугу; к себе никого не пускал, и сам выходил на улицу крайне редко - в основном за спиртным...

     И вот однажды (а было ему на тот момент сорок с небольшим лет) соседи забили тревогу: их "затворник" не выходил из своей квартиры уже несколько суток. Позвали полицейских. Те принялись звонить и стучать в дверь к "Николя" - всё было напрасно. А когда её взломали и вошли вовнутрь, то в одной из комнат увидели разбросанные по полу куски изрезанных портретов - известных чиновников, полководцев, но в основном - стройных голубоглазых красавиц. А в дальнем углу, где давно потухли свечи, нашли и самого Николая - обрюзгшего, с густой щетиной. Скончавшегося, как выяснилось позже, от сердечного приступа. Причём лежал он с кистью в руке - возле мольберта с какой-то картиной. Когда её вынесли на свет, то взорам людей предстало изображение некрасивой, с искривлённой шеей девушки в потрёпанном деревенском платьишке. Она протягивала ладонь с крошками хлеба маленькой птичке, сидевшей на форточке. При этом лицо девушки светилось невыразимым счастьем...

     Полотно это отдали в Академию Искусств, где Николай когда-то учился и преподавал. Там долго не решались показать картину публике - по причине, как заявили специалисты, её незавершённости и неэстетичности. Но когда всё же выставили, то её сразу приобрёл один католический пастор. Принёс в собор, где служил, и поставил у стены в углу, чтобы затем, по его словам, найти ей другое место... Каково же было изумление священников и служителей храма, когда они заметили, что многие прихожане, подолгу глядя на полотно, крестились и даже плакали...

    И она пошла стелить им постель. Но ребята ещё долго сидели, уставившись в пол. Видимо, размышляя о только что услышанном рассказе...