Алкогольные рассказы
...-Давыдыч, не в Канны ехать! Так сойдёт, побегу я, а то магазин закроется.
-Ладно, беги, но всё время оглядывайся: неровён час, встретишь Сашу Бизяка, он у нас тут главный по борьбе с пьянством и алкоголизмом, - порвёт!
Евгений Кругляк
На Самотёке
В тот год в Москве выдалась снежная, суровая зима. Такие зимы случались только при советской власти. Сейчас, после распада СССР, такие зимы - редкость. С рухнувшей советской властью московский климат резко изменился: зимой - дожди, слякоть, мокроть, склизь, острые распираторные заболевания, гриппозные инфекции... (Вот до чего доводит демократия!).
Итак, снежная суровая зима. Градусов под тридцать. Сижу в квартире. Один. С тоской смотрю в окно. На душе, как и за окном, - ранние вечерние потёмки.
Телефон, как на зло, предательски молчит. А ведь сейчас, вот-вот, должна придти из школы дочь, заявится усталая жена с работы. И тогда уже из дома - ни на шаг. Прощай свобода, загублен вечер....
И тут оживает телефон. На слух определяю: звонит кто-то из своих. Хватаю трубку. Так и есть. На связи - Василевский, зам. главного редактора издательства "Просвещение".
- Прости, только что закончил совещание. Успеваешь смыться? Быстро одевайся и на выход!
- Я уже давно одет. Где встречаемся?
- Как всегда, на Самотёке. В пельмешах.
- Жди, скоро буду.
Я бросаю трубку. На ходу срываю с вешалки куртку и ушанку, одной рукой запираю дверь на ключ, другой нажимаю кнопку лифта.
Огородами бегу к метро, чтобы ненароком не столкнуться с дочерью или с супругой.
Вижу, как из метро выходит с тяжелой сумкой жена Людмила. Я трусливо прячусь за ларьком (до сих пор казню себя, что не бросился помочь ей).
Забегаю на станцию метро, влетаю в подошедший поезд.
Через тридцать семь минут я на Самотеке, возле пельмешей.
Из дверей стекляшки валит пар. Вхожу в кафешку. Спёртый воздух, пропитанный табачным дымом и квашеной капустой.
Огляделся. Вокруг знакомый контингент местных алкашей. На грязных столиках - пельмени и лимонадные бутылки с "Буратиной". Под столами - водка.
События относятся к концу восьмидясятых, в разгар борьбы КПСС с алкоголизмом и с распитием горячительных напитков в общественных местах.
Публика приветствует меня. Я ищу свою компашку. Нахожу.
В центре зала уже расположились: зам главного редактора издательства "Просвещение", чертёжник проектной мастерской пеницитарных учреждений при МВД СССР, профессор НИИ общей педагогики Академии педнаук, а также заместитель главного редактора ЦТ СССР, руководитель тогдашнего Интервидения ЦТ (внук известного немецкого революционера), еще один внук известного революционера (болгарского) и мастер спорта по классической борьбе, человек без шеи.
Все в сборе.
Сажусь на оставленный мне стул.
Проектировщик тюрем Толик Столяров мгновенно разливает водку по стаканам. В этом деле он непревзойдённый маг.
- Шиллер, скажешь тост? - спрашивает меня человек без шеи. - Только покороче. (За мою густую шевелюру до самых плеч и принадлежность к пишущей братии он присвоил мне кличку Шиллер. Такая кличка, сознаюсь, льстила мне).
Уже давно все выпили и закусили, а я, зажав в руке наполненный стакан, продолжал витийствовать. За что и поплатился.
Откуда ни возьмись, на мое плечо легла пудовая рука. Я моментально обернулся. За спиной стоял сержант милиции. Огромный малый кубических размеров, красная с мороза ряха, милицейский полушубок, запорошенный снежком, в валенках и в крагах.
Как он возник, уму непостижимо. Ну, ладно, внуки зарубежных революционеров, не в пример своим революционным дедам, потеряли бдительность. Но куда смотрел проектировщик тюрем Толик Столяров?!
Сержант стянул с руки крагу, обнажив устрашающую своим размером пятерню. Взял у меня неначатый стакан. Понюхал.
- Водка?
Я растерялся.
Первым пришел на помощь Столяров:
- Это минералка.
- Минералка, говоришь? - оскаблился сержант. - А это мы сейчас продегустируем.
И вот тут произошло невероятное. Сержант одним глотком осушил стакан, крякнул, утерся крагой и спокойно подтвердил:
- И вправду, минералка. - При этом на его лице не дрогнул ни один мускул.
Надел крагу:
- Ну, вот что, хлопцы. Быстро допивайте "минералку" и по одному, без толкотни, гуськом на выход. И чтобы больше я никогда тут вас не видел! Хотя... - передумал мент, - если аккуратно, заходите. Я дежурю здесь по четным дням.
Прошел к двери, резко распахнул ее и вышел на крыльцо.
Из раскрытой двери нас обдало морозным воздухом.
Вот она, - подумал я, - живая диалектика. С одной стороны, как говорится, пронесло. Сержант не вызвал "воронок" и не этапировал нас в ближайший околоток.
Но, с другой-то стороны, я лишился своего стакана водки! Согласитесь, дикий случай: я предательски сбежал из дома, променял семью на паршивую пельменную и вышел из нее совершенно трезвым!
Простите дурака, мои любимые жена и дочь...
Упрямая бутылка
Мы с женой давно мечтали посетить Пушкинские горы. Да как-то всё не получалось. В основном из-за отсутствия финансовых возможностей. А тут, летом семьдесят четвертого, получаю гонорар за фильм. Решение пришло мгновенно: гонорар пойдет на поездку в Пушкинские горы. Сгоряча мой благородный порыв жена с энтузиазмом поддержала, но, поостыв и рассудив, решила, что Пушкинские горы могут подождать. Возобладала проза жизни: покупка на зиму нового пальто для дочки, приобретение недорогой стиралки, шкафчиков для кухни, а для меня - кожаные тапочки производства ГДР.
Я взвился:
- К черту гэдээровские тапочки! Обойдусь моими старыми матерчатыми.
Но нужно знать мою жену...
И тут нежданно-негаданно подворачивается Толик Столяров. Выясняется, что наш первоначальный план посещения Михайловского счастливым образом совпадает с его собственными планами поездки в Пушкинские горы. И не столько из-за Пушкина, сколько из-за Стасика Мальчонкова.
- Срочно отправляемся к Мальчонкову! - заявил с порога проектировщик пеницитарных учреждений.
- Кто такой этот Мальчонков? - испуганно спросила Люда.
- Начальник КГБ Пушкиногорского района Псковской области.
- Но при чем здесь КГБ и - Пушкин?! Мало ему было Бенкендорфа?
Толик терпеливо объяснил: майор Мальчонков - его давнишний друг. Служил в разведке в Западной Германии. На чем-то завалился и выслан из страны. Начальство определило его в Пушкинские горы руководить местным КГБ.
Я посочувствовал майору:
- Бедный Стасик, тоже отбывает ссылку в Пушкинских горах...
- Какая может быть работа у кэгэбэшника в Михайловском? - удивилась наивная жена.
Столяров понизил голос:
- У кэгэбэшников всегда работа есть. Следит в Михайловском за интуристами.
- Но почему такая срочность посещения Мальчонкова? - не поняла жена.
- Стас сейчас один. Его Лариса, кобра ядовитая, уехала рожать в Воронеж к матери. Стас готов принять нас по высшему разряду. Михайловское знает как свои пять пальцев. Лично знает Гейченко.
- Он пьющий? - спросила осторожно Люда.
- Кто, Гейченко?
- Мальчонков твой.
- Относительно...
Так судьба поездки была предрешена.
Мальчонков, хоть и кэгэбист, оказался преотличным малым. Высокий, симпатичный, весельчак и любитель женщин (тем более, сейчас, когда жена Лариса уехала рожать в Воронеж).
Он тут же устроил нам два номера в местном отеле "Витязь", познакомил с официанткой в ресторане и дал несколько напутственных советов.
В райцентре Пушкинские горы было тихо и пустынно. О Пушкине напоминали только фанерные щиты: "Пушкин - это наше всё", развешанные на каждом перекрестке. В краеведческом музее не было ни души (интуристы сюда заглядывали редко). Помню, как подошел ко мне алкаш-пушкиногорец стрельнуть "рыжего" на четвертинку и, дыхнув сивушным перегаром, произнес:
- Сергеич - это наше всё.
Пушкина здесь называли: "Наш Сергеич".
На горкоме партии висел плакат: "Ознаменуем день рождения великого поэта шестью ударными пушкинскими вахтами!".
Хотелось поскорее восвояси убраться из райцентра и найти спасение в Михайловском, в тени аллеи Анны Керн в Тригорском, на Савкиной горе.
Первой нашей вылазкой стало путешествие на Сороть. Мы бродили по берегу задумчивой реки, вглядывались в дали, читали, что вспоминалось, из "Евгения Онегина".
Был жаркий летний день. По голубому небу неспешно плыли облака, из леса раздавались трели птиц...
Мы расположились на берегу реки, в тени раскидистого дуба, который (нам так хотелось в это верить!) видел Пушкина.
Расстелили на траве пикейное одеяло, которое умыкнули из гостиничного номера, разложили на подстилке снедь. Дети, скинув
сандалии, ловили в траве бабочек.
Настроение у нас с Людмилой было по-особому приподнятым.
Я смотрел на резвящихся детей, и мне хотелось, широко раскинув руки, громко крикнуть: "Здравствуй племя, младое, незнакомое!".
Только Столяров сидел угрюмый и поникший, с потухшим взглядом.
- В чем дело, Толя? - заботливо спросил я у приятеля, когда жена с детьми отправилась купаться.
- А ты не понимаешь? В горло ничего не лезет.
Я понял - на нашем пикнике не было спиртного.
- И ты называешь это отдыхом?! - воскликнул Столяров.
Я вздохнул, не зная, чем утешить друга-событульника.
Но тут послышалось тарахтение мотора. К нам приближался колесный трактор "Беларусь". На лобовом стекле - замызганный портретик Пушкина. На костлявом голом теле тракториста - распахнутая кацавейка, на голове - замасленная кепка. Мне так и хочется прибавить, что грудь механизатора была расписана татуировкой с изображением поэта. Но, увы, не буду врать. Пушкин на груди механизатора отсутствовал. А жаль...
- Мужик, ты куда? - оживился Столяров.
- В Петровское, к Абраму.
Отправиться к Абраму значило отправиться в сельпо в бывшее имение Абрама Ганнибала, прадеда великого поэта.
Столяров воспрянул духом.
- Послушай, командир. Вот тебе пятёрка. Прихвати для нас бутылку. Сдачу за труды возьми себе.
- Отчего ж не подсобить хорошим людям, - согласился тракторист. - Приезжие, небось? Из Питера?
- Из Москвы.
- Оно и видно. Эх вы, городские... На речку без бутылки, все равно, что на охоту без ружья. Лады, через полчаса встречайте.
Наш спаситель обернулся за четырнадцать минут. Не останавливая трактор, на ходу выбросил бутылку водки. И поехал дальше.
Жена с детьми вышла из воды. Увидела бутылку. Помрачнела.
- Я ведь вас просила...
Столяров обиделся:
- А при чем здесь мы? Тракторист мимо проезжал и случайно выронил. Мы догнать его хотели. Да куда там....
Жена вытерла насухо детей, а сама отправилась в ближайший лес переодеться.
Уходя, строго наказала:
- Отпить ровно половину! Вернусь, сделаю замер. Иначе...
- Обижаешь, - перебил ее приятель. - Мы не алкаши какие. Мы не пить сюда приехали...
Пока жена достигла леса и выбирала поукромнее местечко, мы успели выпить и даже закусить.
Людмила все еще не возвращалась.
Мы закурили, растянулись на траве.
Початая бутылка мозолила глаза.
- Ты как? - спросил приятель. - У меня - так ни в одном глазу.
- На что ты намекаешь?
- А ты не понял... - Столяров, от греха подальше, отвернулся от бутылки.
Я тоже отвернулся.
Молчали.
И вдруг, будто черт толкнул меня под бок. Я приподнялся на локтях, посмотрел в сторону исчезнувшей в лесу Людмилы. Жена всё ещё не появлялась.
Я схватился за бутылку и одним движением разлил оставшуюся водку по стаканам.
- Выпили! - приказал я Столярову.
- Ты чё? - растерялся Анатолий. - А как же Люда?
- Пей! - прикрикнул я на друга.
И тут Столяров все понял. Смекалистый был парень.
Мы выпили. Я побежал с пустой бутылкой к Сороти, воспетой Пушкиным, и набрал в нее воды. Ровно половину. Как велела нам Людмила.
Мы снова растянулись на траве. Настроение значительно поднялось.
Вернулась Люда.
Я декламировал "Онегина", Столяров безмолствовал и слушал.
Жена первым делом посмотрела на початую бутылку. Миролюбиво улыбнулась.
- Ну что, друзья? Будем собираться?
- А что нам делать с оставшейся водкой? - задал я вопрос.
- Возьмем с собой в гостиницу. За обедом выпьете. А хотите, к ужину оставьте.
Мы обреченно согласились:
- К обеду, так к обеду...
Пока жена собирала вещи, я отозвал товарища в сторонку.
- Что будем делать? Тащить с собой речную воду, чтобы перед обедом пить ее? Маразм какой...
- Расскажи кому, заберут в психушку, - согласился Столяров.
И тут меня вторично осенило.
- Поступим так: сначала эту чертову бутылку буду я нести, потом передам её тебе. Во время передачи ты нечаянно ее уронишь.
- Гениально! - воскликнул Анатолий.
Расстояние от Михайловского до Пушкинских гор - пять с половиной километров.
Мы шагали по бетонке, окруженной ельником и соснами.
Впереди бежали дети. За ними шли жена и Столяров.
Я плёлся сзади, держа за горлышко бутылку.
- Почитай мне Пушкина, - вдруг мечтательно попросил Людмилу Столяров.
Та подозрительно посмотрела на нетрезвого приятеля.
- А что бы ты хотел послушать?
- Что-нибудь из "Бориса Годунова".
- Кстати, знаешь, что "Бориса Годунова" Пушкин написал именно в Михайловском?
- А то не знаю! Потому и попросил.
Толика качнуло. Он предательски споткнулся и повалился на бетонку.
- "О стыд! О горе мне!" - воскликнула Людмила.
Столяров решил, что услышанная фраза адресована ему:
- А чё стыдиться-то? Ну, ополовинили бутылку на двоих. Делов-то! Ты думаешь, я пьян?
- "Встань, бедный самозванец. Не мнишь ли ты коленопреклоненьем как девочке доверчивой и слабой тщеславное мне сердце умилить?"
- Какой тебе я самозванец?! - воскликнул Столяров.
- "Ошибся, друг, - Людмила продолжила цитату. - У ног своих видала я рыцарей и графов благородных. Но их мольбы я хладно отвергала"...
Тут я вступился за приятеля, поднял его с асфальта и протянул ему бутылку:
- На, неси. Не всё мне её тащить.
Столяров принял у меня бутылку и, как было обусловлено, выронил ее из рук. Бутылка упала и ...осталась целой.
- Что за чёрт! - я поднял злополучную бутылку и снова "уронил" её. Бутылка не разбилась.
Жена, наивная душа, взяла бутылку и стала заталкивать ее в сумку.
Я миролюбиво посоветовал:
- Да выбрось ты ее!
- А можно, брошу я? - попросила дочь.
- Попробуй.
Наташа забрала у матери бутылку и, размахнувшись, направила ее в сторону обочины. Сразу было видно, что у девочки нет опыта обращения со стеклотарой. Бутылка мягко приземлилась в придорожную траву.
- Эх ты! - устыдил ее Андрюшка. - Когда папа пьяный, мама отнимает у него бутылку и вот так ее швыряет. Смотри, как надо!
Он мертвой хваткой сжал горлышко бутылки и со словами: "Чтоб ты сдохла вместе со своим хозяином!", шваркнул ее о бетонное шоссе.
Бутылка и на этот раз осталась целой.
Людмила засмеялась:
- Нет, что ни говорите, но за обедом вам придется ее допить!
Упрямую бутылку жена решительно затолкала в сумку.
Наконец, мы подошли к гостинице со сказочным названьем "Витязь". Не заходя в номер, побежали в ресторан, чтобы успеть к обеду.
Жена извлекла из сумки "водку" и хотела водрузить ее на стол. Но Толик решительно схватил ее за руку.
- Ты не обижайся, Люда, но я не буду пить.
Жена испуганно посмотрела на приятеля.
- Ну ее ...- при этом он хотел прибавить привычное ненормативное словцо, но вовремя осекся. Выхватив у жены бутылку, он подошел к окну и хрястнул ею о ребро бетонной урны, похожей на греческую амфору.
Бутылка ... не разбилась.