Под сапогами кости хрустят, как наст,
Сыплется жалкая ложь прокламаций,
Г-ди, что же они так боятся нас
И чем больше убивают, тем больше боятся,
Во что же они переделали мир,
Что же они создали, кроме
Книг, заученных ими до дыр,
Людей, обманутых ими до крови,
Подходят набитые людьми поезда,
Только сюда - и никогда отсюда...
Иисуса ловко снимают с креста,
Освобождая место для Иуды.
***
Как зябко старикам, как весело подросткам,Мой милый Áвгустин, мой милый Августúн,
Так пестро все вокруг, а между тем, как просто
Взглянув на этот мир, понять, что он один,
Играет патефон, несется Рио-Рита
На празднике любви, на городском балу,
Но вот уже вдали грохочут деловито
Смазные сапоги ЧК-ОГПУ.
***
Что знаете вы о детстве,
О детстве, во что б одеться,
О букварях из газет,
Где только один портрет,
Что знаете вы про анкеты,
Про злое июньское лето,
Про майский победный марш,
Про долгий тревожный март,
Что знаете вы о страхе,
О сером безвестном прахе,
О стуке в полночный час,
Что знаете вы о нас?
***
НА ПЛОЩАДЯХ БЕССЛЕДНОЙ АТЛАНТИДЫ
(из поэмы «Добро и Зло»
Они меня пытали
торопливо,
Пока еще мой разум не угас,
Но мой зрачок огромной черной сливой
Вдруг распустился и заполнил глаз,
Крошились зубы в острый порошок
И легкие от крика
опустели,
Когда к моей чудовищной постели
Еще один неслышно подошел.
И кровь моя достала до
порога,
Неся меня к другому рубежу,
И я успел понять, что в руки Б-га
Из рук людских навек перехожу...
Боль горяча, а плотный холод мрака
Приносит нам последнее
Добро,
Спасая от инфаркта и от рака,
Вцепившегося в каждое ребро,
На площадях бесследной Атлантиды
Забитые, сгоревшие в печах,
Мы, как атланты и кариатиды
Людскую память держим на плечах
***
Острый локоть бессонницы
Чувствую сердцем во сне,
Скачет безумная конница,
Мой отец на коне,
Топорщится куртка кожаная,
По ноге стремена,
Известковая яма острожная
Еще не видна.
***
И нам любить, и нам бродить по свету,
И нам считать и золото и медь,
Вдыхать весною горький запах веток,
На звезды незнакомые глядеть...
Ну, наконец-то мы одни
В колючей проволоке строчек,
Прочь, волочаевские дни,
Ежовские настали ночи,
Затишье зыбко, как песок,
Минуты прямо в душу метят,
Врываясь в самый сладкий сон,
Они входили на рассвете,
Металась жилка на виске,
Тек по спине тяжелый холод
И стуком в двери вдалеке
Как взрывом целый дом расколот,
На этот раз уже за мной,
Все ближе даже сквозь подушку
Шаги. Под липкой простыней
На ребра падает удушье,
Где этот шаг прервется - здесь
Иль под соседней дверью станет
И сколько было их - не счесть -
Таких похожих ожиданий,
И вроде не было войны,
И вроде время это в нетях,
Но мы навек обречены
Вновь просыпаться на рассвете, ...
Кому любить, кому бродить по свету,
Кому считать и золото, и медь,
А нам в слепое дуло пистолета
Сердцами помертвевшими глядеть.
А это, Валерия, к славной годовщине Октября
Тиран и раб - почти что близнецы,
Над ними ведь одна и та же крыша,
И если начинают жечь дворцы,
То, значит, очередь
дойдет до хижин,
Чудовища оскаленная пасть
От жертвы к жертве делается злее
И стоит только одному пропасть,
Потом уже никто не уцелеет.