Из Франсуа Вийона
Пипин Короткий : britannica.com
Восьмого века посреди
Возглавил франков, им на горе,
Король с отвагою в груди
И кровожадностью во взоре.
Он был бы, честно говоря,
Правитель сдержанный и кроткий —
Увы, была у короля
Одна беда: пипин короткий!
Он компенсировал пипин
Чредой скандалов смехотворных,
Порою видом вражьих спин,
Порой мучительством придворных,
Его воинственная прыть
Была бессильна пред красоткой,
И он сражался — чтоб забыть,
Что у него пипин короткий!
Ужасный век! Кругом враги —
Баварцы, саксы, аллеманы…
Он истощал свои мозги,
Опустошал свои карманы,
Растратил франков большинство…
Народ же сделал вывод чёткий
И догадался: у него,
Скорей всего, пипин короткий!
На Аквитанию поход,
На лангобардов аж четыре,
И даже в свой последний год
Он слышать не хотел о мире.
Забыто имя короля,
Приметы речи и походки,
И только кличка — вуаля!—
Осталась нам: Пипин Короткий!
Принц! Затверди его урок.
Принадлежа к Средневековью,
Когда б хотел, он явно мог
Скрепить страну не только кровью.
Когда б не кровь и не развал,
Да не разборки и разводки,—
Глядишь, никто б и не узнал,
Что у него пипин короткий.
*Пипин Короткий : До того, как стать королем, Пипин Короткий был в прислуге. Он был 10 лет мажордомом при династии Меровингов, которая тогда уже 300 лет правила на территории Франции и Бельгии.
(Мажордом — главный слуга короля, что-то вроде распорядителя или завхоза. Но в то время династия таких «завхозов» полностью присвоила себе власть, используя королей как марионеток). Подобное: "Из грязи в князи"- случалось не только в России, Франции, но и в других европейских, африканских и азиатских странах.
Из цикла «невольные переводы»
Из Рафаэля Альберти
У каждого поколения - должна быть своя война.
Гражданской войны мы жаждали четыре десятка лет —
Но так как отсутствуют граждане, гражданской войны и нет.
Ведь ежели каждый с каждыми сцепляется за своё —
То это ещё не граждане, а, можно сказать, сырье.
Зато в наличье Отечество — к тому же в виде таком,
Который уже не лечится ни правом, ни языком.
Приходится нам — отмеченным, заметить не премину,—
Вести со своим Отечеством отечественную войну.
Отечество нам выковывает отечественная война.
Оно себя отвоёвывает у чёрного колдуна.
Мы видим, как плоть калечится, мы слышим пушечный вой:
С Отечеством за Отечество сражаться нам не впервой.
Отечество ищет повода для казни говоруна —
И выглядит очень молодо: его молодит война.
Шпионят друзья и недруги, причём с обеих сторон.
Шпионов внедряем в недра мы. Я сам за собой шпион.
Сестрица за мной подглядывает, доносы пишет брат,—
Другого это не радует, а я, если честно, рад:
Не верь грошовой фронде, и фразе, и уму.
Узнаешь лишь на фронте, какая цена чему.
…Я вижу зари предтеченской кроваво-красную щель.
Смерть на войне Отечественной слаще любой вообще.
Однажды мы, победители, ворвёмся в свои дома,
В которых наши родители сегодня сходят с ума.
Неуклонно сгущавшихся лет,
Угодил я на остров Змеиный,
А с него отступления нет.
Ибо жизнь — это остров Змеиный,
А под стать ей и Родина-мать.
Мы привязаны к ней пуповиной,
Но однажды приходится рвать.
Местной жизни моей угрожая,
Вы подобны тому кораблю.
Искони ты была мне чужая.
Ты не любишь — и я не люблю.
Сколько можно молить и гундосить?
Нынче время понять и проклясть,
Эту жизнь нелюбимую бросить,
Как гранату, в зловонную пасть.
Всё расхищено, всё пережито,
Что не вывезли, то размели…
Чем мне, собственно, здесь дорожить-то?
Разве горстью змеиной земли?
Но на ней уже царствуют змеи,
Их ползучий, безудержный зуд,
И поэтому будет вернее
Ничего не достраивать тут.
Мы ли ждали другого финала?
Мы ль хотели иного конца?
Я ведь прожил с клеймом маргинала,
То есть, проще сказать, погранца.
Прав поэт — «несравненное право
Самому выбирать свою смерть»,
Но сначала тебе, сверхдержава,
Харкнуть в морду законное «Merde».
С вашей бляхой, папахой и плахой,
С вашим вечным «пугай и карай»…
И поэтому шёл бы ты на х...,
Мой российский военный корабль.
Шестнадцатая баллада
Война, война. С воинственным гиканьем пыльные племена
Прыгают в стремена.
На западном фронте без перемен:
воюют нацмен и абориген,
Пришлец и местный, чужой и свой, придонный и донный слой.
Художник сдал боевой листок: «Запад есть Запад, Восток — Восток».
На флаге колышется «Бей-спасай» и слышится «гей»-«банзай».
Солдаты со временем входят в раж: дерясь по принципу «наш — не наш»,
Родные норы делят межой
по принципу «свой-чужой».
Война, война. Сторон четыре,
и каждая сторона
Кроваво озарена.
На северном фронте без перемен:
там амазонка и супермен.
Крутые бабы палят в грудак всем, кто взглянул не так.
В ночных утехах большой разброс: на женском фронте цветет лесбос,
В мужских окопах царит содом, дополнен ручным трудом.
«Все бабы суки!» — орет комдив, на полмгновенья опередив Комдившу, в грохоте и пыли визжащую: «Кобели!»
Война, война. Компания миротворцев окружена
В районе Бородина.
На южном фронте без перемен: войну ведут буржуй и гамен,
Там сводят счеты — точней, счета — элита и нищета.
На этом фронте всякий — герой, но перебежчик — каждый второй,
И дым отслеживать не дает взаимный их переход:
Вчерашний босс оказался бос, вчерашний бомж его перерос
— Ломает руки информбюро, спецкор бросает перо.
Война, война. Посмотришь вокруг — кругом уже ни хрена,
А только она одна.
На фронте восточном без перемен: распад и юность, расцвет и тлен,
Бессильный опыт бьется с толпой молодости тупой.
Дозор старперов поймал бойца — боец приполз навестить отца:
Сперва с отцом обнялись в слезах, потом подрались в сердцах.
Меж тем ряды стариков растут: едва двоих приберет инсульт
— Перебегают три дурака, достигшие сорока.
Война, война. По левому флангу ко мне крадется жена.
Она вооружена.
Лишь мы с тобою в кольце фронтов лежим в земле, как пара кротов,
Лежим, и каждый новый фугас землей засыпает нас.
Среди войны возрастов, полов, стальных стволов и больных голов
Лежим среди чужих оборон со всех четырех сторон.
Мужик и баба, богач и голь, нацмен и Русь, седина и смоль,
Лежим, которую ночь подряд штампуя новых солдат.
Лежим, враги по всем четырем, никак объятий не раздерем,
Пока орудий не навели
На пядь ничейной земли.
* * *
Быков предвосхитил Z еще в 2014м
"Предо мной чумное лежит пространство,
беспросветно, обло, стозевно, зло,
непристойно, мстительно и пристрастно
и зловонной тиною заросло.
Голосит, бормочет, болит, недужит,
поливает «Градом», лелеет «Бук»,
никому не верит,
ни с кем не дружит,
ни за что сажает,
не помнит букв. —
[вот пришлось даже в латинице занимать к 2022му]
Тут Христос бессилен, а свят Иуда,
кровянист закат, упразднен рассвет.
Я не знаю, что это и откуда.
Доказательств, что это Россия, нет».
/Буква Z на российской технике. Фото: Alexander Ermochenko.
Буква Z была использована фашистской Германией во время Второй мировой войны
чернорубашечниками и нацистами. Но теперь букву Z использует РФ и она
стала символом вторжения России в соседнюю независимую Украину.
* * *
Если бы кто-то меня спросил,
Как я чую присутствие высших сил –
Дрожь в хребте, мурашки по шее,
Слабость рук, подгибание ног, –
Я бы ответил: если страшнее,
Чем можно придумать, то это Бог.
Сюжетом не предусмотренный поворот,
Небесный тунгусский камень в твой огород,
Лёд и пламень, война и смута,
Тамерлан и Наполеон,
Приказ немедленно прыгать без парашюта
С горящего самолёта, – всё это Он.
А если среди зимы запахло весной,
Если есть парашют, а к нему ещё запасной,
В огне просматривается дорога,
Во тьме прорезывается просвет, –
Это почерк дьявола, а не Бога,
Это дьявол под маской Бога
Внушает надежду там, где надежды нет.
Но если ты входишь во тьму, а она бела,
Прыгнул, а у тебя отросли крыла, –
То Бог, или ангел, Его посредник,
С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»:
Последний шанс последнего из последних,
Поскольку после последнего – сразу Он.
Это то, чего не учёл Иуда.
Это то, чему не учил Дада.
Чудо наступает там, где, помимо чуда,
Не спасёт никто, ничто, никогда.
А если ты в бездну шагнул и не воспарил,
Вошёл в огонь, и огонь тебя опалил,
Ринулся в чащу, а там берлога,
Шёл на медведя, а там их шесть, –
Это почерк дьявола, а не Бога,
Это дьявол под маской Бога
Отнимает надежду там, где надежда есть.
* * *
/Война России против Украины продолжается ...
* * *