ЛУЖА
Весною во время проливных дождей лужа занимала не только всю центральную часть проезжей дороги, в те времена даже не замощенной булыжниками, но разливалась до самых сточных канав, прорытых на границе с тротуарами. Понятие «тротуар» тоже было относительным, - та же размытая дождями земля с не такой уж глубокой грязью...
В лучшие времена лужа была длиною в 200-300 метров и в ее сердцевине глубиною не менее 70 сантиметров. Горе было неопытным водителям, которые не на шинах с металлическими цепями, попадали в такую ловушку...
Старая полуторка, пыхтя и виляя по скользкой грязи, уже не надеялась переплыть это «море». Молодой водитель, перепуганный не на шутку, яростно пытался выбраться задним ходом. Мотор ревел, задние колеса бешено вращались. Фонтаны жидкой грязи вздымались почти до бортов грузовика, образуя позади машины холмики черной липкости. Любопытная детвора, падкая на все необычное, старалась попасть под фонтаны брызг, радостно визжа и выпрыгивая из струй более похожими на их четвероногих братьев. Лицо водителя красным пятном высвечивалось через полупрозрачное ветровое стекло. Он яростно переключал скорости, давил на газ, не прекращая вытирать катящийся пот со лба...
И вдруг мотор на полном режиме безумия заглох. Наступила тревожная тишина. Одинокие зрители, прятавшиеся за забором и калитками от каскадов и фонтанов грязи, осторожно вылезали из убежищ... Шофер с трудом открыл дверцу кабины, залепленную толстым слоем липкой земли, и стал на подножке. Хотя он был в сапогах, но нырнуть в неясную глубину лужи не решался...
Он стол на подножке кабины, выпрямившись во весь рост и вопросительно оглядывая водное пространство вокруг. Вода была коричневой от взбаламученной грязи. Круги на воде от вращающихся колес постепенно растаяли. Из под забора вышла утиная семейка, впереди гордо шествовал разноцветный селезень а за ним ковыляли две утки-качки. Белорусское "качка", видимо, все же он их покачивания при ходьбе. Селезень подошел к воде, осторожно вошел и медленно поплыл вперед к новообразовавшемуся "острову". Оглядев одиного стоящего человека, он начал нярять вниз головой, добывая что-то со дна. Осмелевшие уточки последовали его примеру. Шофер тревожно оглядывался вокруг в ожидании помощи. Вдруг селезень, как бы приподнявшись на хвосте, взмахнул крыльями и стал яростно встряживаться всем корпусом, вероятно, завершая свой туалет. Утки, как по команде, последовали его примеру... Каскады грязных брызг заполнили все вокруг. Бедный шофер оказался под этими фонтанами залитым с ног до головы. Зрелище мокрого измазанного бедняги походило на неудачный цирковой трюк...
Улица Карла Маркса носила современное наименование, тем более что вождь мирового пролетариата был тоже из тех. Когда мы были маленькими, то могли произнести лишь: «Кака Мака» или «Кала Маса», над чем взрослые смеялись из поколения в поколение...
Улица пересекала всю Речицу, одним концом спускаясь к Днепру, а другим уходила за город в поля, а потом и дальше до соснового леса: старые могучие сосны, прореженные одинокими дубами и другими лиственными, и молодой сосняк, залитый морем грибов... На улице протекала часть жизни ее обитателей.
Газа тогда не было и в помине. Кроме русской печи и плиты, которые топили дровами, торфом, пользовались еще керосином. Керосинки, примусы и другие приспособления, включая самый «современный керогаз. Для освещения еще пользовались «трехлинейными» керосиновыми лампами с высокими стеклами. Керосин развозил по улицам странный человек. Кляча его была впряжена в двухколесную телегу-коляску, на которой была приточена большущая бочка с краном для разлива керосина. Въезжая на улицу, он вначале трижды трубил в металлический рожок, болтавшийся спереди на ремешке. Затем раздавалось знакомое всем: - Кому кэрасина?! Каму кырасына?! Каму красина?... - так звучал его трехкратный призыв, на который высыпали женщины, старики и детвора с емкостями для топлива. Через большую воронку он заливал товар, отмеряя его железной литровой кружкой. Незабываемый запах детства... Водопровода в доме тоже не было. Я помню радость, когда поставили чугунную уличную водопроводную колонку с ручным насосом. Наш колодец - целая эпопея. Вначале воду из него брали, спуская и поднимая на колесике привязанное к нему ведро. Особенно трудно было таскать воду зимою, когда намерзало пригорком вокруг колодца и была опасность соскользнуть с ведром в ледяную бездну.
Когда шли дожди, то грязь на немощеной улице с трудом давала проехать телеге, запряженной лошадью. А уж машине было не под силу, если это не был вездеход. Пешеходы ходили осторожно по «тротуарам», которые в некоторых местах были покрыты досками, лежащими на кругляках, боясь проезжей части дороги, откуда могли их обдать грязью. Во время затяжных дождей вогнутая середина улицы начинала заполняться водой вместе со сточными канавами по обе ее стороны. Небольшие лужи разливались, соединяясь в одну. Огромная лужа могла уже держаться долгое время, пока шли дожди. В ней изредка даже плавали утки и гуси из частных хозяйств окрестных жителей. Опытные водители никогда не осмеливались ездить по Карла Маркса во время «разлива». Редкие неудачники, чаще проезжие шоферы, застревали в самом начале лужи, и их вытягивали буксиром под восторженное внимание уличной детворы. Это было уже событием.
Наш родственник Анцель Пекаровский отслужил в армии, вернулся в Речицу и, сдав на право вождения, устроился шофером на полуторке. Он был начинающим шофером. До сих пор не знаю, как он оказался в час разлива в самой середине знаменитой лужи. Колеса его грузовика погрязли по самый верх, вся машина, как и окружающая часть улицы, была заляпана грязью, разбрызганной бешеным вращением колес, пытавшихся вырваться из западни. Мотор на последней попытке выбраться задним ходом внезапно заглох. Анцель оказался на ступеньке грузовика...
Соседи прибежали к нам с возбужденными рассказами о событии и просьбой спасти застрявшего бедолагу. Отец обулся в высокие резиновые сапоги, пробрался в кабинку грузовика. И началась эпопея по спасению полуторки и ее водителя. Вся улица поднялась «на дыбы», особенно детвора, которая рада была лишний раз покрутиться возле грузовика, понюхать запах бензина и смазочного масла, смешанные с выхлопными газами, законно испачкаться в грязи. Помощь от всех в основном была в мудрых советах. Вся тяжесть избавления автомобиля пала на отца, Анцеля и меня. Ведь машины тогда не заводились электрическим стартером, а нужно было крутить заводную ручку, вставляемую впереди снизу от радиатора. Это была тяжелая физическая работа, тем более что надо было стоять в грязи выше колен. Вызвать буксир было тоже непросто, так как не было телефона. Да и никакой буксир не был готов залезать в центр непроходимой лужи...
Работали долго и упорно, обливаясь грязью и потом. Я все таскал разные поленья, доски, обломки кирпичей, чтобы подкладывать под буксующие задние колеса. Мотор старался заглохнуть, нужно было вновь и вновь вертеть заводную ручку, которая всем набила мозоли на ладонях. После работы в течение более часа Анцель отказался от новых попыток, и решил идти на розыски трактора. Но отец не сдавался. Опытный фронтовик, умелец на все руки, он еще и еще раз делал попытки, предлагая новые, часто неожиданные варианты спасения. И все-таки он ее вытащил. Сам, без всякого буксира. «Ох, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота»...
Когда позже, заляпанный грязью, потный и разгоряченный спасательными работами, я спросил у него, почему он так упорно старался сделать это, легче было вызвать помощь, то он ответил мне: "Всегда нужно помогать человеку"...
Через много-много лет наш Анцель, уже опытнейший водитель ленинградского автобуса, и в семьдясят с лишним лет еще работал на трассе. Этим утром он проснулся необыкновенно радостным.
-Шурочка, мне почему-то приснилась Речица и мой спаситель Давид, обучавший меня первым шагам вождения... Он меня еще из лужи вытащил...
На трассе, как рассказывают пассажиры, водитель странно охнул, внезапно побледнел. Успев затормозить машину, он поставил ее возле тротуара; потом странно улыбнулся, покачнулся и уткнулся головой в руль, автоматически надавив на гудок... Когда прибыла "скорая помощь", то автобус еще победоностно гудел на всю Садовую, а улыбающийся водитель прильнул щекой к гладкой и теплой поверхности руля... Может быть, он вновь увидел лужу нашей юности.