Февраль. Уже каждая клеточка стремится к теплу и солнцу, уже нет покоя от проскальзывающих ароматов талого снега, открывшегося на миг окошка яркой, как надежда, и чистой, как рождение, лазури неба, уже понимаешь – жизнь продолжается, – но зима еще в своем праве. А сил на нее уже не осталось.

 Сумерки наступают рано и затягивают все чувства серой холодной паутиной. Когда я вечером забираюсь с ногами в старое кресло, закутываюсь в любимую шаль и через двери книг ухожу в другой мир. Освещенный торшером пятачок освобождается от липких пут, но зима не уходит, стережет меня в темном коридоре, ослепляет балконное стекло, напоминает о себе шорохами в безлюдной квартире.

 Резкий звонок в дверь вытряхивает меня из хрупкого убежища. Ночь, начало первого. Самое время для нежданных гостей.

 Открываю. Денис. Легкий запах спиртного. Но собран и на удивление серьезен.

 – Одевайся, пойдем.

 – Куда?

 – Увидишь.

 – Может, лучше у меня посидим, поговорим?

 – Поехали.

 – Может, все-таки зайдешь?

 – Нет смысла. Здесь подожду.

 Сапоги, шарф, куртка. Перчатки в кармане.

 Выходим. Садимся в машину. Он включает печку и радио. Музыка. Тепло. Едем. Вопросов уже не задаю.

 Подъезжаем к реке. Свет – от безнадежно пробивающейся сквозь ледяной туман луны и очень редких фонарей. Не набережная, а какой-то дикий участок берега. Или просто так кажется. Позавчера выпал снег, вчера подтаял, а сейчас чуть прихватило морозцем. Получилась холодная каша, подернутая коркой наста. Почистить ничего не успели, песком посыпать – тоже. Но вода еще вроде вся замерзшая. По крайней мере, не вижу ни полыней, ни трещин.

 Сырость такая, что душа кажется абсолютно голой. Воздух пропитан экзистенциализмом.

 Денис включает радио погромче, оставляет двери машины открытыми и ведет меня на относительно ровный участок льда. А потом подает мне одну руку, второй обнимает за скрытую под толстой курткой талию и начинает медленно кружить в танце…

 Не знаю, сколько времени прошло. Одна мелодия перетекала в другую, туман превратился в тончайшую, нежную кисею, предчувствие невозможного, как в юности, бросало в озноб, и только сырость напоминала о том, что мы находимся в реальном мире – здесь и сейчас.

 Но всё приходит к концу. «Мы вернемся в студию после короткой рекламной паузы».

 Нет, уже не вернемся.

 Денис выключает радио. Подвозит меня к подъезду, доводит до квартиры и молча уходит.

 Мы никогда не говорили об этой ночи.

       *  *  *

Без души

– А который сейчас час?

– Час печали.

– А который сейчас день?

– День разлуки.

Препарировали страсть, изучали,

Но в остатке вновь – глаза, губы, руки…

– А какой же нынче год?

– Год тревоги.

Тает сердце, утекает сквозь ребра.

Гибнут в сумерках бессмертные боги.

Где единственный, всесильный и добрый?

Что мелькнуло у дверей между нами?

– Жизнь, прошу, не уходи скоротечно!

…Это взвился алый шарф – нет, не пламя.

Больше нечего терять.

Холод.

Вечность.

  *  *  *