Таткины истории

ПУТЬ К СЕРДЦУ МУЖЧИНЫ 

У Татки не было свекрови. Зато  был лучший друг  ее мужа Алексея – Павел.  Алексей и Павел учились в Военной академии имени Фрунзе, Татка проходила стажировку в военной прокуратуре. Их троица была неразлучна.   Женщина  не вмешивалась в дружбу мужчин, но постоянное присутствие Павла в их съемной квартирке  напрягало .

Павел – идейный вдохновитель сообщества холостяков курса статный, веселый, умный  не был обделен вниманием женщин, но жениться не собирался.  «Такой генотип пропадает!» - сетовала Татка. Она даже замахнулась на сватовство. Но, все ее попытки женить друга на умной, хозяйственной барышне проваливались с треском. Алексей смеялся над потугами жены, а Павел ехидничал и говорил, что не родилась еще та, ради которой он готов пожертвовать самым дорогим, что есть в его жизни – свободой.

К исходу четвертого курса, неожиданно для друзей, а главное самого себя Павел влюбился в Зиночку.  Восемнадцатилетняя девушка снаружи – прохладная как утренняя роса, а изнутри горящая бесовским пламенем была эталоном стиля. Обаяние, начитанность, музыкальность, хорошие манеры заключались в хрупком марципановом тельце с диковатыми и весьма опасными глазами. На Павла обрушилась такая энергия, что через пару месяцев знакомства с Зиночкой он начал сдавать позиции и поговаривать о свадьбе. А спустя полгода Татка с мужем гуляли на свадьбе друга.

Молодожены жили у Зиночкиной бабушки. Их семейная жизнь не спотыкалась о быт. Поскольку бремя бытовых забот тянула на себе  бабуля. Их беззаботная жизнь так бы и продолжалась, если бы не распределение.

  После выпуска из Академии жизнь разлучила друзей. Павел получил назначение на Дальний Восток, А Татка с Алексеем остались в Москве.

 Прошло несколько лет. После  досрочного присвоения Алексею очередного звания и повышения по службе его перевели служить под город  Артем. В назначенный срок  он с семьей прибыли в дивизию, получили комнату в ДОС*. Отдав распоряжения срочникам,   Алексей уехал в штаб полка, а Татка c  годовалой дочкой остались устраиваться на новом месте.

 Квартира оказалась коммунальной, на три семьи. Большая прихожая, общее -  ванна, туалет, кухня. Комната,  в которой их поселили,  была просторной и  светлой. Татка уложила дочку спать и занялась распаковкой багжа.

Из  кухни доносились голоса.   «Вот и чудненько! Разобраться с вещи я всегда успею, а познакомиться с соседями – это дело святое» - подумала Татка.

Гарнизон -  это особый мир, со своим менталитетом, традициями, где единственный источник общения для большинства женщин — очереди за продуктами, а из развлечений только Дом офицеров и пара магазинов. Иметь хороших соседей по квартире или по дому, когда мужья неделями пропадают на службе, было за счастье.

Татка в удивлении замерла  у двери в кухню. Радостный возглас  готов был вырваться из ее горла. Молодые люди , а таковыми оказались ее новые соседи, не заметили ее и   продолжали вздорить.

- Был бы ты настойчивее! Стукнул бы хоть разочек своим кулачищем по столу! И  эта комната была бы наша! – раздраженно говорила женщина.

- Солнышко, ну, на каком основании я должен был просить  эту  комнату? – сопротивлялся мужчина.- Детей у нас нет! У нас даже кошки нет!

- Да! На каком основании?! Была бы у нас еще одна комната, мы бы привезли бабулю! И все Будешь знать! – не унималась женщина.проблемы были бы решены. А теперь подселят к нам мымру типа нашей хавроньи Меланьюшки. 

- Причем здесь твоя бабуля и соседи! Солнышко! Я пришел домой. Я есть хочу! Ну, скажи мне, почему я должен кушать в столовой, когда у меня жена есть?

- Вот-вот! Вам мужикам только и надо! Покушать. А на то, что ваша  жена умница и красавица, вам наплевать.  Я тебе не поварешка! – огрызнулась женщина.

-  Хлопотуля моя! Ты же не понимаешь! Если ты готовишь кому-то – значит, у тебя есть кто-то, кого ты ждешь, и этот кто-то скоро придет. Если ты готовишь – значит, ты этого кого-то любишь, и этот кто-то тоже любит тебя, если рискнул есть то, что ты наварганила. - скороговоркой выпалил мужчина.-  И вообще, Процесс приготовления пищи – это акт любви! – растягивая последние слова, прошептал он.

- Ну, Паш, тебя понесло.

Пашка не слушал жену, его действительно несло.

-  Только представь себе. Ты берешь какую-то материю, в данном случае пищевые продукты. – Вид у него был несколько смешной, но необыкновенно торжественный. Манипулируя руками над пустой кастрюлей, как гадалка над  магическим шаром, он проникновенно глубоким голосом шептал:

-  Ты воздействуешь на эту материю своим теплом, дыханием, руками и, наконец, своей любовью. Ты даришь частицу себя кому-то. И этот кто-то в прямом смысле слова получается, что ест тебя. Поглощает то, в чем ты оставила частицу себя. Ты даришь ему себя через еду. Процесс приготовления пищи и процесс ее поглощения – это магия, нечто сокровенное. Это власть. Власть над тем несчастным существом, которому ты даришь себя. -  Закончив свою речь,  Пашка чмокнул жену в щечку и рухнул перед ней на колени.

- Да, ну тебя! Никогда не знаю, когда ты говоришь серьезно, – отталкивая его, засмеялась Зиночка.

- Зинуль, я есть хочу! - умоляюще просил Павел -  Ну, подари мне хоть картошечку в «мундире».

Склонив голову, как королева, допускающая, что речи ее поданного справедливы, Зиночка вздохнула и сказала:

-  Убедил.  Сейчас соображу тебе супчик.

- А рыбку? – ехидно спросил Пашка.

Зиночка скривила забавную рожицу, топнула ножкой и,  описывая сковородой круги в воздухе,  прошипела:

- Попробуй еще раз напомнить мне о рыбке! Имей в виду, сковородки в военторг еще не завезли. И готовить для тебя эту материю, еще чуть- чуть, и  будет не на чем.

Татка, улыбаясь,  наблюдала за перепалкой друзей.

- Так, так, так. Милые бранятся, - Сказала она, выходя из темного коридора.

- Вам какое  де…? – Павел и Зиночка, раздраженно огрызнулись и осеклись на полуслове. Застыли.

 -  А-а-а! – восторженно закричала Зиночка,  и бросилась обнимать Татку.

-  Фантастика! А где Алешка? - спросил Павел.

- Убыл в штаб.

- Девочки, я в штаб, потом за горючим. У вас есть два часа, – деловито отдавал распоряжения Пашка. - Татусь, проследи за моей хлопотуньей.

Зиночка радовалась, как ребенок. Водила Татку по квартире, показывала теперь их общие хоромы, засыпала вопросами: как там жизнь на Большой Земле, что показывают в кинотеатрах, какие премьеры в театрах, кто был на гастролях, что читают, какая косметика в моде, что носят?.. Миллион вопросов. И, в этом случае, непременно на все и сразу нужно было дать ответ.

О праздничном обеде Зиночка даже не вспомнила.

- Зинуля, а как насчет обеда? Паша просил приготовить чего-нибудь, да и Алешка придет голодный. – напомнила ей Татка.

- Ну  вот. И ты туда же. Ненавижу готовить! – она нехотя встала с дивана и с таким видом пошла на кухню, словно ее вели на Голгофу. Заглянула в холодильник, задумалась, оценивая ситуацию. -  Так, на себя беру суп, а ты Таточка – картошку и корюшку.

У Татки на язычке давно вертелся вопрос. Не удержалась, спросила:

- Зинуля, а что это за история с рыбой?

Зиночка хихикнула и тихонечко сказала:

- Только никому не рассказывай. Как-то Пашеньке захотелось жареной рыбки. Ясное дело, сам принес, сам почистил, сам на сковороду положил. Сидим в комнате, телевизор смотрим, а рыбка жарится.

Через некоторое время Пашенька спрашивает: « Рыбка моя, ты  рыбу кушать то будешь?»

Я в ответ: « Так не готова она. Ее же еще и перевернуть надо».  Я так увлеклась фильмом, что не заметила, когда он выходил на кухню. А он серьезно так говорит: « Ты что, это только филе переворачивают, а когда рыба с хвостом жарится, она сама переворачивается на сковороде». Я в шум. Зачем разыгрываешь! Зачем глупыху из меня делаешь? А  он ведет меня на кухню к плите и начинает объяснять:

- Вот ты физику учила?

А мне, что физика, что двигатель самолета – недоступно. А он дальше мне мозги припудривает:

- Под потоком теплого воздуха и воздействием крутящего момента хвоста рыбной тушки…

Знаешь, я почти поверила ему! И что самое ужасное -  решила проверить. На следующий же день, заметь, сама почистила рыбу, положила на сковороду! И, как дура, стояла и ждала, перевернется она или нет!

За этим занятием и застукал меня Пашенька. Его ржание наверно до Артема было слышно. И как я его той сковородой не огрела?

По Зиночкиным щекам градом катились слезы. Искромсанный крупными полосками репчатый лук резким движением был свален в видавшую виды сковороду и залит подсолнечным маслом. Татка еще никогда не видела, что можно пассеровать лук так, чтобы он с одной стороны обгорел, а с другой – оставался сырым. У Зиночки это  получалось. Нарезанный крупными кусками картофель она присовокупила к наструганной  морковке и истерзанной капусте. Вся эта неприглядного вида смесь отправилась в кастрюлю с водой и была сдобрена горело сырым луком с маслом.

От созерцания подобного варварства Татку отвлекли тяжелые шаги и не довольное ворчание. Вначале из темного коридора в дверном проеме появилась внушительных размеров грудь в немыслимых рюшах, затем и хозяйка этих прелестей. Она барыней проплыла по кухне, брезгливо отшатнулась от захламленного  Зиночкиного стола. Скользнула по Татке вопросительным  взглядом.

- Добрый день. – Сказала Татка.

Ни кивка, ни доброго слова в ответ не последовало. Только выше задрался намек на подбородок, пухленькие пальчики с ярким маникюром и унизанные кольцами сомкнулись на необъятном животе.

- I кого б цэ мэнi найнять*? – проворковала она – Шоб тут прибралися*.

Мимоходом дама в рюшах  заглянула в Зиночкину кастрюлю. Ее густо накрашенные красной помадой губки ехидно скривились:

- На таком харче Зиночка твой Павлик долго не протянет. Девонька, а ты знаешь, через что лежит путь к сердцу мужчины?

-  Угу. Меня бабуля предупреждала.

- Угу? Предупреждала? Вот мой Петруша, на пример, уж очень уважает вкусно покушать.

- А что же ему еще остается? – усмехнувшись, ляпнула  Зиночка. - А мой Павлик – эстет. Он любит глазами. И у нас этот путь проходит мимо кровати. Вы что же и правда считаете, что мужчины к любовницам борща похлебать бегают? И вообще, я вас убедительно прошу. Пожалуйста. Не указывайте мне, что и как нужно делать, и я не буду говорить, куда вам нужно идти. Хорошо?

- Аха-ха-ха! – прошипела дама в рюшах, приняв позу сахарницы, - Умничаем? Питайтесь бутербродами и конфетками, и будет вам щщщщастье! Смотри, обогреет твоего Пашеньку кто-то, прикормит,  и кроватка не поможет.

Сказав это, обладательница убойных прелестей поплыла к выходу.

 - И вам всего хорошего  – сказала Татка ей вслед.

- Футы ну ты, какие мы воспитанные. –  Буркнула толстуха, затормозив у двери кухни.

- А шо делать? Я здесь и отмахнуться от этого факта невозможно.

На лбу дамы в рюшах наметилась морщинка, намекая на то, что мыслительный процесс пошел. Она задумалась над словами, сказанными Таткой и над ситуацией, сложившейся в квартире, которая, возможно, может выйти из-под  контроля.

Когда подруги остались вдвоем  Зиночка с облегчением выдохнула.

- Ну, ты видела? Пенсия на носу, а губы красит, коготки маникюрит,  масочки, примочки  делает. Это же,  сколько крема  на такой гектар лица надо!

 - Я так понимаю это наша соседка? Не приятная особа.

- Вот, вот. Меланья Ивановна. Жена нашего интенданта.

- Завхоза, - поправила подругу Татка. Интендантская служба упразднена в 1955 году.  

- Ну, завхоза, вернее зам.  зав. Все равно ворона! Ходит, каркает. Первая сплетница в гарнизоне. Не дай Бог попасть ей на язык. Сожрет и не поперхнется. Кого бы это  ей нанять?  Давно утки в госпитале подносила? Зараза! Недели не прошло, как назначили сестрой хозяйкой , а нос задрала выше крыши.

Приближался Новый год.  Друзья  дружной компанией возились на кухне. Алешка мастерил крестовину для елки, Татка кормила дочку.  Зиночка потихоньку осваивала азы кулинарии. Сегодня у нее по  плану были вареники.

- А-а-а! – неожиданно завопила Зиночка.

 Разбухшие от воды вареники, как заколдованные, лезли, выпрыгивали из кастрюли и падали на плиту на пол. Горе повариха  металась по кухне, не зная, куда  свалить все это недоваренное добро.

- Не иначе Пацюк сзади подкрался. – Хохотнул Алешка.

- Кто подкрался? – раздался голос дамы в рюшах. Она имела гадкую  привычку появляться неожиданно,  а  главное - в самый неподходящий момент.

- Гоголевский Пацюк. – пояснил Алешка. – Только у него вареники прыгали в сметану.

- А у меня на пол. – Всхлипывая, растерянно сказала Зиночка. – Татка, я сделала все, как ты сказала. Сделала фарш, даже лук не сожгла. Потом тесто. Молоко, мука, дрожжи…

- Что? – изумилась Татка. – Зачем дрожжи?

- Чтоб нежнее тесто было. Это ведь те же пирожки, только вареные. В прошлый раз я такое наварганила, что даже Бобик  есть не захотел. – Зиночка тяжело вздохнула.

- Не печалься детка. Сегодня твой Павлик, а может уже и не твой, очередной казус не заметит. – Съязвила дама в рюшах. – Видела я как он тайком, мелкими перебежками, под ручку с Маргошей поварихой задними дворами пробирался к поселку.

Зиночка побледнела. Миска с недоваренными варениками полетела на пол. Ошарашенная услышанным, женщина выскочила на улицу и помчалась к поселку.

- Скажите, пожалуйста? Какие мы чувствительные. Следить за мужем надо. Хвост распустила. И думает, что муж одной ее красотой сыт будет!

- Какая вы все-таки? Зачем же в злобную обезьяну превращаться? Что же вы пыжитесь? Уж не знаете, что еще придумать! Чем еще обмазать все хорошее и доброе, что вокруг вас. Стыдно! Хоть бы раз дали себе труд поработать душой!

 Татка из рук в руки передала дочку Алешке, накинула куртку и бросилась за Зиночкой вдогонку, прихватив ее полушубок. Нагнала ее только возле Маргошиного двора. Зиночка так решительно проскочила в чужой двор, что Тарзан – сторожевой пес хозяев обалдел от такого нахальства.  Правда ненадолго. Придя в себя,  пес грозно лая заметался между крыльцом, где  в одном халатике стояла Зиночка и тарабанила в дверь, и калиткой, из-за которой выглядывала Татка. За  спиной заскрипел снег, кто-то,  шумно дыша,  приближался. Татка оглянулась. Это был Алешка с Катюшкой на плечах и с  бурками подружек в руках.

- А ты чего здесь? – шумнула Татка на мужа.

- На всякий случай.

- Открывай дрянь! – кричала Зиночка, колотя окоченевшими ручками в дубовую дверь. – Открывай поганка!

Дверь со скрипом открылась. На пороге в майке и галифе, уперев руки в бока, стоял лейтенант Мурашов.

- Что за шум, а драки нет?

- Сейчас будет! – заорала Зиночка. – Где эта шалава?

- Зина! Полегче на виражах.

- Я тебе покажу полегче! Ты сам, что здесь делаешь?

- Живу я здесь.

- Чегоо? С каких это пор?

 - С недавних.

 - А Пашка где?

 На шум голосов из разных комнат появились Маргоша в нарядном белом платье и Пашка с сыночком Мурашова на руках. Из кухни, с большим блюдом, на котором дышали жаром пирожки, вышла опрятная,  сухенькая женщина.

- Ну, вот Андрюшенька! А ты говорил: «Зачем мама столько наготовили! Прям, как на Милкину свадьбу! Никого не будет!».  Ан, глянь, сколько народу пришло. Что же ты милый стоишь? Придержи пса. Дай деткам пройти. Приглашай всех в дом.

- Ннна чью свадьбу? – стуча зубами от холода, спросила Зиночка.

- На нашу. Мы с Андрюшей решили пожениться. – Улыбаясь, ответила Маргоша. – Только сегодня не свадьба, а обручение. Надо все по-людски. Вы же знаете. Через два месяца будет год, как умерла при родах Андрюшина Оленька, потом и распишемся.

Зиночка хлюпала носом, слезы текли по щекам. Пашка  растирал ее ножки снегом.

- Ой, глупыха, что ж тебя так по морозу то понесло. В тапочках, по сугробам. А?

- Пашенька, я черти что подумала. Я так старалась.  А эта Меланья сказала, что ты с Маргошей задними дворами в поселок…

- Девочка моя. Глупыха. Я хотел тебе на Новый год сюрприз сделать. Твоя бабуля  с Серафимой Павловной передала нам посылочку. Ну, я и пришел забрать ее.

Алешка попытался влить в ревнивицу водку с перцем, но Зиночка запротестовала.

- Нельзя мне мальчики. – Она, виновато улыбаясь, посмотрела на Пашку. – Я тебе в Новый год тоже хотела сюрприз сделать. Рассказать, что летом у нас маленький будет.

- Ураааа! – Закричали все присутствующие в комнате.

На следующее утро, выйдя на кухню, Татка  застала там напевающую Зиночку. В новом фартучке,  безбожно испачканном мукой и яичным белком, она стояла возле стола на котором красовалась румяная запеканка. Аппетитно пахло ванилью и кофе.

- Пусть я сожгла перчатку, разбила две чашки и тарелку. Татка! Но у меня получилось!

- Вот видишь! Значит можешь! Было бы желание.

- Да! Ощущение конечно приятное. И все же. Мне почему-то кажется, что этот чертов путь к сердцу дело настолько темное, что сразу не поймешь, туда ли ведет дорожка. Доведет ли она до сердца? Не факт. Может мужчин  вообще кормить  надо только изредка, и спать с ними иногда. Чтоб почувствовали, что еда – как праздник, а постель – как награда. А то зачем им до сердца своего допускать кого-то, когда и так все на блюдечке с голубой каемочкой? Как думаешь?

- Думаю, что он таки лежит через желудок, проходит мимо кровати и останавливается на индивидуальности.

*ДОС – дом офицерского состава.

* i кого б цэ мэнi найнять  – И кого бы это мне нанять.

*шоб тут прибралися – чтобы тут убрали.