EN
Старый сайт
Фото из интернета.
Открытое море. Квартердек фрегата «Чёртова дюжина». Мирэй, штурман Жан Вилье, рулевой Жак Менье. Зелёный остров на горизонте.
— Отменная погодка, капитан. Надеюсь, я не ошибся в прокладке курса, и перед нами Тортуга.
— Вы превосходный штурман, де Вилье, просто замечательный. Вывели нас прямо на траверс порта.
Жак, четыре румба влево. Так держать. Видите, Жан, буруны на западе? В прилив они исчезают. Я ныряла там со шлюпки. Всего в десяти футах от поверхности там коралловый риф. Жак, ещё два румба влево, так держать! Ох, как славно напоролся на него испанский галеон три года назад! Своими глазами видела.
Волосы Мирэй растрёпаны ветром, чёрные глаза сияют от счастья.
— Жак, уступи место капитану. Помниться, Мирэй, вы говорили, что хотите сами привести корабль домой. Тем более, что вам знаком тут каждый камень. Смелее, капитан!
Мирэй уверенно орудует штурвалом. На лице её выражение беспредельного счастья, в глазах слёзы.
— Вы невероятная женщина, Мирэй.
— Я — дочь капитана де Моро.
Камера, стоп! Снято.
— Ещё один дубль, Жерар?
— Что?! Нет, ты точно сдурел, Анри. Такое невозможно повторить. Смотри мне, чтоб ни одного кадра не пропало. Душу вытрясу!
Элла улыбнулась. Где-то она такое уже слышала.
— И это «начинающая актриса»! Мирэй, пардон, мадемуазель Файна, откройте вашу тайну: как, как, чёрт побери, вы это делаете? Как вам такое удаётся?
— Делаю? Мэтр Жаннэ, вам случалось хоть раз в жизни наяву оказаться в вашем детском сне? Наяву, мэтр, наяву! Это же не декорация, мэтр, это же настоящий фрегат!
И заплакала, как ребёнок.
Элле она понравилась сразу: экзотической красотой, уверенным спокойствием сильной личности, любопытным и дружелюбным взглядом. Первое впечатление обычно самое точное. Ещё до церемонии знакомства обе девушки по-женски оценили друг друга и, судя по их улыбкам, обе решили: подружимся.
— Уважаемые дамы, позвольте вас представить друг другу.
Мэтр Жаннэ был великолепно галантен и страшно доволен собой. Обеих очень долго искали, нашли, и вот они вместе. Истинный ценитель женской красоты, он чувствовал себя обладателем двойного сокровища. Теперь только бы правильно им распорядиться.
— Мадемуазель Элла Файна: актриса, исполнительница главной роли в нашем фильме. Отважная предводительница пиратов, капитан Мирэй де Моро. И наша прекрасная островитянка, дочь главного жреца, прекрасная Фаиа — президент женского дайвинг-клуба, мисс Фаина Гринфорд.
Красавицы обменялись рукопожатиями. Элла отлично усвоила уроки Марка и Ольги по анализу сигналов при первом телесном контакте. Превосходно: полное совпадение.
— Понимаешь, за почти четыреста лет в Вест-Индии коренных островитян совсем не осталось. Кого не истребили, смешались с переселенцами. Тут такая расовая мешанина, что это смерть антропологу. Я сама не представляю, сколько во мне намешано кровей. Вот я такая и получилась.
— Да, я успела заметить: тут очень красивый народ. Гетерозис не отменишь. Это не антропологам смерть, а идиотам расистам, скотам чистопородным. Я сама полукровка.
— Заметно. Нырять умеешь?
— В океане ещё не пробовала, но шесть минут под водой — не проблема. За то и взяли. У нас же уйма подводных сцен.
— Шесть? Неплохо, очень неплохо! Но океан и кораллы, это тебе не река и коряги. Я говорила уже с вашим продюсером, как его? Да, с Леклерком. Обещал не очень торопить. Поплаваем вместе, освоишься. Тебе же роль исполнять, а не просто на всякое интересное таращиться. Ну, и не напороться на что ни будь такое красивое, что потом на врачах разоришься. В гидрокостюме проще, но ты же голая будешь.
— Ты тоже. Не проблема?
— Что именно? Ах, вот ты о чём! Да ничуть. И мои девчонки в полном восторге. Мы вам таких дикарочек изобразим — пальчики оближешь. И сами порезвимся от души. Слушай, я обалдела. Колдовала над бумагами — я же бухгалтер — слышу, шум на улице. Выбежала: мамочка моя, в порт заходит самый настоящий парусный фрегат! Ну, вы, французы даёте!
— Я, вообще-то, русская. Вернее... ну мы об этом уже говорили, но мы, из Союза, для вас всех — русские.
— Вот теперь понятно, что у тебя за акцент. Никогда такого не слыхала. Погоди, это же ты была за штурвалом. В таком старинном костюме, но лицо было твоё. Бинокль у меня отличный.
Элла моментально напустила на себя гордо-спесивый вид, прямо раздулась от важности и процедила сквозь зубы:
— Я вам не кто ни будь там, мисс, а капитан фрегата “Чёртова дюжина”! Три тысячи морских чертей и одна сухопутная ведьма!
Фаина даже слегка отпрянула от неё, а потом закатилась хохотом.
— Ну, ты и артистка! Я даже слегка струхнула. Теперь верю, что ты управляла таким кораблём.
— Ага, я. Там еще неслабый дизель и второй штурвал, которого не видно. Иначе никакая морская инспекция не выпустила бы это корыто в море.
Когда обе отхохотались, Фаина уточнила:
— Вы все поселились в “Магдалене”? Твой номер какой? Утром заеду за тобой. Обныряем бухту, где вы будете работать. Много с утра не ешь, но и натощак не выходи. Пока, подруга.
Элла поймала себя на том, что уже несколько минут, улыбаясь до ушей, смотрит вслед белому “Остину”. Бывают же такие девчонки!
Испанский бриг “Санта Мария”, стоящий на якоре у самого берега зелёного тропического острова в небольшой бухте.
На палубе переполох. Матросы гоняются за неведомо откуда взявшейся девчонкой. Вопли, хохот, замысловатая испанская ругань.
— Сатана и преисподняя! Откуда она тут взялась?!
— Туземцы привозили фрукты. Наверно с ними.
— Держи её!
— Сам держи, она дерётся как дьявол.
На палубе уже валяются двое, скрючившись и подвывая от боли. Матросы окружают девчонку, оттесняя её к борту. В руке у неё длинный кинжал, которым она ловко отбивается от противников. Ещё один падает, схватившись за живот. Но вконец озверевшие матросы наступают. Кому-то удаётся выбить у неё из руки оружие. Она отступает ещё, хватается за какой-то канат, подтягивается на руках и обеими ногами бьёт матроса в небритую рожу. Тот падает, но другой успевает схватить её за подол. Треск разрываемой ткани, юбка остаётся у него в руках. Под общий оглушительный гогот полуголая девчонка ловко, как обезьяна, взбирается по вантам. За ней устремляется, зажав в зубах кинжал, один из матросов. Девчонка добралась до нижней реи и остановилась на ней. Преследователь через пару секунд оказывается там же, и кинжал уже у него в руке. Девчонка перебегает к концу реи. Преследователь не отстаёт, замахивается кинжалом. Удар ногой в лицо. Чтобы удержаться, матрос роняет своё оружие и хватается освободившейся рукой за трос. Девчонка провожает взглядом блеснувший на солнце золочёной рукояткой кинжал и прыгает в воду. Взлетает, почти полностью обнажая её, белая сорочка. Всплеск, брызги, круги на почти спокойной воде.
Камера, стоп! Снято.
Под водой.
Фигура в белом пробивает колеблющийся потолок поверхности и уходит в глубину. Погружение замедляется и останавливается. Ныряльщица не торопится всплывать. Она освобождается от сорочки, собирает её в комок и спокойно — это видно по её грациозным неторопливым движениям — плывёт к поросшим водорослями камням. Запихивает сорочку в какую-то щель и так же спокойно плывёт к какой-то видимой только ей цели.
Камера, стоп! Снято.
Палуба брига. Стремительный тропический рассвет.
— Хорхе, дьявол трахай твою мать со всеми её выродками! Хватит дрыхнуть, скотина! Кому сказано?! Аааааа!!!
Толпа моряков вокруг мертвеца, из груди которого торчит кинжал с золочёной рукояткой.
Капитан:
— Кто?! Кто, я вас спрашиваю, отродье гиен и шакалов?! Кто это сотворил? Найти и повесить негодяя!
Один из матросов склоняется над убитым, внимательно разглядывает кинжал. Лицо его искажается ужасом.
— Ин номине патрис эт филии эт спиритус санкти! Это же его собственный кинжал. Тот самый, что он уронил в воду, когда гнался за той ведьмой. Он всегда хвастался, что это настоящая дамасская сталь. Да, вот и арабская вязь на рукоятке. Господи, спаси и помилуй нас! Ибо мы во власти дьявола.
Приглушенный звук взрыва. Из люка в палубе в клубах дыма появляется голая Мирэй, вся облепленная водорослями и вымазанная кровью. В правой руке у неё сабля, в левой — горящий факел.
— Вы все в моей власти! Это я — ваша смерть! Ха-ха-ха! — жуткий, оглушительный, истерический хохот.
Испанцы в панике мечутся по палубе, проваливаются в люк, кидаются за борт. Мирэй рубит саблей тех, кого может достать. Стальные “кошки” впиваются в фальшборт. На палубе появляются моряки с “Чёртовой дюжины”. Они так же облеплены водорослями и вымазаны кровью. На палубе брига творится кровавый ад.
Голос Мирэй:
— Тем, кто уже в шлюпке, дайте уйти! Остальных — за борт!
Камера, стоп! Снято.
Маленькое кафе на набережной.
Юхан Юрьевич, вы меня поняли: самое главное – не наглеть и сдерживать наш родной жлобизм. Это не к вам относится. К вам – другое: работайте совершенно свободно, без оглядки на управу благочиния. Никодимов будет всего и только вашим ассистентом, вот и грузите его работой. Ему же самому приятно будет чувствовать свою полезность в общем деле. Он человек очень неглупый.
Элла улыбнулась в ответ на понимающий взгляд режиссёра.
— Жаннэ уже просмотрел нашу с Арсеном сцену в капитанская каюте? В вашу режиссуру он не вмешивался. Меня он осыпает комплиментами, старый ловелас, но мне нужна правда. Улучшить можно, только устраняя недостатки.
— Знаешь, он и в самом деле очень доволен. Как это он сказал? Погоди, дай вспомнить. Ага, вот: «Она равняется на Сильвию Кристель совершенно зря. Та могла исполнить такую сцену только после бутылки шампанского, а Элла работала настолько трезво, что я сам опьянел от просмотра». Кстати, и Мартину перепало.
— Интересно, что же он изрёк?
— «Честь и слава вашей цензуре. Это же надо так воспитать оператора, чтобы он показал совсем немного, а зритель увидел всё!» Я передал Мартину, так он аж раздулся от гордости. Ты бы видела его рожу.
— Мне твоей довольно. – рассмеялась Элла. – Он мудр, старый Робер Жаннэ. Как же нам с тобой повезло, Юхан, как же нам повезло с Учителем!
Она помолчала, протягивая через пластмассовую соломинку ледяной ананасовый сок. Надо же, пристрастилась.
— Послезавтра почти вся наша группа свободна. Только Мартин будет занят. Жаннэ ставит сложную сцену массовкой. Одновременно съёмка с разных ракурсов. Ну, и ты с Арсеном, конечно, сам знаешь. Остальные могут оправиться и закурить, то есть расслабиться и отдохнуть. Насчёт Никодима доведи без прямых подробностей. Только всё в меру, а то и вправду иногда неудобно за наших. За державу обидно. До нас тут наших не было. Если пойдёт, как я задумала, от него большая польза может быть. Как-то надо Рууса заткнуть. С этого дурака станется мимо Никодима наср … навредить. Ох, думать надо.
- Ты уже придумала. - Ага. Осталось придумать – как. Знаешь разницу между конструктором и технологом?
- Ну?
- Конструктор вдохновенно творит, а технолог мучительно делает.
Бухгалтерская контора Фаины.
Фаина долго и старательно въезжала в тему, стараясь понять странности русской души, пока не поняла, что дело не в душе, а в тех, что стоят над душой.
— Странный вы народ. Ладно, не моё это дело, никогда не лезла в политику. Но поганцы водятся везде. Ладно, что ты придумала?
Элла подробно изложила свой страшно коварный план. Фаине он в целом понравился, но был подвергнут коррекции с учётом местной специфики и принят к исполнению.
Голубой минибус с эмблемой дайвинг-клуба — наяда в обнимку с улыбающимся дельфином — и с Фаиной за рулём ровно в семь утра выкатился на прибрежное шоссе.
— Эй, киношники, купальники и плавки не забыли? Если забыли, не страшно. У нас тут нравы простые: на пляжах можно и топлес, и голышом, тем более, за городом. Маски, шнорхели, ласты найдём на всех, не беспокойтесь.
Элла перевела для слабо владеющих английским.
— А акваланги дадут?
Фаина уловила знакомое слово.
— С аквалангами только мои девушки будут страховать вас под водой. Они уже должны быть на месте. С этой штукой надо уметь обращаться. Это только у вас в кино парень трахается на пляже с красоткой, отходит за скалу пописать и находит заряженный акваланг. Напяливает на себя, ныряет и отламывает винт у вражеской субмарины. На деле всё сложнее и опаснее. Да, кстати, мисс Файна, вы своих предупредили?
— Да. Ещё раз напомню. Внимание, всем! Элис, Артур! Догадываюсь, о чём вы шепчетесь. Отвлекитесь на меня. Повторяю очень и очень серьёзно: под водой ничего не хватать руками, даже, если очень хочется. Здесь полно опасных тварей. Особенно опасайтесь красивых ракушек в форме пятнистого конуса. Их жало легко пробивает перчатку. Противоядия от этой дряни нет. Смерть максимум через пять минут, к счастью — безболезненная.
— Утешили, Элла Феликсовна, спасибо.
— На здоровье. Осторожно с кораллами. Резаная рана с химическим ожогом не смертельна, но оставляет долго не заживающее впечатление.
Тропический остров.
Маленькая бухта со скалистыми берегами; расщелина в скалах позволяет без проблем высаживаться на берег с лодки. Недалеко от берега на якоре стоит испанская бригантина. Два якорных каната уходят в глубину. Несколько лодок снуют между берегом и кораблём. Обычная суета на стоянке. Небольшие волны не мешают работам.
Со скалистого мыса, прикрывающего корабль от довольно свежего ветра, ловко перепрыгивая с камня на камень, спускается к воде человек, закутанный в какие-то серо-буро-зеленые лохмотья. Он почти незаметен на фоне скалы. Достигнув воды, человек отплывает на несколько метров от берега и бесшумно погружается. Волны выбрасывают на прибрежные камни нечто, неотличимое от кучки водорослей.
Камера, стоп! Снято.
Под водой.
От лежащего на дне якоря под косым углом натянут толстый канат. Глубина небольшая, отчётливо видно темнеющее вверху брюхо корабля. Вода мутновата, водоросли колышутся в такт с переменами освещенности. Волнение моря здесь вполне заметно. Обнажённая женская фигура приближается к канату. Одной рукой хватается за него, дугой — извлекает из ножен на поясе матросский нож с характерным закруглённым и чуть загнутым концом. Методично, прядь за прядью режет пеньку. Всплывает на поверхность. Несколько глубоких вдохов, и Мирэй (видно её лицо) возвращается к прерванной работе. Канат перерезан примерно наполовину. Мирэй всплывает на поверхность и некоторое время отдыхает. Выпуклость борта скрывает её от взглядов с палубы, а все работы ведутся со стороны берега, поэтому она совершенно спокойна. Отдохнув, она снова скрывается под водой, направляется ко второму якорному канату.
Камера, стоп! Снято.
Никодимов валялся на кровати в своём гостиничном номере и читал сборник Яна Флеминга, купленный вчера в книжном магазинчике. По-настоящему увлёкся. Лучшего чтения для развлечения и отдыха даже не придумать. Ну, какая тут, к лешему, “антисоветчина”? Пару раз упоминается какой-то дурацкий СМЕРШ. И всё. Да по-хорошему, эти книжки надо во всех киосках продавать, чтоб народ знал, какие придурки обитают за бугром. Увы, придурки обитают не только за бугром.
Он добрался до “Голдфингера”, где Бонд обнаруживает роскошную блондинку в крошечном бикини, через мощный бинокль подглядывающую за картёжниками. Вспомнил Эллу и тяжко вздохнул. Не сегодня. Увы. Выкристаллизовалась чёткая формула: “Дураки предпочитают блондинок”. Отлить в бронзе и высечь на диабазовой плите. Представил, что она вытворяет сейчас с этим горячим кавказским... грохот тяжёлых молотков по стальным зубилам, высекающим надпись... Чёрт! Это он задремал, а стучат в дверь. Кого это принесло, мать его?!
— Что стряслось, Ян Карлович? На вас прямо лица нет. Неужели на вас напали местные бандиты? А меня уверяли, что полицию в здешнем раю содержат только для приличия. Да вы присаживайтесь, вот, глотните Колы. Так что стряслось-то?
— Хуже, Сергей Сергеевич, ххуже. Какие там ббандиты. Это страшнее! Это не знаю, как назвать.
— Что именно “это”? Что вы имеете в виду?
— Ввввот, саами смотттрите. Дали мне на эттом, на рресепшене.
В трясущейся руке администратора Рууса появился большой белый конверт с надписью шариковой ручкой: “For Mr. J.Ruus personally”. Конверт был уже вскрыт. Внутри был другой, чуть поменьше. Той же ручкой на нём были написаны сразу два адреса. Haryu str. 3. Tallinn и Kohtu str. 8/11. Tallinn.
— Так-с, адрес киностудии и ваш домашний, должно быть. Так?
Никодимов медленно цедил слова, уже догадываясь, что сейчас увидит.
— Так точно.
—Ну, и что там внутри? Смотрели уже?
— Смотрел. Сами посмотрите.
Никодим неторопливо извлёк из конверта несколько отличного качества цветных фотографий размером 24 Х 18. На всех красовался Ян Карлович собственной персоной на фоне синего моря, белого песка и зелёных пальм, окружённый и обнимаемый умопомрачительной внешности смуглыми красотками, некоторые из которых были одеты в миниатюрные трусики и водолазные маски, а некоторые — только в маски, но зато с торчащими за ухом дыхательными трубками. Во что был одет сам почтенный администратор и был ли одет хоть во что ни будь, определить было невозможно, ибо ниже пояса его фигура была скрыта за разными блестящими частями тел стройных островитянок.
— Что означает эта провокация, Сергей Сергеевич? Это же очевидный фотомонтаж. Я там не видел никого с фотоаппаратом. Клянусь!
— Это означает что вы дурак, Ян Карлович. Что вы круглый дурак. А слюни в три ручья вам на физиономию тоже прифотомонтировали? А с телеобъективом вы там никого не видели? Неужели? Это ж надо!
Никодимов уже с великим трудом сдерживал смех, но старательно играл роль. Видела бы его сейчас Элла! А то: плохой вы актёр, плохой актёр.
— Безусловно, это гнусная провокация и происки наших идеологических врагов и потенциальных противников. Вы это уже кому-то показывали?
— Ни боже мой! Как только увидел, сразу к вам. Что будем делать?
— Что?! Будем?! Это я, по вашей х...вой милости должен срочно что-то делать. А вы... лучше бы ваша мать вовремя сделала аборт... вы утопитесь в ваших бумажках, и чтоб вас из-под них не видно и не слышно было до самого Таллина. Там с тобой разберутся. Понял, кретин? Слюнявый защитник всеобщей морали, козёл ...ный. Понял, урод?! А теперь пшёл на хер отсюда.
— Ппонял. Ттатак что же это?
— Это чёрная метка. Всем нам — чёрная метка. Была такая у пиратов, читал ты хоть что-то кроме инструкций? Пшёл на хер, я сказал.
Готовый переступить границу инфаркта, ибо инсульт возможен только при наличии мозгов, Руус спросил:
— А с этим что делать, Сергей Сергеевич? Сжечь?
От этого вопроса Никодимов буквально обалдел. Вот же... прав был Эйнштейн, ох как прав.
— Непременно... сжечь... на медленном огне. Это же единственный экземпляр. Посмотрите в конверте, там наверняка приложены негативы.
Руус полез в конверт.
Чувствуя, что иссякают последние силы, Никодимов уцепил его за первое, что попалось под руку, и вышвырнул за дверь. Содрогаясь в безмолвных конвульсиях, выждал несколько секунд, выглянул наружу, захлопнул дверь и рухнул на кровать. И расхохотался, накрыв лицо подушкой, чтоб получилось хоть немного потише.
Та же бухта с бригантиной.
Ветер и волны усиливаются. Прилив. Прибрежные камни скрываются под водой. Лодок уже не видно.
Каюта капитана. Капитан и штурман.
— Погода портится, капитан. Штормгласс показывает бурю.
— Успокойтесь, дон Диего. Мы выбрали самое удобное место для стоянки. Этот высокий мыс надёжно прикрывает нас от волн, а песчаная коса — от незваных гостей. Постоим ещё пару-тройку дней и с попутным ветром...
Звук пушечного выстрела.
— Дьявол и преисподняя! Это ещё что?!
Оба выбегают на палубу.
Камера, стоп! Снято.
Палуба брига.
Множество матросов, суета, крики. Руки, указывающие
в сторону песчаной косы. На лицах любопытство, недоумение. В море, на безопасном расстоянии от берега маневрирует фрегат. Ветер сносит облачко порохового дыма.
— Кто это, чёрт побери?! Англичане, французы, голландцы?
— А корабль, похоже, испанской постройки.
— Кем бы они ни были, с нашим грузом гости нам ни к чему. Хвала Всевышнему, вход в бухту под прицелом наших пушек.
— Канониры: к орудиям!
В суете на палубе проявляется некоторая целесообразность.
— Но, всё же, чёрт побери, кто они?
Капитан вглядывается через подзорную трубу. В круглом поле зрения видна грот-мачта фрегата, на флагштоке которой развевается белый флаг. Что на нём изображено, разобрать трудно, но вот ветер немного меняется.
— Господь всемогущий и все пресвятые архангелы, только на вас полагаюсь в последний свой час. Значит, это не сказки. Проклятая “Чёртова дюжина”!
В круглом поле зрения виден белый флаг с чёрным числом 13.
А лице капитана смешанное выражение ненависти и ужаса.
— Что вы там разглядели, сеньор капитан?
— То, чего не желал бы видеть ни на этом свете, ни на том. Слышали россказни матросов об адском фрегате? Так вот он, перед вами: любуйтесь! Боцман, свистать всех наверх! Изготовиться к бою!
Фрегат под белым флагом продолжает маневрировать, не делая попытки войти в проход между скалистым мысом и песчаной косой.
Капитан нервно расхаживает по шканцам, время от времени прикладываясь к подзорной трубе.
— Сатана раздери этих исчадий ада! Надвигается шторм, так неужели им не нужно укрытие?
— Может быть они опасаются нас?
— Тридцать орудий против наших двенадцати. Не смешите меня, дон Диего. Нет, они чего-то выжидают. Знать бы...
С пушечным звуком лопается якорный канат. Вопли на баке. Бригантину разворачивает бортом к волне. Звук повторяется. Неуправляемый корабль несёт прямо на прибрежные скалы. Грохот, треск ломающейся древесины. Валится фок-мачта, падают за борт люди. Картина кораблекрушения.
Камера, стоп! Снято.
Кабинет губернатора Тортуги и Санто Доминго Жан-Батиста Дюкасса.
Губернатор, Мирэй, секретарь губернатора Анри Ларок.
— Разумеется, мне доложили о прибытии в порт испанского фрегата под нашим флагом. Я был не очень удивлён. Такое случалось уже в наших неспокойных краях. Но видеть вас, дитя моё, здесь, сейчас, да ещё в столь странном виде! Что-то случилось в Кайенне? Поведайте мне скорее, я сгорают от любопытства.
- Увы, случилось, господин Дюкасс.
Камера, стоп! Снято.
Наложенное изображение: на фоне данного крупным планом лица губернатора, выражение которого всё время изменяется, идёт визуализация рассказа Мирэй. Преследование испанцами французского корабля, разрушение форта, бой в порту, атака на испанский фрегат и его захват французами, избрание Мирэй капитаном и так далее, до самого прибытия “Чёртовой дюжины” на Тортугу.
— Невероятно! Просто невероятно! Бедный капитан де Моро. Я помню, как он просил меня об этом назначении. Ему так хотелось обстоятельно исследовать ту таинственную страну, и вот: такой печальный финал. Да упокоит Всевышний в раю душу его и присных его, невинно убиенных.
Губернатор, Мирэй и секретарь перекрестились.
— Примите мои самые искренние соболезнования, дитя моё. Вы — истинная героиня, наидостойнейшая дочь Франции.
Секретарь кладёт на губернаторский стол толстую книгу и тетрадь.
— Осмелюсь доложить, господин губернатор, правдивость каждого слова глубокоуважаемой госпожи де Моро подтверждается этими документами. Кроме того, я успел побеседовать с моряками из экипажа фрегата. Все они буквально слово в слово подтверждают изложенное здесь и, смею вас уверить, только что не молятся на неё, как на святую.
— Что это, Анри?
— Корабельный журнал испанского фрегата и записки господина де Вилье — штурмана с погибшего французского корабля, а ныне — старшего офицера “Чёртовой дюжины”.
— Непременно самым тщательным образом изучу всё это. Спасибо, Анри. Однако же, Мирэй, что вы намерены предпринять далее? Разумеется, вам и вашим людям необходимо хорошо отдохнуть, дабы восстановить силы после столь ужасных потрясений. Заботами господина Ларока ваш дом содержится в полном порядке, вы уже убедились в этом. Но, что потом? Я готов оказать вам всяческое содействие. Вы хорошенько подумайте и скажете, что вам нужно.
- Благодарю вас, господин Дюкасс. С вашего разрешения я попрошу месье Ларока помочь мне в составлении необходимых документов.
Камера, стоп! Снято.
Кабинет режиссера Робера Жаннэ в доме, арендованном киногруппой.
— Мэтр, эта сцена необходима, уверяю вас!
— И в чём же именно вы усматриваете такую необходимость, Мирэй? Пардон, мадемуазель Элла. Чёрт побери, когда вы так атакуете, я перестаю вас различать!
— Мы же договорились... Без неё в повествовании остаётся логический провал. Зрители его заменят. К чему нам такой минус?
Жаннэ снял очки, задумчиво почесал, изрядно обгоревший на экваториальном солнце, нос.
— Хм... в чём-то вы правы. Но это нарушает график съёмочного процесса, создаёт кучу проблем.
Элла очень по-французски пожала плечами.
— Ну и что? Проблем не целая куча, а совсем маленькая... как это?
Изобразила жестом.
— Щепотка.
— Да. Пополню словарный запас. А нарушение графика — это не страшно. Знаете, что говорил в подобных ситуациях Пётр Первый? По нужде и уставу перемена бывает. Вы берётесь опровергнуть великого императора?
— Я не берусь переспорить даже вас, очаровательная. Проще противостоять этому урагану, что всё равно нарушил наши планы.
Берег океана. Идёт съёмка какого-то эпизода.
Под водой.
Тренировка по освобождению туземной ныряльщицы, схваченной гигантским моллюском - тридакной. Съёмочно-страховочная группа аквалангистов окружает небольшой участок дна, которое здесь довольно круто уходит в глубину. Ритмично, в такт дыханию каждого, поднимаются пузырьки воздуха. Вода хорошо проводит звуки, поэтому отчётливо слышно дыхание людей, бульканье, шипение набегающих на берег волн, писки и скрипы разной морской живности — обычный подводный звуковой фон. Отлив, глубина небольшая, метра три-четыре, вода идеально прозрачная.
Несколько больших раковин лежат на камнях. Они уже успокоились после перемещения на новое место и, приоткрыв створки, спокойно фильтруют воду. Обнажённая Элла, вооружённая небольшим узким кинжалом, скользит над самым дном, приглядываясь к своим будущим жертвам. Приблизилась к бежевой с красными узорами ракушке примерно метрового размера. Глубоко волнистые края напоминают зубастую пасть, в которой вяло шевелится язык мантии, украшенной по краю множеством маленьких глаз.
Тень ныряльщицы накрыла моллюска. Тридакна отреагировала моментально: мантия втянулась внутрь, края раковины чуть сблизились.
Элла подобрала валявшуюся на дне ветку коралла и сунула её между створками. Створки сомкнулись, ветку зажали намертво. Держась левой рукой за неё, Элла легла на дно и, просунув правую с кинжалом под раковину, стала нащупывать биссусную щель — единственное уязвимое место тридакны. Несколько, энергичных движений. Запирающий мускул перерезан. Створки раковины стали расходиться.
Вдруг что-то изменилось, нарушилась звуковая картина. Элла оглянулась на аквалангистов и торпедой устремилась к одному из них. Тот выронил изо рта загубник, хватается рукой за горло. Одновременно с Эллой на помощь пострадавшему пришёл другой водолаз. Несколько секунд, и на дно упал ремень с утяжелителями. Все трое быстро всплыли на поверхность, одновременно приблизившись к берегу к берегу, где их уже ждали. Наблюдатели с лодки увидели, что под водой что-то стряслось, и подняли тревогу.
— Маску и баллон убрать!
Команда была исполнена мгновенно.
Элла подхватила пострадавшего на руки так, что он оказался лицом вниз, и почти бегом вынесла на берег. Уложила на спину, запрокинула ему голову, зажала двумя пальцами нос и сделала мощный выдох изо рта в рот. Ожидаемого расширения грудной клетки не последовало, зато продолжались судорожные попытки вдоха — совершенно безуспешные.
— Ларингоспазм. - констатировал подоспевший со своим чемоданом врач. — Освободите мне место!
Элла повиновалась. Не так уж часто приходится бегать с увесистым мужиком на руках. Самой бы отдышаться.
Врач, став на колени, орудовал во рту утопленника ларингоскопом. Вполне бестолково. Между тем к бледности несчастного стала заметно добавляться синева.
— Ну, это уж слишком, … твою мать!
Элла левой рукой перехватила инструмент, правой отшвырнула эскулапа.
— К дьяволу, неумеха!
Шлёпнулась на живот так, что левый локоть с ларингоскопом оказался рядом с головой пострадавшего. Правой рукой до предела запрокинула ему голову, большим и указательным пальцами шире открыла рот. Проклятое солнце!
— Сделайте тень!
Её поняли. Врач и ещё кто-то, стали и наклонились, прикрывая от торчащего в зените светила.
— Чёрт, ничего не видно.
Подняла глаза, взгляд упёрся в трубку, которую врач уже держал наготове.
— Нажми на гортань, так, левее чуть слабее, чуть вправо...
В поле зрения оказалась, наконец, вертикальная белая полоска плотно сомкнутых голосовых связок.
— Есть! Замри! Тубус!
В правой руке оказалась полупрозрачная пластиковая трубка с косо срезанным концом и алюминиевым проводником внутри. Элла осторожно ввела трубку. Сопротивление — значит, не соскользнула — чуть сильнее... Прошла.
Осторожно вытащила клинок. Придерживая трубку, удалила проводник. Сильно выдохнула в трубку. Есть! На месте.
— Раздуй манжету.
Тут же исполнено.
— Амбу! Зафиксируй на девятнадцати. А-ффф-ууу. Где Амбу, твою мать?! Давай.
Пластиковый пузырь, по форме и размеру напоминающий мяч для регби, но с загогулинами на полюсах, был поспешно присоединен к эндотрахеальной трубке.
— Окей! Дыши.
Сама перевела дух. Поднялась с песка, села на пятки. Нащупала артерию на шее. Терпимо.
— Сама подышу. Дай, чем послушать. И крепче зафиксируй, не дай бог, выйдет. Эй, земноводные, организуйте кислород.
Посмотрела глаза. Зрачки симметричные, реагируют на свет. Жить будет.
— Уффф. Вену сам наладишь? А то у меня руки дрожат. И загрузи его чем-нибудь. Диазепам есть? Дай пока пятнадцать миллиграмм, потом добавим, если надо. Лидокаин? Окей. Сто, очень медленно. После такой гипоксии, сам знаешь. Мальчики, дайте попить. Глотка пересохла. И подышите пока. Учить надо? Тогда я отдохну, понаблюдаю.
Чувствуя себя совершенно разбитой, она медленно перебралась в заботливо принесенный кем-то шезлонг. Тут же над ней раскрылся большой пляжный зонтик, а в руке появился запотевший стакан с ледяным ананасовым соком. Как удачно они догадались, надо же! И она услышала громкую команду:
— Обе камеры, стоп!
Кто это орёт и при чём тут камеры? А это, наверно Леклерк — продюсер. Самая большая шишка на этой ёлке, кто бы спорил, но с каких пор он командует операторами на съёмочной площадке?
Как потом выяснилось, дело было так. Снималась сцена схватки испанцев с островитянами. Руководили оба режиссёра, а Леклерк приехал по своим административным делам и просто наблюдал за всем этим весьма занимательным процессом. Он первым заметил необычную суету в зоне работы подводников, а когда узрел Эллу, выходящую из воды с потерявшим сознание водолазом на руках, во всю мощь завопила его деловая интуиция.
— К дьяволу этот ваш дубль! Обе камеры на неё! Крупный план, насколько достанете, непрерывно!
А когда скомандовал “Стоп!”, объяснил подбежавшим Жаннэ и Саару:
— Это же невероятная удача, коллеги! Лучшей рекламы нашему фильму просто не может быть. Юхан, вы мне говорили, что она — золото. Вы ошиблись: она дороже, она намного дороже. Ей просто цены нет. Пьер, подключайте прессу.
Когда, вполне живого и не вызывавшего особых опасений, бедолагу увезла машина местной “Скорой помощи”, Элла, облачившись в пляжный халат, отыскала врача. Тот как-раз приводил в порядок свою изрядно разорённую укладку.
— Живут же буржуи! - позавидовала она, разглядывая содержимое чемодана.
Увидев её, доктор радушно улыбнулся.
— Несравненная мисс Файна! Счастлив вас видеть в добром здравии после такого потрясения. С чем пожаловали в мою каморку? Всегда рад вам помочь.
— Пожаловала с извинениями, доктор Рэдвуд. Простите меня. Я вела себя возмутительно грубо и бестактно тогда. Вмешалась в вашу работу. Кроме того, я нарушила закон, оказывая медицинскую помощь и не имея при том медицинской лицензии. Но, когда я увидела, в каком состоянии парень, у меня снесло крышу. Простите.
Онемевший от удивления, Рэдвуд уставился на неё, как на инопланетянку. Дар речи вернулся к нему не сразу.
— При чём тут крыша? Это, наверно, какая-то русская идиома, означающая состояние аффекта, острого помешательства? Да?
— Совершенно верно, доктор Рэдвуд.
Врач только головой покачал.
— В таком случае, вашу крышу снесло не тогда, а именно сейчас. Господи Иисусе! Какие извинения, о чём вы? Опомнитесь! Вы же только что спасли жизнь человеку. Дважды спасли: там, под водой и здесь, на берегу. Вы же и меня спасли!
— Простите, не поняла.
— Да оставьте вы это ваше “простите”, дорогая мисс Файна. Если бы он умер, вся тяжесть ответственности легла бы на меня. Не избежать тогда серьёзного разбирательства и, не исключено, краха моей профессиональной репутации. Я только что звонил в больницу Скарборо. Меня уверили, что с пострадавшим всё в порядке. Ну, поболит горло несколько дней. Пустяки.
— Благодарю вас, доктор Рэдвуд.
— Мисс Файна, оставьте, умоляю. Перед вашим приходом я ломал себе голову над тем, как выразить вам мою благодарность. Мистер Леклерк, ваш продюсер, сказал мне, что вы не только актриса, но и врач.
— Так оно и есть. Была.
— В таком случае примите моё двойное восхищение, коллега!
Ежедневная газета “Тринидад и Тобаго Гардиан”. Заголовок:
“Советская актриса спасла жизнь французскому водолазу.”
Мы уже сообщали нашим читателям о драматическом инциденте на съёмочной площадке французско-советской киногруппы. Во время репетиции одной из подводных сцен (которых будет множество в будущем остросюжетном фильме о карибских пиратах) один из аквалангистов внезапно потерял сознание.
Первой это заметила исполнительница главной роли, молодая советская актриса Элла Файна. Она мгновенно приняла единственно верное и, как оказалось, спасительное решение. Освободив дайвера от тяжёлых частей снаряжения, она вытолкнула водолаза на поверхность, а потом, проявив необычайную для столь изящной женщины физическую силу, на руках вынесла его на берег. Не теряя ни секунды, она приступила к реанимационным мероприятиям, которые продолжила с помощью дежурившего на берегу врача, доктора Джона Рэдвуда. При этом актриса быстро и успешно выполнила весьма непростую медицинскую манипуляцию, оказавшуюся решающей для спасения жизни.
В настоящее время пострадавший находится в больнице Скарборо. Медики обещают, что в самом скором времени молодой человек будет совершенно здоров.
Нашему корреспонденту удалось взять интервью у героини этой поистине драматической истории.
…....
Наш корр.
— Но подобные сцены обычно исполняют каскадеры.
Э.Ф.
— Обычно, но далеко не всегда. Например, в до сих пор популярном советском фильм “Человек - амфибия” все подводные сцены исполняли сами актёры: Владимир Коренев — в роли Ихтиандра, и Анастасия Вертинская — Гутиэре. Я просто продолжаю традицию.
Наш корр.
— Я помню этот фильм. Там подводные сцены были значительно проще и короче по времени.
Э.Ф.
— Просто я лучше подготовлена физически. Только и всего.
Наш корр.
— Мне показали видеозапись одной из ваших кинопроб. Шесть минут под водой — это экстраординарно. Кстати, что вы там смастерили из проволоки на дне бассейна? Я не понял.
Э.Ф.
— Слово “Океан”. Кириллицей, разумеется. И ничего экстраординарного. Японские ныряльщицы ама работают под водой по двадцать минут. Мне до них далеко.
Наш корр.
— Восхищён вашей скромностью, мисс Файна. Ваши коллеги показали мне и ещё кое-что: ваш подвиг попал на плёнку. Случайно ли?
Э.Ф.
— Если показали, значит и рассказали. В то время, как я репетировала под водой, на берегу снималась сцена с массовкой. Оператор обратил внимание на суету там, где работала наша группа и, когда мы вынырнули, перевёл на нас камеру. Анри — супер-профессионал! За спиной случайности всегда стоит закономерность.
Наш корр.
— В этом эпизоде вы были совершенно обнажённой. Примите также восхищение вашей красотой.
Э.Ф. (смеётся)
— Ну, куда от вас денешься? Принимаю. И предвижу ваш следующий вопрос. Мы снимаем не эротический и, боже упаси, не порнографический, а именно исторический фильм. Стремимся к максимальной достоверности. Действие происходит в самом конце семнадцатого века. Купальные костюмы — в нашем понимании — тогда ещё не изобрели. Люди купались либо нагими, либо... Вспомните эту сцену из фильма “Анжелика и король”, где король и придворные купаются в реке. Вот там показаны купальники того времени. (Хохочет.) Да в таком кошмарном балахоне сам Джонни Вайсмюллер утонул бы через пять минут! Я преклоняюсь перед красотой и талантом Сильвии Кристель в её фильмах про Эммануэль, но у нас совсем другое кино. Это будет исторический боевик, в котором много сцен я исполняю обнаженной. Не только я, кстати. Но у нас нагота — не самоцель. Она всегда ситуационно обоснована: как в воде, так и на суше.
Наш корр.
— С нетерпением буду ждать выхода вашего фильма. Уверен, его ожидает колоссальный успех. Но, вернёмся к нашей главной теме. Доктор Рэдвуд оценил ваши действия как высокопрофессиональные. И врачи больницы Скарборо подтвердили: манипуляция, которую вы безукоризненно исполнили на песчаном пляже, далеко не проста даже в условиях операционной, в руках опытного врача. Но вы же актриса! Где театр и кино, и где это... интубация трахеи?
Э.Ф.
— Совсем недавно я была врачом. Проходила специализацию — у нас это называется клиническая ординатура — по неврологии. Друзья посоветовали попробовать себя в другой профессии. В театре получилось. Надеюсь, что получится и в кино.
Наш корр.
— Мне об этом говорили. Признаться, верится с трудом. Пусть так. Но согласитесь, неврология далека от... от того, что вы сделали.
Э.Ф.
— Не соглашусь. В этой области медицины реанимация и интенсивная терапия занимают достаточно много места.
Наш корр.
— Вынужден и с этим согласиться. Однако, в том фрагменте, что мне показали, видно, как вы сначала уступили место нашему врачу, выполнявшему эту самую интубацию трахеи, а потом, мягко говоря, отстранили его и сами сделали всё, что надо. А доктор Рэдвуд , это совершенно очевидно, исполнял ваши команды. Это как?
Э.Ф.
— Это просто. Мне самой необходимо было отдышаться. Когда всё это приключилось, я уже минуты две-три была под водой. А потом... Можете взять меня на руки и пробежать с полсотни метров. А я легче того парня. Потом разглядела уважаемого доктора Рэдвуда. Понимаете, там было такое положение, что визуализация голосовой щели была возможна только из положения лёжа на животе. Давайте сюда ваш блокнот и авторучку, набросаю схему. Ага, вот так и вот так, смотрите сами. Понятно?
Наш корр.
— Весьма наглядно.
Э.Ф.
— Чтобы солидному мужчине занять такую позицию, требуется время. А там счёт шёл на секунды. Вот и пришлось нарушить этикет. Я уже извинилась. Вот, а для меня — это простейшее упражнение. Да и случай у меня такой не первый.
Наш корр.
— Вы хотите сказать, что у вас в этом есть опыт?
Э.Ф.
— Ну, да. Зарплата клинического ординатора невелика, поэтому, когда нужны были деньги, брала дежурства на амбулансе. А там, сами понимаете, всякое бывает. Были у меня и утопленники.
Наш корр.
— Мисс, простите, доктор Файна, у меня просто нет слов.
Э.Ф. (хохочет)
— Зато у меня их сколько угодно. Спрашивайте дальше.
Талейсник Семен 
Михальска Стася 
Буторин Николай 
Некрасовская Людмила 
Тубольцев Юрий 
Андерс Валерия 
