И длинному... Именно за это я его когда-то и принял в ряды своих одежд. Формально - как подарок жены, а на самом деле потому, что предыдущий плащ, по ее мнению, вышел из моды. А, по-моему - нет, или, во всяком случае, я так не думал. Возможно, потому, что мои друзья, многие из которых почему-то были остряками, язвительно говорили, что он туда и не входил...

Впрочем, они видели меня в нем редко - вся жизнь протекала по схеме: дом, машина, работа, иногда - «мероприятия», на которых я появлялся уже в одном из нескольких своих костюмов. Но не в плаще. Ему, чаще всего, приходилось висеть в машине на вешалке или, в лучшем случае - в гардеробе театра. Если я шел к кому-либо в гости, он, аккуратно сложенный, оставался на заднем сидении, если, конечно, был сухим, и, помню, тоскливо провожал меня взглядом...

      «И о погоде: плюс тринадцать, порывистый холодный ветер» - и весь вечер предыдущего дня занимала подготовка длинного плаща к следующему. Это означало открытие сезона. Его сезона. И он прекрасно понимал, что скоро будет вынут из огромного целлофанового пакета, в котором проводил три четверти времени своей жизни, поглажен, повешен на плечики, и в таком положении ему предстоит дожидаться радостного часа, когда его, наконец-то, оденут. Но не всегда он находился в тени - были у него и радостные дни...

   Увы, с этим плащом не связано никаких историй, за исключением того, что он сам стал для меня, его владельца, историей. А ведь когда-то, хорошо помню, что это было в Гамбурге, наше знакомство не было приятным...

   «Надоело. Все. Не хочу. Подожду тебя в машине» - примерно так я, наверное, сказал своей жене, когда она, увидев магазин со странным названием «Пикк и Клопенбург», попросила меня остановиться. Боже! В который уже раз... В Германии эти магазины на каждом шагу!

   Я остался в машине - устал, к тому же, уже давно хотел выпить кофе, но самое главное, к одежде был абсолютно равнодушен. И уж, тем более, к ее выбору. Есть и есть - что еще надо? Не стоит она того, чтобы на нее тратить время. И, как часто бывало в моей жизни, оказался неправ!

- Там висит плащ. На тебя. Черный, длинный, как ты любишь. С поясом. К тому же, «Berghaus». - Жена смотрела на меня умоляющим взглядом.

- Кто?!

- «Berghaus»... Голландская фирма.

- И что? Я такую не знаю...

   И снова укоризна в глазах:

- У меня костюм «Berghaus»... Который тебе нравится. Это известная марка. Компании лет сто...

   Сто лет - это убедительно. Во всяком случае, я вышел из машины и поднялся вслед за женой по эскалатору. Она уже стояла возле вешалок и держала его в руках - сторожила. Я улыбаюсь - потом, по возвращении, в ее рассказах окажется, что он был единственным (эксклюзивным?), «самым интересным», остальные - другого цвета, размера, в общем, в деталях чем-то неподходящие.

- Видишь, у него - подстежка. Комбинированная - шерсть с саржей. Клетчатая. Примерь...

   Плащ оказался впору. А главное, оправдал надежды - осенью и весной спасал от дождя и порывистого московского ветра, зимой, с подстежкой, держал тепло до минус пяти, а без ветра - и ниже.

   ...Зонт, мокрые волосы, заминка - звенит звонок, у входа в аудиторию стоят студенты и с удовольствием смотрят на профессора, которого видят не за кафедрой, где он чувствует себя как рыба в воде, а в обыденной ситуации - под проливным дождем. Понятно - перед природой все равны.

   Опаздывая, я вынужден был забежать в аудиторию прямо в мокром плаще, который успел стать таковым на отрезке буквально в пятьдесят метров, отделявшие автомобильную стоянку от входа в институт. 

В итоге, плащ висел на складной вешалке, любезно, с хитрой улыбкой на лице, предложенной какой-то, по-видимому, очень аккуратной, девушкой. И студенты все 45 минут смотрели именно на него, вместо того, чтобы следить за логикой рассуждений и формулами на доске.

   Разумеется, что в перерыве я отнес его на кафедру, но после возобновления лекции одна из студенток  дерзнула с улыбкой задать вопрос - а где плащ?

- А что? - С большим промежутком между словами, с ехидцей, на какую только был способен, спросил я, - Что вас так в нем заинтересовало?

- «Berghaus»? - Последовал осторожный вопрос.

   Я был уверен, что только мы вдвоем понимали суть вопроса и знали смысл этого странного слова.

- Не знаю... - Буркнул я как школьник, которого застали врасплох за каким-то неблаговидным занятием, и начал привычно, - Итак, задано...

   «Berghaus» - убежденно говорила студентка сидящим рядом подружкам и еще не менее десяти минут им что-то объясняла и приводила какие-то доказательства. А мне неудобно было сделать ей замечание, ибо причиной ее словоохотливости стал именно я. Точнее, мой плащ.

   Когда-то я не мог понять профессора философии из своего института, который носил старое габардиновое пальто с отделанным кожей узким «интеллигентным» воротничком - такие сейчас не носят.

   «Вы, умный интересный человек, ходите в старомодном пальто. Не боитесь, что студенты улыбаются вам вслед?» - дружески спросил я однажды своего коллегу.

   Однако, тот, против ожидания, ответил серьезно: «Борис, когда-нибудь поймете и что такое мода, и что означает для человека старая любимая вещь. А пока, уж извините меня, вы мало чем отличаетесь от своих студентов».

   Помню, я покраснел, и тогда уже он с некоторым снисхождением, мол, все бывает, похлопал меня по плечу: «Когда вам будет, скажем, шестьдесят, вы будете носить свой любимый плащ и не обращать внимания на взгляды тех, у кого пока еще в голове Бог знает что, а в шестьдесят, в свою очередь, будет то же, что и у вас». И, оглядев меня с ног до головы, вежливо добавил: «Даю вам совет - выбирайте не сиюминутную, модную, а красивую и подходящую вам одежду»...

   Обитатели старомодного классического шифоньера с уважением относились к молчаливому строгому старику «Berghaus» - он был своеобразным дуайеном в колонии послов одежды практически со всех концов света. Кого тут только не встретишь!

На никелированной перекладине, полках и в уютных выдвижных ящиках чинно возлежали или висели на вешалках аккуратно сложенные джинсы из Америки, сразу от нескольких фирм - Lee, Levi`s, старые добрые «Montana»,  куртка «Wrangler», шотландская вельветовая рубашка навыпуск - вот уж о ком часто вспоминаю, хлопчатобумажные брюки из Франции, египетская сорочка из натурального хлопка, тенниска из Турции, льняные майки из Италии, новые, еще не знающие старинных мостовых, бразильские туфли из натуральной кожи.

   Гм... Не стоит уже, наверное, говорить о многочисленном нижнем белье, плавках, шортах, юбках, носках, босоножках, сапогах, шляпах. Отдельно, в сторонке, в гордом одиночестве висели неприступные шубы - из опоссума и серебристого югославского козлика. Все натуральное, красивое, дорогое - жена хозяина имеет неплохой вкус. По обитателям шифоньера можно было изучать экономическую географию мира, и, по большому счету, следить за динамикой моды.

   Плащ, хотя и висел рядом с шубами, ни с кем не общался - это было ниже его достоинства. Те были низкого происхождения, а он - длинный, черный, с подстежкой, авторитетный - любимый хозяйкой и уважаемый хозяином. Даже висел на фирменной вешалке.

   Менялись брюки, рубашки, костюмы, а плащ строго взирал на попутчиков и часто был недоволен их внешним видом. Он ни с кем не ссорился, но его презрение к окружающим коллегам было столь очевидным, что хозяин именно с ним советовался, прежде чем выбрать и одеть под него рубашку и костюм. Даже носки и цвет кожаного ремня зависели от плаща! Неподходящих просто не приобретали. И они оставались лежать на полках фирменных бутиков, с завистью глядя вслед гордо уходящему плащу. Да, он имел влияние на хозяина!

   Levi Strauss & Co, 501 Button Fly - кто не знает и кто из одежды не завидует судьбе этого патриарха джинсов с заклепками! Но только не плащ! Он вообще не хотел слышать о джинсах как о классе, он их просто подавлял, игнорировал, как говорится, «в упор не видел». Не видел еще и потому, что хозяин в одну упряжку никогда их не ставил.

   Конечно, у патриарха были свои любимчики и почитатели, друзья и недруги. Его обожали элегантные туфли, шелковый японский шарфик, три-четыре рубашки, темно-синий финский костюм. А вот черный в полоску австрийский его не переваривал. Сложные у них были отношения - плащ жаловался голубой в слабую нежную клеточку поплиновой сорочке, что когда хозяин одевает этого «полосатика», плащ остается в машине. А костюм перед выходом из машины всегда тяжелым взглядом, презрительно смотрит на плащ, словно мстит ему за то, что вынужден всегда быть вторым.

«Зато, ближе к телу» - ехидно вставляет в разговор свое слово китайская рубашка, вечно недовольная майками, которые выбирает для нее хозяин. Понятное дело - ей хотелось бы быть ближе к нему, да только он, имея, по ее мнению, плохой вкус, постоянно отделяется от нежного шелка «марлевыми повязками».

   Да еще, к тому же, бельгийскими, германскими, голландскими! Ей ли, китаянке, фирма которой воюет с европейцами по всему бельевому фронту, терпеть рядом с собой клеймо «Сделано в Бельгии»!? Ну, а мстит она традиционно - заслоняя майку от посторонних глаз своим телом!

   У всех жителей шифоньера есть свои тайны. О, сколько интересного они могли бы рассказать о своем хозяине! Но молчат - в их среде не принято болтать. В противном случае они рискуют лишиться всего - их могут «отстранить от работы», бросив в дальний ящик как нелюбимых, даже порвать на материю для мытья полов или автомобиля! Ужас!

   Тех, кто кощунственно сохраняет следы преступлений, не любит никто - ни хозяин, ни, тем более, его жена. Трудно представить - рубашка Lacosta, дорогая, красивая, выходная, которой глава дома явно симпатизировал, под восторженные взгляды конкурирующих фирм полетела в мусорное ведро - за следы помады на воротничке.

   Если честно, хозяин и его любимая рубашка пострадали ни за что - он пытался объяснить своей жене, что таким образом Риточка с кафедры системного анализа и исследования операций выразила радость по поводу получения из ВАКа сообщения о присуждении ей ученой степени - к.ф-м.н, если помните. При чем тут рубашка? Хозяин был одним из членов Ученого совета, и Риточка хорошо знала, что черный шар бросил ей не он, а профессор с ее же кафедры, у которого она - так уж получилось - отобрала лекции по теории графов на самом престижном факультете и коллоквиум у лучшей группы...

   Куда там! Жена и слышать ничего не хотела. В итоге пострадала Lacosta. Хотя... 

Галстук с набивным рисунком от Юбера де Живанши, конечно, все видел и мог бы сказать свое слово в защиту. Или, хотя бы, кто-то из его многочисленных друзей - вечно они о чем-то шушукаются в своем уголке.

   Но даже он, фирменный, модный и престижный, боялся повторить участь рубашки. Да и то верно - он же был на месте «преступления». Обидно - преступления-то, как такового, не было, и потому это слово следует заключить в кавычки... Уж лучше бы оно было - не было бы так обидно. Рубашке, Lacosta, конечно же...

   Плащ еще и потому являлся хозяином положения, что был подарен, прошу прощения за игру слов, своему хозяину женой. Понятное дело, его она никогда ни в чем не винила. Он был вне критики. А ведь, если разобраться, он-то многое мог рассказать - сколько разговоров, обсуждений, шуток друзей про заднее сиденье машины он слышал?! И даже кое-что видел! А прикосновений к чьим-то прелестным плащам и модным пальто разве не было?

   Но ему хозяйка верила как самой себе! И ни разу за все два десятилетия, слышите - ни разу, его честь не была подвергнута сомнению! Это был своеобразный рекорд обитателей шифоньера и причина тайной зависти...   

   Профессор философии как в воду глядел: черный длинный плащ я полюбил как родного человека. Без него не обходится ни одна весенняя или осенняя поездка в страны Европы. И любопытное наблюдение: за прошедшие годы мой плащ был, как говорится, в моде, отставал, и вновь входил в эту странную, на мой взгляд - конъюнктурную и эфемерную субстанцию - моду. Но мне уже это было неинтересно - я его зачислил в штат, и он стал моей неотъемлемой частью. Можно сказать, членом семьи.

   А подстежка... Она вообще получила новое назначение - перепрофилировалась и работает теперь в качестве домашней жилетки в холодное время года. И даже на улицу она выходила всего лишь раз - в конце января 2001 года, когда в Израиле, в Беэр-Шеве, выпал снег и продержался всего лишь один день. И это был день плаща в полном его великолепии и антураже.

   Понятно, «Berghaus» - он и в Израиле «Berghaus».