Из повести «Когда я жил в Киеве...»

Оборотень

В. ЛеГеза

     После того, как Лиза уехала, по словам ее тетки, «к родственникам в деревню», Купа совсем загрустил.  Настала зима, выпал снег.  Зимой, понятное дело, не полетаешь.  Конечно, птицы летают в любую погоду.  Но птицы целиком покрыты перьями, им не холодно.  Купе мама купила такое тяжеленное пальто с ватиновой подкладкой, что нечего было и думать подняться в нем в небо.  Да и окна все позаклеивали.  Ничего не оставалось, как ждать весны.  Дома стало совсем скучно.  Папа плохо себя чувствовал и все время сидел, запершись в своей комнате.  С тех пор как его, по словам Володи, «выперли на пенсию», отец почти не выходил из дому.  А мама устроилась на работу секретаршей.  
    Купа поначалу очень скучал, когда ее не было дома, а она иногда, как назло, задерживалась и по вечерам.  У них в учреждении намечалось сокращение штатов, и все старались показать, какие они ценные и незаменимые работники, чтобы не вышибли с работы.  
    Володин роман с Олей вошел в решающую стадию.  Олин папаша застукал-таки однажды Володьку со своей дочкой, вернувшись с ночной смены раньше обычного.  Последовала жуткая сцена.  Папаша схватился за топор и начал гоняться за Володей по всему дому.  Неизвестно, чем бы это кончилась, если бы смышленая Оля не завопила, что у нее будет от Володьки ребенок.  Папаша, несмотря на припадок черного бешенства, сообразил, что если он сейчас зарубит Володю топором, то некому будет жениться на его беременной дочери.  Тогда отец потребовал, чтобы Володька поклялся перед образами, что немедленно пойдет с Олей в Загс.  
    Теперь перед Володей стояли две проблемы.  Первая - на что они с Олей будут жить, когда поженятся.  И вторая - срочно заиметь ребенка.  (Неизвестно, какие формы может принять отцовский гнев, если тот обнаружит, что его надули.  Своего будущего свекра Володька боялся до судорог.)  От всех этих размышлений Володя побледнел, поскучнел и выглядел, как тифозный больной, который не решил еще, то ли ему выздороветь, то ли проще умереть.  Настроение в семье было похоронное.  Мама ходила с вечно заплаканными глазами.  Поэтому Купа старался как можно реже бывать дома.

    Скверик возле памятника Богдану занесло грязноватым тающим снегом.  Фонтан замерз.  Николай Иванович уехал на Кавказ, в Кисловодск, лечить раненую ногу.  Купа бесприютно скитался по улицам, тоскливо поглядывая в серенькое, задымленное небо.  Да, зимой не полетаешь!
    Однажды в своих пеших скитаниях Купа забрел на Владимирскую горку.  Теперь все здесь выглядело совсем не так, как в августе, когда Купа парил над густыми зелеными кронами парка.  Кирпичные рыжие дорожки и зеленые скамеечки завалило снегом.  Кружевную беседку над обрывом продували ледяные ветра.  Деревья стояли голые, черные и скучные.  Возле памятника Владимиру, на расчищенном от снега пятачке, стоял прожектор.  Его жгучий белый луч был направлен прямо в глаза Крестителю.  Это делало Владимира похожим на партизана на допросе в фашистском застенке.  Купа помахал ему снизу рукой, но тот даже глазом не повел.  Вечерело.  Вдали, над замерзшим Днепром в жилых массивах загорались желтоватые огоньки окон.  Было сыро и холодно, но Купе не хотелось уходить домой.  Он стоял, опершись на металлические ледяные перила, чувствуя их холод даже сквозь рукава ватинового пальто, и смотрел в небо.  
    Парк постепенно погружался в темноту.  Деревья уже не казались унылыми и скучными, а наоборот, таинственными.  Снег призрачно белел.  Над сплетенными на фоне неба черными ветвями взошла полная луна.  Сначала она показалась Купе красноватой.  Потом засверкала, как оранжевый, налитый светом, как соком, апельсин, в разрывах туч.  И наконец, взойдя нимбом над головой Владимира, приобрела свой настоящий, мертвенный, серебристо-желтый оттенок.

    Купа передвинулся вдоль перил, чтобы лучше видеть, и снова уставился на луну.  «Извините, что я прерываю Ваше созерцание, но Вы стоите прямо у меня на хвосте.  Вы не могли бы подвинуться чуть вправо», - раздался рядом с ним очень интеллигентный, чуть хрипловатый голос.  Купа отпрянул от неожиданности и оглянулся, но никого не увидел.  «Вы не туда смотрите,  -  продолжал голос,  -  чуть ниже...»  Купа послушно опустил взгляд и увидел возле себя, в тени, отбрасываемой толстым стволом старого каштана, нечто напоминающее гигантского пса или даже волка.  
    Купа покрутил головой, разыскивая хозяина этого чудовища, но не обнаружил его.  Пес или волк облизнулся, пошевелил острыми ушами и вежливо представился: «Вовкулак!  -  И поскольку Купа все еще обалдело молчал, добавил  -  Вовкулак - значит оборотень.  А Вас как зовут, молодой человек?»  «Купа, то есть Купидон...»  «Очаровательная парочка!  -  саркастически хмыкнул Вовкулак и опять облизнулся.  -  За что же это любящие родители наградили Вас таким имечком?»  «За крылья», - признался Купа.  «Серьезно?  -  оживился оборотень.  -  У Вас что, действительно есть крылья?  И Вы действительно летаете?  Ах, как интересно!  Я думал, что ангелы бывают только в сказках».  «А оборотни, или как их там, вовкулаки?  Разве это не сказки?»  «Как видите, нет!»  -  с достоинством отпарировал оборотень и поскреб себя задней ногой за правым ухом.
    - Забавно,  -  продолжал Вовкулак,  -  что проказнице-судьбе удалось свести в полнолуние двух таких разных и в то же время чем-то похожих существ в столь романтическом месте.  Крылья у Вас от рождения или благоприобретенные?  
    - От рождения...  -  дрожащим голосом произнес Купа.  Встреча ему совсем не казалась забавной.  Он судорожно вспоминал все, что читал когда-либо про оборотней и прикидывал, успеет ли скинуть пальто и улететь, прежде чем интеллигентный Вовкулак за него возьмется всерьез.
    - Да Вы не нервничайте, молодой человек!  -  оскалился волк, окидывая Купу проницательным взглядом своих зеленоватых светящихся глаз.  -  Неужели и Вы тоже полны предрассудков относительно оборотней?  Все эти старушечьи побасенки давно отжили свой век.  Клянусь, что с моей стороны Вам не грозит никакая опасность.      Стыдитесь, ну можно ли так трусить!  Вот Вам моя лапа, и поверьте, я не причиню Вам зла.  -  С некоторой внутренней дрожью Купа пожал тяжелую когтистую лапу Вовкулака.
    - Если Вы не возражаете, мы могли бы немного прогуляться под луной и побеседовать.  Я думаю, нам есть что друг другу порассказать.  И позвольте мне называть Вас просто Купой.  А меня можете звать Вовой,  -  вежливо предложил Вовкулак.  Они пошли рядом по дорожке, залитой лунным светом, и две тени, одна - чуть горбатая и другая - с острыми ушами, побежали впереди.
    Купа вкратце рассказал короткую историю своей жизни.  Оборотень слушал внимательно, помахивая пушистым хвостом в такт повествованию.  Потом снизу внимательно посмотрел Купе в лицо.  «Вы еще очень молоды.  Я предвижу, что Ваша крылатость принесет Вам много радости и печали в Вашей жизни...  Так бывает со всеми, кто рождается не похожим на прочих своих соплеменников.  Со мной все вышло как раз наоборот.  Я родился совершенно обыкновенным, ничем не замечательным ребенком.  Потом стал неприметным подростком и, наконец, вырос в самого среднего, ординарного и незаметного человека, какого себе только можно представить.
    Я закончил техникум и устроился работать в заводскую бухгалтерию.  Самое скучное место на всей земле.  Пыльные бумаги, грязные окна, низкие потолки.  Из окна вид на помойку и котельную...  Работа несложная, но нудная.  Одни и те же сплетни и ссоры между сотрудниками изо дня в день.
    Я никогда не был женат.  Женщины на меня не обращали внимания.  Просто не замечали...  Даже мои соседи (я живу в коммунальной квартире), по-моему, не узнают меня в лицо, если встретят на улице.  Но вы не представляете себе, крылатый юноша, как это тоскливо - быть средним, неприметным, неинтересным даже самому себе.  И однажды я взвыл, просто взвыл от безнадежности!  Было полнолуние, как сегодня.  Я пришел на Владимирскую горку, поднял лицо к луне и завыл...  И вот результат!  Откуда это - не представляю!  Может быть наследственность, что-то было в генах?
    Вы, наверное, знаете, какой образ жизни ведут оборотни... ну, хотя бы из глупых сказок?  На протяжении всего месяца я сижу целые дни в своей бухгалтерии с видом на помойку, стою в очередях в магазине, хожу в баню, исправно плачу профсоюзные взносы,  даже смотрю телевизор.  Но один вечер из двадцати восьми - мой.  Какое это удивительное чувство, когда ты один среди снегов под синими холодными звездами несешься, как ветер, по следу какого-нибудь заблудшего зайчишки!  Или мчишься по мокрым ночным лугам, вспугивая уснувших птиц!  Или воешь на луну...  Кстати, извините, но мне нужно немного повыть».  
    Вовкулак присел на снег, обернул свой пушистый серый хвост вокруг мускулистых лап, задрал острую морду к луне и издал такой потрясающий по мощности вой, что снег посыпался с древесных сучьев.  Он ревел, как большой пароход, севший в тумане на мель.  Серебристо-желтая луна, как металлический щит, отразила этот тоскливый звук, и громыхающее эхо запрыгало по Владимирской горке.
    - Здорово!  Просто замечательно!  -  восхитился Купа.  
    - Правда?  Мне тоже нравится,  -  самодовольно заметил Вовкулак.  Он зевнул с подвыванием и с металлическим лязгом захлопнул пасть.
    - Мне пора домой.  Мама будет беспокоиться,  -  с грустью признался Купа.  -  Я бы пригласил Вас домой, но мама никогда не позволит мне привести в дом собаку, то есть волка.  Она говорит, что ей достаточно Володиной жены.  Может быть, в какой-нибудь другой день, когда Вы...  
    - Нет, пожалуй, не стоит.  Я, знаете ли, как человек ничего интересного из себя не представляю.  Невыразительный типчик средних лет.  Увидишь и забудешь через минуту.  Я и разговаривать с посторонними стесняюсь.  Эдакий современный Акакий Акакиевич.  Зато как оборотень я себя чувствую прекрасно.  Не правда ли, хорош?  -  Он выгнул серебристую мохнатую спину и разинул пасть, обнаружив великолепнейшие огромные белые клыки.

    Они договорились встречаться иногда в дни полнолуния на Владимирской горке.  «И не верьте россказням про оборотней!  Досужие сплетни.  Я лично вообще - вегетарианец.  Бывает, конечно, какая-нибудь нервная дама, увидев меня, в обморок ляпнется или впадет в истерику.  Не без того.  Но чтобы сознательно кого-то пугать!  Зачем?  Быть оборотнем - это просто один из способов самовыражения.  Как крылья».  Вовкулак поднял острую морду к луне и так глубоко задумался, что даже не оглянулся, когда Купа пошел прочь от памятника Владимиру, увязая в талом снегу.  

    С тех пор Купа на улице и в парке всегда внимательно присматривался к немолодым и не очень интересным людям, задумываясь, не это ли его Вовкулак.  Но по внешнему виду было трудно что-либо определить.

В. ЛеГеза

Copyright © 2002
ОКHO Publishing