Не знаю толком, зачем я тогда первый раз укололся?
Это был эфедрин, и мне понравилось. Я лежал в старом вагоне, расположенном на территории мебельного производства, которое принадлежит отцу моего школьного товарища.
Я позвонил Павлу, они с Саней что-то делали, по-моему, Павел помогал ему чинить машину. Я спросил, где они, и сказал, что сейчас приеду. Павел сказал, что б я зашел в аптеку по пути и купил десятикубовый шприц. Зачем шприц, я спрашивать не стал, это было и так понятно.
В приподнятом настроении я быстро добрался до пункта назначения. Павел открыл мне дверь гаража, через которую рабочие проходили на производство в сверхурочные дни. Саня копошился в двигателе своей старой «девятки». Мы прошли в захламленный вагон, в котором жили бичи, неофициально работавшие периодически у Сани. Денег за работу он им не давал - платой были еда и проживание в данном вагоне.
Засучив рукав, я лег на старый диван. Перетянул руку выше локтевого сустава, почувствовал легкое жжение, накатывающую сладкую легкость и слабость.
- Не шевыряйся, лежи спокойно, полностью расслабься, - сказал Павел, натягивая мне капюшон на лицо, - закрой глаза и молчи. Мы здесь рядом, если что, сразу звони.
- А почему надо не двигаться? - спросил я.
- Кайф чтоб не обломать, - ответил Павел и ушел.
За всю свою жизнь я пережил порядка пяти-семи, точно не помню, операций, самая тяжелая - это перелом обеих костей голени со смещением.
Немного предыстории: в шестнадцать лет, после школы, я сразу пошел работать на стройку разнорабочим. Работал две недели, честно и добросовестно. На третьей наша бригада в обход правилам т.б. начала вручную поднимать строительные леса, среди поднимающих был и я. Поднимали их без распорок, или как они там называются, которые должны препятствовать скольжению ножек конструкции. Когда все это перекосилось и поплыло в сторону, рабочие бросились врассыпную. Я находился в самом центре. За доли секунды осознав, что произошло, я сделал единственно правильное на тот момент действие - не стал бежать от падающей башни, а двинулся в середину конструкции. В результате у меня пострадала нога - консолидированный перелом голени, осколочный и со смещением, вместо возможного перелома шеи, позвоночника и всего остального.
Доктора долго тянули с операцией. Был риск развития некроза, но и оперировать было очень сложно. В итоге после трехнедельных раздумий они решились. Операцию провел военный хирург со стажем. Сделал все по максимуму. Полгода я был в гипсе, потом еще полгода реабилитировался. Теперь травма напоминает о себе перед сменой погоды. А в целом ничего страшного.
Мне двадцать один.
Я работаю продавцом-консультантом в компьютерном магазине.
--------------
Поликарп Сергеевич проснулся, не сразу поняв, где он. Он вообще-то должен проходить курс общеоздоровительной терапии в санатории «Березка». Но забыл медкнижку, поехал за ней домой, дома выпил бутылку пива и не смог остановиться.
- Сейчас, сейчас, иду на процедуру, - суетясь впотьмах, бормотал пенсионер.
Год назад у него умерла жена от рака легких. Долго мучилась и страдала. После ее смерти он совсем сдал, стал постоянно пить и нести всякую чушь, доставая этим окружающих. Два раза в год его сестра, которая взяла над ним шефство, решила отправлять его в санаторий. Она, конечно, не просто так проявляет родственную заботу - в случае его смерти квартира перейдет ей. Он оформил на нее завещание. И ей приходится раз в неделю навещать его, приносить продукты, прибираться по дому, если надо - готовить еду.
Поликарп Сергеевич сделал пару шагов, нащупал выключатель.
- А-а, так я же дома, - жмурясь от света, успокоил он сам себя. - Пить хочу. Должно остаться где-то пиво.
Тяжелыми короткими шагами он прошел на кухню, осмотрел все возможные места, где могла быть спасительная жидкость, но нашел только пустые бутылки.
Умывшись холодной водой, он оделся и, трясясь в алкогольном трипе, стал набирать знакомые цифры на дисковом телефоне.
- Валечка? Миленькая, здравствуй, доченька! Дома?
- Нет, ушел куда-то, его же дома не застанешь, - ответил женский голос.
- А, ну ладно тогда, извини.
Пенсионер положил трубку, сделал задумчивую паузу, рассматривая что-то в воздухе, затем, несколько раз чихнув, утерся платком и отправился на улицу.
-------------
«Он входил в нее снова и снова. Она обхватила и прижала его к себе своими сильными ногами. Начала царапать пальчиками спину. Затем, приближаясь уже к финалу, они крепко сцепили руки и стали увеличивать темп, непрерывно целоваться при этом и дико стонать в такт...»
«Это подойдет для дешевого порножурнала, - недовольно размышлял юноша в очках. - Я же не стану писать порнуху? Нет, не стану, разумеется. Надо что-то действенное, например сценарий какого-нибудь артхаусного полуфэнтези с элементами триллера».
«От прямого удара Стивен пошатнулся и упал на одно колено, удивленно рассматривая, как растекается, ударяясь об асфальт, темно-алая жидкость, густыми струями потекшая из его носа. На него даже нахлынула ностальгия, он уже лет шестьдесят не видел собственной крови. Будучи правым по всем понятиям, в совершенстве владея гипнозом и боевыми искусствами, он мог, не задумываясь о последствиях, убить всех четверых, но его сдерживал его годовалый сын от черной львицы прайда...»
«И это не то. Все не то. Шедевры единичны, в них все как надо, каждая запятая на своем месте, и поменять нельзя. Получается мусор...».
Он выделил курсором написанный текст, удалил, потянулся и встал из-за рабочего стола.
- Весна - это все-таки хорошо, - продолжил он вслух, смотря на тающий за окном снег под лучами апрельского солнца.
В это время что-то загудело, он не сразу понял, что это сотовый телефон. Чтобы найти его, юноше понадобилось несколько минут.
-------------
В принципе, не так уж и плохо. Получаю сносную зарплату, и работа вполне нетрудная, на заводе за эти деньги надо было бы как ишака себя выжимать.
Первые ощущения - как от наркоза перед операцией. От нахлынувшего просветления меня потянуло на телефонные звонки. Я стал названивать всем своим знакомым, с которыми так или иначе поддерживал связь в последнее время. Сначала я позвонил Гузеле, медсестре из уфимской центральной больницы, она не ответила; я набрал номер Олеси, работницы авиакомпании, которая тоже находится в Уфе, но и она не подняла трубку. Наконец, на звонок ответил мой старый приятель - писатель-неудачник Антон.
- Тоха, привет.
- Привет.
- Я сейчас в немного нестандартном состоянии сознания. Ну, ты понимаешь меня...
- Да, понимаю. Как у тебя дела?
- Потихоньку. Все получится, надо только работать и развиваться.
- У тебя что?
- Пишу вот...
- Что пишешь?
- Не знаю, еще ничего не написал.
- Ну, ничего. Все...
Тут разговор прервался. У меня закончились деньги на телефоне. Я выбежал из вагона, суетливо заталкивая мобильник в карман джинсов, и пошел в цех к ребятам. Они курили...
Потом мне было неловко больше перед собой, чем перед этими двумя, за то, что я признавался им в братской любви и говорил, как хорошо, что они у меня есть. Неловко, потому что в действительности это не так. Впрочем, меня не сильно волнует моя неискренность по отношению к ним.
--------------
Бутылка пива «Седой Урал» выпала из кармана и разбилась вдребезги, когда пожилой мужчина наклонился, чтобы проверить рукой, не покрашена ли скамейка, ее цвет показался ему подозрительно ярким и насыщенным.
- Вот б...! Опять придется идти, - выругался он, смотря с сожалением на растекшееся пойло и разлетевшиеся осколки у его ног.
- Поликарп Сергеевич, опять пьете? - обратилась к нему женщина лет пятидесяти, выходящая из подъезда.
- Да, здравствуй Танечка еще раз! Ну а что же мне еще делать? Бабка умерла, я один остался.
- Ну а пить-то зачем же обязательно?
- Скучно мне. Жить неохота. Ты, кстати, куда, сегодня же суббота?
- В погреб, за картошкой, он до десяти сегодня работает.
- Жалею я тебя сильно, Танечка.
- Не пейте. Делом каким-нибудь займитесь, Поликарп Сергеич, вы же плотник хороший.
- Займешься тут, - проворчал пенсионер.
Женщина грустно вздохнула и пошла дальше, ничего не ответив.
- Пусть сынок зайдет, как придет, - пробормотал он ей вслед, лениво усаживаясь на скамейку.
Посмотрев пару минут на просыпающиеся весенние лучи солнца, упорно разогревающие еще холодную землю, он не спеша направился в магазин.
-----------
«Опять этот придурок напился. Бухой звонит, - подумал Антон. - Хочу есть. В холодильнике должно остаться мясо. Надо разморозить и пожарить с картошкой».
Сытно поев жареной картошки со слегка подгорелым мясом, он проверил почту и снова принялся за сочинительство. В колонках играло Green Day - Holiday, на ум ничего не приходило.
«Многие рассказы начинаются с того, что писатель сидит за компьютером, пьет кофе, курит сигарету. Только я не пью кофе и не курю, но сейчас я сытно поел, и меня тянет что-то сделать. А еще многие отношения настоящих девушек начинаются с того, что они трахаются не с тем, кого любят. И после уже ничего вернуть нельзя. Но на это им может быть наплевать, а может и нет. И тогда? И тогда все то же самое - не лучше и не хуже, а то же самое.
Все молодые писатели делают одну и ту же ошибку, конечно же, начиная писать, они пишут о себе. То, что они пишут, - полное дерьмо, конечно, ведь автор не может писать сразу гениальные вещи. Даже если вообще может, то первое время он все равно учится. И никому не нужен, даже если когда-нибудь станет нужным. "Клок вагины"! "Клок вагины" здесь лишнее, вылетает из логической цепочки. Итак, в связи со всем перечисленным они считают себя, даже при всей амбициозности и самовосхвалении, не кем иным, как неудачником, потому что на них всем плевать, разумеется, они ведь делают то, чего с таким же успехом можно не и делать. И соответственно, герои их тоже неудачники, они же списаны с них самих. Такая литература на хер никому не нужна. А у меня герой будет сильным и будет всех побеждать. У него не все будет хорошо, но он не станет от этого кривить губы, какой плохой мир и люди вокруг злые, а будет ломать все, пока не сломается сам. Так я исключу уже одну фундаментальную ошибку, через которую проходят все молодые писатели. Потом буду чередовать сочинительство с чтением разноплановой литературы, написал рассказ - поучился у классиков. Так я отшлифую язык».
Антон, привстав, потянулся к книжной полке над столом и взял «Процесс» Кафки.
Перебравшись на кровать и устроившись поудобнее, он принялся читать.
----------------
Антон - один из моих немногочисленных знакомых, с кем я общаюсь просто потому, что мне с ним интересно, а не потому, что мне от него что-то нужно.
Мы познакомились три года назад в психушке, где обоим посчастливилось косить от армии. Собственно, мне и косить-то не надо было, я нездоров, но, чтобы военкомат это признал, пришлось лечь в психушку. Он выписался раньше меня со статьей 14 Б - умеренно выраженные психические нарушения, или что-то типа этого. Такая же статья у меня. Хотя я мог вполне откосить по ноге, в военкомате наотрез отказались признавать это и стали настаивать на психиатрическом обследовании. После непродолжительного противостояния я сдался, согласился отлежать в дурке и получить статью по психиатрии вместо более щадящей хирургической.
На клочке бумаги у меня остались его мейл и мобильный телефон. Выписавшись, я первым делом позвонил ему. С тех пор иногда видимся, нечасто, где-то раз в несколько месяцев. Но каждая наша встреча превращается в увлекательную прогулку по ночному городу с философско-идеологической борьбой двоих.
Насколько я знаю, он окончил девять классов, еще два добил в шараге, после нигде не учился. Постоянной работы никогда не имел, трудился где придется - грузчиком, слесарем, даже как-то охранял свинарник, но совсем недолго, меньше месяца, как он рассказывал. Он уже никем не станет, надеяться ему не на что, и он это понимает. Его единственный шанс, хоть и очень призрачный, - взорвать все это положение вещей, став известным и востребованным литератором. Но и здесь он мало что может, одного природного дара (я читал его прозу, не лишена таланта) недостаточно, нужна еще колоссальная работа, знания, приобретенные извне. Пишет он очень неграмотно, и во всем чувствуется пробел в образовании. Язык изложения сырой, но сюжеты он складывает мастерски. Он относится к сочинительству как настоящий художник, трепетно и серьезно, хотя напоказ нередко любит говорить, что делает он это только для своего развлечения и не относится к своей графомании как к чему-то важному, и тут он, конечно же, прав, хотя и лукавит.
----------------
С пятого раза попав ключом в замочную скважину, Поликарп Сергеевич со скрипом открыл дверь своей квартиры. Форточки в зале и спальне он намеренно оставил открытыми, чтобы за время его отсутствия помещение проветрилось, на кухне же открыть забыл - как припомнил он, заходя; но оказалось, этого и не требовалось, она и не закрывалась со вчерашнего дня.
- Ак-хаа-уу, - с облегчением выдохнул он, опростав стакан пива.
Сел на стул, посмотрел на иконы в углу его кухни. (Его жена была на редкость набожна.) Выдвинул ящик стола, зачем-то достал оттуда серебряную ложку. Потом встал и поставил чайник на газ. Чихнул пару раз так, что чуть было не упал, затем утерся рукавом своей рубашки и короткими шагами медленно побрел в столовую. Включил телевизор. Шла передача «Суд присяжных».
- Подсудимый, вы признаете себя виновным? - томно спросил судья с лицом взрослого мальчика.
- Ага, признается этот хлюст. Тут еще никто не признавался. Все невиновны, - проворчал про себя пенсионер.
- Нет, я никого не убивал, - уверенно ответил подсудимый.
- Подсудимый, встаньте.
Откормленный белокожий мужик в синей футболке встает. И все встают, кроме присяжных и судьи.
- Суд, прошу огласить приговор.
- Подсудимый Н. Н. такого-то года рождения приговаривается к пяти годам строгого режима. В течение месяца со дня оглашения приговора вы можете обжаловать решение в областном суде. Подсудимый, вам понятен приговор?
- Да, - ответил подсудимый, - я невиновен!
- Вот чудаки на букву М, напридумывают же, - злился Поликарп Сергеич, потягивая остатки пива из бутылки.
------------
Чтение шло легко. Антон чувствовал себя в тексте как дома. И жалел, что раньше не читал ничего из Кафки.
Он остановился на месте, где служанка Лени спрашивает главного героя, нет ли у его женщины каких-нибудь физических недостатков, и нагло предлагает себя взамен.
«Надо прогуляться, я уже три дня не выхожу», - подумал он, захлопнув книгу. Встал с кровати, сходил в ванную, умылся, натянул на себя серую толстовку и джинсы, надел гриндерсы и пошел на улицу.
Прохожие абсолютно не волновали Антона, он был весь погружен в себя. Казалось, разденься сейчас все они догола, и он и то не обратит на них никакого внимания.
- Есть курить? - спросил какой-то парень, шедший навстречу.
- Нет, - ответил Антон.
«Интересно, - подумал он, - в жизни все не так, как в литературе, а в литературе не так, как в жизни. В классической ситуации, которые нередко описаны в рассказах, за вопросом "есть ли курить" последовали бы дальнейшие гопнические доколки. А здесь, он просто спросил, получил отрицательный ответ и пошел дальше. Но такая ситуация без дальнейшего развития была бы неинтересна читателю, и поэтому они встречаются гораздо реже».
Антон зашел в магазин, чтобы купить что-нибудь выпить. Дальше он шел по аллее, потягивая «Берн» из банки. Вечерело. Пахло просыпающимся летом. Он присел на деревянную скамейку с вырезанными медведями по бокам. Видимо, тем, кто мастерил их, такой дизайн показался выигрышным, раз все скамейки вдоль аллеи были украшены зверями в таком стиле. Поставил банку рядом с собой и стал кому-то звонить.
-------------
Возвращаясь домой с парой бутылок пива , я решил зайти к соседу. Проведать, узнать, как живет, - старику нелегко после смерти жены, и мой визит будет очень кстати. Да и я еще не совсем отошел, чтобы показываться на глаза матери.
Мы сидели, пили пиво, он в одном кресле, я в другом, напротив. Дядя Поликарп жаловался, как ему тяжело и одиноко, потом рассказывал про свое нелегкое детство, юность и вообще жизнь. Я слушал внимательно, хоть и знал все его истории наизусть. Мне всегда приятно его слушать, а в накуренном состоянии, потягивая пиво, вдвойне.
- Я тебе сейчас все расскажу, ты еще не все обо мне знаешь, - тихо, чуть ли не шепотом, как будто собирается выдать важную тайну, заговорил дядя Поликарп.
«Всем приготовиться, очередная порция маразма проедется по моим ушам», - подумал я и ответил, изображая любопытство:
- Не знаю, но вы ведь мне расскажете, дядя Поликарп?
Он запрокинул голову и закрыл лицо ладонями так, будто беззвучно заплакал и не хочет, чтоб его слезы видели. Потом убрал ладони с лица, тяжело вздохнул и, достав из кармана трико пятисотрублевую купюру, продолжил:
- Сходи возьми еще пива, а потом я тебе все расскажу.
Делать нечего, идти неохота, но придется, старика не обидишь.
Я нехотя надел ботинки и вышел на улицу. Набрал в ближайшем киоске его любимого «Седого Урала» десять бутылок, себе взял бутылку «Балтики кулер», пить я больше не хотел. Хотелось поспать. Завибрировал телефон. Антон.
- Привет. Что делаешь.
- Ничего, пиво пью.
- Не хочешь прогуляться?
- Можно.
- Ладно, подходи к «яблоку» минут через пятнадцать.
- Хорошо.
Я занес мешок с пойлом. Дверь была открыта. Стал будить старика, он заснул наглухо. Где-то полчаса я безуспешно тормошил его, пытаясь привести в сознание, чтобы он закрыл за мной дверь. Бесполезно. Старик лежал трупом. Тогда я просто прикрыл дверь и ушел, оставив сдачу от пива под телефоном.
- Привет.
- Чего так долго? Целый час тут стою.
- Да так. У соседа сидел, дверь закрыть не мог, он напился. Неинтересно это.
- Ладно. Пошли прогуляемся.
- Пошли.
-----------
От настойчивого стука дверь приоткрылась. Сосед по площадке, алкоголик.
- Есть кто дома? Дядь Поликарп?
Никто не отвечал. Мужчина бомжеватого вида тихими шагами проследовал в квартиру.
- Спит, - хриплым голосом сказал мужчина.
Быстро пробежался глазами по комнате, сразу поймав пакет с бутылками. Потом прошел в спальню, осмотрел все и скрылся, прихватив пиво. Через пару минут вернулся с двумя товарищами.
- Я в зале посмотрю, а вы в спальню, - сказал он двоим.
И стал шарить по карманам штанов, висевших на двери зала. Их, как назло, было у пенсионера в ходу аж шесть штук, и ни в одних денег не оказалось. Он бросился к куртке, лежавшей на кровати, выгреб из карманов всю мелочь и пару измятых десятирублевок.
«Где же деньги?» - думал он, судорожно просматривая все места, которые годились для хранения финансов: тумбочка, подушка, кровать, заглянул под палас, телевизор - ничего.
- Где-то же должно быть, - раздраженно процедил он сквозь зубы.
«Кресло», - подумал он и принялся стаскивать старика с него, тот оказался на редкость тяжелым.
- Эээ-ааа, сс-фуу-ки! - провопил старик, скинутый на пол с належанного места.
В полости кресла лежала стопка сотенных купюр, сосед взял их и побежал к выходу.
- Уходим, я все взял, - приглушенно сказал он двоим, что обыскивали спальню, и они покинули жилице обворованного пенсионера.
Через пару секунд он вернулся, чтобы оставить на диване бутылку «Седого Урала».
Прошло несколько часов, прежде чем старик, проспавшись, поднялся на ноги. Взгляд его сразу выловил из окружающего фона серую пол-литровую емкость, лежащую на диване...
--------------
Шли мы медленно, я рассказывал Антону что-то про свою работу. Он слушал внимательно, иногда говорил что-то в ответ, подшучивая надо мной.
- Пойдем ко мне? - предложил он.
- Пошли, - ответил я.
Мы взяли еще пива, вернее я взял пиво, а Антон себе банку какого-то коктейля, пиво он категорически не пил. Пришли к нему домой, я был у него в гостях впервые.
- У меня ремонт, не пугайся, - сказал он, - разувайся, проходи.
Я прошел в гостиную.
- Вот, на потолок хочу, сам придумал, - начал рассказывать он, раскинув большую, шириной во всю комнату, клеенку с лицом девушки в кислородной маске.
- Круто, впечатляет, - восхитился я.
Антон зажег благовония. В стоящем на полу мониторе компьютера заиграл клип «Радиохед» - «Стрит спирит». Мне начало казаться, что я вхожу в транс под голос Тома Йорка. Когда клип закончился, я опростал очередную бутылку. Было уже поздно, примерно три часа ночи.
- Этот фильм меня в транс вводит, - заговорил Антон, засовывая в дисковод диск из коробки с надписью «Горбатая гора», и лег на диван напротив меня, так, чтобы его лицо было обращено ко мне довольно близко и он без труда при желании мог смотреть мне в глаза.
Когда в экране показался голый мужик, разговаривающий с другим, мне стало неуютно. «Что-то совсем не то», - промелькнуло в моем сонном и пьянеющем сознании.
- Поздно уже, я пойду, - сказал я вставая.
- Как хочешь, - протянул недовольно Антон.
«Ну а зачем мне оставаться, ночевать, что ли?» - непонимающе подумал я, обулся и ушел.
----------------------
- Че невеселый? - спросил меня Паша, пожимая руку.
- С работы, уставший. И тут еще соседа-пенсионера, можно сказать, из-за меня ограбили на всю пенсию. И так все как-то не так...
- Как из-за тебя? Что-то я не пойму, ну-ка сначала все давай, поподробнее.
- Да если бы я не пошел тогда к этому... - тут я замолчал.
- К кому еще? - переспросил Павел.
- Да не важно, к пацану одному, ты его не знаешь. В общем, помнишь, тогда у Сани на работе курили? Я потом еще у дяди Поликарпа сидел, пиво пили, а потом он уснул, я его разбудить не мог и ушел, оставив квартиру открытой.
- Да, неважно с дедушкой поступил. Ну ладно, ты ж ему не нянька, а если б тебе неотложно что-нибудь надо было, в больницу вести кого-нибудь или, предположим, убивать кого-то, тебе бежать надо, выручать, - что, ты хату его сторожить должен? Забей.
- Да какая разница...
- Не парься. Вот мне говенно. Я наворотил, за такое убить могут. Бабу по пьяни изнасиловал. Изнасиловал и избил, по ступенькам за ноги эту шмару волочил, потом об лифт башкой бил.
- Ты че, долбанутый?! - вырвалось у меня.
- Я бухой в хлам был, да еще после состояния долгого нестояния. Она, кстати, тоже далеко не трезвая была, и зачем с малолеткой пьяным пошла в подъезд? Ей лет не сильно меньше, чем моей матери. Но моя мать что-то не ходит пьяная с хмырями по подъездам.
- Ты урод, Паша.
- Знаю, но дело не в этом. Баба эта уже приезжала с пацанами, искали меня и нашли. Придурок, который у меня стажируется, решил похвастаться, какой он взрослый, и показал ей пропуск на завод, когда мы с ней познакомились. Он, видимо, и сдал меня. Мы с ней договорились, что через неделю я получу зарплату, еще подзайму и отдам ей две штуки баксов. Можно было, конечно, к ним вообще не выходить, когда они приехали, но они мне позвонили, я ответил, не знал же, кто звонит, и теперь мне стремно от них скрываться.
- И что, у кого ты деньги возьмешь?
- Да не собираюсь я им отдавать! Мне легче замочить их и сказать, что это была самооборона, - смеясь воскликнул он. - Че, первый раз, что ль, из жо-ы выбираюсь.
- Да хрен с тобой, - равнодушно ответил я.
-----------------
Хоронили Павла в закрытом гробу.
На похороны я не пошел, сидел дома, пил и смотрел телевизор. Для меня его смерть была полной неожиданностью. При всем моем наплевательском отношении к нему, я даже ощущал небольшую вину за то, что не отнесся серьезно к его словам, когда он рассказывал мне обо всем и смеялся над тем, что его скоро замочат. Хотя сейчас, по прошествии чуть больше месяца с его смерти, мне его не очень жаль. Не знаю, правильно ли это!?
А с Антоном после нашей последней встречи мы больше не виделись...