EN
Старый сайт
Последнее приготовление
к путешествию
Поэма
1
Время продвигается медленно, неприметно,
в каком-то не определенном заранее направлении,
не торопя своих усталых, разбросанных в безвестной вечности секунд.
Те же подобны песчинкам речного ила –
колыхаемые неспешным и переменчивым течением,
крохотные частички движения, лодочки блох,
караваном паломников устремлённые в неведомую священную землю,
сбивающиеся с курса, кружащиеся, петляющие и теряющие
отчётливую географию похода в капризах мутной влаги,
в непостоянстве растревоженной подземными ручьями воды…
2
…Куда ты струишься?! Ответь!
Ты, в которую нельзя войти дважды!
Уплывает, играя позвоночником лазоревым,
пену выбросит на берег, песочку прихватит с собой
– на хребет – по хребту песочек скатится – и на дно.
Посчитай песчинки! Не можешь!
Трудно: слиплись в одно причудливое речное растеньице,
в медузу, звёздочку, бычка и, как сказано выше, – на дно.
Да! Но не канут там бесславно, как микроскопические кораблики,
трюмы которых полны невидимых глазу сокровищ, –
песчинки путешествуют. Караван песчинок паломничает на восток,
в далёкую Медину – подводные течения уносятся туда…
3
Люди, однажды поселившиеся вдоль пересохшего русла
гигантской реки минувшего,
построили тихие, неприметные, предоставленные себе города…
4
А ты, читая эти разрозненные записи, должно быть, отметишь,
что в моих путешествиях есть изрядная доля эскапизма,
и что, когда я смываюсь от многотрудного настоящего,
тут же становлюсь добычей памяти – меня настигают воспоминания…
то дробные, то затяжные и непрерывные,
длящиеся в своём особом темпоритме,
иногда с пропусками – как будто слабый (слепой) удар
по клавише старенькой печатной машинки,
неяркое, быстро размывшееся впечатление или вовсе зияние на его месте,
мутное пятно забытого прошлого, но и оно перекрывает будничное,
мешает разглядеть, быть может, нужные и важные,
влажные от дождя, нечаянно нежные и недежурно приветливые
лица прихожих, или другие существенные детали обыденного,
назойливо маячит, делая тебя рассеянным, потерянным,
смурным, неприкаянным, наконец…
5
Замечал ли ты раньше, что в слове «скитания» слышится «скит»?
Для меня странствие – это способ уединения,
или, иначе скажу: род затворничества.
В скиту своих скитаний я ограждаю себя
от привычного круга вещей, от семьи,
я затворяюсь в попутных воспоминаниях, зыбких фантазиях
и тайных наблюдениях, словно скитник – в аскезе и благочестии.
6
В потоках горячего воздуха, ступая по выжженной траве,
пересекали саванну слоны. От стремительного хода их уши
трепетали и развевались, как стяги, как шатры масаев на ветру.
Табуны пускающихся в брачную пляску диких лошадей,
резвящихся тарпанов, оглашали луга раскатистым ржанием.
Лётные караваны соек, чижей, свиристелей
реяли над осенними полями и дубравами,
журавлиный крик разносился над просекой…
Я еще крепко спал в своей постели, и даже чемодан не был собран,
а меня уже засасывал омут очередного скитания,
которое складывалось помимо моей воли,
будто птичий перелет или миграция диких животных,
подхваченных неудержимым течением жизни.
7
Птичья стая неслась по небу
сорванной с плеч и подхваченной ветром
газовой накидкой,
стремительно перетекала из одного узора в другой,
свисала с набрякшей тучи черной каплей,
взмывала и обрушивалась
россыпью нефтяных брызг, галочьим граем,
угаром упоительной охоты…
8
8
А в степи пробегали мелким тремором, россыпью мурашек тушканчики,
елозили в траве деловитые суслики,
верстовыми столбами замирали, высматривая что-то, задумчивые сурки,
кудахтали куропатки, купались в пыли перепёлки,
шуровали полёвки, землеройки зарывались в грунт,
выуживали из своих сусеков червей
и выхватывали из мельтешения насекомой жизни кузнечиков
остроносые ёжики, возводили насыпи недальновидные кроты,
и ветер разносил всеобщий стрекот и гам,
и едкую пыль, и пыльцу, и травяные ароматы, –
так же в сложившейся системе мировых государств копошатся народы,
отдельные в их видовом своеобразии и вместе с тем объединённые
общей судьбой, овеваемые ветрами неиссякаемого исторического времени.
9
9
Между верхним теченьем Евфрата на востоке,
Тавризскими горами на юге,
соленымозером Тузназападе
и Черным морем на севере
простёрлась страна прекрасных лошадей,
подземных городов и пещерных монастырей Каппадокия,
откуда был родом святой великомученик Георгий.
И до этих краёв докатилась малоазиатская катастрофа:
преданные остальным христианским миром армяне и греки
покидали веками насиженные места,
вздымая горячие облака пыли, серого праха времён…
Они оставляли на дорогах не следы, но подошвы
и могил безымянные холмики вдоль дорог…
10
10
А задолго до этого
грозные филистимляне, бряцая железом, в шлемах,
украшенных плюмажем, выдвигались из Ашкелона
навстречу иудейскому воинству;
дети кровосмешения моавитяне,
преданные Богом Израиля в руки Аода,
принимали в смятении смерть при иорданских переправах;
дети кровосмешения аммонитяне
приносили человеческие жертвы Молоху
и платили Давиду дань,
обречённые священной историей на поражение,
приученные поражениями к коварству…
Прах вечных скитаний и сражений оседал на распухших фолиантах…
Эти и подобные картины проплывали одна за другой,
когда я смахивал пыль с книжных полок
тряпкой из старых отцовских кальсон.
11
11
Стих на закате бешеный дневной скок тысячи лошадей,
осела пыль, что клубилась весь день, скрывая всадников, –
сквозь её плывущие над землей позолоченные солнцем шатры и пологи
проступали, тут же исчезая, лишь их силуэты, –
и лошади напоены, заменены слетевшие с копыт подковы,
силы утомлённых подкреплены ячменной кашей,
приправленной рогозом и лебедой,
или мясным бульоном и тушеной бараньей печенью,
успокоены мимолётные хвори отваром шалфея и пыльцой эфедры;
и крепко сжимает рука узду, но не натягивает её,
и крепко впились сапоги из зелёной шагрени в конские бока,
но не бьют каблуками под рёбра, не ускоряют ход;
впереди идущие дозорные шлют краткими мелодичными покриками
позывной: «Свободен путь на день окрест»,
и покоится тело в седле, кивает в такт поступи голова, чуть смежены веки,
льётся сквозь узкие щели полуявью, полудрёмой закатный свет…
12
12
Крупинки времени, крупицы жизни,
Живые твари, люди, города, государства,
Сменяющие друг друга мир-системы, по Валлерстайну,
Сперва точно песчинки, кружащиеся в мутной речной влаге,
Затем точно пылинки, мятущиеся в порывах сухого степного ветра,
Рано или поздно оседают серым прахом на пухлых фолиантах,
Расставленных вдоль книжной полки, точно дома вдоль дороги,
Что проложена по пересохшему руслу гигантской реки минувшего…
13
13
И каждый раз, собираясь в очередное скитание,
Я сначала предаюсь воспоминаниям и становлюсь добычей памяти,
Затем тряпкой из старых отцовских кальсон
Смахиваю пыль с книжных полок,
Ибо не люблю оставлять библиотеку неприбранной.
И перед глазами проплывают одна за другой
Смутные картины дикой природы и священной истории,
Пока руки складывают вещи в потрепанный чемодан.
И непременно что-нибудь забудется,
Что-то важное выпадет в последний момент из поля внимания,
Но только в пути обнаружатся эти пробелы,
подобные слабым (слепым) ударам
по клавишам старой печатной машинки.
Июль 2006
В оформлении страницы использована графическая работа Ильи Имазина:
В оформлении страницы использована графическая работа Ильи Имазина:
Иллюстрация к роману Саши Соколова «Между собакой и волком».
Глава 2: «Ловчая повесть». Б., тушь, 2007.
Тубольцев Юрий 
Михальска Стася 
Буторин Николай 
Андерс Валерия 
