Нет, в Чернобыле я никогда не был.
Работал в то время, когда произошла авария, на керамическом заводе.
Но, вполне мог бы там оказаться. В том далеком восемьдесят шестом году, поздним апрельским вечером, а вернее, - ночью, к нам домой приехал майор из военкомата. Приезжал он за мной – лейтенантом запаса инженерных войск. Но меня, увы, дома тогда не оказалось. На даче ночевал. Так вот, всегда! Стоит, в кои-то веки раз, ненадолго отлучиться из дома – и, на тебе, такое событие! Коротко переговорив с отцом, майор убыл восвояси, напоследок, предупредив, что мне следует собираться в дорогу.
    В дорогу – так в дорогу! На следующий день, с утра, узнав последние новости, я, как и положено молодому специалисту, отправился на работу, на завод.
    Итак, шел уже второй год моей работы на керамико-плиточном заводе. Он располагался недалеко от дома, рядом со станцией метро “Тульская”. Всего три остановки на метро – небольшое расстояние по московским меркам! Это было старое трехэтажное здание, длиной метров под сто пятьдесят, да в ширину – метров на семьдесят. К нему примыкала довольно обширная заводская территория, на которой складировалось сырье – глина, песок и другие материалы. Их привозили на грузовиках с Кучинского керамического комбината – головного предприятия. Туда же отвозили и многочисленный бой плитки с нашего завода. Производство состояло из двух основных цехов – плиточного и художественного литья, -изготовление керамических ваз.

    Работал завод круглосуточно, так как, в промышленных печах, изделия обжигались и днем, и ночью, без перерыва. Общая численность работников, с учетом посменной работы, не превышала трехсот человек. Около пятидесяти, из них, работали на инженерно-технических должностях, остальные – рабочими. По московским меркам завод считался небольшим.
    Раньше он носил имя Булганина, партийного и хозяйственного деятеля, и старые рабочие, так его и называли – Булганинским заводом. Производство старело – оборудование износилось, но, еще продолжало работать.
    Основным считался плиточный цех, в нем и трудилось большинство рабочих. Большой цех успешно работал и производил около миллиона квадратных метров плитки в год.
    Главным в нем считалось отделение конвейерных линий, где прессовали и глазуровали плитку, и где стояли высокотемпературные печи. Всего там работало три линии. А сырье для них готовили в массозаготовительном отделении, где глину и песок с добавками перемалывали в шаровых мельницах. Для наглядности, читатель может представить себе железнодорожную цистерну, в которых, обычно, перевозят мазут. Так вот, такая цистерна, установленная на ролики, с помощью приводных ремней, вращалась, вместе с сырьем и мелящими шарами внутри нее.
    Легко представить, что только одна шаровая мельница грохотала так, что, хоть, уши затыкай! А их в отделении работало несколько десятков! Словом, шум там стоял непрерывно, только, время от времени, к нему добавлялся еще и грохот от вибросит, через которые сливали готовую массу, да еще включались в работу насосы. А, когда пролитая, ненароком, масса высыхала, то она превращалась в тонкодисперсную пыль, которая непрерывно висела в воздухе, пронизываемая редкими солнечными лучами. Да еще жар от печей, да резкий запах газа, который, несмотря на все усилия слесарей, находил-таки, выход из стыков изношенных газопроводов да горелок, дополняли общую картину. Словом, условия труда на заводе были тяжелыми, но рабочие ничего, привыкли, работали!

    Знакомство с людьми, работающими на заводе, оставило неизгладимое впечатление. Очень уж, характерными личностями оказались некоторые из них. С ними мне предстояло познакомиться достаточно близко, причем, почти со всеми работниками завода. Многие люди приезжали на работу из окрестных деревень, добирались до Москвы на электричках. Другие работники приехали из отдалённых мест и годами жили в общежитиях,  большинство работников были иногородние. Завод давал очередникам квартиры и комнаты, и многие люди из провинции, на моих глазах, становились москвичами. Были и солдаты стройбата, почти поголовно, из Средней Азии и даже уголовники, отсидевшие большие сроки. Про таких осужденных тогда говорили, что они работали “на химии”.   
    Старые рабочие, отработавшие десятки лет, считались мастерами своего дела. А, инженерно-технические работники, к знаниям, полученным в институтах да техникумах, добавили еще и производственный опыт, а потому, как специалисты, чувствовали себя вполне уверенно. Мне же, предстояло сработаться с таким непростым коллективом. Но, большого выбора тогда и не было.

    Впрочем, на этот завод я попал, отнюдь, не случайно. Меня, молодого специалиста, как, наверное, и многих моих сверстников, обуревали честолюбивые помыслы. Более того, на моем безоблачном тогда еще небосводе уже ясно виделась линия карьерного роста. И, не какая-нибудь карьера, а только по партийной линии! Были тому причины. Насмотрелся, как живут партийные деятели!
    Но, вступить в партию оказалось не так-то просто! Партия, как могла, оберегала себя от молодых карьеристов, особенно, имеющих высшее образование. Требовалось показать себя, зарекомендовать ударной работой, и лучше всего – на производстве. Тогда еще появлялась слабая надежда. Но, и там, не очень-то охотно принимали в ряды КПСС, но, все-таки, принимали. Не всех, конечно, только, наиболее достойных кандидатов. Итак, наметив цель, оставалось только приступить к работе с тем, чтобы достигнуть ее. Трудности не пугали!
    Еще, будучи студентом, начиная с третьего курса, приходилось проходить производственную практику на заводе. На том самом керамическом заводе, куда был позже распределен. До института окончил техникум, по специальности, а потому, без особых колебаний, еще во время практики меня назначили сменным мастером. Когда бригаде выпадало работать в ночную смену, то из руководителей на заводе оставался я один, и нес ответственность и за работу людей, и за оборудование. Конечно, при чрезвычайных ситуациях, на производство приезжали и начальник цеха, и главный инженер, и директор, но решение о том, вызывать их, или справляться силами бригады, принимал сменный мастер. Хорошую прошел школу...

    Словом, по окончании института, я получил целевое направление именно на этот завод.
Там уже знали об этом, и ждали молодого специалиста. К моменту моего прихода вакантной оказалась только должность старшего инженера – теплотехника, на которую меня и назначили. Но еще очень не скоро удалось приступить к прямым должностным обязанностям. Еще где-то с полгода пришлось подменять поочередно уходивших в отпуск сменных мастеров, нo вскоре на заводе не осталось ни одного производственного участка, который бы я, кратковременно, не возглавлял. Как же хотелось спать в ночную смену! Но,  приходилось бороться со своими желаниями. Но это давало ценный опыт, так как производство я изучил досконально, да и с людьми познакомился.
    Итак, подменив всех сменных мастеров, я наконец-то смог приступить к своим непосредственным обязанностям теплотехника. Но, и тогда еще, не в полной мере! Меня направили на учебу, и после трех месяцев обучения, строгая комиссия аттестовала очередного специалиста.

    По возвращении, меня назначили ответственным инженером за газовое хозяйство завода. В сложном производстве, где использовались печи с высокой температурой обжига, большинство из которых работало на газе, это было весьма ответственное назначение (оно подразумевало, и уголовную ответственность).
    После первых успешных шагов на производстве наступила пора подумать и об общественной работе, для осуществления своей главной цели. Вот, только, с чего бы  начать? Партийные собрания, конечно, проводились, но мне туда ходу не было. Впрочем, правильно говорят - была бы шея – а хомут найдется!  И  – на ловца и зверь бежит! Однажды в коридоре заводоуправления меня остановила секретарь парткома  – Чекина Валентина Егоровна,  серьезная женщина!
  -  Почему вы не приходите на открытые партсобрания? – строго спросила она.
Я даже растерялся от такого вопроса! - Меня никто туда не приглашал! – последовал скромный ответ.
-Я вас приглашаю, и попрошу присутствовать на всех открытых партийных собраниях! – не столько попросила, сколько твердо произнесла секретарь парторганизации. Естественно, мне оставалось только кивнуть головой в ответ. Сделал  это я с большой охотой.

    Но, одними посещениями открытых партсобраний дело не ограничилось, вскоре Валентина Егоровна озадачила куда более ответственным поручением. На заводе большое внимание уделялось работе народной дружины, и мне пришлось пополнить ряды дружинников. Никаких погонь и задержаний не было. По большей части, мы тихо и мирно сидели в опорном пункте, изредка прохаживаясь для порядка по прилегающей территории.
   - Тебе придется появляться на дежурствах почаще! – напутствовала Чекина,  остановив в коридоре. - В твоем присутствии рабочие будут меньше пить!
-Но, Валентина Егоровна, – взмолился я. Ведь, и так хожу по графику!
Откровенно говоря, дежурства уже порядком надоели.
-Ничего, будешь ходить еще чаще, а то, порядка там никакого! – отрезала секретарь парторганизации. 
Да, на дежурстве бравые дружинники позволяли себе немного расслабиться, пропустить стаканчик-другой! Рабочие не очень обрадовались неожиданному подкреплению: как хорошо, что ты пришел! – восклицал Шамарин, пожилой, но еще крепкий бригадир слесарей,  уважаемый на заводе человек. А на его лице появлялось такое выражение, как будто бы, он хотел сказать, - ах, черт, принесла тебя нелегкая!
- Валентина Егоровна попросила зайти подежурить! – пояснял я для ясности.
Пить в моем присутствии, может, и стали немного меньше, зато норовили покинуть боевой пост при первой же возможности. А мне пришлось проводить на дежурстве почти все свободное время.
    Чекина отметила про себя исполнительность молодого специалиста, хотя, о приеме в партию речи не шло. Работа – дежурство – работа, с заводом меня связывало все больше и больше. Удивляюсь сейчас – сколько сил у нас было в молодости!
 
Казалось, что события удачно развиваются согласно намеченному плану, но жизнь постоянно вносит свои коррективы.  На страну обрушилось серьезное испытание – произошла авария на Чернобыльской АЭС. Это событие изменило жизнь многих тысяч людей, а неделю спустя его отголоски дошли и до меня.
    Тот рабочий день мало отличался от предыдущего. Но перед обедом в цех прибежала взволнованная начальница отдела кадров. Она была еще молодая женщина, хотя, и старше меня, но мы немного симпатизировали друг другу. 
    -Тебя срочно вызывают в военкомат, сейчас же! – едва отдышавшись, произнесла она.
-В военкомат, – повторил я за ней. Хочешь, скажу, что ты очень занят на производстве, и не можешь сейчас отойти! – предложила она.
- Нет, не надо! – тут же последовал решительный ответ. Да и, в самом деле! Во-первых, отлынивать я не собирался, а во-вторых, как показала практика – бесполезное это занятие! За мной вполне могут и вечером заехать, не сочтут за труд! 
    Да, все верно, но, повернуться и уйти с производства, просто так, я не мог. Даже, в военкомат!  Я был ответственным за газовое хозяйство завода и требовалось передать всю документацию и ключи от газораспределительной станции главному инженеру. 
    - На сколько дней тебя призывают? – поинтересовался Маликов, главный инженер завода, худощавый мужчина средних лет. Он носил очки, всегда ходил по заводу в костюме, много курил и сутулился.
- Не знаю, пока, на какой срок заберут, думаю, на месяц, не меньше! – высказал я предположение.
Маликов только вздохнул и принял документы. Было заметно, как собеседник огорчился. 

    Заскочив домой за военным билетом я, по солдатской привычке, приобретенной на лагерных сборах, собрал небольшой пакет с продуктами, оставил короткую записку родным и бодро направился в военкомат. По первому призыву в строй становлюсь! – нахваливал себя, по дороге. 
    Путь до военкомата показался недолгим. Подходя к военкомату, еще издали, я обратил внимание на то, что на дороге, перед зданием, стояли два небольших автобуса с работающими двигателями. Это насторожило. Рядом с автобусами толпились парни моего возраста, в гражданской одежде, человек семь, а поодаль прохаживался военный в чине капитана.
    Чуть, в стороне, на пустыре, можно было заметить еще одного парня, стоящего, в задумчивости, и я направился к нему – пообщаться. Привет, земляк! – поприветствовал его, подойдя поближе. Тебя тоже вызвали? Да, забирают уже! – подтвердил он, хмуро. – В Чернобыль? – Да! Сейчас, вот на этих автобусах повезут на медицинскую комиссию, а прямо оттуда – в Чернобыль! Даже попрощаться с родными не дадут! – и, собеседник, с тоской, огляделся вокруг.
- Инженерные войска? – поинтересовался я, выгадывая время.
-Инженерные!- подтвердил парень.
Лейтенант запаса! Как и я, значит.
  -  Не сказали – надолго забирают? – хотелось услышать, как можно больше информации.
-На полгода! – в сердцах, воскликнул собеседник.
-На полгода! – удивленно повторил я за ним. Почему-то казалось, что призовут нас на месяц, на два, от силы. А тут – на полгода! Да за это время, обо мне уже забудут на заводе и все невероятные усилия пропадут впустую!

    Почему-то представил, как огорчится главный инженер – Маликов, которому опять придется взвалить на себя мои обязанности. Пока еще найдут замену! Вспомнилась и секретарь парторганизации – Валентина Егоровна, а также многочисленные дежурства в народной дружине родного завода.
    Ладно, мне пора! – прервал мои глубокие размышления новый знакомый и, круто повернувшись на каблуках, быстрыми шагами направился к автобусам. Мне же следовало переварить полученную информацию, согласно солдатскому правилу. Поодаль виднелась маленькая скамейка и, подойдя к ней, я опустился на нее. Теперь, лишь одинокий куст сирени отделял меня и от автобусов, и от капитана, довольно густой куст, правда. Итак, получив задачу, командир инженерного подразделения уясняет полученную задачу…, - кстати, вспомнились глубокие знания, полученные на военной кафедре. На полгода – немалый срок!
    Между тем, предаться глубоким размышлениям помешал капитан. По его громкой команде парни разом, погрузились в автобусы, а он принялся осматриваться вокруг – не остался ли, кто? От волнения, я немного приподнялся с лавочки, и тоже огляделся вокруг.

    Капитан увидел меня, да вот, только куст сирени мешал ему разглядеть все основательно. Но, он делал попытки, наклоняясь, то вправо, то влево. Но и я не растерялся, и, если капитан наклонялся немного влево, то и я, в свою очередь, уходил немного влево, а если вправо – то вправо, так, что куст сирени все равно оказывался между нами. С лавочки отчетливо виднелась только форменная фуражка.
    Время шло, а на дороге по-прежнему стояли два автобуса с работающими двигателями, да капитан, который, как казалось, все дожидался кого-то. Не меня ли? Наконец, автобусы закрыли двери и уехали. Не успела осесть еще пыль на дороге, поднятая их колесами, как я появился перед капитаном.
- Лейтенант запаса! – и я назвал себя, протягивая зеленый военный билет.
  -  Эх, где ты был пять минут назад! – в сердцах, воскликнул капитан, поправляя фуражку и забирая военный билет. На минуту даже показалось, что, каким-то образом, он остановит автобусы и вернет их обратно. Ну, сяду, да поеду! – равнодушно подумал я тогда. Тут же, хотел, было, пояснить, что согласно полученным инструкциям, оценивал обстановку в инженерном отношении, но вместо этого просто ответил, что задержался на заводе. Печь из режима выводили, а потом, опять вводили!- пояснил, туманно.
- Ладно, иди пока! – нехотя разрешил капитан, закрывая военный билет и возвращая его. Его губы шевелились – наверное, запоминал фамилию.
- А что сказать на заводе – скоро заберете? – не постеснялся я задать вопрос.
- Когда понадобишься, тогда и заберем! – последовал вразумительный ответ.
    Вот, обнадежил! – размышлял я, шагая от военкомата. А, и в самом деле – что же сказать на заводе? В заводоуправлении, не мудрствуя лукаво, я повторил слова капитана, и добавил, что забрать могут в любой момент. Работай, пока! – ответили мне. А главный инженер, не скрывая радости, тут же вернул всю документацию. Конечно, я приступил к работе, но в военкомате еще вспомнили обо мне.
    В течение месяца я, вместе с другими офицерами запаса, ходил на занятия в военно-инженерную академию, а по выходным дням, нас, на автобусах, вывозили за город, в воинскую часть. Там, на практике проверялись полученные знания, и тогда, над полигоном поднимался большой красный шар, сигнализирующий жителям военного городка о том, что скоро прогремят взрывы. Словом, выполнив воинский долг, я вернулся к должностным обязанностям на родном заводе. Ходили слухи, что еще могут призвать, но время шло, а военкомат больше не напоминал о себе. Теперь уже ничто не мешало моему карьерному росту – так, тогда казалось. Только вот – примут ли, в партию? Разговора об этом пока так не было.

    Опять потянулись рабочие будни. Теперь предстояло познать все тонкости работы инженера - теплотехника. Ведь, на заводе работало большое печное хозяйство! К тому же, наряду с современными конвейерными линиями и электропечью, стояли еще и старые горны. Это были печи из огнеупорного кирпича, высотой до десяти метров, которые рабочие загружали вручную, замуровывали и вводили в режим обжига. Так обжигали керамику еще сотни лет назад. Грузчики на этом участке имели развитую мускулатуру, работали, раздетые по пояс, но все равно, обливались потом из-за жары внутри горнов и тяжести переносимых изделий. Но, руководил я непосредственно обжигальщиками.
    Большинство обжигальщиков и обжигальщиц были людьми среднего, и даже, пожилого возраста. Только один из них – молодой парень, казался моим ровесником. А, один из обжигальщиков – Коля Боровков, со временем станем моим добрым приятелем, и здорово поможет в научной работе, будет приезжать в лабораторию, помогая ставить опыты. Но,  это произойдет потом. А тогда – крепкий мужчина сорока пяти лет казался мне дядькой солидного возраста. 
    Быт работников на заводе состоял, по большей части, из монотонного и тяжелого труда. Даже во сне виделись бесконечные ряды плитки, перемещаемые по конвейеру. А для успешной работы важны были нормальные рабочие отношения. 
    С рабочими я старался держаться доброжелательно, и относился к ним с уважением, прекрасно понимая, что мое образование – техникум, и институт, меркнет перед их многолетним опытом работы. В ответ, получал такое же доброжелательное отношение. Видя неподдельную заинтересованность, старые рабочие охотно делились секретами своего мастерства, ненавязчиво подсказывая и, на первых порах снисходительно относились к тому, что поставленный над ними молодой специалист, пока еще не слишком большой дока своего дела. Опыт приходит с годами, и, люди, отработавшие на заводе больше тридцати лет, это хорошо понимали. 
    Вместе с тем, окончательное решение, подчас, оставалось за мной, особенно, если от него зависела безопасность производства. Ты начальник – ты и решай! – приходилось слышать мне тогда.

    В один из дней, слесарь газового хозяйства обнаружил превышение предельно допустимой концентрации газа в одном из производственных помещений. Как следует поступить? – обратился я к рабочим, с вопросом. Срочно принимай решение! – последовал краткий совет.
    Легко сказать! Дело в том, что в подобных ситуациях ремонтные работы могли остановить производство, более того - весь завод. Излишне говорить о том, что это было бы чрезвычайным происшествием, поскольку ввод в режим полностью остановленных печей мог занять трое суток! Выполнение плана оказалось бы под угрозой, а не остановить – возможна авария!  А специалистов, под рукой, оказалось мало,- кто был в отпуске, а кто – на больничном.   
    Весть о значительном превышении предельно допустимой концентрации газа облетела весь завод, и люди напряженно ждали моего решения. Всем было понятно, что если произойдет отравление людей, или, не дай бог, взрыв, то отвечать придется мне, как ответственному за газовое хозяйство завода. Отвечать в уголовном порядке, по всей строгости советских законов. Ничего, что молодой!
    Останавливать производство я, на свой страх и риск, не стал. Мною были вызваны дежурные газовые службы, те самые, которые ездили по городу с цифрой ноль - четыре, на борту, и их специалисты грамотно устранили неисправность. Похвалы я не дождался, но на заводе отметили способность молодого инженера брать на себя ответственность в сложных ситуациях. А подобные происшествия случались постоянно.  Старое было производство, не обновлялось, давно!

    На завод регулярно приезжали инспекторы из Технадзора, и недостатки в работе они находили легко и быстро. Кстати, они тоже могли остановить работу завода, одним предписанием. Запомнилась очень строгая дама в синем кителе – Миленина. Любила она учить уму-разуму. Во время ее визитов на меня налагались крупные штрафы, которые тут же компенсировались, выписанными, по случаю, премиями. Выглядело это, как правило, игры, которую надо соблюдать, так как всем, в том числе, и инспекторам, было понятно, что вина лежит на всем коллективе завода с изношенным оборудованием, а не на отдельном специалисте. Словом, сильно не ругали!
    Но, на короткий период воцарялась тишина, относительная, конечно. Лязг да грохот оборудования в цехах раздавался непрерывно. На какое-то время можно было сосредоточиться и на своих ощущениях.
    Все ли правильно делаю, на своем ли месте нахожусь? – такие вопросы, нет-нет, да и возникали, сами собой, среди грохота оборудования и работающих людей. Но работа мне нравилась, она казалась интересной! Огонь вообще, с давних времен, привлекал внимание человека – а тут, высокотемпературные печи с температурой обжига выше тысячи градусов! И, в огне, рождались такие красивые изделия!

    Наряду с обжигальщиками, у печей работали и художники. Был такой период, когда набрали молодых мастеров. Кажется, они были выпускниками Строгановского училища. Интересно было наблюдать за их работой. Довольно молодые парни и девушки, мои ровесники, изготавливали штучные керамические изделия, подчас, необычной формы и фактуры. Им было на кого ровняться! На заводе работала пожилая художница, которая была награждена даже орденом Ленина! В подсобках художественного цеха еще хранились изразцы, изготовленные ею для станций Метрополитена.
- В чем секрет такой красоты? – спрашивал я художницу.
- Огонь – его надо чувствовать! – тихо объясняла она.
    Подолгу глядя на огонь через смотровые окна, я научился, как и обжигальщики, определять температуру в печи с высокой точностью. Иногда казалось, что изделия в печи тоже колышутся в раскаленном воздухе. Завораживающее было зрелище! Под сводами играли различные оттенки красного, желтого, или белого цвета. Да, обжигальщики так и определяли температуру – на глаз! Нет, конечно, использовались и специальные конусы, которые оплавлялись при определенной температуре, и термопары – их показания непрерывно записывались приборами, но люди больше доверяли своему опыту. Еще бы – стаж работы на заводе многих из них превышал десятки лет! Старики помнили еще свою молодость!
    Красивые выходили вазы из печи! Конечно, время от времени, возникало простое человеческое желание полюбоваться на эту красоту и у себя дома. Умудренные жизненным опытом обжигальщицы угадывали такое желание и, время от времени, я получал блестящие вазы в подарок. Это считалось нормальным делом – раз, подарили, то все в порядке – подарок!
    Но, дома вазы смотрелись почему-то совсем по-другому, не так, как на заводе, когда они выходили из печи. То ли из-за пыли, или по какой другой причине, но краски блекли. Постояв какое-то время, вазы исчезали также легко и просто, как и появлялись в доме. Как говорится  – бог дал, бог взял!
    Конечно, во время рабочего дня приходилось не только восхищаться красотой обжигаемых изделий. Хватало и других дел. Если, по какой-то причине, вазы были плохо установлены на вагонетках, то при движении они могли и упасть. Случалось это довольно часто. Падая, одно изделие увлекало за собой и другие и, если обжигальщик вовремя не замечал этого, тогда движущиеся вперед вагонетки с упавшими изделиями ломали нагревательные графитовые стержни, и случались большие завалы. Более того, иногда, покореженными оказывались и сами вагонетки, и тогда печь приходилось останавливать, выводить из режима, и разгребать завалы. Для этого подгоняли контейнер, и раздетые по пояс рабочие, мокрые от пота, лопатами разгребали еще горячие и спекшиеся черепки. Затем, меняли стержни, и печь разжигали вновь. Тут, только успевай следить в оба глаза! 
    Но, рано или поздно, завалы оказывались разобраны, а печь введена в рабочий режим.  Наступала пора обсудить другие, не менее важные дела и проблемы.

    А именно – отношения внутри коллектива! Это очень интересовало всех работников завода. Страсти на производстве кипели нешуточные, прямо Шекспировские страсти! Очень тщательно рассматривалась нравственная сторона вопроса. И, если кто-то из работников допускал промах, или давал слабину – а такое случалось довольно часто, то событие это обсуждал весь дружный коллектив завода. С осуждением, конечно.
    А, ведь, сегодня Петровна должна работать на смене – почему ее не видно? – обращался я к обжигальщице после того, как производственный процесс был восстановлен. Поменялись, что ли? Поменялись! – охотно подтверждала собеседница, кивая, при этом, головой. Далее следовала длительная пауза. А, что так? – как бы, между делом, задавал я следующий вопрос. Полежать ей надо, аборт недавно сделала! – шепотом докладывала обжигальщица. Да - а! – с глубокомысленным видом, отвечал я. Вот, оказывается, в чем дело! А, то смотрю – нет ее! Да, такие вот, дела! – охотно подтверждала собеседница. Понятно! – еще более уверенно, подтверждал я. Больше ничего новенького? – Больше ничего!
    Раз, ничего нового, то на этой линии разговор был закончен, можно было переходить к следующему тепловому агрегату. Так, ты, повнимательнее, за режимом следи! – отдавал я напоследок, ценные указания. Иди-иди, проследим! – охотно соглашалась собеседница. Не удивительно, что еще оставались силы на дежурство в народной дружине!

    Конечно, наряду с производственной деятельностью, я все больше вынужден был заниматься и общественной работой, благо, секретарь партийной организации, Валентина Егоровна Чекина, всецело способствовала этому. К дежурствам в дружине скоро добавилась и комсомольская работа, формальная по большей части. Очень уж, большой очковтиратель, оказался комсомольский секретарь. Про комсомольские приказы в райкоме докладывал, о которых на заводе и слыхом не слышали. Посыпались и другие поручения.
    В итоге, помимо народного дружинника, я взвалил на себя обязанности еще и заместителя секретаря комсомольской организации. Теперь втирали очки вместе. А, еще, стал председателем ДОСААФ, и членом профкома, и даже членом общества спасения на водах – всех должностей и не упомнишь! Как успевал, только!
    В то же время, не помню уже, каким образом, через профком, наверное, мне удалось получить на завод двадцать комплектов настоящей футбольной формы. Смотрелись они профессионально – бутсы, гетры, красные футболки с номерами! Форма тут же оказалась распределена среди рабочих механической мастерской – крепких и здоровых парней, в основном, из окрестных деревень. Их восторгу не было предела! Не откладывая дела в долгий ящик, организовали и футбольные матчи, для чего я подъехал к директору недалеко расположенной школы – интерната, прихватив с собой блестящие вазы.
Там было хорошее футбольное поле. О сотрудничестве договорились быстро. Даже провели несколько товарищеских матчей, о которых заговорил весь завод. А, в качестве тренера выступил бригадир слесарей Шамарин, - он еще в молодости играл за заводскую команду.
    Закончилось это, увы, с ожидаемым результатом. Победу в матчах праздновали шумно, с выпивкой, но постепенно перешли к одной только выпивке, позабыв про спортивные тренировки. 

    Однако, положение мое на заводе упрочилось еще больше, и, нет-нет, да стали раздаваться голоса – а не пора ли подумать о приеме молодого специалиста кандидатом в члены партии!
- Что вы, пока рано! – скромно отвечал я в ответ, потупив глаза. Дорасти еще надо, поработать над собой!
    А, время, за заботами, незаметно бежало вперед. Наконец, наступил такой счастливый день, когда секретарь парторганизации – Чекина, предложила, - подбери себе напарника, из рабочих. Будем рекомендовать вас кандидатами в члены партии!
Разнарядку, видимо, такую, спустили сверху, из райкома. Что бы – один инженер, и один – рабочий! Моей радости не было предела! Награда нашла героя!
    Но, такое простое на вид, предложение, как подбор напарника, на практике оказалось совсем непростым делом. Молодые рабочие вступать кандидатами в члены КПСС не торопились. Удрученный, я бродил по заводу, обращаясь к знакомым парням и девушкам с вопросом, - будешь вступать, вместе со мною, в партию? Нет, не буду! – раздавалось, в ответ. Орден Сутулова я и так заработаю! Шутили, значит!
Обойдя весь завод и, убедившись, что взялся за непростое дело, я приуныл. Ну, Валентина Егоровна, ну, удружила! – оставалось только возмущаться, закрывшись в кабинете. Сама не могла подобрать подходящую кандидатуру! Не подготовила, вовремя, замену! Все приходится делать самому!

    Но возмущался я напрасно. Среди рабочих механической мастерской нашелся один парень, которого, по слухам, приглашали на работу в КГБ. Вот, он охотно согласился составить мне компанию! Дальнейшее оказалось делом техники. Как-то незаметно, на закрытом партсобрании, под сурдинку заботы о молодых кадрах, нас приняли кандидатами в члены партии. Но, кандидат – это еще не член партии! Дальнейшие рекомендации предстояло еще заслужить!
    Ну, раз по партийной линии дело сдвинулось, то что же говорить о производстве! Тут и к гадалке  не ходи! Вскоре стало понятно, что повышение по службе – тоже не за горами! Интересно – какую должность мне предложат? – тут, было над, чем подумать. Отбросив ложную скромность, я принялся прикидывать различные варианты. Назначат начальником ОТК или лаборатории? А, может быть, предложат возглавить цех художественных изделий? Об основном, плиточном производстве думать почему-то не хотелось. Все должности имели свои плюсы и минусы.
    Стать начальником ОТК – значило попасть на спокойную работу. Небольшой коллектив в подчинении, хорошо бы – туда! Только вот, вряд ли. Лаборатория? Это куда более ответственный участок! На заводе сложный технологический цикл, и сбой любого из звеньев цепи, неминуемо приведет к браку готовых изделий. А это значит, что труд большого коллектива пойдет насмарку! Никак нельзя ошибиться! Но, как специалиста, меня привлекала эта работа, и трудности не пугали. Только вот, начальник лаборатории – очень опытная женщина и, уходить, вроде как, не собиралась. Или же – не все знаю? Производство художественных изделий? Там тоже все спокойно, и менять шило на мыло никто не будет. Значит, остается плиточный цех? Но, это слишком большой и сложный участок! Работы там – невпроворот! Опытные начальники не справлялись – больше года, на моей памяти, никто не проработал! А, ладно – видно будет! – размышлять уже порядком надоело. Бог не выдаст, свинья не съест!

    Не успел я основательно обдумать этой вопрос, как в мой крошечный кабинет решительно зашел директор завода – Берзин. Он был крупный мужчина, отчего, казался немного неуклюжим, слыл весельчаком и любил говорить громким командным голосом. Не успел я встать, как он, с шумом, опустился на стул.
   - Пора тебе перебираться в более просторный кабинет! – без обиняков, сходу, предложил директор.
-Да, мне и здесь вполне удобно! – поскромничал я. Меня работа устраивает!
- Ну-ну, не юли! – Берзин фамильярно похлопал меня по плечу. Вопрос уже решен, приказ подписан – возглавишь плиточный цех!
- Плиточный! – не удалось сдержать возгласа удивления. Видимо, собеседник уловил ноту разочарования.
- Не тушуйся! – как мог, успокоил он. Мы тебе поможем! Штат сейчас укомплектован, линии работают!  Подберем опытного заместителя, а механик уже на месте – сам, знаешь!
Действительно – недавно на заводе появился новый механик цеха – мужчина средних лет.  Поговаривали, что раньше он работал большим начальником, вроде как, возглавлял Управление, да был снят за какую-то провинность. Интересное, конечно, предложение!
    Ладно, я побежал! – поднялся со стула Берзин, считая разговор законченным. -Из ГЛАВКа люди еще должны заехать! Так что - готовься принимать дела!
Пройтись, что ли, по заводу, проветриться? –  я вышел вслед за директором.  И почти сразу же  в коридоре столкнулся с Чекиной.
- Тебя можно поздравить! – произнесла она.
- Вам, спасибо, Валентина Егоровна! – довольно кисло ответил я ей.  - Справлюсь, ли?
- Ну, ну – не раскисай – справишься, конечно! – подбодрила она, и побежала дальше. - А не справишься – поможем! – донеслось из конца коридора.

    К обжигальщицам, что ли, зайти, поделиться новостью? – с такой мыслью продолжил путь.
На глаза попались две женщины, сидящие, у печи.
- Слышали новость – нового начальника назначили? – сообщил я загадочно.
Нам, что ни поп – то батька! – равнодушно ответили мне.
-Постой, не тебя ли? – тут же переспросила одна из них.
-Меня! – последовал скромный ответ.
-Ну, дай бог! – вздохнули в один голос обжигальщицы и, только что, не перекрестили.
Наверное, они давно потеряли счет начальникам.
Сделав почетный круг по заводу, я вернулся в свой крошечный кабинет и закрыл за собой дверь. Следовало осмыслить последние новости.
    С одной стороны, предложение директора обрадовало – оценили, наконец-то, по заслугам! А, вот, с другой стороны…. Ни для кого не являлось секретом, что должность начальника основного цеха была очень хлопотная и ответственная. Более того, уже упоминал, что перед моими глазами прошла череда предыдущих начальников, и ни один из них не продержался больше года. И, я не питал иллюзий на свой счет. Руководили цехом люди с большим производственным опытом, намного старше меня, а результат, все равно был один. Успею ли, вступить в партию, до того, как снимут? – мелькнула тогда мысль.
В дверь настойчиво постучали, но открывать я не стал – нет на месте!

    Ну, удружила Валентина Егоровна! – вновь, вспомнилась благодетельница по партийной линии. Не было ни малейшего сомнения, что решение приняла она. Озвучил его, как и положено, директор, но направляла его – она! Это на заводе не являлось большим секретом. Вот она – руководящая и направляющая роль партии на отдельном производственном участке! – ударился я в глубокие философские размышления. Есть, над, чем поработать, в дальнейшем! Это я видел себя уже в роли большого партийного руководителя. Однако, пора отправляться к линиям! 
    Слух о новом начальнике распространился по заводу молниеносно. Критическим взглядом я посмотрел на основной цех. Он выглядел грязным и запущенным. Проходы давно уже были заставлены ящиками с бракованной плиткой, которую никто не перебирал. А, большие лужи шликерной массы из затопленной канализации, которую ответственный рабочий Кошелев, по прозвищу Лопата, и не думал чистить, лишь, подтверждали, что время очередного начальника истекло. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов! – к месту, вспомнилась пословица.
    Передача дел оказалась короткой. Конечно, приказом по заводу, как и положено, была создана комиссия, для блезира, аж, из десяти человек. Но, быстро выяснилось, что станков пяти-шести, по описи, в цехе таки не хватает и, куда делись – неизвестно! Главный механик только развел руками – нету! И, не помню, когда исчезли! Подписывай! – коротко, но внятно попросила секретарь партийной организации. Потом разберешься! Потом меня еще столько раз будут вызывать в прокуратуру, что эти пять станков, действительно, покажутся мелочью. Но, произойдет это позже. А, пока…
    Пока же, я услышал первый дельный совет. - Все – теперь покупай раскладушку, и ставь ее в цехе! Теперь, будешь дневать, и ночевать на заводе! – просто, и без затей, напутствовал бывший начальник, Дутов. Хоть, это и звучало, как шутка, но он оказался прав. Отныне, все дни напролет мне придется проводить на рабочем месте. Это притом, что от выходов на дежурства никто и не думал освобождать! Оправдывать, предстояло, высокое доверие, ударным трудом!

    Дутова, кстати, оставили работать на заводе, понизив в должности. Для приличия, спросили и мое мнение. - Бывший начальник просится на твое место – теплотехником завода. Ты не возражаешь? – обратился директор. Не возражаю, конечно! – пожал я плечами. В глубине души даже радовался, что Дутов не уйдет. Всем было понятно, что это не конкретный человек не справляется с должностью, а сама должность неподъемная в тех условиях! А, за производство, Дутов, как раз, болел всей душой. Устал, просто, вышло его время. Конечно, пусть работает! – уверенно повторил я Берзину.
    Вот и хорошо!  - обрадовался директор. Для него еще один кадровый вопрос оказался благополучно решенным. Действительно, хорошо! Интересно, а если бы, не согласился – неужели, выгнали бы человека с завода? – мелькнула мысль, после ухода директора. Похоже, что так! Нет, не умеют у нас ценить людей!
    Надо заметить, что выглядел Дутов удрученным только первое время. Потом он освоился на моей прежней должности, и выглядеть стал куда спокойнее. Зато, теперь его заботы навалились на меня, и их тяжесть почувствовалась сразу. Но, глаза боятся – а руки делают! Эх, молодость, молодость!

    С чего начать? Первым делом, конечно, предстояло навести в цехе внешний порядок. Вид, конечно, был еще тот! Через лужи шликерной массы, ругая начальство, перепрыгивали рабочие. Горы ящиков с бракованной плиткой возвышались до потолка, угрожая, вот-вот, обвалиться. Картину дополняли неубранные завалы плиточного боя у печей, и все это свидетельствовало о том, что дело сильно запущено.
    По такому случаю, были вызваны мастера бригад и основные рабочие, ответственные за наведение порядка – обжигальщики, прессовщики. С меня – премии, в этом же месяце, а с вас – наведение чистоты в цехе! – сказал я краткую речь. Новая метла, как известно – чисто метет! Люди взялись наводить порядок. В бригадах прошли собрания, по поводу ответственности за порядок на рабочих местах. Спрос стал строже. Постепенно бригады перебирали свою бракованную плитку, цех заметно разгружался. А силами солдат стройбата оказались разобраны многочисленные завалы плиточного боя у печей. Появилась возможность более точно регулировать температуру обжига, а это, в свою очередь, уменьшило брак.
    Принятые меры оказались действенными. Вскоре в цехе стало просторнее, чище и светлее. Не была забыта и идеология – на стенах появилась наглядная агитация, отражающая показатели бригад по выработке плана. Валентина Егоровна, проходя вдоль производственных линий, только одобрительно кивала головой. Количественные показатели резко поползли вверх.
    Да и дисциплину, конечно, пришлось поддерживать твердой рукой. Два основных бича того времени – пьянство и прогулы не миновали, конечно, и наше производство. Особенно – пьянство! Причем, на выпивку в небольших количествах, подчас, закрывали глаза. Общественное мнение четко проводило грань между небольшим употреблением алкоголя и пьянством, и приходилось с этим считаться. Еще бы – старые рабочие помнили былые времена, когда на заводах, в буфетах, свободно продавалось пиво! Хотя для меня, надо признаться, эта грань была трудноуловимой.
    “Да, я был выпивший, но пьяным я не был”! – довольно часто приходилось читать в объяснительных записках. То же самое, подтверждалось, на голубом глазу и при личной беседе – пил, но твердо стоял на ногах. Какой молодец! А выпивали, надо признать, многие рабочие! Впрочем, это были годы борьбы с пьянством, и некоторым из них, пришлось даже расстаться с партбилетами. Но, это уже – без моего участия. 

    С прогульщиками борьба была еще более бескомпромиссная, хотя, откровенно говоря, руки у меня оказались связанны. Во-первых, не хотелось, лишний раз, портить отчетность отделу кадров, с начальницей которого, как упоминал, мы были в приятельских отношениях, а во-вторых, партийное руководство в лице Валентины Егоровны не позволяло решать кадровые вопросы по своему хотению. 
    Помню, за какую-то провинность, под горячую руку попался рабочий Кошелев, он же, Лопата. Хорошо так, попался под увольнительную статью, безоговорочно шел дядька. Но, приказ не успел дойти до отдела кадров. Ближе к вечеру, в цехе появилась Чекина. Как всегда, стремительно, она подошла ко мне. Как идет работа? – мягко поинтересовалась секретарь парторганизации. Да, работаем, Валентина Егоровна! – не ожидая подвоха,  ответил я. - Все по плану! Работаете? – переспросила она, как бы, задумавшись. - Да, Кошелева оставь в покое! - вроде как, вспомнив что-то, произнесла она и, не дожидаясь ответа, повернулась и направилась в заводоуправление. Я тоскливо посмотрел вслед секретарю парторганизации. Как хотелось ей возразить тогда! А, Лопата, хитер – знал ведь, кому пожаловаться! Да, еще и профсоюз, конечно, стоял на страже интересов трудящихся! Чуть, не забыл упомянуть про него. Но, если бы не Чекина! 

    Однако все эти неприятности казались мелкими, по большому счету! Слишком много людей оказалось у меня тогда в подчинении! Одних только инженерно – технических работников – восемь человек! Заместитель, механик цеха, четыре сменных мастера конвейерных линий, и два мастера масозаготовительного отделения, того самого, где крутились шаровые мельницы! Серьезная подобралась команда, да и люди все – солидные! К примеру, одна из сменных мастеров – девушка, была еще и депутатом. Тоже, постаралась секретарь партийной организации!
    А, механиком работал тот самый дядька, который был снят за какую-то провинность, и направлен на завод – искупать грехи. Кажется, и в семье у него были нелады – вроде как, ушел он от жены, оставил ей квартиру. Проработал он, увы, недолго, и закончил весьма печально. В бытовой драке его зарезал сосед по коммунальной квартире, и от завода были выделены двое рабочих для проводов усопшего в последний путь, на маленькое кладбище в какой-то глухой деревне. Печальная была история! А, цех остался без механика.
    Но – эмоции в сторону! Итак, под моим началом теперь работало четыре сменные бригады на конвейерных линиях, по двадцать пять человек, в каждой, да еще бригада в массозаготовительном отделении. Вместе с приданными солдатами стройбата, общая численность работников доходила до двухсот человек! Немало, для молодого специалиста! Серьезная ответственность, тем более, для кандидата в члены партии! Оправдаю, ли?

    А заместителем назначили крупную женщину, лет под пятьдесят. Она важно ходила по цеху в белом халате, и вид, при этом, имела весьма строгий. Но строгим видом дело и ограничилось. Толку от нее оказалось немного. Даже Чекина упрекнула ее как-то, сказав, что такая крупная женщина прячется за спиной стройного молодого человека. За моей спиной, значит. В те годы я и был таким! Эх, молодость, молодость!
    Вскоре, наши общие усилия стали, наконец-то, приносить плоды. Временами даже казалось, что цех заработал спокойно и стабильно, и что так будет продолжаться и дальше. Но я не обманывался, понимал – что это затишье перед бурей.
Между тем, работа все больше и больше поглощала меня. Погрузился в нее, как в омут – с головой! А, по-другому, тогда и быть не могло. Совершая обходы, с большой тоской проходил мимо обжигательных печей – теперь не могло быть и речи о том, чтобы спокойно посидеть с обжигальщицами, обсудить последние новости. Да и они смотрели на меня, как бы, издалека.
    Даже спортивные тренировки, от которых я не думал отказываться, пришлось существенно сократить – вырваться в спортзал тогда удавалось не чаще одного раза в неделю! Но какое-то время, с полгода, цех проработал тихо и спокойно.
   - Может быть, возьмешь под свое начало еще и механическую мастерскую? – предложила, как-то, Чекина. Штатное расписание мы исправим.
- Да, что вы, Валентина Егоровна! – взмолился я тогда, понимая, что больший груз могу и не потянуть. Да, и не торопился взваливать на себя дополнительные обязанности, своих хватало, выше крыши! Может быть, и зря отказался тогда! Была бы ремонтная бригада под рукой!
    Но, как бы то ни было, на завод зачастили делегации из вышестоящих органов, пытаясь, на месте разобраться, за счет каких резервов произошел рост количественных показателей. Комиссии из ГЛАВКа меня интересовали очень мало и, подчас, я даже позволял себе небрежно отвечать на вопросы их членов. В чем причина резкого увеличения выпуска плитки? – все допытывался один дотошный товарищ.
- Солдаты стройбата хорошо помогают! – просто отвечал я ему.

    Но, совсем другое дело, когда с подобным вопросом обращались представители из райкома партии. К работе люди стали относиться более ответственно и работают добросовестно! – подробно объяснял я инструктору. Проводим большую разъяснительную работу среди рабочих, опираясь, на первичную партийную организацию! – развивал, дальше, мысль. Не забывал упомянуть и о ведущей роли секретаря партийной организации – Чекиной Валентины Егоровны. Все – под ее чутким контролем! – старательно объяснял партийным работникам, не скрывая, что именно в этом и кроется основная причина успеха. Правда, не всегда удавалось сохранить серьезный вид, подчас, доходило и до курьезов!
    В одно из таких посещений, когда по заводу бродила солидная делегация из ГЛАВКа, произошел небольшой конфуз. В тот день, как обычно, я сопровождал по цеху директора и главного инженера, которые, в свою очередь, водили по заводу очередную комиссию.  Итак, человек семь, больших начальников, в костюмах, при галстуках, остановились в конце конвейерных линий и, любуясь на работу сортировщиц в коротких платьях, приступили к обмену мнениями. Я скромно стоял рядом, слушая старших товарищей. В это время пожилой, и очень уважаемый рабочий, Иван Иванович, довольно громко обратился ко мне. Начальник, начальник – можно тебя на минутку! – вроде как, тихо произнес он, и для верности, помахал еще и рукой. Члены комиссии насторожились, но обсуждения важной проблемы, конечно, не прервали.
   - Ну, что тебе, Иван Иванович, не видишь разве, что занят! – довольно эмоционально ответил я рабочему, подойдя к нему. То, что дело несрочное – это стало понятно сразу! Да, ты вон туда посмотри! – и Иван Иванович даже, взяв под локоть, несколько повернул меня в ту сторону, где на станках, сбивая ящики для плитки, работали молодые девушки. Они стояли к нам спиной, и у ближней полненькой работницы была довольно  короткая юбка, которая, к тому же, колыхалась при каждом движении ее ноги, когда она нажимала на педаль станка. Вид, конечно, был еще тот! Однако работает, ведь! Но, тут следует еще заметить, что, то ли из-за постоянной жары от работающих печей, то ли по какой другой причине, но молодые женщины в цехе любили носить короткие юбки. Пару раз, Чекина даже делала замечание!   
    Ну, и что? – поторопил я Ивана Ивановича нетерпеливо, мельком взглянув на работающую девушку и на ее юбку. А, то, что я со стороны спинки подошел бы к ней, хоть, прямо сейчас! – довольно громко, и совершенно искренне объявил Иван Иванович, как мне показалось, на весь цех, и замолчал, весьма довольный собой. По-правде говоря, выразился он куда более определенно. Члены комиссии заинтересованно замолчали.
    Да, ты с ума сошел, Иван Иванович, отвлекаешь меня из-за глупостей, на пустые разговоры! – не на шутку, рассердился я и, с недовольным видом присоединился к высокому начальству.
- Эх, не понимаешь ты главного дела в этой жизни! – обиженно воскликнул  старый рабочий, и принялся оглядываться вокруг, -  с кем бы еще поделиться впечатлениями.
    -На авторитет мой, только покушаются! – недовольно размышлял я, покидая, вместе с членами комиссии, плиточный цех. Подумают еще, что и я такой! А, кстати, какой? – тут, на мгновение, озадачился. Идейно выдержанный и морально безупречный – вот, какой! – такая формулировка оказалась, по душе, и я успокоился. Даже, Чекина подтвердит! Сейчас, с высоты своих лет, с улыбкой, отмечаю былую наивность. Прав был старый рабочий – не понимал главного дела!

    Тем временем, нагрузки становились все больше и больше. К заботам производственным добавились еще и заботы по партийной линии. К открытым партсобраниям добавились и закрытые, на которых выступал с докладами о положении дел в цехе, а также выслушивал справедливую критику в свой адрес. Ну, и конечно – регулярные летучки на производстве.
    Меня стали включать в состав партийно-хозяйственных делегаций, направляющихся на головное предприятие – Кучинский керамический комбинат. Раз в месяц туда ездили обязательно. Перед одной из таких поездок – кажется, намечалось торжественное собрание по итогам года, подошла Чекина и предупредила, что бы я подготовился к докладу. Что за доклад? – затосковал я, основательно. Тебя выбрали в президиум! – назидательно произнесла секретарь парткома. Обязательно выступишь с речью – расскажешь про работу на заводе, только – не по бумажке! – на этом, наставления закончились.
    До комбината мы доехали на заводском автобусе. В заводоуправлении нас уже ждали, и сразу пригласили пройти в просторный актовый зал. Как-то не хотелось сидеть в президиуме, среди незнакомых людей, работников комбината. Может быть, и без меня обойдутся? Конечно – обойдутся! “Отряд не заметил потери бойца…”, - кстати, вспомнились слова из песни. Между тем, шум, доносившийся ранее из зала, стих, и никого вокруг не было видно.
    Я зашел за кулисы, и принялся с большим интересом рассматривать старые плакаты, висящие на стенах. Да, судя по воцарившейся тишине, торжественное собрание уже началось. Ну, и хорошо! Пристроюсь, потом, где-нибудь в конце зала, и отсижусь там тихо-смирно! – мелькнула радостная мысль. Чекина не сильно ругаться будет!
    Но, не тут-то было! Опытная женщина – организатор, встречавшая заводскую делегацию, нашла меня за кулисами, и быстро препроводила на сцену, в президиум. Вот, теперь, торжественное собрание можно было начинать! Огромный зал внимательно смотрел на нас. Я даже несколько смутился от множества лиц, видневшихся в зале, от настороженной тишины.
    Но, председатель вял слово, и опытной рукой направил дело в нужное русло. Один за другим, к трибуне подходили представители комбината – все, уважаемые и известные люди. Говорили об одном – о работе на производстве. А теперь, о положении дел на керамико-плиточном заводе доложит молодой руководитель, начальник плиточного цеха, кандидат в члены партии! – представили меня. К тому времени, я немного расслабился и почти задремал, и от неожиданности вздрогнул. Ну, да делать нечего!
    Подойдя к трибуне, обвел взглядом притихшую аудиторию, и еще раз отметил про себя, что много людей готовы слушать доклад молодого специалиста. Затем, выступил с речью. Это выступление несколько отличалось от привычных выступлений на родном заводе. Перед такой большой аудиторией я выступал впервые. Взглядом выхватил знакомое лицо главного инженера нашего завода – Маликов широко улыбался!
    Говорил я, естественно, без бумажки – согласно прямому указанию Валентины Егоровны. Рассказал о насущных проблемах нашего завода и, поскольку предмет был хорошо знаком, то с этим делом, худо-бедно, справился. Не забыл упомянуть и про работу партийной организации, и об успехах, достигнутых цехом под моим чутким руководством. Иногда, от волнения немного запинался, что для молодого специалиста было  простительно. Закончив речь, отправился на место, на ходу слушая дежурные аплодисменты. Не догадался тогда, раскланяться! Вот так, получал закалку и приобретал опыт выступления перед людьми. То ли еще будет! – в этом, кажется, уже не приходилось сомневаться! Однако до партийной работы предстояло еще дорасти, а пока  меня ждали рабочие будни на родном заводе.

    Работая в должности начальника цеха, я на себе испытал, насколько сложным и опасным было наше устаревшее производство. Для меня и раньше это не являлось большим секретом, однако, одно дело – наблюдать со стороны, и совсем другое дело – отвечать за все самому. Люди, к сожалению, много пили, и никакими силами нельзя было удержать их от этого. А, пьянство, в свою очередь, вело к повышенному травматизму. Непрерывно движущиеся приводные ремни, по которым, на участке глазурования, перемещалась плитка, легко могли срезать фалангу пальца зазевавшемуся рабочему, и такое – увы, случалось довольно часто. Но, это еще не считалось тяжелым несчастным случаем, а они, к сожалению, тоже происходили. Тогда, разбором обстоятельств занимались пять инстанций, в том числе – и прокуратура. Отписываться и наведываться туда приходилось постоянно.
    Помню, как в один ничем не примечательный зимний дней, основательно задержался на производстве. Наступил уже вечер, за окнами стало совсем темно, а я все еще работал на заводе. Кажется, шел ремонт какого-то станка, или перебирали кладку печей.
    Неожиданно, сквозь шум работающего оборудования, послышался пронзительный женский крик, и в комнату мастеров, где я просматривал рабочие журналы, вбежала женщина – сменный мастер. Она была вся в слезах, и ее плечи, аж, сотрясались от рыданий. Скорее! – надрывно, произнесла женщина. Там! – и она показала рукой в сторону цеха. Быстрыми шагами я вышел из комнаты мастеров.
    Подойдя ближе к конвейерным линиям, увидел, что на металлическом поддоне кары лежит молодой солдат стройбата. Нога его была перебита, и осколки белой кости, прорвав зеленую ткань брюк, торчали наружу. Горячая черная кровь лилась из раны. Мастер, рыдая, присела на кару рядом с солдатом, и взяла его за руку. Рядом, в растерянности стоял обжигальщик.
    Что произошло? – бросил я ему на ходу, наклоняясь над парнем, чтобы рассмотреть рану. Есть ли время для вызова скорой, или, перетягивать ногу жгутом? Кровь лилась, но не хлестала. Сел на кару, вздумал покататься – карой, ногу и перебило! – быстро объяснил обжигальщик. Бинты, вату из аптеки – все сюда, быстро! – отдал я краткое указание. Рабочий бросился за бинтами. Обложите ватой рану – постарайтесь остановить кровь, я – вызывать скорую! – прокричал, на этот раз, мастеру, и побежал в свой кабинет. В комнате мастеров работала только внутренняя связь.
    После вызова скорой помощи, убедившись, что мастер и обжигальщик помогают раненому бойцу, я вышел на улицу, и сделал несколько глубоких вздохов на морозном воздухе. Меня мутило, но после свежего воздуха почувствовал себя лучше, и нашел силы вернуться в цех. Картина почти не изменилась, только к каре подошли рабочие из цеха.
    Рана бойца была обильно обмотана бинтами, но кровь все равно проступала, а женщина – мастер, всхлипывая, снова держала парня за руки и что-то быстро говорила ему. Я нагнулся и заглянул в глаза солдату. Он не кричал, не стонал, и был в сознании. Молодец! – шепнул ему. Терпи – помощь уже выехала! В ответ, парень едва кивнул головой, и выдавил слово – потерплю! Потом он крепко стиснул зубы. 
    Как подъехала скорая помощь, как парня забирали – этого уже не помню. Я потом навестил его в военном госпитале. Он располагался рядом с Курским вокзалом. Солдат уже шел на поправку, очень обрадовался моему визиту, и охотно угощал гранатами, привезенными ему заботливыми родственниками из Узбекистана. Молодец, что не кричал тогда! – похвалил я его. Я зубы крепко стиснул! – улыбаясь, ответил боец.
Это был тяжелый, но далеко не единственный несчастный случай на нашем заводе.

    Но, травмы на производстве – это оказалась только часть проблемы. Еще головную боль добавляло постоянно выходившее из строя изношенное оборудование. Если поломка  оказывалась небольшая, то с неисправностью справлялись сменные мастера, вместе с прессовщиками, дежурными слесарями и обжигальщиками. Но, иногда, особенно, если авария происходила в ночную смену, вмешиваться приходилось мне. Обычно так бывало, когда происходила серьезная поломка основного технологического оборудования – пресса, шаровой мельницы, или печи. Тогда меня вызывали на завод, хоть бы, и ночью, и решение приходилось принимать уже на месте, и нести ответственность за принятые решения. Без крайней нужды нельзя было допустить остановки линий. План, зарплата рабочих и инженеров, премии – все зависело от этого. Помню, вздрагивал от ночных звонков, гадая – что на этот раз, не дай бог, травма или крупная авария?
    Но, работа шла своим ходом и, несмотря на трудности, я пробовал бороться за качество изделий, поскольку все чаще на собраниях слышал критику в свой адрес – дескать, с количеством, еще туда-сюда, а вот с качеством – беда! Но, попытки улучшить качественные показатели натыкались на глухую стену непонимания, и, ни к чему не приводили. Из-за конструктивных недоработок, ряд станков простаивал. Тогда я собрал к станкам и мастеров, и слесарей, и других специалистов, и даже усилил их солдатами стройбата, но оборудование все равно не удавалось включить в рабочий цикл. Никак не удавалось!
    -Да не будет станок работать, ни при каких обстоятельствах! – в один голос утверждали, и глазировщики, и наладчики. Но, работает, же сейчас, черт бы вас побрал! – горячился я, предпочитая решить проблему голосом, а не вникать в ее суть. Станок, вроде как, работал. 
    Но нет, не работал! Стоило только снять усиление, как станок тут же выключался, и никакими силами нельзя было заставить людей включить его снова. Так и простаивало оборудование, годами. А, качество продукции, между тем, оставалось прежним, то есть, неважным.

    Аварии, травмы, прогулы и пьянство – никуда это, естественно, не делось. Одно наслаивалось на другое, и заботы нарастали, подобно снежному кому. Тут еще, некстати, затеяли капитальный ремонт двух линий из трех. Не случайно на завод приезжали комиссии! Старые печи ломали, а на их месте собирали новые. На меня легла двойная нагрузка. А, плановые показатели никто не корректировал, и постепенно количественные показатели сравнялись с качественными – то есть, опустились на прежний уровень. Никого это, конечно, не радовало.
    Трудности на работе повлекли за собой, естественно, и трудности по партийной линии. Все чаще стали раздаваться голова – а достоин ли, молодой кандидат в члены партии, быть принятым в саму партию? Не поторопились ли, порекомендовав его и на руководящую должность? Похоже, что не справляется!
    Вопросы, естественно, были обращены, в первую очередь, к Чекиной. Но, она хранила олимпийское спокойствие, и даже не вызвала ни разу для отдельного душеспасительного разговора. Оно и понятно. В те времена тот, кому удавалось стать кандидатом в члены партии, почти автоматически и стопроцентно, по истечении кандидатского срока, становился и членом КПСС. За редким исключением, конечно.
    И, по мере приближения окончания кандидатского стажа, неподдельная тоска овладевала мною. А вдруг, со мной и будет то самое исключение! Примут, никуда не денутся, теперь, это уже формальности! – успокаивал я себя. Но, тут, же возникали и серьезные сомнения. Вот, возьмут, да и проголосуют против меня на общем собрании! Наговаривал на себя, конечно! Набила оскомину фраза о том, что от конкретного руководителя зависело очень мало. Завод старел, разваливался сам по себе, и условия труда на нем становились только тяжелее.

    Тем временем, в цехе стали появляться представители кафедры теплоизоляционных материалов из инженерно – строительного института, который я когда-то закончил. По их приглашению побывал на кафедре, где получил приглашение от ведущего профессора поступить в аспирантуру. А и, в самом деле? – тут было, о чем задуматься. Почему бы не попробовать поступить в заочную аспирантуру? Об, очной, тогда я и мечтать не смел! Знал уже, что туда поступают только по целевому направлению! А его выдавала коллегия ГЛАВКа. Известно было и то, что директора заводов годами стояли в очереди, чтобы получить это заветное направление. Что же говорить о каком-то начальнике цеха!
    Так, за производственными, и иными заботами, незаметно минул год кандидатского стажа, и пред первичной партийной организацией возник вопрос – принимать ли, молодого кандидата в члены КПСС? Оправдал ли высокое доверие, или – не оправдал?
    Наступил долгожданный день открытого партсобрания, на котором и должны были рассмотреть этот вопрос. Почему Чекина настояла на открытом партсобрании – не знаю, но ей, конечно, было виднее! Опытная была женщина! Большой актовый зал оказался набит до отказа, и гудел, как растревоженный улей. Переступив порог зала, залитого ярким светом, я на мгновение остановился в замешательстве. Гул несколько стих, и некоторые рабочие повернули головы в мою сторону. Проходи – чего встал! – раздался из зала чей-то голос.
В зале засмеялись, но смех стих почти сразу. Хорошенькое начало, нечего сказать!
    В президиуме за столом, покрытым зеленым сукном, сидели директор Берзин, секретарь парторганизации Чекина Валентина Егоровна, еще двое старых рабочих, и незнакомый мне солидный мужчина в костюме, по-видимому, инструктор из райкома партии. Стараясь не показать свое волнение, я направился на самый последний ряд – только там еще оставались свободные места.
   - Итак, начнем! – открыла собрание Валентина Егоровна, постучав ручкой по графину с водой. Ее уверенный вид и твердый голос успокаивающе подействовали на аудиторию. Бог не выдаст, свинья не съест! – вспомнилась народная пословица.
    Я поднял голову и уже уверенно осмотрелся вокруг. Не буду останавливаться подробно на всех выступлениях, отмечу только, что пришлось выслушать много критики в свой адрес. Причем, отсидеться за спинами мне не удалось, рабочие требовали ответа, и приходилось вступать в полемику. Один раз, после особенно обличительной речи даже показалось, что все – не пройду! Но, в итоге, с большим трудом, но, таки прошел. Рекомендовали в члены КПСС, не забыв, напоследок, добавить, в мягкой, правда форме,  - что горбатого – могила исправит!
    После собрания представителя райкома – а это оказался не инструктор, а третий секретарь, плотным кольцом окружили рабочие. Я, усталый и опустошенный, скромно стоял в стороне, и краем уха слушал беседу. Между делом поймал на себе одобрительный взгляд Чекиной, которая, с легкой улыбкой, чуть, кивнула – порядок! Вопросов к секретарю райкома оказалось много и, уже забыв обо мне, люди внимательно слушали степенные ответы солидного мужчины. В его лице все видели власть, от которой зависело выделение квартир, путевок, и многое другое.
    Неужели и я когда-то буду вот так, стоять среди рабочих и, не торопясь, кивая головой, отвечать на их вопросы! – подумалось мне тогда. И, неспроста! Ведь, уверенный шаг в этом направлении только что сделал! Оставался, правда, еще райком партии, но теперь, после собрания, это были уже формальности.
   - Кажется, тебя можно поздравить! – неожиданно, послышался рядом голос Чекиной. Теперь – все позади! Так, райком же еще пройти надо, Валентина Егоровна! – напомнил я жалобно. Секретарь парторганизации только широко улыбнулась в ответ. Отвечать она не стала. И, правильно! Через месяц, новенький партийный билет будет лежать у мня в кармане. Подошел рабочий с каким-то вопросом, и Чекина переключилась. 

    Нерешенным оставался еще вопрос с аспирантурой. То есть, в заочную я, конечно, уже имел возможность поступить, но теперь манила очная аспирантура. И тут, слава богу, вопрос решился более чем удачно! Не помню уже, какое ведомство этим занималось, но мне повезло встретиться с отзывчивым и внимательным чиновником. Еще молодой мужчина, в хорошем костюме, явно, бывший комсомольский работник, выслушал просьбу очень внимательно.
-Значит, три года на заводе отработал, учиться, говоришь, теперь хочешь? – задумчиво, повторил он. Очень хочу! – последовал скромный ответ. – А, код своей специальности знаешь? Нет! – кода я не знал! Ну, как же так! – справедливо, укорил чиновник. Надо знать! Посмотрев, по справочнику, он собственноручно написал его на моем заявлении, и размашисто добавил – не возражаю!
    Остальное было делом техники. На заседание коллегии ГЛАВКа, где рассматривался этот вопрос, меня, естественно, не пригласили – не было необходимости! Словом, после всех мытарств, необходимые разрешения оказались получены, и мне было предложено поступать в очную аспирантуру. Целевым направлением. С большим трудом, но справился и с этой задачей.
    Валентина Егоровна, с неудовольствием, восприняла эту новость. Ты же говорил, что останешься работать на заводе? – удивилась она. Да, вот, предложили поступить в очную аспирантуру – грешно было отказываться! – последовал простой ответ.

    Между тем, неотвратимо наступали новые времена, а вместе с ними происходили и перемены, ломающие привычные устои общества. Одним из таких нововведений стали выборы руководства. Был у нас в стране такой период. Не очень долго он продолжался, но в моей памяти оставил яркие впечатления, поскольку рабочие решили, что наступила пора выбрать нового руководителя. То есть – не поступи я на учебу, на прежней должности уже не удержался бы.
    Новые веяния коснулись не только меня. Затронули они, к примеру, и директора Кучинского комбината - Калиновского. Дядька слетел со своей должности, а на его место оказался выбран молодой и крепкий парень – начальник одного из цехов. Я еще застал эти перемены. Хотя, уже и уходил с завода, но на нового генерального директора успел посмотреть, на Кучинский комбинат мы ездили по-прежнему. Что-то мне тогда уже показалось, что долго в этом кресле парень не продержится. Так оно и случилось. Старый директор вновь вернулся на свое место, проработав, какое-то время, заместителем директора в научном институте. Уже учась в аспирантуре, я приезжал к нему, общался с Калиновским по старой памяти.
    Итак, с завода я уходил, не сказать, чтобы победителем, но, вполне достойно. Ведь, несмотря на многочисленные трудности, все прошло по намеченному плану. Меня приняли в партию, бесценный опыт работы на производстве был приобретен, экзамены в аспирантуру, слава богу, успешно сданы. Единственное, о чем меня попросили – это поработать в прежней должности тот период, когда уже бывший заместитель отгуляет в отпуске. Я, конечно, не стал отказываться и, ни шатко, ни валко, доработал последний месяц.

    Непростое это было дело, надо заметить. Хотя еще и трудился на заводе, но, уже смотрел на цех, как бы, со стороны, и усилий по наведению порядка уже не предпринимал. В один из последних дней, делая традиционный обход, наткнулся на рабочего по очистке промышленной канализации – Кошелева, того самого, по прозвищу Лопата. Он был занят важным делом – старательно просовывал гладкие доски из цеха на улицу. Сквозь отверстие в стене виднелись его красные Жигули.
    Тяжко вздохнув, я обвел весь цех взглядом, как бы, прощаясь с ним. Повсюду виднелись ящики с бракованной плиткой, а большие лужи шликерной массы наглядно свидетельствовали о том, что мое время уже истекло. Рабочие, не поднимая головы,  монотонно работали на своих местах.
  -  Ну, как тебе только не стыдно, Николай Иванович! – пристыдил я Лопату, подойдя к нему ближе.
- Не мешай, начальник! – только и отмахнулся он, не прерывая своего занятия. Ты все равно уходишь, а мне доски на даче пригодятся! 
     Да, работа на заводе заканчивалась, и тогда казалось, что блестящая карьера жала молодого специалиста. Партия еще представляла собой силу, хотя уже, и трещала по швам. Вроде как, все еще шло по-старому, а появившиеся вскоре на Рижском рынке первые барыги вызывали, лишь, мое недоумение. Трудно было поверить тогда в то, что их время еще придет. Ничего – не боги горшки обжигают! – подбадривал я себя. Как работник керамического завода, я хорошо понимал смысл этой пословицы.

    Потом еще будут три сладких года обучения в очной аспирантуре, когда после кошмарных условий труда на заводе, я попаду в тепличные условия крупного института, с двумя присутственными днями на кафедре в неделю. Я надену костюм с галстуком и поверю, что время можно повернуть вспять. Но это будет уже другая история.
    Тогда же – тогда заканчивалась целая эпоха, и признаки этого стали появляться все чаще и чаще.
Бориску на царство! – стали раздаваться неслыханные доселе голоса среди рабочих.
Неотвратимо наступали перемены.
    А в Чернобыле я так никогда и не был. Первое время, после арии, еще ждал вызова в военкомат, но потом, когда к реактору подтянули регулярные части, стало понятно, что до офицеров запаса вряд ли дойдет дело. Но, когда я слышу о героях Чернобыля, то не остаюсь безучастным и вздрагиваю, словно речь идет и обо мне тоже. Ведь тогда, в далеком восемьдесят шестом году, и я вполне мог бы там оказаться!

                12 июня 2011 года

                        * * *