1.
В Амстердам Аркаша Мамочкин прибыл в поисках ускользающей красоты. А то ведь накатила проклятая старость, 55 лет! Волосы на груди посивели, лохматые брови поседели, остро блеснула седина на лобке. Моветон кромешный!
Чтобы понять сложную душу А.В. Мамочкина, надо внимательно перечитать роман Достоевского «Идиот». Аркадий Владимирович, как и герой нагремевшего романа, был не от мира сего. То есть, не совсем дурачок, но довольно близко. Например, он практически не понимал, откуда берутся деньги. Будучи акционером «Транснефти» и прочих могучих контор, в бабле купался. Просто подфартило парню родиться в нужной стране и в нужное время, и все его единокровные родственники были на хлебных местах.
Так вот оказался он в городе на дамбах…
Изобилие велосипедистов не удивило. Дворники-таджики в Златоглавой сплошь на великах. Правда здесь, в отличие от Москвы, все рассекали на ржавых раздолбанных драндулетах. Это уж потом знатоки объяснили сей местный феномен. Приличный велосипед тут же сопрут переселенцы из солнечного Марокко.
И где же в Амстердаме ускользающая красота? Где, блин, ускользнувшая молодость?
Квартал Красных Фонарей совсем не глянулся. Ждал, чтобы «Ах!», а тут все примитивно, по-деревенски. Ну стоят, что овечки, эти полуголые мэм в окнах, зыркают на зловонный канал. По оному хорошо бы пустить гондолы, как в Венеции, но гондол не видно. Аркаша приметил только парочку плавающих презервативов.
На парапете у канала высилась груда буклетов. Аркадий поднял радужную заманку. Читает: «Архипелаг наслаждений г-жи Шульц. Всё, что вы можете получить за свои деньги».
Денег полно, и кэшем и в пластике. Где же эта пресловутая Шульц? Да здесь же, за углом, в полуподвале.
Г-жа Шульц оказалась не увядшей матроной, одной ногой в голландском гробу, а тоненькой девчушкой с упругими бедрами и зазывной грудью. Черные ее глазища блестели, что оливки.
— На какую сумму вы рассчитываете получить удовольствие? — нежным, каким-то слоистым, голосом спросила Шульц.
— На очень-очень большую.
— Мой русский друг! В таком случае я сама пойду вам навстречу.
— Весьма любезно.
Такого ураганного секса Аркаша еще не знал. Сразу же вспомнились «Анна Каренина» и «Камасутра».
— Да кто вы такая, г-жа Шульц? — блаженно таращился он на секс-спаринг-партнершу.
— Из Киева я.
— Ах, вот оно что…
— Родилась на Андреевском спуске. Неподалеку от родового гнезда Михаила Булгакова.
— Это все объясняет!
— Молчите! В Амстердаме я уже 42 года.
— Как? Сколько же вам лет? Выглядите вы не более чем на 24.
2.
Выяснилось престранное обстоятельство. Г-же Шульц на прошлой неделе стукнуло 72 года. Возраст, согласитесь, солидный, едва ли допускающий до сексуальных вакханалий и сладострастной разнузданности.
— Вот так-то, мой милый дружок из Москвы, — г-жа Шульц закинула ножку на ножку, зеленый шелковый халат с огнедышащими драконами игриво распахнулся.
— Не догоняю… — смутился Аркадий. — Хотя многие меня держат за дурачка. Вроде идиота из распиаренного романа Достоевского.
— Не читала. Вам сколько лет?
— 55.
— Выглядите хуже.
— А вы — божественны!
— Спасибо… — г-жа Шульц опять с эротическим вызовом перебросила ножку на ножку, икры ее напряглись, золотистый пушок был на этих упоительных икрах.
— Откройте же тайну! Как?
— После коитуса можно перейти и на «ты», — подмигнула Шульц. — Всё дело в таблетках.
— Брехня!
— Это правда.
— Докажите! — бараном уперся Мамочкин.
Шульц встала, по-кошачьи потянулась. Позвонки под ее драконистым халатиком щелкнули. Все-таки возраст…
— Устала я от тебя. Иди домой. Гуляй, парень, лесом.
Всю эту вербальность Шульц произносила, повернувшись к Мамочкину спиной, глядела в мозаичное окно на гниющий канал.
— Зачем же так грубо? — Аркаша подошел к голландке, с какой-то сновидческой нежностью погладил ее попку.
— Это за отдельные деньги! — резко повернулась хозяйка салона, черные ее глаза мерцали, что у черной пантеры.
— Не вопрос! Я акционер по нефти, газу, каменному углю и даже пушнине.
— Как? Садись, мой дружок. Верно, перед вторым эротическим натиском хочешь узнать о чудо-таблетках?
— Если таковые имеются.
— И впрямь дурачок… — Шульц достала из кармана пластиковую коробочку, названия на оной не оказалось. — Вот они таблетки времени. Точнее, антивремени. Ровно 100 штук.
Шульц потрясла гремучей коробкой прямо у Аркашиного уха.
— Допустим… И как принимать?
— Как кошачий «Секс-барьер». Пять дней вечером по одной таблетке. Потом перерыв в две недели.
— «Секс-барьер»?
— Типа того. Только на секс они не влияют. Даже подстегивают.
— Очень хорошо… — потер руки Аркаша. — Отсыпьте чуток.
— Это к вашему земляку, к Сержу Уральцеву. Он торгует таблетками и прочим диковатым товаром прямо напротив железнодорожной станции. Лавка так и называется — «У Сержа».
— Ой, я ее видел. Неподалеку от православного храма.
— Загляни туда. Расспроси Сергея. Таблетки имеют несколько противопоказаний.
— Ага… Стоят эти таблеточки, верно, миллионы. Но я могу и кэшем и пластиком.
— Стоят они — три копейки. Ну, почти… Почему? Все вопросы к Сержу!
3.
Выглядел Серж сильно. Плечистый, лысый, в футболке с надписью «Фак ю Барби». И никакого вокруг паранормального антуража. Ни золотых Будд, ни деревянных Конфуциев, никого. Нет и завывающих, рвущих душу, песнопений.
— Значится, от г-жи Шульц? — Уральцев ковырялся спичкой в мощных зубах.
— От нее. Стоят, мол, три копейки.
Серж, округлив литой бицепс, почесал свою спину. Что-то собачье, сугубо некультурное, было в этом почесывании.
— Допустим, не совсем три копейки. Да и кое-каких услуг я потребую от вас, когда войдете в силу.
— Неужели есть что-то дороже денег? — выпучил Аркаша глаза, они у него были, что майское небушко, голубые.
— Многое, что есть… Я, например, прошел три войны. Чеченскую, украинскую, сирийскую. Смерть дышала в лицо.
— Зачем же вы столько воевали?
— А идея «Русского мира»? Разве есть сердцу что-то ближе?
— Давайте, Сергей Иванович, перейдем к делу. Шульц намекала о каких-то побочных последствиях приема антивремени.
— Трахнули старушку? — подмигнул Серж.
— Оставьте ваши сальные шуточки.
— Парень! Как там тебя? Аркадий Владимирович? Чего ты дергаешься? Все будет тип-топ. А денег дай, сколько не жалко.
— А где гарантии?
— Это к Господу Богу. Дай сотку баксов. Когда колеса торкнут, сам прибежишь за добавкой.
— Вот ваша сотка.
— Спасибо. На курс вполне достаточно сотни таблеток. Там бумажка с инструкцией. Из чего они? Тибетские травы плюс еще одно секретное снадобье. Эксклюзив! Отрицательные последствия? Некоторое омертвление чувств. Их утрата.
— Подробности? — глухо прорычал Мамочкин.
— Много вариантов. Лишитесь обоняния, например. Ослепните…
— Не хочу!
— Дослушайте, наконец! Ослепните на один глаз.
— Правый? Левый?
— Какая вам разница? Впрочем, это слепота скоро пройдет. Станете видеть даже лучше прежнего.
— Тогда ничего… А когда же накатят, грянут благостные изменения?
— Скоро только кошки родятся. Все зависит от загаженности вашего сознания и организма.
— Как все мутно. Ладно! Возьму ради хохмы.
— Хохма еще та! Проживете 400 лет, как та черепаха на Кипре.
— Избавьте меня от унизительных сравнений!
— Узнаю брата по крови. Истинного русака. Я сам обидчивый… Поэтому и воевал. Смело берите таблетки и шагайте в новую жизнь.
4.
После двух дней приема антивремени ничего негативного не заметил. Позитивного тоже. Так… Легкий понос, некоторое покалывание в пальцах. Будь что будет!
В тотальном одиночестве, соло, он шландал по Амстердаму. Город на дамбах достал его до печенки. Эти серенькие дома вдоль каналов. Этот унылый музей безухого Ван Гога. Эти гогочущие гуси-лебеди в подозрительно аккуратных прудовых заводях...
Потягивало в Москву. Ан там началось что-то несусветное. Программа «Реновация». Первую пятиэтажку в Отрадном взорвали прямо с жильцами. Ну не со всеми, кто-то успел и сбежать. Остались запойные алконавты, замшелые старушки, да чуваки прикованные болезнью к постели.
От скуки Аркаша заглянул к Шульц. Она вновь поразила своей тонкой и мускулистой фигуркой, черными огневыми глазами, доверчиво распахнутыми миру.
— Что-то у вас на Руси не то… — грустно произнесла хозяйка салона.
— Все нормалек. В тренде идиотизма. Перечитайте Салтыкова-Щедрина. Ничего не меняется.
— «Иудушку Головлева»?
— Зачем? «Город Глупов»! Власть планомерно загоняет своих сограждан в крысиный угол.
Г-жа Шульц внимательно разглядывала лицо Мамочкина.
— Изменений не видать… Я о вашем лице. Ну это ничего… Потерпите. Как это у вас говорят? Не сразу Москва строилась.
— Когда-то она строилась. Теперь… взрывают. В блогах я выискал две причины. По первой версии элиты стараются раздраконить народ против альфа-самца. По второй, они чуют, что время их ушло, скоро все накроется медным тазом, поэтому с денежками от реновации попытаются слинять за бугор.
— А зачем дом с людьми-то взрывать?
— Как еще народ разозлить?
— Любопытно…
— Скажите, г-жа Шульц, вы еще продолжаете курс антивремени?
— Одна таблетка в месяц. Поддерживающий эффект.
Шульц встала, потянулась, острые ее груди упруго натянули ткань блузки:
— Аркашенька, сексом заняться не желаете?
— Даже не знаю… Реальный ваш возраст меня шокирует.
— Могу кликнуть барышень помоложе.
— Насколько?
— Да хоть нимфеток.
— Нет! Я не большой поклонник Набокова. Все извращения решительно выношу за скобки.
— Вот как?! Проехали… Как вам Серж?
— Милейший человек. Только надпись на майке «Фак ю Барби» я не приветствую.
— А вы смешной…
— Почему же смешной?
— Реальности не видите. Как баран перед новыми воротами. Так вот, Серже… Он мне как-то показал фронтовые фотки. Головорез еще тот! В буквальном смысле. Всё с садистским оттенком.
— Что вы говорите!
— Попались бы вы ему на фронте. Уделал бы вас, как бог черепаху.
5.
После четвертой таблетки его затрясло. Температура под 40. Пот рекой. Зубы в лихорадке отстукивают «Танец с саблями».
Потом, будто в бездонную воронку, провалился в сон. Снились мама и папа. Любовницы. Акции «Транснефти». Лысая голова Сержа. Сладостная вагина г-жи Шульц. Опять мама-папа. Ржавые голландские велики.
Утром с трудом отодрал себя от мокрой постели. Почесываясь и покряхтывая подошел к зеркалу.
Мама дорогая! Таки случилось…
Пивного обвисшего живота начисто нет. Лишь шашечки мышц. Бицепсы-трицепсы, будто не вылезал из тренажерки. А взгляд? Соколиный! Даже орлиный! А ведь для чтения приходилось надевать очки. Главное даже не это. Какая во взоре витальность, победоносность. Это взгляд триумфатора, а не серого крысенка с акциями «Транснефти».
Справил нужду. Смыл воду. Сунул под мышку термометр. 36 и 6! Хоть в космос.
Постойте! А седина? Эта горестная предвестница дряхлости?
Козлом к зеркалу. И что? Ни одной сивой волосинки. Правда, черепной бобрик утратил свой каштановый отлив, ударил в рыжину. Ну это ничего… Терпимо.
Кувырком на улицу. Прыгнул на ржавый велик. Как бешеный закрутил педали. О! Ему теперь хоть выступай на велогонке «Тур де Франс».
Жесткое седло с непривычки травмировало. Руль вырывался из рук. Какие мелочи! Он вновь дьявольски молод. Второе дыхание.
Прикупил теплого хлеба. Свернул к пруду. Принялся кормить лебедей. В этот раз они почему-то не вызывали отторжения.
Веселенькой мелодией «7-40» зашелся мобила. На воздушном проводе Серж Уральцев. Голос его густ, вальяжен, будто из преисподней.
— Салют, Аркадий Владимирович! Хотелось бы уточнить ваши метаморфозы.
— Сказочные! Я вернул молодость.
— Не обольщайтесь. Помните слова Энгельса, за каждую победу над природой она жестоко мстит. Порой внезапно и подло.
— Чепуха! Позвольте насладиться мигом.
— Мудрый подход. Кормите уток?
— Лебедей. Как вы догадались, что я кого-то кормлю.
— После фронтовых контузий во мне открылись паранормальные способности. С легкостью могу залазить в чужие мозги.
— Звучит жутковато… А правда, Сергей Иванович, что на фронте вы отличались фантастически садизмом? Есть даже фотки?
— Шульц набрехала?
— Она!
— Голландская дура.
Серж Уральцев нажал на клавишу отбоя.
Аркадий потер виски:
«И чего я полез в чужой огород? Оно мне нужно?
6.
Ускользающая красота… Что это, блин, такое? Аркаша ее испытал на собственной шкуре. И саму красоту и ее подлую скользкость. Будто обмылок, выскальзывает из рук.
После седьмой таблетки с оторопью чует — никаких запахов. А ведь прежде по всему Амстердаму тянуло болотной прелью.
В отеле метнулся в ванную. Нюхнул одеколон «Черный гангстер». Ничего!.. Приник носопыркой к пасте «Колгейт». Пусто…
Тогда из аптечки достал аммиак. Господи, боже мой! Это он чувствует. А больше никакого амбре. Гигиенически-тошнотная стерильность. Будто в операционной.
Через пару-тройку часов обоняние вернулось, зато стал припадать на левую ногу, будто она стала короче.
Потом это прошло. Виктория! Ан зря радовался… Глаза вдруг стали воспринимать окружающий мир в перевернутом виде. Так видят малютки, явившиеся на свет. Однако Аркадий Владимыч не малолетка. Он хоть и отчаянно помолодел, возраст критический, 55 лет. Солидный возраст.
В перевернутом пространстве Мамочкин не ориентировался. Сел на ближний газон. Хорошо еще инстинктивно помнил движение как садиться.
Ощупью набрал на мобиле номер г-жи Шульц. Вкратце обрисовал хреновую ситуацию.
— За все надо платить, дорогуша! — усмехнулась голландка. — Кстати, Серж Уральцев арестован.
— За что, чёрт подери?
— За свои садистские фронтовые подвиги. Все его таблетки попали под арест.
— А таблетки причем?
— Очень даже причем? Таблетки эти продавались с подачи Кремля.
— Бред!
— Вовсе не бред… Именно здесь эти таблетки обкатывались на лабораторных кроликах, вроде меня и тебя. Нужны же они после строжайшей проверки для продления жизни альфа-самца.
Аркашу будто иголка вонзилась в затылок. Мир вновь занял законное место. Никаких перевертышей.
— Г-жа Шульц, я все понял.
— Ты сейчас сидишь у музея Ван Гога. Вижу тебя по геолокации.
— Ага.
— Сиди там. Сейчас подскачу.
Потом сидели у фонтана. Шульц достала из сумочки золотистый блокнотик.
— Знаешь, что в оном?
— Откуда мне знать?
— Формула таблетки антивремени. Я как-то ездила к Сержу в его лавку. Ну, пока любовь-морковь, я всё себе переписала. После секса Уральцев отрубился на пару часов.
— И чего эта формула?
— У тебя по химии было что?
— Крепкая четверка.
— Маловато. Ничего! Наймем химиков и создадим собственную таблетку антивремени.
— А я вам зачем?
— Дурашка… Неужели не чуешь? Прикипела я к тебе. Мил моему сердцу. Я всегда симпатизировала мужчинам помоложе. И чуток… поглупее.
Фото Амстердама из сети
* * *