1.

На Кипр, а именно в Лимасол, мы с сыщиком Рябовым прибыли отдохнуть. Московские передряги достали. Хотелось пропитаться солнцем. Ощутить, так сказать, солнце в крови. Побыть в раю. Идешь по улице приморского городка и бьешься головой о завязь диких апельсинов.
Разве не прелесть?

Дела наши с Рябовым обстояли неважнецки. Заказов никаких. Мы здорово поиздержались. А тут подвернулись дешевая путевка. Гостиница «Tsanotel» обошлась в копейки.

Правда, дешевизна имела причину. Перед отелем шла бурная стройка. Служительница турбюро нас сразу предупредила:

— Господа, будет шумно. А работают на Кипре с шести утра.

— Ерунда! — опрометчиво отмахнулся я.

И вот мы на благословенном острове. Рябов на балконе отеля растягивает резиновые жгуты эспандера «Красный богатырь». А под балконом загорелые киприоты забивают сваи, крутятся бетономешалки, истерически гудят чумазые бульдозеры.

— Шум не нервирует? — скосился я на легендарного сыскаря.

— Как вам сказать? — усмехнулся Рябов. — Умные мысли, конечно, как и деньги, любят тишину. Однако этот строительный Армагеддон, думаю, нас смотивирует на поиск нового сыскного дела.

Тут в дверь нашу постучали. Наверное, уборщица, какая-нибудь длинноногая сексапильная гувернантка. Так нет же! За порогом оказался мне незнакомый блондин с прозрачными глазами. На нем белый чесучовый костюм. А ведь на улице пекло. Из кармана пиджака торчит бардовый платок.

— Что вам угодно? — я сурово нахмурился.

— Это номер 411?

— Табличка на двери! — сыщик бросил эспандер на кровать. — Чем обязаны?

— Хочу уточнить. Инспектор Рябов и его напарник Петр Кусков?

— Они самые, — я чуть поклонился.

— Отлично! Я представляю интересы бизнесмена Модеста Козлика. Поверенный в его делах. Зовут меня Балденко Владлен Владленович. Я гражданин Кипра. Между прочим, поэт. Безоговорочно признан европейским сообществом. Снискал пышные лавры.

— Так в чем суть дела? — Рябов, сдерживая раздражение, вытряхнул из пачки сигарету «Кэмел». Сыщик не любил балаболов.

2.

Выяснилось следующее обстоятельство.

Модест Козлик вместе со своей молодой женой Анастасией прилетел на Кипр спасать капиталы. Они у него наращивали проценты в нескольких местных банках. Наглые США потребовали заморозить эти активы. Деньги были, похоже, с гнильцой, происхождение их неизвестно.

— Как это с гнильцой? — потягивал «Кэмел» Рябов.

— А у кого они в России не с гнильцой? — цинично усмехнулся Балденко. — Ничего ведь не производим, сидим на нефтяной трубе.

— Продолжайте… — Рябов выпустил дымное колечко. Проткнул его из ноздри дымной стрелой.

— В отеле «Crown Plaza» мой клиент простудился. Перекупался в море и тут же под ледяной кондиционер. Словом, занемог. Настя стала отпаивать его травами. Сама собирала.

— Она травница? — резко спросил я. — Сколько ей лет?

— 23 годочка, — облизнулся Балденко. — Сбор трав — призвание. Еще в школьные годы ее гербарии занимали призовые места на зональных конкурсах.

— Милая деталь, — хмыкнул Рябов. — И травы не помогли…

— Нет, кашель прошел. Кашля, как ни бывало. Только на груди моего финансового клиента появились какие-то псориазные пятна. Потом и пятна прошли. А Модест Козлик впал почему-то в детство.

— В чем это выражается? — прохрипел я.

— Помилуйте! Это всем известно. Заказал себе по мировой паутине дюжину конструкторов «Lego». День и ночь сидит на паркетном полу. Собирает пластмассовых монстров.

Рябов резко развел худощавые плечи:

— К нему! Срочно!

3.

Тяжелым унынием веяло от номера Модеста Егорыча. А ведь номер — люкс, конфетка. Когда-то в этих апартаментах останавливались певец Стинг и певичка Мадонна. Впрочем, рассказ сейчас не о развратных поп-звездах, а о зачумленном Козлике.

Он в голубых семейных трусах сидел на паркетном полу. Всё же пространство перед ним и за ним усеяно детальками конструктора «Lego».

Лицезреть осанистого 50-летнего детину в просторных трусах — зрелище не для слабонервных. В руках же детина вертел очередного монстра.

— Спасибо, что заглянули на огонек! — откуда-то из боковой комнаты вышмыгнула брюнетка с пухлыми губами. Груди, руки-ноги, конечно, зеленые глаза, были верх совершенства. Хочется произнести комплемент, да мертвеет язык, мутится разум.

— С кем имеем дело? — склонил я голову.

— Да это же супруга Егорыча. Анастасия! — высоким, почти козлиным, голосом пояснил Балденко.

— В России я больше известна как Ирина Шпек, — откинула завитую челку Настя.

— Ирина Шпек? — пробормотал Рябов. — Где-то я слыхал эту вербальность.

— Конечно, слыхали! — медово улыбнулась Настя. — Я снялась в десятке кинолент. «Русалочка», «Красная Шапочка», «Принцесса на горошине» и т.д.

— То есть, в сказках снимаетесь? — облизнул я губы.

— Увы мне увы! В порнухе… Но теперь я в завязке. Прикоснулась к религии. Соблюдаю обряды. Сейчас голодаю.

4.

Настя (Ирина) подошла к супругу, крепко поцеловала его в губы.

— Хорошо целуется! — воскликнул Козлик. Вдруг спохватился: — А кто это?

— Видите?! — Настя так вся и затрепетала. — Совсем дурачок. И в таком придурошном состоянии написал завещание. Написал и спрятал. Теперь не может найти. А писать с тех пор разучился.

— Я его съел! — захохотал Егорыч.

— Сейчас не до шуток! — крикнул Балденко. Прозрачные его глаза заледенели.

— Сударь, — Рябов взял В.В. Балденко за пуговицу пиджака, — а как вы познакомились с этой четой?

Вопрос насторожил Владлена Владленовича. Он выпростал пуговицу из цепких пальцев сыскаря. Сделал шаг назад.

— Я познакомился с Ириной Шпек…

— Вы смотрите порнуху? — помертвел я.

— Вы с ума сошли? Конечно, не смотрю. Т.е. иногда. В микродозах. Это не считается. А познакомился я с Настей в литобъединении «Алые паруса», что при Союзе писателей РФ.

— Так вы, Настя, тоже писательница? — заиграл желваками Рябов.

— Пишу иногда. Мое эссе «Лабиринты зла» было опубликовано в «Новом мире». Но куда мне до Владика. Его поэмы признаны даже в чмошном Гондурасе. Как же я хочу получить такую известность.

— Хочу ням-ням! — зарыдал Егорыч. — Сначала а-а, а потом ням-ням.

Настя топнула ножкой:

— На него навели порчу! Помогите!

— Тут дело гораздо глубже, — сжал бойцовские кулаки Рябов.

5.

Нувориша сводили в ватерклозет, плотно накормили и уложили баинькать.

Сыщик с наслаждением закурил «Кэмел». Усмехнулся:

— Хорошее название для эссе — «Лабиринты зла».

— Вы читали эссе? — напряглась Анастасия.

— Ну что вы? Я лучше возьму растрепанный томик Донцовой или Акунина. Нет времени забивать свой мозг высокоумными бреднями.

— Вы меня обижаете, — мелово побледнела отставная актриса.

— Напротив. Я вполне допускаю, что эссе ваше выше всяких похвал.

По моим вискам струился пот. Кондиционер почему-то выключен. Попросить включить его я не решался. От природы я робок. Это только рядом с Рябовым я такой орёл. Поэтому предложил:

— Господа, а не угодно ли всем нам искупнуться? Ведь рядом Средиземное море! Вы не в курсе?

— Живенько! — хлопнула в ладоши Настя. — Заодно я обкатаю свой новый золотистый купальник.

— Ты в нем будешь конфетка, — утробно проворчал Балденко.

— Что вы сказали? — пыхнул дымком Рябов.

— Я? Ничего! Просто я обожаю конфеты. Как вы относитесь к «Мишке на Севере»?

Настя захохотала:

— Владленыч, у тебя же начальная стадия диабета. Хочешь остаток жизни провести в кресле-каталке?

— Ни отнюдь…

Тут мы услышали душераздирающий крик. Будто душили кота. Или даже коту отрывали голову.

Рябов схватился за кобуру. Я стремительно надел на руку стальной кастет.

Настенька шутливо толкнула меня в плечо:

— Чего гоношитесь? Это кричит белый павлин.

— Откуда тут взялся? — просипел я.

— Под нами ресторан «Мистер Осьминог». А при нем белый павлин Васька.

6.

По пути на пляж мы полюбовались Васей. Хотя любоваться было особенно нечем. Белые бока павлина в навозе, он жутко смердел. Каков засранец!

Однако эта вонючая и мерзко орущая птица тотчас забылась. Перед нами во всю ширь раскинулось лазурное море. Настя тотчас стянула через голову платье. И оказалась в золотистом минималистическом купальнике.  Тряпочки прелестный срам лишь чуть закрывали.

Я так и задохнулся от волнения.

Настя мое волнение заметила. Спросила впроброс:

— Давно не было женщины?

— Как вам сказать?

— Говорите правду!

— Не хочу, — я стащил свои бермуды и с ужасом глядел на свои волосатые белые ноги.

— Вот из-за нежелания говорить правду у нас с мужем, и произошла размолвка. Смажете мне, Петр, ножки солнцезащитным кремом.

Я глубоко задышал:

— Справлюсь ли?

Руки мои с трепетом потянулись к божественным конечностям.

— Конечно, справитесь. Смелее же! Выше!

Тяжело вожделение опьянило меня:

— Так что за размолвка?

— Отвратная история! — реальной слюной сплюнул Балденко.

— Муж мой на пляже таращился исключительно на пожилых дам. Ну, знаете на таких, жабоподобных. И все меня досаждал. Мол, Настенька, недавняя порнозвезда, это ведь, дорогуша твое будущее.  

— Старость — это ад для женщин, — вспомнил я чей-то афоризм.

— Именно! — побагровел Балденко. Он даже на пляже не снимал свой чесучовый костюм.  И ведь не потел. Какова ментальность?!

— А ты каким будешь годков через пять? — спросила я мужа. — Сейчас уже напоминаешь скотобазу. Пока еще мобильную. Жирные бока, жирное брюхо, жирный зад.

— А он чего? — нежно намазывал я оливковый крем в зоне бикини.

— Отказывался говорить правду. Возможно, уже тогда стал сходить с ума. Сам предложил написать завещание. А потом его, пакостник, съел.

7.

Доплыли с Рябовым до волнореза, вылезли на шершавые кубические камни. Признаться, я задыхался. Пришлось кролем да брасом одолеть метров триста. Я же в Москве почти разучился плавать. Какие там водоемы? Исключительно ванна.

У сыщика же дыхание даже не сбилось. А ведь выкуривает за день по две пачки «Кэмела». Какой генотип! Гвозди бы делать из этих людей. Это я не от себя говорю. Какой-то поэт сдуру ляпнул.

— Петечка, а вы заметили гербарии на стенах номера Козлика?

— Конечно, заметил. Вы к чему?

— Какой-то травкой Настя из своего мужа и сделала идиота.

— Доказательства?

— Пока только наметки. Тут надо копнуть. А как вам отношения Насти с Владленом?

— Думаете, они состоят в непозволительной связи?

— Уверен! Она же ассоциируется у него с конфеткой. И что это за дикая история со съеденным завещанием?

Рябов поднялся во весь свой гренадерский рост. Хотя росточка он был и небольшого. Где-то 178 см. Но из-за душевного величия вблизи напоминал баскетболиста.

— Какая-то кипрская головоломка… — пробормотал я, с радостью замечая, что, наконец, отдышался.

8.

Вышли на брег по вулканическому черному песку. И что мы видим? Кого? Настя читает толстенный том учения Кришны. Владик штудирует еще более толстый том с неясным названием.

— Потянуло на кириллицу? — сел я рядом с Настей. Всегда приятно садиться рядом с молодой женщиной, тем более, если она снималась в лихих порнофильмах.

— Знаете, Петр, — Анастасия уморительно сморщила свой прелестный носик, — Маяковский чистил себя под Лениным, я же чищу себя под Кришной.

— Похвально, похвально… — Рябов скосился на фолиант Балденко. — А вы что читаете?

— Ах, это?! — пошел багровыми пятнами Владленыч. — Это сигнальный вариант моей поэмы «Черный кот». Помните гениальный рассказ Эдгара По о черном коте замурованном с трупом убиенной жены?

Рябов поморщился:

— Вы что же, поэтическим слогом пересказываете этот опус?

— Не совсем. Я добавил детали. Видите сколько страниц? Почти тысяча.

— Кто же это будет читать?

— Все! Уверен, поэму включат в школьную программу.

— Дурак думкой богатеет. Не обижайтесь. А вот скажите, уважаемый, деньги Модеста Козлика арестованы или же гуляют на свободе?

— Кто его знает? — горлово вскрикнула Настя. — Он же, мой придурошный супруг, не раскрыл нам пин-коды пластиковых карт. Затаился гнида.

— Как вы к нему жестоки… — опасливо отодвинулся я от гурии.

— Не берите в голову. Я же ради красного словца не пожалею родного отца.

— Мировая тёлка… — прошептал Балденко.

9.

Вернулись в «Tsanotel». Жара такая, хоть лезь в петлю. Благо, стройка под окнами заглохла. Врубили на полную мощность кондиционер. Жить можно.

Приняли холодный душ. Вытянулись на кроватях. С наслаждением крутим пальцами ног.

И тут звонок.

— Алло? — оживил я мобилу.

— Это Козлик.

— Какой еще Козлик?

— Не валяйте дурака! Тот, который сбрендил.

— Клинический идиот?

— Ша! Я притворялся.

— Как так? — Рябов выдернул из моих рук мобилу.

— А так… Я под идиота косил.

— Но зачем?

— Неужели не ясно. Настька со своим хахалем Балденко хотят прикарманить все мои башли.

— Это слова не мальчика, а мужа! — воскликнул я. Мобила был включен на громкую связь, и я все слышал.

— Не могу говорить. Вернулись эти два злых ублюдка.

— Настька с Владленом?

— Ага! Даю вам ЦУ. Ровно в полночь приходите на пляж отеля «Crown Plaza». Баста! Чао-какао. Чмоки-чмоки.

Мы с Рябовым оторопело переглянулись.

10.

От волнения мы с сыщиком на ужине прилично нагрузились. Халявное изобилие. Шведский стол. Ни одно русское сердце такое не выдержит.

Ели куропаток из Пафоса, трюфеля из Никосии, малосольные огурчики из Лимасола. Запили все это великолепие финиковым ликером «Афродита».

— Как бы нам в полночь не утонуть… — гладил я свой раздувшийся живот.

— Нервическая лихорадка сожжет все калории, — отрезал Рябов.

— Вашими бы устами… Так что вы, г.Рябов, думаете об этой кипрской головоломке?

— Пока ничего… — Рябов выпустил струю паровозного дыма. — Головоломка потому и головоломка, потому что в ней отсутствуют звенья. Причем узловые.

Я ковырялся спичкой в зубах. Кусок куропатки из Пафоса застрял в зубе мудрости.

— Поразительно, Рябов! Вы курите, пьёте, иногда нюхаете кокаин, а зубы у вас как у младенца.

— У младенца плохие зубы, — сыщик улыбнулся. — Они выпадают.

— Не придирайтесь!

— Генетика, дружок мой. Генетика! К тому же, нужно держать себя в ежовых рукавицах.

— Вы о чем?

— Я за ужином съел одну куропатку, а вы целых три. Да еще косились на цаплю из Родоса.

— Это так… — смутился я. — Вы меня одергивайте. Натура я увлекающаяся. Могу иногда сойти с круга.

— Ах, Петя, Петя…

11.

Ровно в полночь мы с Рябовым были на пляже отеля «Crown Plaza». Полнолуние. Тишина. Лежаки убраны. Лишь топорщатся пластиковой соломой пляжные грибки.

Мы искупались, радостно фыркая. И что вы думаете? Никого!

— Неужели с Козликом что-то случилось? — зачем-то прошептал я. — Или он действительно клинический идиот? Сказал и тут же забыл.

— Погодите, Петя! Видите фигурку на волнорезе? Она, эта фигурка, нам машет руками. И весьма призывно.

— Неужели это Козлик? Зачем он поперся на волнорез? Я только что вытерся махровым полотенцем.

— Довольно лясы точить! — Рябов с разбега кинулся в черную, с  маслянистым отливом, жидкость.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Соратник я его или не соратник? Способен же я и на героические поступки?

Вылезаем на гранитные камни.

Я бурно дышу. Рябов, как огурчик, молод и свеж.

Козлик (а это был именно он!) в семейных трусах зябко трясется. На его выпуклом черепе медно отражается кипрская луна. Говорит тихо-тихо:

— Извините за конспирацию. Но эта пара шакалов меня всюду вынюхивает. Только здесь, на гранитном волнорезе, я чувствую себя в относительной безопасности.

Рябов похлопал себя по груди, автоматически отыскивая сигареты, хотя был в плавках.

— Обычно я исповедь горячего сердца выслушиваю под «Кэмел».

— Я вам все заготовил.

— Шутите?

— Вот! — Козлик протянул пачку сигарет и зажигалку в водонепроницаемом пакете.

12.

— Она меня хотела отравить… — всхлипнул Козлик.

— Это понятно… Однако зачем? — Рябов выдул из ноздрей молочные клубы дыма.

— Не могу понять. Вообще с этой Настей одни вопросы. Чего только стоит ее участие в порнофильмах? Такой позор! Стыдоба… До гробовой плиты не отмоешься.

— Зачем же вы тогда ее взяли в жены? — всплеснул я руками.

— Сердцу не прикажешь.

Я почесал пятку. Кажется, ее рассадил о камень волнореза.

— Откуда у вас бабло, Козлик? — резко спросил Рябов.

— Откуда? Я на Урале лес продаю китайцам. В основном кедр. С кем-то не поделился. Уверен, моя Настя подсадная утка. Возможно, она в звании майора ФСБ.

— А порнуха — это легенда?

— Нет, порнуха — это настоящее. Я же живу по пословице — седина в бороду, бес в ребро. На порнуху и клюнул.

— Так съели вы завещание или не съели? — сощурился я.

— Да не было никакого и завещания. Я им просто морочил голову.

Тут взвыла сирена. К нам, ослепляя прожектором, подлетел пограничный катер. На борту его при полном параде, с золотыми кортиками на боку, стояли Настя и Владик. В форме морских офицеров ФСБ. Есть оказывается и такие.

— Господин, Козлик! — крикнула в мегафон лейтенант Настя. — Вы арестованы!

— За что? — рявкнул Модест.

— За расхищение русского леса! — рявкнул майор Владлен.

— Ха-ха! Поймайте меня! — Козлик выхватил из-под камня акваланг, быстро надел и ласточкой в воду.

— Какой поворот! — обалдел я.

— Святые угодники! — Рябов затушил «Кэмел» о мокрую пятку.

— Ловите его, сыскари! — крикнула Настя.

— Ага… Сейчас прям, — сыронизировал я.

— Тогда ответите по закону! — заверещал в мегафон майор Балденко.

— Да пошел ты! — сплюнул в воду Рябов. — Эх, Петя, надо было нам брать аванс. А то ведь опять поработали вхолостую.

— Всё это так… Я только не догоняю, зачем Модест Егорыч собирал монстров из «Lego»?

— Смиритесь, Петя. Мир полон загадок.

— Вы окружены! — неистовствовала в мегафон лейтенант Настя.

— Мир полон идиотов… — пробормотал я.