1.

Уже не верилось, что когда-то Россия была изобильной и сытой, нефть стоила (подумать только!) аж 110$ за баррель. Теперь упала в цене ниже плинтуса. Хотя, что переживать? Бабки все равно утекают в карманы фантомам.

В 2042 году страна откатилась к временам царя Гороха. Правда, поезда кое-где еще ходили, свет иногда зажигался, вода из труб, если повезет, капает.

Такая вот геополитическая обстановка. А, меж тем, Косте Плющеву стукнул тридцатник. Обитал он в провинциальном Валдае. Недавно работал истопником в котельной завода «Юпитер», пока не закончился мазут, да и сам завод не накрылся медным тазом. Потом томился ночным сторожем муниципального Дома Культуры. И что в нем воровать? Все уж вынесли. Ночью по алтарному залу бывшего храма «Параскевы Пятницы» мотались туда-сюда голодные крысы.

В ДК зарплату ему платить перестали. Сказали, мол, проект заморожен. Пришлось перейти на сугубо натуральное хозяйство. Благо от родственников остался сад с огородом, картошка-капуста, яблоки-груши, даже несколько деревьев черной вишни.

— Гоблин, сходи за водичкой, — просит бабушка Таля.

— Ага. Сам собирался.

На кличку Гоблин Костя не обижался. Прозвище приросло к нему с самого детства. Поводом послужили огромные остроугольные уши, по-кошачьему раскосые глаза и нелюбовь стричь ногти.

Гоблин берет коромысло с двумя ведрами, идет к озеру. Производства все грохнулись, поэтому озерная вода стала изумительно чистой, рыбы развелось в невпроворот, щуки с окунями так, заразы, и плещут.

Костик оскальзывается на изумрудном гусином помете. Никогда еще в их городишке не было столько домашней птицы. Гуси, индюки, куры… Какие-то даже мордастые индоутки.

Прошел по шатким дощатым мосткам. Черпнул ведром. В глубине мелькнул могучий серый хребет щуки. Сегодня надо сходить на промысел, порадовать бабку. Одна она у него. Родители лет десять назад свалили в Монголию.

С коромыслом за плечами вспомнил о телеграмме из Москвы: «Дорогой племянник! Я умираю. Приезжай проститься. Твой дядя Адам».

Адама Игнатьевича видел только в далеком детстве. Предки возили его в сталинский дом, рядком с Ботаническим садом.

Проститься, конечно, надо. Поезда курсировали по какому-то энтропийному расписанию. То зарядят через день, то месяц вообще не ходят. Деньги на билет были. Лето выдалось солнечное и с дождиком. Клубника уродилась отменная. На рынке уходила влет.

Вдруг дядя завещал ему квартиру?

Нет, в столице жить не резон. Помрет с голодухи. Но ведь можно продать ее за какие-то бабки. Стоит попробовать.

Таля о грязный фартук (дефицит мыла) вытирала руки.

— Садись, внучок, испить чай. У меня черничный пирог приспел.

Гоблин налил чай из смородинового листа, глянул на бабку.

— К Адаму надо съездить.

— Само собой… Гляди-кась, даже полковники ФСБ смертны.

 

2.

Косте повезло, он сел на поезд с первого захода. И вагон пустой! Ободранная, как липка, столица манила провинциалов, ну, скажем так, вяловато.

— Постельного белья нет! — прихлебнул из пузыря «Столичную» лысеющий проводник с сальной косичкой. — Сортир возле меня не функционирует.

— По барабану… — усмехнулся Гоблин.

Состав дернулся. Мимо поплыло багровое здание вокзала, бетонная уборная, напоминающая дзот, жалкий березовый перелесок.

Больше 20 лет не был в Златоглавой. Тогда его больше всего поразил поющий фонтан в одном из небоскребов Москва-Сити. Дядя Адам его сводил во вьетнамский ресторанчик «Путь Дракона», накормил брусничными слоеными пирожками, напоил напитком из кактусов. Потом спустились к фонтану. А тот как запел! Тысячи струй взметнулись к хрустальному потолку под «Девятую симфонию» Людвига Бетховена. Прожектора превратили струи в мажорную радугу.

Как же тогда Гоблин гордился великой страной!

Как быстро это все сгинуло…

За окном поезда проносились леса, поляны, опять леса… Наверное, все это выглядело также и тысячу лет назад. Хорошо ли это? Плохо ли? Кто знает?

Крушение России началось с нескончаемых мелких войн. Сирия, Иран, затем, почему-то, Гондурас. Ресурсов у страны тогда было в избытке. Чего не повоевать-то? Микроскопические брани длились из года в год. Материальные и человеческие запасы таяли. Тут еще подгадили японцы, запустили в серийное производство автомобиль на дистиллированной воде. Цены на нефть и газ ухнули как поезд с откоса.

А ведь нынешний год не только юбилейный для Гоблина. Президенту РФ, Юрию Абрамкину, стукнет 90. Его подельнику, премьер-министру Мите Барабанкину, уже 77. Чай, не мальчики! Каково им теперь на пепелище?

Ходили слухи, что вместо мавзолея В.И. Ленину поставят скромный монумент Ю.И. Абрамкину из легированной стали. Хотя это может оказаться и трепом желтой прессы. Странные дела! Нормальные СМИ совокупно окочурились, а эти поганки процветают.

Как, любопытно, теперь выглядит пуповина Руси, Красная площадь? Когда-то маленький Гоблин ходил по ней с замиранием сердца.

— Накатишь? — подсел к нему проводник с сальной косичкой. На откидной стол поставил переносную китайскую лампу на солнечных батарейках, початую бутылку водяры.

Костя сглотнул:

— У меня есть бокалы из Гжели.

— Давай, без понтов! Пей из горла. Я не заразный.

Костик хлебнул. Пальцы ног стали покалывать иголочки наслаждения.

Стюард занавеской протер залысину:

— А водка-то ваша, валдайская.

— Единственное производство осталось наплаву.

— Чего в Москве-то забыл? Зарежет голытьба в первом же переулке.

— Дядька помирает.

— Проститься — святое. Я сейчас огурцов принесу. Малосольных. С хрустком.

 

3.

Первым делом отправился на Красную площадь. Ободранное, трущобно замусоренное, метро еще бегало.

Шел от Охотного Ряда. Ошалело оглядел здание Центрального Телеграфа с обвалившейся штукатуркой. Впереди замаячили красные кирпичики Исторического Музея.

Батюшки-светы, чего это!

Вся брусчатка из Красной площади выковырнута. Вместо ровной поверхности, когда-то ласкающей глаз, буераки поросшие чертополохом да клевером. Среди зарослей бродят, как в Валдае, куры, индюки да утки… Тут же паслась тощая корова, весь левый бок в дерьме. Хрюкала свинья с именной жестяной серьгой в ухе. Живность пасла бабушка в оренбургском платке.

Костя подошел к долгожительнице. Пригляделся. Бабушке-старушке было не больше пятидесяти.

— Здравствуйте! — поклонился ей в пояс. Может, именно не ей поклонился, а её страданиям.

— Ой, какой страшненький! Вылитый Гоблин! — засмеялась москвичка.

— Это опустим… Давно в таком запустении главная площадь?

— Почему в запустении? Глянь, какой клевер!

Костя вертел головой. Часы на Спасской башне стояли. Без пяти двенадцать. На крыше Мавзолея росла чахлая травка. Шутовские маковки Храма Василия Блаженного беспечно ярились на солнце.

— А часы-то стоят! — сплюнул Гоблин.

— Пару лет уж… К Мавзолею, сынок, подходить не советую.

— Чего так?

— Амбре валит с ног. Протух наш вековечный дедушка.

Гоблин решил прокатиться на Выставочную, позырить как мерзость запустения коснулась Москвы-Сити. Во что превратилась его детская сказка? А уж оттуда дуть сразу к дяде Адаму.

Небоскребы возвышались гнилыми зубами инопланетного чудища. Все окна выбиты. Стены исписаны калом. Причем, само собой, матерно.

Мимо горделиво прошествовал мальчуган, таща за хвост дохлую кошку.

Костя широко улыбнулся:

— Мальчик, а мальчик! Иди сюда. Дам тебе конфетку.

— Отзынь, сука!

Гоблин схватил пацаненка за ухо, приподнял с грешной земли.

— Не забирай мою кошку… — захныкал малютка.

— Ты скажи мне, малец, что стало с Москвой-Сити?

Детеныш потирал багровое ухо:

— Вот с этой домины сбросился олигарх Ибрагим Омаров. Бляха-муха, владелец. А потом почему-то все стало рушиться.

— На тебе тянучку «Му-Му», — Гоблин протянул собеседнику конфету.

— Спасибо… Олигарх-то выжил, — чавкал малютка. — Его в Швейцарии склеили по кусочку. Стал лучше прежнего. Только слегка дурачок… Васей меня зовут. Мне семь лет. Скоро будет.

Василий потащил прочь за хвост свою добычу.

— Зачем тебе кошка-то? — крикнул вдогонку Гоблин.

— Как вырасту, стану чучельником. Есть из кого делать.

 

4.

Звонок у дядиной двери не работал. Толкнул дверь, та не заперта.

Адам Игнатьевич сидел в кресле-качалке у распахнутого окна, закутанный в шотландский плед, в зубах дымится толстая гавана.

— Что-то вы на умирающего не похожи! — вместо приветствия произнес Гоблин.

— А ты чуток поседел. Садись. Сигару будешь?

— Не откажусь… Мне уж тридцатник, — Костик сел на тахту, покрытую потертой парчой.

— Года идут, года меняют лица. Хотя ты такой же страшный. Вылитый Гоблин! А я умру точно… Не волнуйся. Врач дал только месяц. С легкими что-то.

— И курите?

— Клин клином. Кубинские сигары, остаток былой роскоши. Секретную операцию в Сан-Фуэгосе как-то проводил. Вот меня кубинские штирлицы и задарили. Есть еще пара ящиков рома «Cohiba».

— От гаваны под кубинский ром не откажусь.

— Сгоняй на лоджию. Чистый бокал на кухне.

В квартире дяди Адама был флотский порядок. Все вещи на месте, ничего лишнего, чисто. Старостью и смертью не пахло. Отдавало лишь горечью элитных сигар.

Костик плеснул янтарной влаги. Гильотиной, с изображением Фиделя Кастро, отсек кончик сигары. Глотнул, затянулся с блаженством.

— Продали Россию! — подмигнул ему родственник.

— Не то слово…

Гоблин присматривался к Адаму Игнатьевичу. Тот будто стал меньше ростом, высох, заострились скулы. Тщательно выбрит и аккуратно пострижен. Взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз, пронзал насквозь. Одно слово: разведчик.

— Квартиру эту отписал тебе. Живи в столице! Что в Тмутаракани забыл? И бабку Талю тащи.

— Кормиться нечем…

— Дача в Малаховке по завещанию тоже тебе. Выращивай там себе овощи-фрукты.

— Подумаю.

— Думай быстрей. И вот еще…

Дядя что-то невидимое взял с подоконника, протянул ему.

Костя отшатнулся. А ведь дядя — крейзи! Наверно психиатры его и стригут, и бреют.

В руках ничего нет!

Глубокая морщина усмешки разрезала дядину щеку:

— Это плащ-невидимка. Пробный образец. Я, когда с Лубянки уходил, его скоммуниздил.

— Зачем мне?

— Хотел сам поговорить с президентом РФ. Объяснить ему в какую он нас вверг жопу. Да вот заболел. Занемог. Придется тебе. Это моя личная просьба.

Адам Игнатьевич набросил на себя пустоту и сам стал невидимым.

— Святые угодники! Чур меня, чур! — колени Гоблина дробно задрожали.

— Плохо, племяш, ты изучал физику! — засмеялся незримый родственник. — Ткань эта не отражает свет. Господи, каких же несусветных денег она стоит! Теперь, впрочем, не нужно никому ничего.

Дядя сорвал с себя чудесную ткань, достал из кармана красный шелковый шнурок, перевязал ее.

— Сигнальная метка, — густо пыхнул сигарой.

 

5.

В Овальном кабинете Спасской башни Абрамкин ностальгически листал толстенный семейный фотоальбом. Закутавшись в плащ-невидимку, Гоблин разглядывал вертикаль.

И этому старцу скоро стукнет 90?! Годы не брали его… Поджарый, сидит ровно, подергивает ногой в золотой чуне. Вот только на носу очки в простой стальной оправе. Костя и не знал, что президент РФ близорук.

— Ведь было же, было! — простонал Абрамкин. — Просрали великую Россию. И ради чего? Ради поганой трубы…

Юрий Иванович говорил практически Костины мысли. И в чем же он теперь упрекнет вертикаль? Поворачивать оглобли? Что скажет Адаму?

Дико захотелось сбегать по малой нужде. Глупо погибнуть от разрыва мочевого пузыря в сердце нашей великой родины.

Костик театральным движением сорвал плащ.

— Гоблин?! — вскричал Абрамкин.

— Ну, Гоблин… — нахмурился Костя.

— Всадник Апокалипсиса?

— Из Валдая.

— Дети сатаны базируются именно там?

— Где тут у вас сортир. Иначе сдохну.

— Налево, первая дверь.

— Мигом.

Вернулся, задергивая зиппер мотни. Блаженство облегчения просто райское.

Костя подмигнул:

— Зовите своих вертухаев. Вяжите меня. Бросайте в застенки Лубянки.

— Так ты не всадник?

— Я с плащом-невидимкой. Разработка ФСБ, кстати.

— Покажь…

Пощупал, помял ткань.

— Почему мои руки не пропадают.

— Когда накинете на макушку, сразу сгинете. Почему? Не знаю. Нанотехнологии, верно.

Президент накинул плащ, подошел к зеркалу, не увидел себя, радостно засмеялся.

— Какие же чудеса мы умели делать... Все просрали… Так что же ты от меня хочешь?

— Поговорить по душам.

— Говори.

— Вы сами с собой говорили моими мыслями.

— А ведь я тебя за всамделишного Гоблина принял. Хотя, чего мне бояться? Одной ногой уж в могиле.

 

6.

Волоча ноги, в зал вошел премьер-министр, Митя Барабанкин.

Президент РФ приветственно махнул ему:

— Митёк, познакомься с ходоком из народа. Погоняло — Гоблин. Прибыл к нам в плаще-невидимке, славная разработка КГБ-ФСБ.

Митя выглядел явно старше своих 77-ми лет. Глаза его предсмертно слезились.

— Очень приятно, — прошамкал премьер. — С какой надобностью?

— Плохо живет россиянин! — вскричал Костя. — На картошке да клюкве.

— А рыба? Рыбы много… — свел брови премьер. — Это я вам официально заявляю. Есть статистика.

— Рыбы много, — согласился Гоблин. — Однако же мы не Робинзоны Крузо! Хочется цивилизации.

 Барабанкин задумался. Желваки на его сером лице так и ходили.

— Господин президент! Список тех мерзавцев, что сосут нефтегазовую трубу у меня есть. Пусть товарищ Гоблин пройдется по ним. Хорошо шуганет. Может, они тогда, подлецы, перенаправят финансовые потоки с Запада в Россию.

— А что? Это мысль! — вскричал Абрамкин. Тут же уронил голову на грудь, громко захрапел.

— Чего с ним? — испугался Костик.

— Возраст… Хотел, кстати, доложить ему о подготовке к его юбилею.

— Все нормально?

— Да где там нормально? Нет бабок!

Барабанкин уронил черепушку на грудь, заснул стоя.

Зато проснулся Абрамкин.

Пояснил Гоблину:

— Пусть поспит. Он как лошадь привык, спать стоя.

— Мне бы адреса олигархов.

— Вот они! — проснулся Барабанкин, выхватил из внутреннего кармана вчетверо сложенную бумажку. — Фамилии, клички, адреса, пароли, явки.

 

ЭПИЛОГ

Стоит ли говорить, что уже в 2043 году Россия жила нормально?

Костик-Гоблин получил высочайшее назначение, возглавил Лубянку. Дядя его Адам похоронен в Кремлевской стене, рядом с Дзержинским. Бабушка Таля курирует дома пристарелых. Ходят слухи, что внучок ейный, Гоблин, следующим станет президентом.