1.

Я познакомился с ней в кипрском отеле «Навария». Точнее, на пляже отеля.

Скажу откровенно, я подглядывал за Юлией. Звали ее, как потом выяснилось, именно так.

Ночью девушка, молодая и красивая, эдакая Афродита, ходила купаться. Соло! Т.е., в тотальном одиночестве. Я же, как тень, следовал за ней по пятам.

А потом подглядывал за ней из-за чернеющего, при свете ущербной луны, валуна.

О, как же чарующе она шла к кромке воды, голая, беззащитная, дольки ягодиц ее упруго и даже игриво подпрыгивали.

О, как же она божественно выходила, показывая себя всю. Сердце мое, старого ловеласа и повесы, сладостно замирало.

— Вы подсматриваете! — заметила меня морская наяда.

— Ни боже мой… — смущенно вышел я из-за замшелого, разящего йодистыми водорослями, валуна.

— Издеваетесь? Я же не слепая!

— Поймите меня правильно! Я — вулканолог. Плейбой. В душе — свободный художник. Охотник за свежими впечатлениями.

— Тогда ничего… Разве я против?

Девушка окончательно вышла из воды, будто и в самом деле рожденная морской пеной. Зубы ее, при свете ущербной луны, блистали жемчугами.

— Я красива? Не так ли?

— Вне конкуренции!

— Звучит как рекламный слоган… — купальщица подрыгивала, вытряхивая из уха воду.

Мы вместе возвращались в «Наварию», я уже на правах внезапного ухажера, на правах очевидца купанию-ню, нес ее пляжную сумку с белым махровым полотенцем.

— Вы давно в Лимассоле? — спросила Юлия.

— Дотягиваю вторую неделю. Необыкновенная скука.

— Это так принято говорить. Будто вы приехали из Гренады. Вы — москвич?

— Коренной! Родился на Патриарших прудах.

— Знатное место. Кот Бегемот. Опять же Воланд.

— А вы откуда?

— Из Новороссийска. Маленький, рабочий, сугубо провинциальный городок. Поэтому здесь, на Кипре, я себя ощущаю комфортно.

2.

Мы с Юлией Ходиковой сдружились. До секса у нас не дошло. Куда торопиться? Так и бродили по городу, что школьники, взявшись за руки.

— Странно! Вы не тащите меня в постель. Даже обидно… — поглядывала на меня моя спутница снизу вверх, я был почти на голову выше.

— Ах, это… — смутился я. — Знаете, я старый плейбой. Пожилой ловелас. Перебесился. Краткий и тесный акт любви меня не вдохновляет. Жупел!

— Вы импотент? Гей?

— Не так меня поняли… Я еще о-го-го! Орел!

— Так что же вас вдохновляет? — Юлия расхохоталась. — Мужчины в целом же так примитивно устроены. Особенно стареющие ловеласы. Коллекционеры женщин. Составляют эдакий реестр побежденных дам.

— Ошибка! С каждым годом я все более остро думаю о своей судьбе. Годы летят, как дикие птицы. И глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на погосте, под каким-нибудь замшелым валуном, с высеченным твоим именем и датами. Юра Козлов. Родился тогда-то. Тогда-то, прости господи, помер.

— Мрачная фантазия…

Мы с Юлией фланировали по улице, протянувшейся на десяток километров вдоль Средиземного моря. То и дело попадались русскоговорящие аптеки, магазины, сбывающие дорожные чемоданы на колесиках, сувенирные лавки с виноградным мармеладом и прочими восточными сладостями.

Возле одного такого микроскопического магазинчика Юленька и замерла соляным столбом.

— Что такое? — я всполохнулся.

— С этой лавкой, под названием «Happy day», у меня связано многое.

— Купили что-то забавное?

— Покупка заставила меня задуматься о природе времени.

— Не говорите загадками! Я люблю четкие месседжи.

— Ах, мой престарелый друг! Наша жизнь — сплошная загадка. И самое загадочное — это время. Точнее, его вектор.

— Вы кто по образованию?

— Филолог.

— Зачем же суетесь в эти философские бредни?

— Миленький, не будьте таким грубым. Или мне придется сразу отсечь наши отношения. Под корень!

Тут на меня, опрокидывая сознание, круша аналитику с логикой, что-то нахлынуло.

Короче!

Я обнял Юлию и крепко поцеловал ее в губы. Тело ее под сарафаном в зеленый горошек оказалось худеньким и мускулистым.

Юлия чуть оттолкнула меня, с тревожным изумлением вглядываясь в глаза:

— Вернемся в «Наварию»?

3.

Мы стали с Юлией жить как муж и жена. Часами не вылезали из постели. И откуда только во мне взялась такая сексуальная энергия? Виагру я не употребляю категорически. Говорят, она приводит к онкологии и отеку Квинке. Оно мне нужно?

— Седина в бороду, бес в ребро? — Юлия рассматривала мое голое и, увы, стареющее тело.

— Типа того… Слушай, краля, ты с каждым днем становишься все моложе и красивей. Колись! У тебя есть тайна?

Юлия загрустила, опустила голову, русые ее волосы провисли до пола, как на средневековой картине с кающейся грешницей Магдалиной.

— Дорогой Юра Козлов! Ты хочешь узнать правду? Она тебе не понравится.

— Ой, ты меня заинтриговала! — я блаженно потянулся и с оттенком игривости пошевелил большими пальцами ног.

Юлия горько усмехнулась:

— Тогда устраивайся поудобней и слушай. Мне — 80 лет. Не перебивай! Я 1942 года рождения. Появилась на божий свет в землянке под Туапсе, во время жуткой войны.

— Ха-ха-ха! Это смешно!

— Юрик, это серьезно.

— И как же началась твоя вторая молодость?

— Я купила часы за 1 евро в лавчонке «Happy day». Помнишь, я ее тебе показывала?

— Ага! Волшебные часы? Наручные? Они у тебя с собой?

— Часы настенные. Остались в Новороссийске. Висят на кухне.

— Допустим… — я широко улыбнулся, ожидая, когда же прекратится этот дурацкий розыгрыш. — И ты сразу стала молодеть после покупки часов в Лимассоле?

— Нет… Я вставила батарейки уже в Новороссийске.

— И когда же это произошло?

— Три года назад.

— Значит, за это краткое время ты дьявольски омолодилась?

— Именно так…

— Детали?

— Вместо выпавших зубов у меня выросли новые. Видишь? Клац-клац! — Юлия пощелкала молодыми, белыми, что сахар-рафинад, зубами. — Более того! Мои волосы сами собой избавились от седины. Стали значительно гуще. Сейчас они русые. А еще недавно они были с шоколадным оттенком.

— Юлька! Харе издеваться! Это уже не смешно.

— Не поверил… Ладно! Сейчас на планшете я покажу историю моего преображения.

4.

Фотки меня убедили. Трудно идти вопреки фактам. Я — материалист и практик. Вряд ли эту добрую сотню фоток можно прогнать через «Фотошоп». Главное — зачем?

Убеждало даже не это!

Телом своим Юлия Ходикова несомненно была 18-летней. Сознанием же, своей, так сказать, ментальной структурой, точно соответствовала предгробовым годам.

Поэтому она и мыслила и разговаривала старообразно. Все вспоминала безотрадное детство при сталинщине. Сидящего в Гулаге отца Матвея Львовича, машиниста паровоза. Сошедшую с ума маму, прачку, Прасковью Андреевну.

— И как же выглядят твои чудо-часы? — хмурился я.

— Весьма затрапезно. Я их купила как порченый товар. Целый стеллаж брака. Штук сорок. Почти у всех покороблена, тронута плесенью лицевая картинка. Старушкой я была зажимистой и привередливой. Перещупала все ходики. Нашла с хорошей, неповрежденной картинкой.

— И что же на ней?

— Знаешь, всё в несколько мрачноватой гамме. Черный цвет доминирует. Изображена же Афродита, богиня красоты.

— Выходит из пены морской?

— Нет, эта богиня плывет по морю на перламутровой раковине. Вокруг сигают толстые дельфины. По небу парят острокрылые чайки. Каштановые волосы Афродиты развевает свежий бриз. Девушка стыдлива! Одной рукой она прикрывает низ живота. Другой — юную грудь.

— Почему же на часах была покороблена картинка?

— Видимо, они попали под обломный дождь при разгрузке. Или грузовое судно с этим товаром тонуло. Не знаю!

— Значит, ты вернулась в Новороссийск, город-герой и город-труженик, вставила батарейки в часы и сразу же стала наблюдать за своими фантастическими метаморфозами?

— Не упрощай! Далеко не сразу. Я стала спать по 20 часов в сутки. Артериальное давление мое вдруг нормализовалось. А ведь я застарелый гипертоник. Энап, капотен… Затем сняла очки. Зачем они? Если зрение стало, как у молодой пантеры?

5.

Любовный роман наш продолжался. Иногда взвивался тайфуном, накатывал девятой волной, даже цунами. Однако я очень и очень призадумался. Как мне жить дальше?

Если омоложение Юлии будет идти такими же темпами, то она станет подростком. Меня могут арестовать за педофилию. В фотки на планшете мало кто поверит. Тем более, карательные органы начисто лишены творческого воображения.

Больше того!

Юлия может превратиться в грудничка. А как мне ее тогда кормить? У меня же нет груди с молочными железами. Хотя, кажется, до сих пор функционирует бесплатная молочная кухня для сопливых малюток.

— Юленька, а в твоей жизни были мужчины? — как-то спросил я, когда она перед зеркалом расчесывала свои чудесные волосы.

— За 80 лет много я чего перевидала.

— Расскажи. Приоткрой завесу.

— А вот с этим проблема. Часы мне вернули юность, но почти стерли память. Живы только отдельные кластеры. Имен ухажеров не помню. Категорически.

— Обидно… Такая длинная жизнь, и почти ничего.

— Юрик, я же филолог. Много читала. Полистай «Экклезиаст». Умножающий познание умножает скорбь. То же самое и с памятью. Ну ее нафиг!

— Ты права! Я тоже не все имена своих женщин помню.

Юлия ушла в ванную, а когда вышла из оной, благоухая фиалковой водой, обняла меня, впилась в губы, спросила:

— Юрок, а не устроить ли нам секс-фиесту?

— Господи, помоги! — искренне отпрянул я. — Мы же с тобой кувыркались всю ночь. Я же не орангутанг какой. Не негр-тинэйджер.

Юлия нахмурилась, потом добродушно улыбнулась:

— Эврика! Пойдем с тобой в лавку «Happy day». Возможно, эти волшебные часы не раскупили.

Я сощурился:

— Думаешь, стартанет процесс моего омоложения?

— Чем чёрт не шутит? Вдруг жахнет?!

— Но на часах же представлена женщина. А я, увы, мужчина.

— Хватит болтать. Надевай свои белые брюки.

6.

Все-таки в лавчонку я шел с большой надеждой. Седина задолбала! Предательски выпирает живот. Да и остроту зрения нужно привести в норму. Все как-то двоится, троится. Астигматизм, кажется.

А где вы видели плейбоя в очках? Моветон!

Заходим в «Happy day». Лысый и пучеглазый грек-хозяин. Все пластмассовые стеллажи завалены какой-то несусветной дрянью. Где же чудо-часы?

Ах, вот они!

Всё за 1 евро…

Но что на циферблате? Где Афродита?

Мама дорогая! Изображены разухабистые, бесстыжие позы Камасутры, индийского порно.

— А где же часы с Афродитой? — кидаюсь я к пучеглазому греку, вопрошаю на изрядно дурном греческом языке.

— Все проданы! — грек мизинцем с золотым перстнем чешет под майкой волосатый живот. — В наличии только Камасутра. Ходики из Бомбея.

— Постойте, гражданин грек! — Юлия чуть не стонет. — Может быть, хоть одна Афродита где-нибудь завалялась?

— Может и завалялась… — глумливо ухмыляется киприот. — Циферблат, правда, весь пошел плесенью.

— Вот один евро! — протягиваю я серебристый кругляк.

— Какой хитрожопый! — грек хохочет. — Раз товар вам так нужен, то цена его поднимается до 100 евро.

— Держите! — Юлия протягивает пеструю сотенную бумажку.

— Отличный выбор! — несказанно обрадовался хозяин. — Сейчас принесу! И бонусом часы с Камасутрой. Совсем бесплатно.

— Камасутру зачем? — озадачился я. — Хотя… тащите.

И вот мы идем с Юлией к отелю «Навария». По пути купили и пальчиковые батарейки.

Часы с Афродитой действительно оказались в какой-то изумрудной плесени. А вот с обезьяньей Камасутрой на удивление свежие, новенькие. Почему они продавались всего за 1 евро?

— Хорошо, что часы с Афродитой именно ты взял из рук хозяина, — горячечно облизнулась Юлия. — Сам вставишь и батарейку. А я оживлю Камасутру. Как знать, возможно, эти индийские ходики притормозят процесс моего омоложения.

7.

Вставили батарейки. Ждем. Час ждем, другой. Ничего не происходит.

— Стоп машина! — с ноткой истерики смеется Юлия.

— Вынимать батарейки?

— Ага! Ходики действуют только в другом месте. Поедешь со мной в Новороссийск?

— Охотно! Мне уже самому Кипр поперек горла. Опротивели эти пыльные пальмы, будто пластмассовые. А эти молодые греки с литыми голыми торсами на пляже? Тьфу!

— Однако голые торсы юных гречанок тебе по вкусу? — громко хохочет молодая старушка.

Я краснею.

— Что есть, то есть. Инстинкт! Кодировка продолжателя рода в меня вшита намертво.

— Так мы едем?

— Ну, если ты приглашаешь.

— Конечно, приглашаю. Только сразу скажу, живу скромно. На одну пенсию отставного филолога не разгуляешься. Хорошо еще в банке остались денежки прежних мужей. И пенсию сбрасывают на пластик. С моей-то вызывающей юностью, какая, блин, еще пенсия?

— Представилась бы внучкой.

— Для этого нужно подкупить нотариуса.

— Юлька, ты в какой стране живешь? — балдею. — Вся Россия держится исключительно на взятках. Коррупция проела все ветви власти метастазами.

Прилетели в Новорос.

Серые трубы цементных заводов. Футбольная команда «Черноморец», выступающая при пустом стадионе во втором или даже в третьем дивизионе. Центральная улица гордо носит имя «Советов».

Юлия жила на улице Московской, в доме №3. Пятиэтажка тяп-ляп построенная в 1969 году. Рядом день и ночь утробно ревет компрессор хлебозавода.

Квартирка так себе. На троечку. Совдеповская. Низкие потолки. Шаткая мебель. Потертый пол. Какой-то неистребимый запах плесени. Много шкафов с пожелтевшими книгами.

— А книг-то, книг! — я громко чихнул. — Кстати, именно в них размножается плесень, приводящая к онкологии. Даже к паранойе.

— Не говори глупость! — Юлия весьма чувствительно шлепнула меня по щеке. — Книги — моя жизнь. Не было бы их, незачем и просыпаться. Куда определим часы?

8.

Мои часы с Афродитой повесили в зале. Ходики же с разухабистой Камасутрой укрепили над входной дверью на кухню. В зале они бы смотрелись слишком провокационно. Мы же хомо сапиенс все-таки, а не токующие сладострастные обезьяны.

Бродили с Юленькой под ручку по улице Советов. Над нами шумят каштаны и клены. Иногда шумят тополя. Их еще не все повалило свирепым норд-остом.

Купаемся в море. Бабье лето. Сентябрь. Вода 24 градуса Цельсия. А пляж почти пуст. Отдыхающие умотали восвояси.

— Чувствуешь в себе изменения? — мокрая, в капельках солнечной воды, обняла меня Юлия.

Я же скорбно глядел на, торчащие на другой стороне бухты, трубы цементных заводов.

— Пока никаких. Только как-то стало першить в горле.

— Это ты, дурачок, хлебанул воды.

— Может быть… Возможно, это и накатывающая старость берет меня за глотку.

— Ты еще крепкий старик, Розенбом!

— Какой еще Розенбом? — я испугался.

— Будь спок! Это из советского мультика.

— Тогда ничего… А то ведь стариком меня еще никто не называл.

— У тебя еще все впереди. Если, конечно, не пособят лимассольские часики.

Часики помогли!

Седины в моей шевелюре стало поменьше. Почти нет седины!

И вместо пару лет назад выпавшего зуба мудрости проклюнулся новый.

Живот как-то сам собой подтянулся, без йоги и физзарядки. Острота зрения, как минимум, 0,8. Никакого двоения!

Артериальное давление, как у космонавта, 80 на 120.

Стали происходить изменения и в Юлии Ходиковой, в этой дивно моложавой пенсионерке. Как пить дать, на нее повлияли часы с озорной Камасутрой. Юлия стала походить на Анджелину Джоли. Пухлые губки. Зазывно большая грудь, контрастирующая с узкой талией и крепким задом.

— Юлька! — воскликнул я. — Ты становишься все сексапильней и сексапильней.

— То ли еще, миленький, будет?!

9.

Все бы хорошо, однако мы стали замечать, что за нами следят. То там хвост, то там. Или старик с газетой «Труд». Или девушка с плейером. Порой и угрюмый качок в золотых цепях и черных наколках.

Я потер свои щетинистые щеки:

— Или я схожу с ума, или же за нами следят?

Спросил на пляже. Юленька натирала свои обалденные ножки антизагарным кремом фабрики «Большевичка».

— Несомненно, Юрок. Глянь, на ту дюжую девку с коляской. Я проходила рядом, чада в коляске нет. Зато в ней небрежно прикрыт верблюжьим одеяльцем автомат Калашникова.

— Кто эти люди? Какой мы для них представляем интерес? Может быть, хотят отжать твою квартиру?

— Эту хрущобу? Ее попробуй продай! Неликвид. Дом уже сгнил на корню.

— Тогда кому мы нужны? Я занимаюсь исключительно вулканами и женщинами. Гостайн не знаю. Документов под грифом «Строго секретно» не тырю. У меня к ним просто нет доступа.

Юлия упруго встала, поправила все растущую и растущую грудь, прикрытую лоскутком бюстгальтера из блестящего красного латекса.

— Юра, а если это из-за наших часов?

— Бред!

— Какой-то доброхот заметил нашу буйную вторую молодость. Ну и настучал в ФСБ.

— В шпионов я верю не очень.

— Зато они в тебя верят.

Когда мы поднимались по ступенькам пляжа, к нам подошла ряженая с детской коляской.

Коляска суматошно прыгала по ступенькам, ни дать не взять цитата из х/ф «Броненосец Потемкин», режиссера Сергея Эйзенштейна, советского авангардиста.

— Здравствуйте, господа! — сказала мордатая баба. — Позвольте представиться, лейтенант ФСБ Иван Федулин.

— Так вы — мужик! — вскрикнула Юлия. — И как это я сразу не догадалась? Сарафан и казацкие усы не очень-то сочетаются.

Баба поправила усы:

— Жаль было сбривать… Пройдемте со мной. С вами желает поговорить генерал ФСБ Иезекииль Свиридов.

— Имя-то какое изысканное! — шуганулся я. — Библейское имя…

— Имя как имя! — баба зачем-то стала трясти коляску, будто усыпляла автомат Калашникова, покоящий под верблюжьим одеяльцем. — Ваша фамилия — Козлов — тоже не без шика.

10.

 Генерал Иезекииль Свиридов оказался выше меня. Хотя куда уж выше? Тощий. Лицо злое. Седые брови щеточками нависли над сверлящими глазами.

— Играете в баскетбол? — чтобы разрядить обстановку, спросил я.

Лицо генерала внезапно пошло добрыми морщинами. Глаза блеснули каким-то молодым, даже нежным блеском.

— Как вы угадали? Я центровой в сборной ветеранов карательных органов. В прошлом году мы взяли кубок России.

— Скажите, пожалуйста! — Юлия с треском почесала наманикюренными коготками свою загорелую ножку. — А мы-то зачем вам понадобились?

— В баскетбол не играю, — брякнул я. — Предпочитаю шахматы и домино.

— Напрасно! — огорчился Иезекииль Свиридов. — Спорт должен быть подвижным, а не с прилипшей задницей к стулу. Геморрой неизбежен. Возможна и Сенная лихорадка.

— Попробую поиграть в футбол, — легко пошел я на попятную.

Генерал встал во весь свой гренадерский рост:

— Однако я пригласил вас вовсе не для того, чтобы посудачить о спорте. О спорте поговорим как-нибудь в другой раз. Если не загремите в узилище.

— Вы будете нас пытать? — Юлия судорожно облизнула свои зазывные губы.

— Ну до этого, я очень надеюсь, не дойдет! — скривился Свиридов. — Тут на вас, гражданка Ходикова, поступил донос. Стук-постук.

— От кого? — девушка помертвела.

— Да не волнуйтесь вы так! — генерал достал из стола малиновый леденец, кинул себе в рот, солидно блеснувший золотыми коронками. — Донос от вашей соседки напротив. Из квартиры №18.

— От Прасковьи Антоновны? Работницы библиотеки имени Павленко?

— Ага.

— У вас можно курить? — резко спросил я.

— Курите! Хотя президент РФ категорически против этой дурацкой забавы.

Иезекииль Свиридов обернулся на портрет президента РФ, Юрия Абрамкина, размашисто, как на икону, перекрестился.

Трясущимися руками я закурил «Кэмел», спросил:

— Так и какой же характер доноса этой ядовитой библиотекарши?

— Она, дорогие друзья, никак не может понять природу второй молодости Юлии Ходиковой. Подозревает колдовство. Или зловредные происки Госдепа США.

11.

Короче!

Мы все рассказали Иезекиилю Свиридову.

Генерал был так благодарен за честность, что даже угостил нас своими мятными леденцами.

— Тут такое дело… — потер он мускулистые ладони, привыкшие как к рукоятке пистолета, так и к упругому баскетбольному мячу. — Президент наш стареет. С аистами не летает. Самолетов боится. Всё собирает грибы. Как-то вышел по грибы в январскую снежную полночь. И где? Возле Кремля. А там сплошь брусчатка, асфальт.

— Часы у нас заберете? — гулко сглотнул я.

— Вне всяких сомнений. Оставим вам только ходики с Камасутрой. Наш президент РФ — патриарх, почти старец. И не дело ему шландать по бабам. Сами резвитесь.

Юленька глубоко задумалась, наматывая белокурый локон на указательный палец:

— Интересно, я сразу постарею? Или же все будет происходить ступенчато, без обвала.

— Это я знать не могу, — Иезекииль Свиридов расправил свои могучие плечи. — Одно вам скажу! Если президент РФ, Юрий Абрамкин, помолодеет, то родина перед вами в долгу не останется.

— Например? — жадно сглотнул я.

— Пожизненный пансион. И еще бонус! Квартира с евроремонтом в любой точке России.

— Хай-класса квартира? — Юлия подалась вперед.

— Увы… — помрачнел генерал. — Только мидл. Среднего. Сами понимаете, с углеводородами сейчас кризис. Казна полупуста. Подушку финансовой безопасности почти все потратили на героические операции в Африке.

От Иезекииля Свиридова уходили с хорошим чувством. Во рту послевкусие мятного леденца. Под ногами трещали красные кленовые листья. Ой-ой, скоро грянут норд-осты. Они всегда сигнализируют переход на суровую зиму.

12.

Приходим к Юлии домой, а там подарочек.

Квартира вся нараспашку. В ней хозяйничают кришнаиты в оранжевых хитонах. С бритыми головами. Позвякивают медные колокольчики, «динь-дилень».

Юлия топнула ногой:

— Товарищи кришнаиты, на каком основании?!

Оранжевые человечки лишь улыбаются и поют «Харе Кришна». И нагло выносят все вещи, кои им попадутся под руку.

Часов уже нет. Всех трех кипрских ходиков.

— Это спецоперация ФСБ? — Юлия схватила меня за локоть.

— Генерал обещал часы с Камасутрой оставить. К тому же, все это напоминает банальное ограбление.

Я взял мобильник, нащелкал номер Иезекииля Свиридова.

— Кришнаиты, говорите?! — рявкнул генерал.

— В оранжевых хитонах. С колокольчиками, — прошептала Юлия.

— Грабят и поют «Харе Кришна», — усугубил я.

Иезекииль помолчал. Потом ледяным голосом выдал:

— Узнаю почерк Госдепа. Точнее его боевого отряда, ЦРУ.

— Так что же нам делать? — прохрипела Юлия.

— А ничего! — жестко произнес генерал. — Оставайтесь на месте. Соколам ЦРУ не препятствуйте. Себе дороже.

— Они забрали часы! — крикнул я. — Трое ходиков…

— А вот это хуже. Суетятся под своего президента США, Дональда Скруджа. Этот половозрелый придурок уж давно страдает от латентной деменции.

— Каково резюме? — горячечно спросила Юлия.

— Резюме такое. Высылаю к вам вертолет со спецназом. Нет! Три вертолета. Далеко эти голубчики от нас не уйдут. Какая несусветная наглость — хозяйничать на чужой территории!

ЭПИЛОГ

Кришнаиты все были пойманы.

До одного!

А вот чудо-часы пропали.

Сгинули начисто!

Однако Иезекииль Свиридов еще не утратил надежд: часы ищут.

Остались мы без госпансиона и квартиры мидл класса в любой точке РФ.Но мы не расстраиваемся.

Я уже успел помолодеть. Сбросил 10 кг. Живот подтянул. Зрение соколиное.

Юлию же процесс старения почти не затронул. Лишь на виске у нее как-то предательски блеснула прядка седых волос.

В конце концов, чего горевать? Можно еще разок слетать на Кипр.

                        *  *  *