1.

У моей жены, Анастасии Бобковой, красивое одухотворенное лицо. Говорит же она обыкновенно феерические пошлости, мол, лошади едят овес, рак ходит задом, мужчина обязан содержать женщину.

Есть у супруги еще один пунктик, коим она достает меня в высшей степени. На свою беду я до чрезвычайности похож на президента РФ, Юрия Абрамкина. Так смахиваю, будто однояйцовый близнец. И если бы я не был его моложе на лет 12, меня бы с ним путали.

— Ты погляди на себя! — горько восклицает супруга. — Ну чего достиг? А ведь мог бы быть таким, как Абрамкин. Наш президент не валяется на диване, ковыряя в носу. Делает геополитику. И делает здорово! И за это имеет дюжину шикарных дворцов и яхт, имеет, понятно, и топ-моделей. Он, молодец, ныряет в жерло вулкана, парит с беркутами и вороньем, рвет пасти саблезубым тиграм. А ведь почти твой ровесник.

— Не передергивай! Я моложе.

— Только по паспорту. Подойди, дорогуша, к зеркалу. В кого ты превратился в этом сраном Лимасоле? Разве ты сможешь управлять сверхскоростным истребителем или, скажем, ядерной субмариной?

— Да на хрен мне они сдались? Я распоряжаюсь компьютерными серверами. Это мой, ласточка, бизнес. Хлеб насущный. Заметь, с маслом.

Супруга с нотками истеризма начинает метаться по нашей огромной квартире, расталкивая стулья, табуреты и турецкие пуфики.

— Живем будто бомжи. Маргиналы какие-то. Питаемся, разве что, не с помойки.

— Преувеличиваешь, мой друг! Ты каждое утро съедаешь бутерброд с черной икрой в палец толщиной.

— Дождалась! Теперь будешь попрекать меня куском хлеба, — малахитовые глаза от гнева перекошены.

— Согласись, лапа, ты живешь на мои деньги.

Жена зарыдала. Мне ее стало жаль. Я ведь ее, дуреху, до сих пор почему-то люблю. Так сказать, поверх всякой логики, поверх смысловых барьеров.

Анастасия вытирает лицо трогательно маленьким платoчком, сморкается. Громко хлопнув дверью, выходи на лоджию, коя идет по всему периметру нашего дома.

На лоджии у жены мастерская. Она пишет маслом полотна с прыгучими дельфинами, черными и белыми лебедями, дарует вторую жизнь и симпатягам кошкам.

Я ничего не понимаю в искусстве. Рисует себе и рисует, не занимается блядством. Может быть, ее когда-нибудь и признают. Отрежет себе ухо, как Ван Гог, и ее сразу произведут в сан небожителей.

Вы спросите, как мы оказались на Кипре, среди инжирных перелесков? Все просто! Я сбежал от славных карательных органов обожаемой родины. Если бы не сбежал, то увидал бы небо в клетку. Вилы! Ей же ей, я не большой поклонник узилищ. Насилие категорически не приветствую. Обожаю Ганди.

Мы уже три года на тихом и глубоко провинциальном острове.

 2.

По утрам я, Анастасия Бобкова, брожу по пустынному пляжу с безродным псом Альфиком. Эдакий парафраз «Дамы с собачкой». Как приятно хоть на час-другой отдохнуть от сатрапа-мужа.

Стоит январь. Снега, конечно, нет. Напротив! На деревьях оранжевым огнем полыхают дикие апельсины. Здесь эти деревья столь же привычны, как в России березы. Увы, кушать эти апельсины нельзя. Они отчаянно горьки и вызывают изжогу. Точно такую же изжогу вызывает и жизнь здесь. Не жизнь, а противный муляж, тропический морок.

Что мне не по вкусу во второй половинке, в моем Петре Петровиче?

Практически все!

Единственно хорошо то, что он смахивает на президента РФ. Но это какое-то странное, карикатурное, фарсовое сходство.

Судите сами…

Тот настоящий сгусток энергии, голубь со стальными крыльями, точнее с яйцами.

А мой-то?.. Помоечный, сраный голубь.

И как это он только умудряется зарабатывать приличные деньги, обслуживая сервера?

Больше всего меня в нем это и бесит! Приходится куковать за его бабло. Деньги, конечно, не пахнут. Однако я не виновата в низком спросе на свои гениальные холсты. Почему-то лебеди и дельфины сейчас не в тренде. Может быть, они пойдут «на ура» после моей смерти. Об этом как-то не хочется думать. А ухо себе отрезать, по примеру безумного голландца, не хочу. Дама без уха — моветон, это вам не безрукая очаровашка Венера Милосская.

Трехцветный мой песик с рыжей бородкой нырнул в урну.

— Альфик, тубо! Нельзя!

Родителями моего пса были явно не аристократы. А вот во мне течет голубая кровь, я — белая косточка. Дворянка! Не шелупонь с подворотни.

Зачем я умотала из Раши? Ах да! Петруччо могли посадить. Где бы я тогда могла брать средства на краски, мольберты, кисти из беличьей шерсти?

И все-таки я не хотела покидать отчизну.

— Матушка, режешь меня без ножа! — вскрикивал Петя. — Включай мозги! Россия — это колосс на глиняных ногах. Одна седьмая земной суши отдана под власть ленинградского уркагана.

— Бред! Мы только встали с колен. На нас весь остатний мир дивится.

— Ага! Дивится нашей глупости, наглости, подлости.

— Мизантроп! А мое небо — в алмазах. Об этом еще Чехов писал. Антон Павлович никогда не ошибался.

— Дурак этот твой Чехов. Идиот в пенсне!

— Ошибаешься. Он признан всеми. Корифей беллетристики.

Альфик грызет пластиковую бутылку, выуженную из урны. Подбегает ко мне, ложится у ног, я ласково тереблю ему жесткий загривок.

А ведь эту собаку Петя хотел назвать Тобиком. Плебейское имя! Хорошо, что я настояла…

— Альфик — это в честь нашего альфа-самца? — спрашивали меня подружки на светских раутах.

— Да… Хотя на президента РФ он не походит. А вот мой муженек — точная копия.

— Кто спорит?! — громово хохотала Татьяна Борисовна, подельница моя по художественному творчеству, тоже, кстати, находящаяся на иждивении у мужа. Кажется, бандита. Или что-то вроде того. Слухи такие ходят.

3.

Именно Танюша дала Насте почитать книжицу «Крушение кумиров», Фридриха Ницше.

— Солнышко, полистай. Хорошо чистит мозги. А какой драйв!

— Ницше — это же исток фашизма? — Анастасия выгнула бровь, смутно вспоминая какой-то давний урок в средней школе.

Татьяна Борисовна всплеснула руками:

— Этот чел совершенно из другой оперы. Бестия на белом коне.

Странная у нее подруга, эта Татьяна Борисовна. Кг под 100, а с ужимками, кокетством миниатюрной дамы. Всегда в каких-то тяжеловесных бусах. Моветон жуткий! И в лисьей накидке… Зимой и летом. Это на круглогодично знойном острове.

— Хорошо, гляну… — Настя отшвырнула книгу куда-то в гору DVD-дисков.

— Почитай, будь добра! И тогда поймешь, что миром правят сверхчеловеки. Они — пастыри, все остальные чмошные вонючие овцы.

— Мой муж похож на пастыря. А так он овца овцой.

— Не спорю… И вот этот супергерой является к гопоте на огнегривом коне. Все, понятно, ликуют.

— Ага… Он типа Христа? Только тот на осле, а этот на лошадке.

— Подруга, окстись! Иисус подставлял сдуру все щеки, а этот идет к своей цели по трупам.

— Неужели по трупам?

— А как иначе? С гопотой по-иному нельзя. Голову оторвут. Только кнут! Пряник в исключительном случае.

— Заинтриговала. Ах, подружка, давай о другом. Как же меня достала жизнь на этом тропическом острове!

— Второй Брайтон Бич. Иду нынче по пляжу и вижу надпись: «Прокат. Роскошные лежаки. 2 евро в сутки». Ну не уроды?

— Это еще что! — смеялась Настя. — Я вчера видела растяжку над улицей: «Танцевальная группа из России “Ягода-малина”. Свежие девушки, 15 штук».

— Ой, не могу… И тут сплошь дантисты, юристы, маклеры…

— Системщики, — подхватывала Анастасия.

— Киллеры, наверно… — хмурилась Татьяна Борисовна.

— Всякой твари по паре, — итожила Настя, вдруг припомнив, что муж Тани, кажется, из криминального бизнеса. — Мне так хочется в Москву. Пройтись по Арбату. Зимой! Махнуть рюмку-другую ледяной водки в ресторане «Прага». Заесть малосольным огурчиком. Вспомни изумительные рассказы Ивана Бунина.

— Родная, не трави душу.

4.

Накатила Крымская страда, Луганск с Донецком, а следом и Сирия.

Юрий Абрамкин, понятно, опять на кауром коне, сам с голым накаченным торсом. Только вместо огненного меча Георгия Победоносца, АК-47.

И тут на святую Русь почему-то все обиделись.

Престали давать живую наличность, то бишь, кэш.

Да и просто воротили свою международную морду.

На Абрамкина стали рисовать злые карикатуры. Язвительно высмеивали его птичьи полеты и рыбьи ныряния.

К этому времени Настя и дочитала «Крушение кумиров».

Как же так?! Ее кумир, ее альфа и омега? И карикатуры…

Образ стал таять, мутиться, меркнуть…

Война же в Сирии явно пошла наперекосяк. Об Украине лучше не вспоминать. Там одни руины, безглазые инвалиды, сироты.

— Юра, ты чего творишь?! — как-то за обедом обратилась Настя к мужу.

— Киса, ты о чем? — поперхнулся черепаховым супом Петр Петрович.

— В России миллионы нищих бомжей. И все из-за твоих шальных амбиций.

Петр Петрович, опрокинув стул, резво вскочил, обнял супругу:

— Дорогая, ты с кем говоришь? Я не Юра Абрамкин, а Петр Бобков.

— Господин президент, зачем вы превратили Русь в выгребную яму?

— Миляга! Я — не он! По сравнению с его звездной судьбой мой земной жребий жалок.

— Уходите от ответа? Думаете ускользнуть? Понятно, бывший шпион. Шпион Гадюкин. Ни слова правды. Проснитесь, наконец! Седлайте коня. Берите в руку огненный или лазерный меч. Ведите всех русаков в дольче виту.

5.

Вызвал для консультации супруга Татьяны Борисовны, Гавриила Попкова. Он до славной карьеры снайпера-киллера был практикующим психотерапевтом. Вел даже передачу по Первому каналу «Помоги себе сам!». Лечил от запоя и энуреза, вроде бы, тещу самого Кости Эрнста.

— Ну что тут у вас? — Гавриил протянул огромную, прямо-таки медвежью, только без когтей, лапу.

— Супруга крейзи.

— А вот и я! — появилась следом за мужем Татьяна Борисовна, с авоськой полной диких апельсинов.

— Нельзя их есть… — оторопел я.

— Это для Настюхи. Рассыплет по паркету. Будет рисовать натюрморты. Я и название придумала — «Зима на Кипре».

— Детали? — ударил меня по плечу Гавриил, так ударил, что чуть не вбил, подобно гвоздю, в дубовый пол.

Выглядел он сильно! Волосатая, что у орангутанга, грудь из-под сверху расстегнутой черной рубахи. Златая цепь на груди. Рост под два метра. И ни капли жира. Одна мышечная ткань. Плюс стальные сухожилия.

— Сейчас и детали… Настя, кстати, спит после очередного приступа.

Пили гранатовый сок из высоких хрустальных бокалов. Таня все хихикала, припоминая что-то свое женское, глупое.

Гавриил пророкотал:

— Ну? Не томи!

— Ах да! Случилось это вдруг. Почему-то теперь считает меня президентом РФ. Кидается, только что без ножа, мол, прекрати сирийскую бойню.

— А ты и вправду похож. Туз в туз.

— Да он мне даже не родственник. Вылечи ее… Достала!

— Может тебе пластику сделать лица? Избавиться от сходства?

— Дудки! Сменю личину, она начтет видеть президента РФ, скажем, в беспородном псе Альфике. Она с ним, мамой клянусь, разговаривает.

— Клевещите вы на мою подругу! — надула губки Таня, бусы на ее груди громогласно заволновались.

— Это не клевета, а истая правда! — вскричал я.

— Погоди… — задумался Гавриил Попков. — Попробую я её рихтануть на бессознательном уровне, по методу Фрейда-Юнга.

— Ой, у нас гости! — до хруста косточек потягиваясь после сна, в залу вплывает моя жена, Анастасия Бобкова.

— Как спалось? — потер руки Попков.

— Отлич-чно! Мне приснился Ницше. Я с ним целовалась.

— Что ты говоришь? — похолодел я. — При живом-то муже?

— Спокуха! Это всего лишь сон. Я ему и говорю: «Зачем вам такие усы? Сбрейте нафиг!»

— Усы не люблю. Особенно у мужчин, — посуровела Татьяна Борисовна.

— Так вот, дорогие, мужа своего я за президента РФ больше не считаю.

— Это почему? — вдруг обиделся я.

— Ницше мне все объяснил. После лобзанья.

— Как любопытно… — Гавриил погладил огромный золотой крест на мохнатой груди. — Что же Фридрих сказал?

— Нет, говорит, ни белых коней, ни героев.

— А кто же есть? — вскинулась Татьяна Борисовна.

— Просто гуманоиды, люди.

— И что это значит? — лучик надежды засверкал на моем горизонте, неужто супруга ко мне вернется в нормальном, первозданном имидже.

— Юрий Абрамкин — вовсе не Бэтмен и джокер. А заурядный стареющий дядька, с распухшим, как зоб, эго.

6.

Зазвонил мобила.

Гавриил поднял его к волосатому уху.

Сначала слушал вяло, снисходительно, потом, подобно рыбе выброшенной на берег, выпучил голубые глаза.

— Быть того не может! Это точно? Не липа? Мама дорогая…

— Гаврик, что случилось? — хохотнула Татьяна Борисовна. — По тебе можно подумать, что Луна вот-вот грянет на Землю.

— Типа того… Он сожран!

— Кто?! — вскрикнул я.

— Юрий наш. Дорогой наш Юрий Абрамкин.

— Кем сожран? Когда? — подались мы к Гавриилу.

— На Байкале. Неизвестно кем. Кинулось что-то огромное, черное. И сожрало. Вроде Лохнесского чудища. Вот так-то, ребятки, нет больше у нас президента. Осиротели.

Настя задумалась, прошептала:

— Мой сон в руку. Крушение кумиров.

— Расскажи сон еще раз! — засмеялась Татьяна Борисовна.

Гавриил взял меня под локоть, отвел в сторону.

— Есть разговор. Надо рвать когти с Кипра.

— Мотив?

— На Руси сейчас начнется великий передел собственности. Нам с тобой нужно оказаться в нужное время в нужном месте.

— Мы же с тобой не особенно дружим?

— Не догоняешь? Вспомни о своем поразительном сходстве с Юрой Абрамкиным.

— С сожранным.

— Угу.

— Ну и чего… Меня хочешь видеть в роли Лжедмитрия?

— Есть идея.

— Что за идея?

— По дороге расскажу. Собирайся! Я же потомственный киллер. Киллер-интеллектуал. Ты не в курсе? Смотрел фильм Люка Бессона «Леон»? Я такой же, только умнее.

Я повернулся к подружкам. Они мирно щебетали.

— Ницше целовал тебя с языком? — ворковала Татьяна Борисовна.

— Ты чего? Он же дух. Морок…

— Может быть… А я еще ни разу в жизни не целовалась с усатым мужчиной.

— Какие твои годы?

Да, надо рвать когти.

Может, на излёте моих дней Господь подарит мне настоящее счастье.

В комнату вбежал трехцветный Альфик, нежно лизнул мою руку.

                     *  *  *