Моя бывшая жена умерла в тот день, когда я хлопнул дверью нашей квартиры и произнёс на прощанье:
- Я ухожу, слышишь, Ира, я ухожу, и ты ещё пожалеешь. Кому ты нужна? Какой дурак cможет с тобой жить? Только я и мог! Но теперь я свободный.
И зажил я, как султан Хаджи Бей. Женщины, вино, сауны, рестораны. И не заметил, как волос на голове стало меньше, и зубы стёрлись. Волосы не нарастишь, даже если лысину перед сном мочой натирать. А зубы? Зубы - это мелочь. Сегодня изношенные тяжёлой работой зубы заменяют фарфоровыми протезами и, как говорит мой дядя, «кушай - не хочу»!
Когда моим зубам наступил полный капут, я решился произвести во рту евроремонт. Врача искал недолго. Шёл по улице, смотрю: стена, на ней табличка: „Zahn Arzt Franz Süß". Зубной врач Франц Зюсс, значит.
Увидев то, что когда-то называлось зубами, доктор потёр руки:
- Sehr Gut! Sie bekommen die schönste Zähne in Berlin.*
И хоть я с немецким языком не дружу, - понял, что попал в хорошие руки. Несколько недель доктор заглядывал мне в рот, пилил, затачивал, вырывал, шил, забивал гвозди, не жалел цемента и всё время приговаривал:
- Sehr Gut! Sie bekommen die schönste Zähne in Berlin.*
А я за эти недели похудел, так как один целый зуб много не пережуёт, а торчащая арматура не позволяла показываться на людях и тем более обедать в ресторане. И стал я проклинать Иру, её маму и доктора Франца Зюсса вместе с его медсестрой Хельгой, от которой пахло духами «Прощай, молодость!», и у меня от этого запаха начинались галлюцинации. Так ей этого показалось мало, и она засовывала урчащую трубочку мне до самых гланд. Не выдержав этой пытки, я на четвёртый день укусил её за палец единственным здоровым зубом. Она с выдернула палец из моего рта и изо всей силы влепила доктору Зюссу в глаз, - а он в это время в сотый раз объяснял мне:
- Sie bekommen die schönste Zähne in Berlin!*
Но, получив удар в глаз, он заорал:
- Scheise! Блин, мать твою, смотри, куда руками тыкаешь.
И со злости выдёрнул мой единственный здоровый зуб.
А я прошепелявил:
- Шука, так ты рушкий?!
И пока думал, как отомстить медсестре, она засунула мне в рот трубку, и гланды сыграли марш Будённого. И в этот момент я увидел себя на белом коне впереди Конной армии, рядом со мной на чёрном коне сидел мой адъютант Петька, а на тачанке за пулемётом лежала Анка. К нам приближались немецкие танки. Подняв шашку, я закричал: "Отдайте зуб, гады! Да здравствует товарищ Троцкий! Бей доктора..."- и повёл конницу в атаку.
Приводили меня в чувства долго. Нашатырь не помог, и только когда доктор выпил немного коньку и дыхнул на меня, я пришёл в себя и попросил налить и мне, только не рюмку, а стакан. Допив бутылку, мы открыли ещё одну, потом ещё одну, сестричка повыгоняла пациентов и присоединилась к нам. Доктор оказался неплохим парнем. И имя и фамилия у него оказались хорошие: Фима Цукерман.
- Но с таким именем карьеру врача в Германии не сделаешь, - сказал он, и добавил: - Ты, Лёня, не бойся, ты bekommen die schönste Zähne in Berlin.
Вот тут я и насторожился: махен, шмахен, зубы ин Берлин... Но деваться было некуда. И стали мы встречаться два раза в неделю. Доктор ломал голову, как прикрепить зубы к дёснам, чтобы они не падали, а я стал напевать песенку: «Другой бы улицей прошёл, тебя не встретил, не нашёл...»
Наконец наступил долгожданный день. Меня вызвали примерить зубные протезы.
Медсестра Хельга громко назвала моё имя и фамилию:
- Her Leo Potzkis. Bitte, kommen sie rein.
Доктор махен-шмахен Süß обнял меня, как родного, и усадил в кресло. Хельга торжественно внесла протезы. Доктор полюбовался ими и принялся засовывать мне в рот. Но они не хотели становиться на место. Доктор давил на мои челюсти с такой силой, что у меня стала болеть шея. Медсестра всё время пыталась как можно глубже засунуть трубку мне в горло.
- А-а-а!.. - пропел доктор. - Какой же я дурак, я нижние протезы ставил на верхнюю челюсть, а на верхнюю нижние!..
Заметив, что я пытаюсь встать, он грозно скомандовал:
- Лежать! От меня не уйдешь!..
Я стал сопротивляться. Доктор лёг на меня, пытаясь засунуть протезы. Я сжал губы, так как зубов не было, и упёрся коленями ему в живот. Хельга вытащила трубку и наблюдала за нами. Через полчаса доктор махен-шмахен Süß, усталый, сел на стул:
- Ничего не понимаю... Такое чувство, что протезы ваши, а челюсти - нет. А ну, давайте ещё раз: ротик побольше откройте, язычок к нёбу приклейте, вдохните...
Прощаясь с жизнью, я случайно взглянул на коробку, в которой лежали протезы, и прочёл: Ira Potzkis.
От моего крика ожидающие очереди пациенты убежали на улицу. Светофоры остановились на красном свете, а Хельга засунула трубочку себе в рот.
- Доктор, вы что, сдурели, - это же протезы моей покойной жены, куда вы их тыкаете?! Ой, мне нехорошо! Тьфу, гадость какая, меня сейчас вырвет... Дайте мне тазик!..
- Хер Потцкис, какой тазик? Какая мёртвая жена? Она у меня вчера на примерке была. Господи, неужели она умерла? А как же протезы?
- Да-да-да, вы махен-шмахен доктор! А моя бывшая жена умерла для меня в тот день, когда я от неё ушёл. Ферштейн? Понимаете?
В общем, так как все больные разбежались, мы с доктором допили всё, что имело градусы, и Zahn Arzt Franz Süß самолично нашёл мои протезы.
Он долго примерялся, куда и что вставлять, потом подмигнул мне и сказал... Но это уже другая история.
Вот и всё! Через месяц мои фарфоровые зубы нельзя было отличить от настоящих. Правда, разговаривая, я всё время придерживал их языком. Вы, наверное, подумали, что доктор таки-вставил мне протезы моей жены? Нет! Конечно, нет! Зачем мне зубы покойницы?
С новыми зубами я нашёл себе новую жену и зажил, как султан Хаджи Бей. А может быть, и лучше. А зубные врачи у нас хорошие, хотя... но это уже тоже другая история.
-----------
*Очень хорошо! Вы будете иметь лучшие зубы в Берлине.