EN
Старый сайт
1
Паденин был отвратительно пьян.
Ввалившись с шумом в свою запущенную холостяцкую однушку, он зажёг в прихожей, а потом в комнате свет. Плюхнулся в чём пришёл на обшарпанный, обтянутый пёстрым флоком диван без накидки. Вокруг левого глаза Паденина назревал огромный фиолетовый синяк, из нижней губы сочилась алыми капельками кровь.
Поход в ночной клуб на сей раз получился неудачным. Ещё и по морде схлопотал! Нет чтоб сделать всё как обычно: покутить, снять проститутку, а после отправиться с нею к себе и покувыркаться !.. Нет, в этот раз Паденин захотел, ну нет, не сэкономить, он пожелал, чтоб секс впервые в его жизни случился без денег, по взаимной, так сказать, тяге и симпатии. Начал-то он вроде бы правильно: пригласил девушку на медленный танец, поболтал с нею, предложил выпить. За стойкой бара позвал её к себе домой. Девушка отказалась. Ну, какая же приличная девушка не откажется? Пригласи её Паденин чуть позже или пригласи не сегодня, а на следующий день, или, в крайнем случае, переключись он на другую красотку, дело пошло бы иначе. Какое там! Нахлебавшись виски, Паденин нагло осведомился у девушки, что почём, то есть сколько она стоит. Само собой, та возмутилась. Пьяный Паденин проявил настойчивость. Девушка раскричалась. Перед лицом Паденина выросли фигуры вышибал-заступников. Печальный итог: ноль половой близости с противоположным полом и попорченная физиономия.
В руке Паденин обнаружил початую бутылку виски — принёс с собою. Приложился к горлышку. Разбитая губа отозвалась болью.
«Господи, — с обречённостью подумал он. — Ненавижу людей!»
«Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!» — почему-то всплыла в его мутной голове дразнилка из детства.
«Нет, дедушку я как раз не убивал, он свой смертью умер, от старости. А вот папаню с маманей…»
Паденин ухмыльнулся. На ум ему пришёл один жизненный эпизод. Пожалуй, нормальному человеку понять это нельзя. Ему, пятнадцатилетнему подростку, отец с матерью не купили компьютер. В отместку он поджёг дачный домик, где мирно спали родители. Огонь! Огонь! Много огня! Со злостью Паденин запустил выпитую наполовину бутылку в стену. Та со звоном разлетелась вдребезги. В стену заколотили разбуженные соседи.
— Пошли к чёрту! — заорал Паденин. — К дьяволу!
Закатив пьяные зрачки к потолку, он вдруг громко заскулил:
— Господи! Ну почему у меня нет ни большой власти, ни богатства?! Господи, почему это ты дал и даёшь другим, но только не мне?!
Ненависть, всепоглощающая, можно даже сказать — демоническая ненависть, не только к людям, но и к богу, наполнила душу Паденина. И вдруг его осенило. Слёзы перестали душить, а в зрачках, кроме хмеля, появился хитрый блеск.
— Господи, а почему я обращаюсь только к тебе? — сквозь зубы с вызовом прохрипел Паденин. — Дьявол! Я не знаю, есть ли у меня душа, но, если она есть, забери её у меня. А взамен дай мне такие силы, при помощи которых я смогу исполнять все свои тайные помыслы. Сделай это, умоляю тебя! — выкрикнул он последние слова и, сражённый наконец алкоголем, заснул.
2
Проснулся он спустя много часов: проспал ночь, утро и день. Что снилось ему? Он не помнил, но подозревал, что что-то страшное, связанное с… адом. За окном начинало темнеть: душный июльский день переходил в вечер. Паденин поднялся с дивана и, качаясь, отправился в прихожую, к круглому пыльному зеркалу, над коим продолжало светить простенькое бра. Он решил осмотреть себя. Сочный синяк вокруг глаза обезображивал и без того неприглядное, похмельное лицо. «Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!» Детская дразнилка не вылезала из его чугунной головы.
— Сдаётся мне, — сказал Паденин с сарказмом, сухими, опухшими губами, — дьявол тоже рыжий. Хе!
Вдруг в зеркале вместо своей помятой и побитой рожи он увидел ещё более омерзительную морду неизвестного ему зверя с гипнотизирующими взглядом глаз стального цвета. У Паденина перехватило дыхание. Испугавшись, он отшатнулся — но и только! Неведомая сила сковала его, заставила смотреть в зеркало.
— Смотри-и… — змеиным голосом прошипела морда и пропала. Вместо неё возникло усеянное веснушками лицо пяти- или семилетнего мальчика с непокорным рыженьким чубом.
— Это же я! — удивлённо выдохнул Паденин.
Тут же лицо мальчика сменилось в зеркале лицом подростка. Следом возникло лицо возмужавшего парня.
— Таким я из армии вернулся! — узнал себя радостно Паденин.
Потом появилось его нынешнее побитое лицо — тридцатидвухлетнего неудачника. Неожиданно оно на глазах повзрослело лет на десять, затем стало пожилым, постарело ещё, и вот оно уже совсем старенькое, морщинистое.
— Что всё это значит? — почувствовав вновь свободу в движениях, Паденин запаниковал. — У меня что, глюки? — Он ощупывал свою отнюдь не старческую кожу и во все глаза таращился на седого старика в зеркале.
Старик почему-то заговорщицки подмигнул. Подмигнул и испарился. И снова в зеркале возникла уже знакомая звериная морда с холодными, пронзительными глазами.
— Пользуйся, — сказала морда тем же нечеловеческим голосом и тоже исчезла.
— Пользоваться? Чем? — прошептал в недоумении Паденин.
И тут, глядя в зеркало, он вновь удивился: раны на его лице в несколько секунд зажили, а вскоре от них не осталось и следа, и даже отпечатков похмельного синдрома не стало. Лицо Паденина растянулось в улыбке. Отпугивающей, чудовищной улыбке…
3
Полный мужчина, стоя у банкомата, снимал крупную сумму денег с банковской карточки. Вот он вынул из банкомата деньги, затем карточку и открыл своё портмоне. Пухленькая пачка пятитысячных никак не хотела укладываться в отдел для бумажных купюр. Мужчина потел и досадно чертыхался. Наконец, он уложил деньги и облегчённо вздохнул.
Место, где находился банкомат, было людным: рядом располагался большой магазин, который ещё был открыт, да и ночь ещё не вступила в свои права. Полный мужчина не боялся, что его могут ограбить. К тому же его машина была припаркована недалеко. Запихав деньги в портмоне, он пристроил в него и банковскую карточку. Закрыв портмоне, он уже собирался было убрать его во внутренний карман пиджака и отправиться к своей машине, как его окликнул дребезжащий, старческий голос:
— Молодой человек, подайте бедному пенсионеру на пропитание.
Полный мужчина растерянно обернулся. Словно из-под земли перед ним вырос сухонький старичок, опирающийся на деревянную трость. Старик выглядел настолько жалким, что мужчина сжалился над ним и вновь открыл своё портмоне. Он стал рыться в нём, ища мелкую купюру. А старичок тем временем приблизился к нему настолько близко, что мужчина почувствовал его запах, идущий изо рта, — запах перегара. Понятливо усмехнувшись, полный мужчина наконец выцарапал сотенную купюру и протянул её старичку. Но тот не взял купюру, а вместо этого в мгновенье ока проворно выхватил портмоне из рук мужчины. Мужчина от удивления разинул рот.
— Эй, старик, ты это, не шути так, — угрожающе выдавил из себя полный мужик. Он начал наступать на старика. А старичок пятился-пятился задом, потом развернулся — и как сиганёт! Мужчина бросился за ним. «Люди, ограбили, помогите, остановите старика!» — пыхтя, кричал он на ходу, но желающих помочь ему не нашлось.
Старик легко свернул за угол дома, вдоль которого бежал. Полный мужчина, задыхаясь, прибавил скорости и тоже свернул за этот самый угол. Свернул и остановился как вкопанный. Старика, насколько хватало глаз, нигде не было видно. Ни души! Только фонари, что зажглись совсем недавно. Впрочем, какой-то паренёк, лет четырнадцати-пятнадцати, жался спиной к одному из фонарей. Полный мужчина поспешил к подростку.
— Слышь, паренёк, ты тут старичка с палочкой не видел?
— А что произошло, дяденька? — вопросом на вопрос ответил рыжий паренёк.
— Он у меня деньги украл! — выпалил раздражённо мужчина.
— Уж не эти ли? — Подросток завертел перед носом мужика портмоне, из которого торчали красные концы пятитысячных купюр.
— Это же мой кошелёк! — опешил полный мужчина и только теперь заметил, что подросток одет точно так же, как тот старичок. Да вот и знакомая деревянная трость!
— Пока, дяденька, — бойко попрощался паренёк, загоготал и дал стрекача вдоль домов.
— Пока, — пролепетал полный мужчина, не смея тронуться с места.
А дикий хохот подростка продолжал ещё долго сотрясать город.
4
Июльское солнышко оранжевым крылом освобождало город от ночной теми. Предвещая жару, оно быстро высушивало крыши и асфальт, всполоснутые ночью непродолжительным дождём. Весело зачирикали птички, заурчали двигатели заводимых машин. Город просыпался.
Дворничиха баба Клава, зайдя в сквер, с явным неудовольствием приступила к своей однообразной работе. Нехотя она начала мести метлой центральную аллею и, не стесняясь в выражениях, стала (как обычно) высказывать вслух своё мнение о некультурных людях, бросающих мусор и «бычки» не в урны. Вдруг у кромки асфальта она обнаружила женскую модную туфельку золотого цвета.
— Почти новая, — оценила баба Клава. Подобрав, завертела в руках туфельку. — От люди! С жиру бесятся, новыми туфельками разбрасываются! — громко посетовала она и тут же тихо, мечтательно-лукаво добавила: — Эх, мне бы ещё вторую найти, размерчик-то внучкин.
Баба Клава решила получше осмотреться. На мгновенье ей показалось, что из-под большого куста акации блеснул знакомый каблучок. Она устремилась к нему, приподняла густые ветви акации и… закричала что есть мочи:
— Ох-х-х!!! Кто-нибудь! Поли-и-ици-и-и-я-я-я!!!
В ложбинке, на отутюженной траве лежала девушка с одной туфелькой золотого цвета на ноге. Вторую из трясущихся рук выронила дворничиха баба Клава.
5
Прибывшая полиция тут же оцепила сквер, в котором произошло убийство девушки. В отличие от оцепления, следственная группа в штатском была небольшой. Возглавлял её старший следователь, майор полиции Игорь Николаевич Зацепин. Отпустив перепуганную бабу Клаву, он теперь выслушивал медэксперта.
— Ну что я могу сказать? — Худющий медэксперт поправлял круглые очочки. — Смерть наступила этой ночью, в первой половине. Девушку сначала ударили по голове, по затылку, тупым предметом. Затем, скорее всего, судя по нижней одежде, изнасиловали, ну а потом задушили.
— Чем?
— Судя по следу на шее, то ли палкой, то ли веткой какой. Придавили к земле.
— А почему ты решил, что её убили в первой половине ночи?
— Всё банально, Игорь Николаевич: часики на её руке остановились, о камень ударились, показывают два часа. Остальные подробности будут в моём отчёте после дальнейшей экспертизы.
— Спасибо, Паша. Буду ждать отчёта. — Зацепин пожал костлявую руку медэксперта. — Нашёл что-нибудь? — Он обернулся к спешившему к нему лейтенанту Меркулову, у которого под мышкой была зажата его неизменная кожаная папка коричневого цвета, а ещё он нёс золотистую дамскую сумочку.
— Нашли! Нашли, Игорь Николаевич! Вот. Сумочку нашли. — Меркулов победоносно продемонстрировал золотистую сумочку небольшого размера. — Содержимое будем сейчас смотреть? Или потом?
— Давай взглянем.
Меркулов распахнул сумочку.
— Так, что тут у нас? Пачка сигарет, косметика разная, доллары: вижу три банкноты по двадцать долларов. В кармашке — зажигалка. Всё.
— Закрывай, — велел Зацепин. — Значит, что получается? — рассуждал он вслух. — Драгоценности, то бишь колечко, серёжки и цепочка с крестиком, остались на жертве, деньги не тронуты. Значит, что получается?
— Изнасилование одним или несколькими лицами плюс убийство, — подытожил лейтенант Сергей Меркулов и брезгливо поёрзал могучими плечами.
— Мда-а…
Игорь Николаевич тяжело вздохнул. Похоже, преступление непростое. А тут ещё дочь (год назад закончила десятилетку) проблемы создаёт, выросла, понимаешь… Так ведь тоже: с двенадцати лет росла его Вика без матери, царствие ей, Людмиле, небесное, погибшей на сороковом году жизни в нелепой автокатастрофе: таксист, посадивший её, оказался под хмельком и врезался в МАЗ. А он, отец, сначала много воевал, потом много работал, да и теперь… Кому воспитывать было? На кого пенять нынче?
«Работа, адова работа… Парня бы хорошего моей Вике, раз уж в институт поступать не желает, — с грустью и в то же время с оптимизмом подумал Зацепин, глядя на молодое, но уже мужественное лицо Меркулова. — Вот вроде него».
— На обед поедем, Игорь Николаевич? — оторвал майора от проблемных мыслей лейтенант.
— Что? Конечно, ты езжай, обедай. Да, Серёжа, организуй в СМИ объявление насчёт свидетелей. Может, кто откликнется. И ещё, надо установить личность потерпевшей. И — снимай оцепление.
— Есть, товарищ майор!
6
В этот же день убитую девушку опознала её мать: она искала свою дочь с утра, обзвонила все морги и больницы города и… нашла. Она ждала следователя Зацепина в отделении у дежурной части. Сорока с небольшим лет, одетая в синий, вполне приличный брючный костюм, она сидела, опустив русоволосую стриженую голову. Без конца прикладывая к лицу носовой платок, поглощённая горем, мать убитой девушки тихо плакала. Она не услышала, как к ней подошёл Зацепин (он приехал вместе с Меркуловым).
— Анна Ивановна, — стараясь не напугать женщину, как можно мягче заговорил следователь. Женщина подняла голову. — Я майор Зацепин, Игорь Николаевич. Мне поручено вести дело об убийстве вашей дочери.
— Нина-Ниночка… Ей ведь и двадцати не было… — Мать убитой девушки в который раз всхлипнула.
— Я бы хотел с вами поговорить, но если вы не в состоянии сейчас…
— Нет, лучше сейчас.
— Тогда пройдёмте в наш, с моим помощником, кабинет. Лейтенант, пошли.
Следователь и Анна Ивановна стали подниматься по широкой лестнице на второй этаж.
— Я догоню, Игорь Николаевич!
Меркулов подскочил к дежурке. Дежурный капитан, сидящий за стеклянно-пластиковой перегородкой, тщательно причёсывал свои жидкие волосы.
— Эх! — с досадой выпалил Меркулов, оценивающе глядя на себя в отражающую перегородку. Он был одет в новую футболку и модные джинсы. — Боюсь, сорвётся нынче вечером моё свидание с прекрасной Элеонорой. Между прочим, учительницей русского языка и литературы.
— Ну и плюнь! — рыжий капитан хмыкнул. — На наш век этих Элеонор хватит. А вообще, Сергей, ты прав. С такой работой не то что личной жизни нет, её нет в принципе. На жизнь у нас, ментов, времени не хватает. Уйду я из органов. Вот сделаю одно дело и уйду.
— Бежишь с корабля? Кстати, давненько я тебя не видел. Болел?
— В отгулах был.
— Ну вот, а говоришь, времени на жизнь нету. Дай-ка причесаться. — Меркулов протянул руку в квадратное окно за расчёской.
— Не брезгуешь? Ну, подожди, я хотя бы волосы свои с расчёски уберу. Что за напасть: с детства, понимаешь, слабые волосы, чем я их только ни укреплял.
— Я не брезглив, Валера, не брезглив. Давай скорей. — Меркулов буквально выхватил у дежурного капитана из рук пластмассовую расчёску, оперативно навёл марафет на своей голове и рванул вверх по лестнице.
— А расческу вернуть?! Сергей! — крикнул было капитан ему вслед, но тут же махнул рукой. — Да и чёрт с ней.
Пышущий здоровьем лейтенант взлетел по лестнице, но в кабинет вошёл бесшумно, словно кошка, и тут же занял место за вторым столом. Так же бесшумно он, раскрыв свою неизменную папку, приготовил бланки для протокола, ручку и принялся записывать.
У Анны Ивановны Кучилиной начался разговор с Зацепиным.
— Анна Ивановна, как вела себя ваша дочь в последнее время?
— Ниночка бросила учёбу в институте, совсем отбилась от рук. Работать не хотела. Отец её, мой бывший муж, подкидывал ей денег, да и я всё время работала на двух, трёх работах. Ниночка ни в чём не нуждалась, но все свои карманные деньги оставляла в ночных клубах. Вот и вчера она со своей подружкой, Катей Семёновой, в этот «Улёт» в который раз пошла. Клуб это такой . Последний раз мне позвонила за полночь, сказала, чтобы я не волновалась, такси она вызывать не будет, но её до дому проводят.
— Кто проводит?
— Сказала, солидный мужчина, не сопляк какой-нибудь под кайфом.
— А подругу, Катю, оставила одну в клубе?
— Про подругу она ничего мне не говорила.
— Вы можете нам дать координаты Кати?
— Конечно… Улица Пушкина, дом семь, квартира девять. Ах, Ниночка, не углядела я за тобой… — Анна Ивановна вновь склонила голову, как там, у дежурки. Лейтенант Меркулов в мгновенье бросился к ней со стаканом воды.
Зацепин встал из-за стола, подошёл к окну, раздвинул массивные шторы, открыл форточку. Хотелось курить. Уже два года как он бросил, сердечко пошаливало. Да, страшное дело — потерять своего ребёнка. Он подумал о Вике, в груди что-то сжалось. И она ходит на вечеринки и в клубы, и предупреждает, и просит не волноваться. Кстати, насчёт курения…
— Если вы курите, можете курить, — обратился он к женщине, которая вроде бы успокоилась.
— Я не курю. Ниночка моя смолила, выпившей частенько бывала, но, насколько я знаю, о чести своей не забывала, всё принца ждала. Может, она в том мужике принца и увидела — раз согласилась, чтобы он её домой проводил.
— Враги были у вашей дочери?
— Насколько знаю, нет.
— Вы помните, что на ней вчера было из украшений?
— Вроде помню.
Зацепин отворил небольшой сейф, вынул из него целлофановый пакетик с драгоценностями и положил его на стол.
— Эти украшения вашей дочери? Только, пожалуйста, ничего не доставайте.
— Да, её. Золотой гарнитур. Колечко и серёжки с камушками подарил ей отец на восемнадцатилетие. А серебряный крестик на серебряной цепочке подарила я, в церкви купила. Ниночка у меня крещёная.
— Серёжа, всё записал? Что ж, распишитесь. И всего вам доброго. Если хотите, вас подвезут.
— Я подвезу, — пообещал Меркулов.
— Нет, не надо. — Женщина расписалась в протоколе. Сгорбившись, она направилась к двери. — До свидания, — попрощалась она.
— До свидания, — почти хором попрощались майор и лейтенант.
Оба устало вздохнули, когда за женщиной закрылась дверь.
— Значит, Сергей, ты как представитель молодёжи завтра отправляешься в клуб. Ты не в курсе, он только по ночам работает?
— Утром и днём. Это обычная забегаловка, Игорь Николаевич.
— Вот с утра и забежишь. Какие задавать вопросы, учить тебя не буду. А я переговорю с подругой убитой, Катей Семёновой. А теперь по домам, лейтенант.
7
Игорь Николаевич Зацепин сидел в мягком, удобном кресле, правда, давно уже не новом, но всё ещё мягком и удобном, под сосульчатым торшером, таким же древним, но излучающим достаточно света для чтения. Он держал в руках городскую газету и пытался читать. Строки не шли на ум.
Зацепин нервничал, теребил седые усы. Раньше, когда он нервничал, то курил одну за другой дешёвые сигареты, без фильтра, теперь же щипал свои бедные усы (что портило его внешность, о которой он вообще мало заботился). Хотя ему было всего сорок семь, внезапная смерть жены состарила его лет на десять: он стал белым, как лунь. А тут ещё волнения за пропадающую допоздна дочь!
Он в который раз набрал номер дочери и поднёс к уху мобильный. Дочь не отзывалась. Наконец щёлкнул дверной замок — заявилась Вика. Осторожно закрыв за собой входную дверь, походкой цапли она направилась к своей комнате. Не вставая с кресла, не шурша газетой, Игорь Николаевич тихо позвал:
— Доча…
Вика застыла, как вкопанная. Потом отчаянно всплеснула руками (мол, попалась, чего уж) и, виновато опустив голову, засеменила к отцу.
— Папуль, прости, — завела она заезжую пластинку. — Я у Лидки задержалась. Лидка — одноклассница моя, ну, ты её помнишь. А тут у моего мобильника ещё батарейки сели, и ни один Лидкин зарядник не подходит. Уууу! — Вика явно скоморошничала.
— Вика, — без шуток заговорил с дочерью отец. — Впредь запомни: до десяти, максимум до одиннадцати ты должна быть дома. Пойми, — выражение его лица смягчилось, — тебе всего восемнадцать. Ну нельзя же так. Ты же знаешь, как я волнуюсь.
Девчонка с белыми кудряшками на голове, в короткой юбочке, в полупрозрачной блузке, с какими-то немыслимыми бусами на шее вспорхнула и приземлилась на колени отца.
— Папуль, ну, не сердись. — Она смотрела мамиными голубыми глазами, полными кротости и невинности, смотрела так, что Зацепин сдался.
— Вика, не доставляй мне лишних хлопот. Вот только что в городе убили девушку — возвращалась поздно ночью домой.
— Сё-сё-сё! — Ярко накрашенными губами Вика прижалась к небритой щеке отца. — Со мной ничего не может случиться! И потом, глянь, что у меня есть. — Вика выхватила из кармашка юбки флакончик с нервнопаралитическим газом. — Лидка подарила. Так что, папуль, я, как говорится, вооружена и очень опасна.
— Ладно, это не игрушка. Спрячь. Ты лучше мне скажи, когда в институт надумаешь поступать? Год у тебя прошёл впустую.
— Не определилась я ещё с профессией, папуль. Но обещаю: скоро обязательно определюсь. Начну готовиться, и будет мне не до гулянок.
— Что-то с трудом верится. Ладно, доча, иди ужинать и спать.
— Меня простили! Ура! — Вика умчалась на кухню, оставив после себя лёгкий ветерок и приятный запах духов.
Недовольный собой, Зацепин уткнулся в газету.
8
Инкассаторская «Газель» отъехала от банка. Двум инкассаторам предстояло «зарядить» наличностью банкоматы в городе. Сумму везли немаленькую. Солнце жарило не по-детски, не спасал даже кондиционер. И всё же молодым инкассаторам было весело: Михаил, как всегда, травил анекдоты, Андрей, сидя за рулём, слушал напарника, оба смеялись. Несмотря на шутки напарника, Андрей внимательно следил за дорогой. Вдруг он резко дал по тормозам.
— Ты что? — Михаил схватился за помповое ружьё, которое лежало у него на коленях.
— Ребёнок… дорогу перебегал… Он, кажется, попал под машину.
— Ребёнок?
— Сам ничего не пойму. Посмотри, Михаил, а?
Михаил вышел из машины. Под бампером действительно сидел мальчик лет десяти и хныкал, размазывая сопли под носом. За спиной рыжеволосого мальчугана свисал большой, не по возрасту рюкзак. Мальчик был в футболке и шортах, его коленки были разбиты в кровь.
— Сорванец, ты почему правила пешехода нарушаешь? — Михаил поставил пацанёнка на ноги. — Коленки болят?
Мальчик в ответ продолжал безудержно хныкать.
Стали подходить любопытные прохожие:
— Что случилось, служивый? Ребёнка сбили? Ай-яй-яй, молодой человек, дитя чуть не задавили.
Любопытных прохожих становилось всё больше и больше.
— Товарищи, господа, расходитесь! — пришёл на помощь Михаилу Андрей. — А ты, мальчик, садись в машину, мы тебя отвезём, куда скажешь.
— Вот это правильно. Вот это по-людски, — понравилось любопытным прохожим предложение инкассатора.
Рыжеволосый мальчуган живо залез в «Газель». И вот он уже оказался между двумя инкассаторами, Михаилом и Андреем.
— Андрюха! Мы же инструкцию нарушаем, — заворчал Михаил.
— Да ладно, Мишаня, это же просто мальчик. Кстати, мальчик, куда тебя отвезти?
— Ломоносова, 45. Я к бабушке шёл. — Потерпевший шмыгнул носом. — А вообще-то, меня Фанеркой зовут.
Инкассаторы рассмеялись. «Газель» продолжила путь.
— «Фанерка», я так понимаю, означает «Валерка». Валерка, ты почему дорогу в неположенном месте перебегаешь? Проблемы людям при исполнении создаёшь? — поинтересовался Андрей.
— Торопился я, к бабушке торопился, — отмахнулся мальчик.
— Пирожки несёшь? — пошутил Михаил.
— Дяденька, а это ружьё настоящее? — прикоснулся к помповому ружью мальчик. — Можно, я его подержу?
— Э, нет, сорванец. Ты ещё не дорос до настоящего оружия. Да и не положено по инструкции. — Михаил отодвинул ружьё подальше от мальчика.
— Да ладно тебе, Мишаня, — вмешался Андрей. — Не будь занудой, пусть… Фанерка-Валерка подержит в руках настоящее оружие. Я в его возрасте знаешь как мечтал об этом! Оно же у тебя на предохранителе.
— Ну, так и быть, — неохотно сдался инкассатор. — Только вот эти штучки, курок и предохранитель, не трогай, — предупредил Михаил. — И он рукояткой вперёд протянул помповое ружьё рыжеволосому мальчугану.
В это время «Газель» как раз въехала в полутёмную арку.
— Какие штучки не трогать? Вот эти? — переспросил с любопытством мальчик.
И в следующую секунду раздался выстрел. Михаила втемяшило в дверь кабины, кровь алыми кляксами брызнула на стёкла. Андрей в ужасе нажал на тормоза.
Тут раздался второй выстрел.
9
Сломался вентилятор. Не найдя отвёртки, майор Зацепин надеялся починить столь необходимый аппарат при помощи перочинного ножика. Поколдовав, он поставил на место пластмассовую крышку, закрутил шурупы. С богом. Кондиционер зажужжал, отчего зашелестели и вспорхнули листы на столе.
Кабинет был небольшой, рассчитанный на одного-двух сотрудников. Всё его убранство: два обычных письменных стола с компьютерами, сейф, несколько стульев, тяжёлые шторы, на стене портрет Дзержинского. Из-за духоты единственное окно было открыто нараспашку.
В кабинет бодро вошёл лейтенант Меркулов, раскрасневшийся, с неизменной кожаной папкой под мышкой.
— Добрый день, Игорь Николаевич.
— Здорово, лейтенант.
Они пожали друг другу руки.
— Ну, какие новости из ночного клуба «Улёт»?
— Новости, товарищ майор, такие. Нина Кучилина со своей подругой, Катей Семёновой, пришла в клуб в начале двенадцатого ночи. Выпивали, танцевали. Через полчаса — минут сорок к ним начал «клеиться» мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти: плешивый, с седой бородкой, благовидный, нормально одетый. У меня есть его описание. При нём была деревянная палка, с такими обычно ходят люди престарелого и старческого возраста, ну, у которых с ногами не всё в порядке. Денег не жалел, но сам не выпивал и вообще вёл себя прилично. Когда девушки засобирались домой, он вызвал такси, но уехала только Катя Семёнова. Мужик с палочкой настолько влез в доверие Нины, что та согласилась прогуляться с ним до своего дома. И это ночью.
— Прогулялась, — неоднозначно сказал Зацепин, садясь за свой стол. Меркулов сел за свой. — Кстати, на медицинском языке, Сергей, такая палочка называется тростью. Наверняка в клубе ведётся видеонаблюдение?
— Конечно, ведётся, Игорь Николаевич. Я прокрутил записи той ночи: на них видны и Нина Кучилина, и Катя Семёнова, но мужика того на записях… нет.
Майор давно так не удивлялся.
— Как — нет?
— Вот так, Игорь Николаевич. Чертовщина какая-то. На мониторах видно, как Нина, кроме своей подруги, с кем-то ещё разговаривает, видно, как она с кем-то танцует, но получается, что она разговаривает и танцует с человеком-невидимкой.
— Подожди-подожди, Серёжа. Ты… трезв?
— Абсолютно. Обидели даже…
— Извини. Я верю, верю тебе, Сергей, но… Да, я побеседовал с подругой Нины, Катей. Всё сходится с твоим докладом: предполагаемый преступник представился не бедным человеком и денег, действительно, не жалел. В общем, Нина клюнула. Что ещё? На твоём столе отчёт экспертизы. Чертовщина, говоришь… — Зацепин задумался.
— Ага. — Лейтенант, заинтригованный, отложил в сторону папку и вынул из прозрачного файла несколько распечатанных листов. — Так, интересненько, почитаем, почитаем… Отпечатки пальчиков преступника у нас имеются — отлично, пробьём по базе, под ногтями жертвы обнаружена кожа предполагаемого убийцы, возраст плоти — пятьдесят пять лет, на жертве найдены седые волосы, некоторые с луковицами, волосы человеческие, биологический возраст пятьдесят… изначальный цвет волос — рыжий… рыжий… Игорь Николаевич!
— Да, — отозвался майор.
— Я не хотел это говорить… В «Улёте» на всякий случай я прокрутил записи, что были сделаны в ночь за сутки до убийства Кучилиной. Знаете, кого я на них обнаружил? Нашего сотрудника, капитана Валерия Паденина.
— Паденин, Паденин… Это тот, что в дежурной части числится? Вроде неплохой сотрудник. При чём тут он?
— Покутил он хорошо той ночкой. И знаете, с кем у него конфликт произошёл?
— Да хватит говорить загадками, лейтенант.
— С Ниной Кучилиной. Она была и в ту ночь в «Улёте», и с той же подругой, Семёновой.
— Семёнова мне об этом конфликте ничего не говорила.
— Жаль. А конфликт был тот ещё, даже охранники вмешались и накостыляли Паденину. Мотивчик налицо, товарищ майор.
— Мотивчик налицо… Но лица-то, Серёжа, совсем разные. Предполагаемый преступник — мужчина старше меня, а Паденину лет тридцать — тридцать с небольшим! Ты веришь в перевоплощение? В то, что человек может быть то молодым, то старым? А как же обнаруженная немолодая кожа под ногтями жертвы, седые волосы?! — Майор Зацепин распалился не на шутку. — Сергей, я прав?!
— Прав, — сконфузился лейтенант. — И всё же мне что-то подсказывает… Да! — Меркулов встрепенулся и вытащил из заднего кармана джинсов обыкновенную пластмассовую расческу. Рыжие волосы застряли между пластмассовыми зубчиками. — В этой расческе — волосы Паденина. Разрешите, я их отнесу в лабораторию для сравнения с седыми волосами. Ну, мне просто интересно.
— Интересно ему… Ладно, отдай Паше. Тогда уж узнай у Паденина, есть ли у него алиби? Он сегодня дежурит?
— На выходном. Я к нему домой схожу.
— Только после работы. Договорились?
Зазвонил служебный телефон. Майор Зацепин снял трубку:
— Да, товарищ генерал. Что?! — Майор, словно ошпаренный, подскочил с места. — Есть. Понял. Есть! — Он положил трубку.
— Что-то случилось, Игорь Николаевич?
— В городе творится чёрт те что: произошло двойное убийство: убили двух инкассаторов, похищена крупная сумма денег, в подозрении… ребёнок. Делом занимается прокуратура. Так, лейтенант, я к главному, чувствую, намылит он мне шею. А ты вот что… Скоро сюда явится Катя Семёнова, составь с ней фоторобот преступника.
10
На работе Сергей Меркулов снова задержался допоздна, но самое главное сделано: фоторобот предполагаемого убийцы Нины Кучилиной составлен. И всё же почему камеры видеонаблюдения не зафиксировали его в «Улёте»? Странно. Очень странно. И Паденин. Паденин не выходил из головы лейтенанта. Он отнёс расчёску в лабораторию, «завтра-послезавтра» будут известны результаты сравнения волос. Уже темнело, когда лейтенант сел в свою «девятку» и поехал к капитану Валерию Паденину домой.
Сергей Меркулов позвонил, потом постучался, дверь никто не открывал, но было такое ощущение, что хозяин квартиры дома. Лейтенант повернул ручку, дверь отворилась.
— Есть кто дома? Валера! — позвал лейтенант.
Он вошёл в полутёмную квартиру. Из ванной раздавался шум льющейся из-под крана воды и дурное пение Паденина. «Быть может, это к лучшему», — подумал Меркулов. Не зовя более капитана, он шагнул в комнату и включил свет. Люстра в три лампы осветила ничем не примечательное холостяцкое убранство комнаты: старенький диван, телевизор, компьютерный стол с креслом и непосредственно сам «комп». Всюду царил страшный беспорядок. Меркулов сел к компьютерному столу. В ящиках стола он не нашёл чего-либо особенного. Его внимание привлёк небольшой фотоальбом. Меркулов начал листать его. Вот сам Паденин: с первых фотографий глазел невинный карапуз, далее на снимках был школьник, затем — выпускник школы милиции. А вот это, по-видимому, семейное фото: крупным планом мужчина и женщина, уже в возрасте, а между ними рыжеволосый, конопатый подросток. Выходит, Валера был поздним ребёнком. Стоп! Лейтенант Меркулов внимательно всмотрелся в отца. Тот был удивительно похож на фоторобот, составленный сегодня с подругой Нины Кучилиной, Катей Семёновой. Лейтенант выдернул фото из альбома и убрал в свою папку.
— Нашёл, что искал? — вдруг раздался позади Меркулова тихий и язвительный голос Паденина.
Вздрогнув, Меркулов не растерялся и крутанулся вместе с креслом. Перед ним стоял мокрый капитан Паденин в одних трусах.
— Валера… привет. А я звоню, стучу, никто не открывает. Ты уж извини, что я проник, так сказать, в твою квартиру.
— Сдаётся мне, — Паденин скривил губы, — ты, лейтенант, суёшь нос туда, куда не следует. Фотографию верни на место.
— Верну. Но ответь мне на пару вопросов. Тебе ни о чем не говорит имя девушки — Нина? Ты помнишь, как ты к ней приставал в ночном клубе «Улёт»? Камеры видеонаблюдения всё зафиксировали, Валера.
— Ну и приставал. Ну и что? — Паденин нисколько не смутился. — В своё личное время что хочу, то и ворочу.
— Хорошо. Конечно, ты в курсе, что Нину Кучилину убили? И знаешь, когда.
— Ну и что? Что дальше?
— Я хочу знать: есть ли у тебя алиби на ту ночь.
— Ты меня подозреваешь в убийстве? Дома я был. Спал. Я отсыпался в свой законный выходной, понял? Подтвердить это никто не может. А теперь верни фотку на место.
Паденин сделал угрожающее движение. И только сейчас лейтенант увидел в его руке деревянную трость с самодельной массивной, бронзовой ручкой. Не зная твёрдо, для чего, но Меркулов решил блефовать.
— Валера, лабораторные исследования подтвердили, что твои волосы (помнишь расчёску?) схожи по структуре с волосами убийцы. Осталось сличить отпечатки пальцев, и тогда…
— Что тогда? Что ты сможешь доказать? — Хладнокровие покидало капитана.
— Уж не орудие ли убийства у тебя в руках, а? — продолжал давить лейтенант.
— Ты о трости? — Паденин поймал взгляд Меркулова. — Раритет, да? С этой тростью ходил ещё мой папаша, ножки у него к пятидесяти годам заболели… Может, она, родимая, и орудие… убийства, а может, и нет. — Паденин хитро прищурился.
— Капитан, я должен изъять у тебя эту трость. И вообще, ты задержан! — Сказав это, лейтенант Сергей Меркулов с сожалением подумал о своём табельном пистолете. Зря оставил его в отделении. Хотя он же никого не собирался арестовывать…
— Изъять мою трость?! — Капитан рассмеялся, а затем зло и убедительно сказал: — Эта трость — память об отце, и я с ней никогда не расстанусь. — А насчёт задержания… Ну что ж, попробуй, задержи меня.
И тут произошла удивительная, непостижимая человеческим разумом процедура: Валерий Паденин на глазах помолодел. Его плечи с хрустом расправились, мышцы налились и отвердели, на животе появились кубики.
— Десять лет назад я был неплохим спортсменом, — сказал капитан, разминая шею.
— Кто ты? — промолвил лейтенант.
— Говоря современным, я бы даже сказал, компьютерным языком, я — пользователь, я пользуюсь тем, чем одарил меня ОН! — Паденин ненормально хихикнул и накинулся на Меркулова.
Получив серию ударов тростью, в том числе и по голове, лейтенант на минуту потерял сознание. Очнулся он, лёжа на полу, Паденин тростью давил ему на горло, применяя силу своих рук и вес тела. Невероятными усилиями Меркулов поджал ноги, и, когда живот «рыжего» лёг на них, изо всех сил спружинил. Паденин вышиб спиной оконные стёкла и с криком полетел с четвёртого этажа вниз.
Кашляя, Сергей подошёл к окну. Внизу, на асфальте, он смутно видел белое тело Паденина. «Вот и всё», — подумал он и покинул квартиру. С трудом он преодолел четыре пролёта и вышел во двор. Капитан исчез. «Рыжий бес», — не зная, что и думать, окрестил Паденина лейтенант Меркулов.
11
Игорь Николаевич Зацепин снова волновался за дочь: время уже к одиннадцати часам ночи, а Вика всё ещё не вернулась от подруги. По крайней мере, она сказала по телефону, что находится у подруги. «Ах, чертовка, пора её драть ремнём. Вот прямо по заднице!» — сердито думал Зацепин, меряя нервными шагами квартиру — от окна к окну. И тут же сомневался: «Не опоздал ли я, с ремнём-то?»
Зазвонил мобильник, звонил Меркулов.
— Да, Серёжа!
— Товарищ майор, тут такое дело. В общем, навестил я Паденина.
— Господи, лейтенант, сдался тебе этот…
— Да не всё так просто, Игорь Николаевич. Я почти уверен, что это ОН.
— Опять загадками говоришь?
— Я почти уверен, что это он убил Нину Кучилину. Я хотел задержать его, но не смог, ускользнул, гад. И трость у него осталась.
— Трость? Так, Сергей, дуй ко мне.
Меркулов приехал быстро, он был возбуждён до высокой степени. Майор пригласил его на кухню. Таким Меркулова он видел впервые.
— На тебе лица нет, Серёжа, — забеспокоился хозяин квартиры. — Чай будешь?
— Не до чая, Игорь Николаевич. Смотрите! — Меркулов выложил из своей папки на кухонный стол семейную фотографию Падениных и фоторобот, составленный с Катей Семёновой. — Вот этот человек — отец Паденина, сравните его с фотороботом. Сходство феноменальное!
— Ничего не пойму. А отец Паденина — он жив?
— Насколько я знаю, погиб много лет назад вместе с женой. Оба были приличные люди, простые работяги. Игорь Николаевич, капитан Паденин — не человек! Чёрт, бес, дьявол, не знаю, как его назвать, но он… не человек! На моих глазах помолодел лет на десять! А раз помолодел, то с таким же успехом может и постареть!
— Лейтенант, ты вот что, успокойся и расскажи-ка подробно о визите к Паденину.
Лейтенант Меркулов несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и только раскрыл рот, чтобы приступить к рассказу, как у майора в кармане рубахи зазвонил телефон.
— Алё! Вика! — закричал в трубку Игорь Николаевич, но это была не Вика.
— Привет, майор.
— Кто это говорит?
— Паденин это говорит. Майор, уверен, сейчас Меркулов у тебя. Ему тоже привет передавай. Ну что, дочурку ждёшь домой? Думаешь, она у подружки задержалась? А не в «Улёте» ли она сейчас отжигает, Игорь Николаевич?
— Слушай, капитан, — Зацепин так сжал телефон, что хрустнула пластмасса, — ты что удумал? Я тебе приказываю немедленно явиться в отделение!
— Ха-а-а-а!!! — Дикий хохот оглушил майора. Затем хохот резко прекратился. — Он… приказывает. А зачем мне твоё отделение, Зацепин? Мне с твоей дочуркой интереснее… папа.
Связь с Падениным оборвалась. Игорь Николаевич так отодвинул кухонный стол, что тот чуть не завалился на бок. Полетели на пол чашки и заварник, но на всё это майор не обращал никакого внимания.
— Лейтенант, ты на машине?
Меркулов утвердительно кивнул.
— Поехали в «Улёт». Быстро!
— Понял.
Но ехать никуда не пришлось: на пороге квартиры «нарисовалась» беспечная, беззаботная Вика. Причём она была не одна, а со своей подругой, Лидой. Получается, не врала дочь отцу.
12
Что ж, отпечатки пальцев, взятые в квартире Паденина, и отпечатки предполагаемого убийцы Нины Кучилиной оказались идентичными, структура рыжих и седых волос также имела схожесть на девяносто процентов. Всё доказывало то, что бывший теперь капитан полиции, Валерий Паденин, — убийца. Игорь Николаевич верил и не верил в это. Смущал факт: перевоплощение человека из молодого в пожилого. Это не укладывалось ни в какие рамки человеческого понимания. А юридически это вообще обосновать было невозможно: допустим, преступник гримировался, обесцвечивал волосы, но кожа под ногтями жертвы имела пятидесятипятилетний возраст и была, чёрт возьми, настоящей!
Когда-то этот деревянный дом на пять окон принадлежал его родителям, в нём он провёл счастливое детство. Зацепин ясно представил отца, маму, старшую сестру: вот они все сидят на лавочке, а вот собирают урожай яблок. Раньше у них росло много яблонь. К сожалению, после раннего ухода отца из жизни мать вынуждена была продать дом, и они втроём переехали в однокомнатную хрущёвку. В ней до сих пор проживает его старшая сестра, учительница русского языка и литературы, живёт она счастливо с мужем, помогает сыну и снохе растить внуков. А мамы давно уже нет… Но она успела поднять детей, дождалась младшего из армии. А младший после армии отдыхал недолго: поступил на юрфак, параллельно служил в ОМОНе, после — служба по контракту в «горячих точках», затем ранения и служба в полиции…
Конечно, дом теперь выглядел совсем не так, как тридцать пять — сорок лет тому назад, нет, он не разрушился, наоборот, разросся, его облицевали красным кирпичом, вставили пластиковые окна, а крышу дома теперь венчал золоченый купол, тянущийся крестом к солнечному, чистому небу. Бывший дом родителей Игоря Николаевича находился теперь под крылом православной церкви и являлся молебным домом. Много раз он проходил мимо него, но так ни разу и не зашёл. Неверующим был Зацепин — вот в чём дело. Но сегодня ноги сами привели его сюда. Неведомая сила буквально дотолкала его до чугунной кованой изгороди.
Редкие горожане проходили в открытую чугунную калитку, здоровались. Зацепин растерянно кивал в ответ головой.
— Ну, а ты что ж не заходишь, сын мой? — неожиданно раздался густой мужской голос.
За изгородью вырос бородатый человек в годах, в чёрной рясе, с покрытой головой. Знакомые нотки услышал в голосе этого человека майор. В его подсознании вдруг возникли бурые скалистые горы, в ушах засвистел порывистый ветер, раздался гул мотора «вертушки». Почти такой же голос («почти» — потому что молодой) кричал что есть сил: «Чего ждём, сержант?! Хочешь, чтоб «духи» в прицел тебя поймали?! А ну, марш из вертушки!»
— Да я некрещеный, — стряхнув наваждение, ответил Игорь Николаевич.
— А это не важно. Пойдём, для начала на лавочке посидим.
Зацепин последовал за человеком в рясе по дорожке, выложенной серой плиткой. Они обогнули молебный дом. Их встретила тройка раскидистых яблонь в жёлто-красных яблоках. Под их тяжёлыми ветками стояла широкая и длинная лавка, лоснившаяся на солнце.
Служитель бога сел и предложил Зацепину:
— Садись.
— Наша… лавочка, — губы Игоря Николаевича задрожали. — Сохранилась, миленькая. — Трогая лавку дрожащими от волнения руками, он с осторожностью сел, будто боялся — сломается, хотя лавка была дубовой и могла выдержать пятерых таких, как он. — Понимаете, когда-то я жил в этом доме…
— Понимаю. А я человек здесь новый, всего неделю как приставлен настоятелем.
— Извините, но мне ваше лицо кажется знакомым. — Майор Зацепин стал беспардонно вглядываться в отмеченное непростой жизнью лицо священника. — Товарищ… старшина?
— Ну, здравствуй. — Человек в рясе поднялся, кашлянул, огладил полуседую бороду и распахнул объятья. — Здравствуй, сержант Игорь Зацепин.
— Степаныч! Батя! — Словно пацан, Игорь Николаевич бросился в объятья Семёна Степановича Прошкина, некогда старшины роты ВДВ.
Однополчане крепко обнялись.
— Сколько лет-то прошло?
— Много, сержант. Ах да, ты же теперь вовсе не сержант ВДВ, а майор полиции, старший следователь. Поздравляю.
— Спасибо. Ну, а вы…
— Давай на «ты». Из армии я давно ушёл, и нынче я обычный настоятель сего молебного дома, которым некогда владели твои родители, светлая им память.
— Спасибо, Степаныч…
— А теперь, Игорь… Николаевич, слушай меня внимательно. Ты должен из серебряного крестика убиенной Нины Кучилиной отлить пулю.
— Как — пулю… — Зацепин, ошарашенный, плюхнулся обратно на лавку. — Это же вещдок.
— Придётся что-нибудь придумать: украли, потерял. — Настоятель сел рядышком и приобнял Игоря Николаевича. — В общем, только такой пулей ты сможешь уничтожить рыжего беса, лютующего в нашем городе.
— Степаныч, откуда ты знаешь про крестик, про рыжего… преступника?
— Сны, Игорёк, сны. После Афгана я вижу очень любопытные, а порой страшные сны. Из-за них я и в церковь попросился. Ну, ты меня услышал, сержант? Пули-то не забыл, как отливать, разведка?
— Не забыл, батя, не забыл.
— Вот и хорошо. Пойдём-ка в мою келью, поговорим обо всём обстоятельно. Ребят помянем.
Однополчане, положив руки друг другу на плечи, направились к небольшой пристройке. Ох, и было им о чём поговорить, что и кого вспомнить, кого помянуть
13
Вот уже как часа два назад на город опустилась ночь. Начался август. Июльская духота спала, чаще стали идти дожди, ночи становились звёздными и прохладными.
Вика в сопровождении лейтенанта Сергея Меркулова возвращалась с танцулек домой. Пошли через печально известный сквер: так было короче.
Вика в очередной раз озорно блеснула глазками, парень ей явно нравился:
— Скажи, Серёжа, а ты теперь меня всю жизнь будешь провожать домой?
— Приказы не обсуждаются. — Меркулов, смущённый вниманием девушки, кашлянул в кулак. — Хотя я и без приказа не против. — Он открыто улыбнулся.
Лейтенант, казалось бы, вёл себя беззаботно, но на самом деле он чутко прислушивался к посторонним звукам, цепко приглядывался к тёмным местам сквера.
— Насколько я знаю, в этом сквере убили ту девушку, Нину Кучилину. Жаль бедняжку. — Вика шмыгнула носиком и крепче прижалась к руке подчинённого своего отца.
— Ну, со мной-то тебе бояться нечего, — бодро сказал лейтенант. — К тому же здесь светят фонари.
— Ой! — Вика вдруг вскрикнула от резкой и внезапной боли в правой лодыжке. Она подвернула ногу. — Проклятые шпильки! Я, кажется, сломала каблук! Сёрежа!
— Вика! Ну что же ты? — Меркулов подхватил девчонку на руки.
— Ты прав, я хожу на высоких каблуках, как корова на коньках, — посетовала в рифму Вика.
— Она ещё и шутит, — проворчал лейтенант. — Вон скамейка. Ну-ка, садись, я посмотрю твою ногу.
Сергей усадил Вику на скамейку, а сам, потеряв бдительность, принялся осматривать её правую лодыжку.
— Ну, что мы тут имеем? А имеем мы припухлость.
— Серёжа, сзади! — неожиданно буквально заорала испуганная до невозможности девушка.
Сильный удар по затылку потряс лейтенанта. Оглушённый, он уткнулся в ноги Вики. Позади него, держа деревянную трость наперевес, стоял Паденин. Жёлтый свет от ближайшего фонаря его прекрасно освещал: Паденин пребывал в своём естественном (тридцатидвухлетнем) возрасте. Он был одет в военный камуфляж, за спиной горбом торчал рюкзак. Редкие рыжие волосы на голове топорщились, глаза навыкате были полны безумия. Рыжий бес был страшен.
— Здравствуй, деточка, — прохрипел бывший капитан полиции и цокнул языком (таким манером общаются с младенцами). — Ну, забавляться мне нынче некогда, поэтому перейдём сразу к делу. — Он с отвращением столкнул ногой Меркулова и шагнул к Вике, примеривая к её шее трость.
— Не трогай меня, сволочь! — истошно закричала девчонка. В следующее мгновенье она выставила перед мордой убийцы баллончик со слезоточивым газом и нажала на спуск. Мощная струя ударила по глазам рыжего беса.
— Сука! — взвизгнул тот и скорчился рядом с Меркуловым, машинально отбросив свою трость. Но это длилось лишь несколько секунд, вскоре Паденин снова принял горизонтальное положение. Вика с ужасом увидела, как с лица насильника, убийцы и грабителя пропадает краснота, исчезает слезливость. Паденин захохотал. Затем попросил: — Можешь брызнуть ещё, красотка?
И тут очнулся лейтенант: со стоном поднимаясь, он направлял на Паденина табельное оружие.
— Отошёл от девушки! Руки за голову! Всё кончено, капитан.
— Кончено? — И рыжий бес вновь мерзко, гомерически захохотал. — Да я тебя, летёха, как клопа, раздавлю! — Он наклонился, чтобы поднять трость.
Раздался выстрел. Ещё. Ещё. Паденин медленно завалился на бок. Он был весь в крови, ни стона, ни звука с его стороны не исходило.
— Ты его убил? — шёпотом спросила Вика.
— Надеюсь. — Лейтенант пожал плечами.
Только Вика и лейтенант Меркулов зря надеялись. В следующую минуту об асфальт, одна за другой, звонко звякнули пули, что выскочили из рыжего беса. Вскоре Паденин сидел на асфальте и укоризненно покачивал головой.
— А где же предупредительный выстрел, лейтенант? — Без слов бывший капитан набросился на Меркулова и стал душить парня, придавив того тростью к асфальту.
Меркулов хрипел, Вика визжала, Паденин безумно хохотал. Неожиданно откуда-то из сквера раздался выстрел, и всё стихло.
Из темноты вышли майор Зацепин и трое полицейских.
— Долго же вы… товарищ майор… шли, — недовольно еле выговорил Сергей Меркулов, освобождаясь от Паденина.
— Папочка! — Вика заревела, пытаясь доковылять до отца.
— Ну, ну… — Игорь Николаевич подбежал к дочери и тут же её обнял. — Успокойся, доча, всё в порядке.
Полицейские, что были с майором, стащили с преступника рюкзак. Отнесли его под фонарь, открыли. Рюкзак был полон инкассаторских мешочков с деньгами.
— А всё же — почему вы так долго шли? — всё ещё не восстановившимся голосом спросил майора лейтенант.
— Так сигнал с маячка, что на тебе, Серёжа, пропал. Пришлось весь сквер прочесать, пока вас не услышали.
— Сигнал пропал? Хотя чему тут удивляться…
Все обступили рыжего беса. Тот с простреленной головой лежал на спине, раскинув руки.
— Вы думаете, Игорь Николаевич, от вашей пули он умер? — Меркулов уже оправился.
— Мёртв. Моя пуля — особенная, — твёрдо сказал Зацепин.
Неожиданно закапал дождь, тихий и редкий, как слёзы матери, оплакивающей смерть беспутного подлого сына. Но какой бы ни был, он же её сын…
С тем, что человеческая жизнь неоднозначна, порой непредсказуема и многогранна, давно уже никто не спорит, и с тем, что в нашем мире много тайн и необъяснимого — тоже. Уже давно считается нормальным то, что существует много «ненормальных» людей, обладающих аномальными способностями. Уже давно ДУШУ считают чуть ли ещё не одним реальным органом человеческого организма. Хотя никто ЕЁ не видел, не щупал, не держал в руках. Впрочем, мы часто говорим: вот у этого человека светлая душа, а у этого — чёрная. Значит, всё-таки ДУШУ видеть можно. Только у одного человека её можно разглядеть легко, а у другого — с большим трудом, особенно тогда, когда ею владеет бес, а значит и дьявол…
* * *
Вайнер Ирина 
Голод Аркадий 
Тубольцев Юрий 
Демидович Татьяна 
Коровкина Ирина 
Буторин Николай 
Андерс Валерия 
Рубин Валерий 
