Введение
Меир Шалев
Герои романа классика израильской литературы, Меира Шалева, кроме главного, Рафаэля Майера, необычны. Среди них "Наши Мужчины", включающего всех мужчин семьи, "Большая Женщина" (сестра, мать, Чёрная Тётя, Рыжая Тётя и бабушка Рафаэля), Иерусалим как некое мистическое существо, скорее, из подсознания героя, и Рок, преследующий Наших Мужчин.
Суть проклятия, тяготеющего над мужчинами этой семьи, в том, что все они "случайно"гибнут, не достигнув 45-лет. Что кроется за этим проклятием, как противостоять его неизбежности, как воспитывать молодое поколение, обречённое на вдовство или смерть, - все эти вопросы живут на страницах романа, рождая аналогии с проблемами эмиграции, и ищут своих ответов в душе Читателя.
Критика, которую нашёл в интернете, поверхностна и скорее занята пересказом фабулы, называя роман ностальгическим "по старому Израилю", совершенно не касаясь его интригующей символики.
"В доме своём..." - роман, глубоко символичный - о поиске своего места в жизни, о цельности человеческой натуры, духовности и верности в любви и о том, как быть в согласии с внешним миром и в ладу с самим собой.
Семейное проклятие
Проклятие бодрит, благословление расслабляет (Уильям Блейк)
Известно, дорогой Читатель, что к проклятию как литературному приёму не предъявляется требований достоверности. Рок, живущий в семейной саге, позволяет читателю постигнуть героя как экзистенцию в ситуациях, в которые загоняет его проклятие, вводимое в повествование как начальное условие.
Вместе с тем, тайна подобного вымысла завораживает и не даёт покоя, поскольку скрывает некое важное знание, без которого трудно закрыть книгу удовлетворённым
Надо сказать, что Наши Мужчины, принимая Рок как данное, воспринимают его, на первый взгляд, не слишком серьёзно, будучи людьми современными и образованными. Однако погружаясь в повествование, невозможно уйти от аналогий ТАНАХА и среды мистического реализма, в рамках которого оно живёт.
Действительно, как может Наш Эдуард видеть зловещее предостережение себе в истории Авессалома, висящего в ветвях дерева, запутавшись в них волосами, и убитого стрелой из лука (2 Цар 18 9), - себе, душа которого запуталась в огненных волосах Рыжей Тёти, и убитого тем последним камнем, что прилетит от взрыва в каменоломне...
или Наш Элиэзер, ветеринар экстра-класса, убитый быком, пытаясь удержать его, схватив за рога, как был убит Иоав, что бежал в скинию Господа и ухватился за роги жертвенника (3 Цар 2 28);
или Наш Рафаэль, повесившийся в коровнике подобно тому, как Ахитофел, что сделал завещание дому своему, и удавился и умер (2 Цар 17 23);
или Наш Давид, раздавленный танком ночью, когда он спал, и подобно ему лежал мёртвый Амессай в крови среди дороги...и стащили Амессая с дороги в поле..но когда был стащен с дороги, то весь народ пошёл...дальше мимо (2 Цар 20 12).
В романе пугающий букет таких "случайных" смертей, четыре из которых удостоились портретной галереи в доме бабушки Рафаэля: Когда ты наконец умрёшь, Рафаэль? Когда наконец и ты присоединишься?... (здесь и далее курсив используется для цитировании текстов романа М.Шалева)...
Таким образом, Наши Мужчины разделили судьбу мужчин древнего Израиля. Где же источник злой воли, преследующей мужчин этой семьи? Так и хочется произнести что-нибудь типа реинкарнации, но не стоит искать ответ в мистицизме. Этот источник имеет, как мне видится, человеческую природу.
Иерусалим: феномен дуальности
...отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа... (1 Цар 16 14)
Углубляешься в роман, и начинает казаться, что Иерусалим является носителем некого рокового проклятия, где в течение трёх тысяч лет религиозного эклектизма, смен царей, пророков, священников, армий, существовало духовное насилие над живущими в нём людьми. В результате, город оказался заселённым людьми и их потомками, духовно сломленными, выдающимися мертвецами, сиротами, слепыми, сумасшедшими, ставшими его "любимцами" и вписавшимися в его историю.
На самом деле у Города два лица, доброе и злое. В противостоянии этому последнему, первыми "случайно" гибнут наиболее талантливые, здоровые, молодые (не нужно далеко ходить за примерами, достаточно вспомнить советскую историю), что и создаёт иллюзию мистического начала. Израильский философ А.Барац называет это явление "сверхъестественным отбором". Именно их усилиями, лучших и погибающих первыми, Город защищает слабых и именно это формирует семейное проклятие, которого страшится Рафаэль.
В каждом городе могут быть дома сирот, сумасшедших, слепых, символизирующих злое начало. В романе они преследуют героя, как Медный всадник преследовал Евгения на улицах Петербурга. И герой романа бежит от "преследования", находя спасение в пустыне, в своём доме.
Вот пятидесятидвухлетний Рафаэль в пикапе мчится в свой дом...и вот уже город, злобный к животным и людям, скрывается за горой и исчезает вместе со своей слепотой, и своим сиротством, и своим сумасшествием, и только башни Сторожевой и Масличной горы ещё отражаются в моих боковых зеркалах, выпученные, как злые глаза змеи из красного песка заката.
Вот мать, будучи студенткой, пишет по ночам иллюстрированные письма своей матери. Это Иерусалим, - писала она -Город сирот, и слепых, и сумасшедших. И рисовала стёртые временем следы царей, и коней, и земледельцев, и ослов, и полководцев, каждый в свой черёд, по этой дороге...где сегодня большая городская улица.
А по ночам одичалый клич шакалов завлекал к себе влагалища уличных сук, и вопли слепых, сирот и сумасшедших вылетали из зарешечённых окон и поднимались над тремя большими домами нашего маленького квартала.
Присмотримся более внимательно к жизни Рафаэля в его доме в пустыне.
Ритуал рутины как признак персональной религиозности
Портрет неизвестной, мозаика, Ципори
Мне нравится соблюдать ритуал рутины... я не знаю лучшего способа, каким бы мог выжить мужчина. (М.Шалев, В доме своём в пустыне)
А что в пустыне, где дом пятидесятидвухлетнего Рафаэля?: В пустыне есть знаки и останки, дороги и следы, но в том, что касается меня, то, кроме тех мест, где побывала Рона, пустыня пуста от воспоминаний. Иначе говоря, здесь для Рафаэля, мой Читатель, нет духовного диктата "зла".Здесь у него друзья, Вакнин-Кудесник , который разговаривает с ним о Боге и просит благословить, здесь они часто лежат с Роной и капли золота и синевы, солнца и ветра просачиваются к ним сквозь кружево листьев акации, чёрные вороны пустыни устраивают в его честь представления, кружась и кувыркаясь, тучи ос сопровождают его, не злобно, без вызова и угрозы, а однажды он увидел мужчину и женщину - не молодых, голых, в чём мать родила и обнимающих друг друга (коллеги по ремеслу, мастера забвения и воссоздания):
...Их появленье в этом мира слое,
Нам подтверждением, насколько все одни...
В размышлениях, медитациях, любви, текущей работе, в общении с миром, в котором нет вызова и угроз, проявляет себя персональный ритуал рутины Рафаэля. Но ритуальность, если и недостаточный, то необходимый признак всякой религиозности. Современному человеку духовное наследие предков (иудаизм, христианство...) может казаться противоречивым и не всегда убедительным, оно деспотично и может вызывать недоверие к религиозной традиции. Вместе с тем, "свято место пусто не бывает", и, как справедливо отмечает А.Барац в одной из своих статей, люди ищут духовную опору в индивидуальной религиозности. Эта религиозность, назовём её персональной, не означает отказа от традиции, но требует наполнения её своим ритуалом. Тогда человек будет следовать ей только в соответствии со своей убеждённостью Такая традиция, к примеру, задаётся Ветхим Заветом, принимаемым и иудеями, и христианами. Фактически, ей следует и герой романа, что его и спасает, ибо в рамках персональной религиозной доктрины постепенно выявляется ответ на вопрос, как жить дальше ему, сформировавшемуся под диктатом Большой Женщины.
Роковое в этом формировании укладывается в известную сентенцию, что "благими намерениями (Большой Женщины) вымощена дорога в ад" Суди сам, Читатель:
Большая Женщина: символика Рока
...дыхание тёплого рта, щекотная ласка кончика носа, язык, вылизывающий царапину... ( М.Шалев, В доме своём в пустыне)
Порой Рафаэль поднимается из пустыни в Иерусалим (в него нельзя войти/въехать, - лишь подняться), чтобы навестить Большую Женщину - сестру, и Мать, и Чёрную Тётю, и Рыжую Тётю, и столетнюю бабушку, которая никогда не забывает ему сообщить: "Я не умру, Рафинька, пока не увижу тебя в гробу". Большая Женщина живёт в декорациях традиции, она принимает семейное проклятие как данное и непреодолимое, воплощая диктат Рока. Трудно придумать более страшный символ тому, как здесь заявил о себе Рок!
Да, Большая Женщина, Женщина с большой буквы, есть в жизни каждого Мужчины. Она вывела Рафаэля в жизнь, привив ему этические правила и нормы жизни, вкус к красоте, эстетику отношений взрослого и ребёнка, бережного сопровождая мальчика в мир мужчин: ... шалфейный запах её молодости и юношеский запах моего желания, который пробивался ко мне сквозь ткань в углублении её колен; ...Дыхание тёплого рта, щекотная ласка кончика носа, язык, вылизывающий царапину, тысяча колышущихся локонов...Ты можешь представить себе, каким способом мужчина мог бы расти лучше? - Нет, мама, я не представляю лучшего способа. Очевидно, что воспитывается снова мужчина, лучший среди других, и потому обречённый Проклятием на случайную гибель.
А что же Рона, бывшая жена Рафаэля? Когда-то Рона бросила его, снова вышла замуж, затем взяла его в любовники, и теперь у неё есть муж, дети, и много работы и ей ещё предстоит долго вести машину обратно после очередного любовного свидания с Рафаэлем. Она сумела разорвать "роковую причинную связь", ибо, бросив Рафаэля, порвала с семьей, где обречена была стать вдовой и, в то же время, взяв его в любовники, осталась верной их любви. Страницы романа, посвящённые этим двоим, наполнены высочайшей поэзией. Можно сказать, что для неё в некотором смысле справедливо Гамлетовское "распалась связь времён" и на этом "разрыве" она нашла Свою Пустыню и построила в ней Свой Дом.
Остаётся лишь вспомнить, что Ф.Достоевский видел нравственное на пересечении эстетического и этического. Кто же в романе носитель эталона гармонии, его эстетического кредо? Им является Авраам , "последний каменотёс Израиля", которому невозможно не дать здесь слова:
Символ гармонии: кубики для королевы
Она любила его самой лучшей из Любовей - той, к которой примешивалось также знание: знание о родстве и сходстве соприкасающихся пальцев. (М.Шалев, В доме своём в пустыне)
Если Большая Женщина привила Рафаэлю вкус к красоте, то Авраам-каменотёс показал ему, что гармония подчиняется измерению, символом которой стали выточенные из камня кубики, несущие физическое тепло чувств создателя.: Волшебное очарование таилось в этих кубиках. Во-первых, они выточены из одного куска "малхи" - "царского камня". Во-вторых, ...диагональ каждого предыдущего равна ребру следующего.... их двадцать один...и ты поставишь их рядом и откроется последовательность (напомним, что в кабалистике двадцать один - знак совершенства.)., не имеющая ничего общего с унылостью арифметического ряда или с нарастающей грозностью геометрической прогрессии. Она подняла кубик... сильный жар разлился по её руке, и странное спокойствие, с примесью страха, вошло в её кровь. Это был подарок возлюбленной, достойный королевы.
Он же, Авраам, открыл Рафаэлю красоту и притягательность женственности, раскрывающей себя в поклонении своей королеве. И что может представлять собой трон, на котором женщина почувствовала бы себя королевой: Садись-садись на мои ладони... РыжаяТётя вдруг сделала шаг вперёд - и вот уже шелест бёдер и голубизна живота совсем близко, почти рядом с его приподнятым лицом.... как королева на троне...она не сияла улыбкой, и сердце её не смягчилось, но глаза её были прикрыты и губы слегка раскрылись...и в воздухе плыло облачко её тёплого и душистого дыхания...большие слезинки покатились по изваянным склонам её щёк.
Вместо заключения: найди Свою Пустыню и построй Свой Дом.
Р.Кулесский, Ожидание
Кто наблюдает ветер, тому не сеять; и кто смотрит на облака, тому не жать (Екк 11 4.)
И вот Рафаэль уже старше всех, настигнутых случайной смертью в их роду, и начинает казаться, что ему удаётся вырваться из-под власти преследующего его деспотичного и безжалостного Рока. Одно плохо - Рона не с ним и можно было бы закончить это исследование благословением Вакнина-Кудесника: Пусть Бог поможет тебе, Рафаэль Майер, чтобы женщина, которую ты любишь, вернулась к тебе и стала снова твоей!
Для меня, однако, роман как бы не закончен. Конечно, он не обрывается на полуслове, как "Замок" Ф.Кафки, но в нём ещё нет окончательного ответа на то, что будет с его героями, ведь им "снова было нужно жить", как сказал бы А.Платонов.
Одно ясно: как массовая эмиграция 90-х годов нашла Свою Пустыню в крошечном Израиле и построила в ней Свой Дом, так и герои романа обретут себя в построенном ими доме, ибо "их дом - их крепость". Так и каждого из нас, дорогой Читатель, всегда готова принять его Пустыня, в которой найдёт место его Дом.