Вере Лотар-Шевченко
«Жизнь, в которой есть Бах, благословенна».
В. Лотар-Шевченко
1.
Родиться в Турине, в семье, где отец был ученым,
В Сорбонне профессором, и пианисткою -мать.
С младенчества в музыку быть всей душою влюбленной,
И жизни без звуков чарующих не представлять.
И в консерваториях знатных в Париже и Вене
Успешно учиться, концерты давать без конца,
Чтоб музыка, словно огонь, разгоралась на сцене,
И плавились в ней от восторга людские сердца.
Игрою суметь покорить мировые столицы,
Вернуться в Париж, а потом на одной из премьер
Увидеть его и навек всей душою влюбиться,
Женой ему стать и приехать с ним в СССР.
Ведь муж так гордился своею любимой страною,
Так счастлив был тем, что Отчизне супруги нужны,
Хотел, чтоб страна его, бывшая самой родною,
Такой же родной и любимой была для жены.
2.
В семье, словно в музыке, счастье зависит от лада.
А лад был мажорным. Завидовал кто-то ему.
Беда накатила: любимого вызволить надо,
Ведь оговорили супруга, он брошен в тюрьму.
Твердить в кабинетах, что он - никакой не шпион,
Что он – патриот, выполнявший Отчизны приказы.
Кричать, понимая, что беден ее лексикон,
И плакать по-русски, вставляя французские фразы.
Искать справедливость и видеть: хитра западня,
И, сколько ни бегай, а правды добьешься едва ли.
В отчаянье выдохнуть: «С ним арестуйте меня!»
И этого слова хватило, чтоб арестовали.
3.
Потом десять лет отработать на лесоповале,
Где по вечерам, чтобы помнили музыку руки,
Барачную тумбу представив концертным роялем,
Играть, слыша в стуке Бетховена нежные звуки.
И зечки ценили упорную эту натуру,
И стукам ее, как прекрасным концертам, внимали.
Из дерева тайно ей сделали клавиатуру,
Чтоб руки больные сноровки своей не теряли.
Зато надзиратели злые над ней издевались.
Один бил по пальцам наганом: «Играть захотела?!»
А хрупкие кости от хлестких ударов ломались.
«Деревья валить – вот твое, мразь французская, дело!»
Не плакала, слыша, что мужа уже расстреляли.
Узнав, что сынишка погиб, погрузилась в работу.
Лишь «Реквием» Моцарта так безутешно играли
Артритные пальцы, с трудом попадавшие в ноты.
Разбитые руки – отнюдь не преграда культуре.
А музыка снилась и выжить в аду помогала.
И на деревянной подаренной клавиатуре
Она вечерами для зечек концерты играла.
4.
Прошло десять лет. Но она не сдалась, возмужала.
Ее отпустили, хоть вражьим считали агентом.
Искать музыкальную школу она побежала,
Чтоб встретиться там с дорогим для души инструментом.
Просилась играть, а когда прикоснулись к роялю
От тяжкой работы ее огрубевшие руки,
Заплакали люди, что у инструмента стояли,
Услышав внезапно чарующе-светлые звуки.
Ее взяли в штат иллюстратором с мизерной ставкой,
Ведь к детям ее допустить не могли по закону.
Немного спасала от частных уроков добавка,
Она позволяла не думать про страшную зону,
А только играть. Но душа так концерта хотела,
Что ей показалось: судьба распахнула объятья,
Когда, экономя на всем, она все же сумела
Купить для своих выступлений концертное платье.
5.
Концерты ее были редки. Коллеги твердили,
Которых она превзошла музыкальным талантом,
Что, дескать, играет она в неприемлемом стиле,
А нужно играть так, как принято средь музыкантов.
Случайно попал на концерт журналист из столицы
И был поражен исполнением, репертуаром.
И так написал, что сумела страна удивиться
Таланту ее и судьбы бесконечным ударам.
Потом, чтоб прослушать, ее в Ленинград пригласили.
В комиссии было достаточно небезразличных.
Прониклись игрою и тотчас вердикт огласили:
Концерты давать разрешается в залах столичных.
6.
Жить в Новосибирске, с гастролями быть в Ленинграде,
Играть на московских немало увидевших сценах.
И были концерты сродни величайшей награде,
Овации публики ярче камней драгоценных.
А консул французский сказал на одном выступленье:
«В Париже и славы побольше, и денежных знаков.
Хотите вернуться?» Ответ повергал в изумленье:
«Зачем возвращаться, коль зритель везде одинаков?»
И снова гастроли, концерты, различные сцены
И сердце, открытое музыкой всем нараспах.
И вера, что жизнь без сомнения благословенна,
Когда в ней присутствуют Моцарт, Бетховен и Бах.