***

Орган вздыхал, и скрипка в такт дышала,

«Адажио» звучало в тишине.

А за окном сирена подпевала,

Чтоб не забыли люди о войне.

Была тоска в ее надрывном стоне

И в каждой ноте боль заключена.

Но зал внимал не ей, а Альбинони.

И верил, что закончится война.

***
Она говорила о том, что уехать не сможет,

Что слишком больна, чтобы где-то пристроиться в мире.

Надежду питала на то, что Господь ей поможет

Войну пережить в своей старой любимой квартире.

Потом очень долго о ней ничего я не знала,

Мы мало знакомы, но было на сердце тревожно,

Ведь город ее захватили враги. И немало

Людей полегло. А больной разве выжить возможно?

И я напрягала людей и помочь ей просила,

Хотя понимала, что женщина очень упряма.

Я Бога о милости к ней ежедневно молила,

И если могла бы, то Небу дала б телеграмму.

Но не было вести. И я себя очень корила,

Что просьба моя и недейственна, и несуразна,

Что, видимо, мало о ней я с людьми говорила,

И, видно, старанья мои совершенно напрасны.

Сегодня внезапно письмо от нее получила.

Она написала, что все же уехать сумела.

Другая страна, все чужое, все сердцу немило.

А я пятый раз все читаю письмо очумело.

И радость меня с головы и до ног охватила.

Я счастлива так, что сирены не слышала воя.

Пусть женщина эта капризна, пусть все ей немило.

Но главное то, что она оказалась живою.

***

Я стала бояться ночей с диким воем сирен

С тех пор, как ракеты над домом моим пролетали.

И надо бы помнить про правило прочных двух стен,

Хотя среди ночи о нем вспоминаешь едва ли.

И звуков бояться, на взрывы похожих весьма.

Мне хочется сразу звонить всем родным и знакомым,

Чтоб удостовериться: целы они и дома,

Сказать, что ракеты не тронули нашего дома.

Я не кровожадна, однако российских вояк

Сажала бы в клетки, в которых заварены двери,

И миру всему показала их именно так:

Сидящими в клетках с табличками с надписью «Звери».

                ***

Как хочется писать о густоте

И бархатном тепле июльской ночи.

О том, что звезды в черной высоте

Мне до рассвета сладкий сон пророчат.

О том, что рядом как дитя сопит

Уставший на работе рыцарь милый.

Над спящею Землей Луна висит

Легчайшим мотыльком чешуекрылым.

Писать о синей бездне тишины,

Накрывшей мир, о нежности и счастье.

Но никуда не деться от войны,

Когда пространство «Грады» рвут на части.

                     ***

Друг позвонил – и на душе теплее,

И радость оттого, что не одна.

Врага бить в одиночку тяжелее,

Особенно, когда идет война.

А воевать вдвоем – надежней вдвое.

Ведь даже если очень горячо,

Так важно рядом ощущать с собою

И верное, и крепкое плечо.

А потому я бесконечно рада

Тому, что он звонит, что невредим.

Мы, несомненно, вызволим из ада

Войны свою страну. И победим!

***

Они понимают, что им нас уже не сломить,

Поэтому бесятся и продолжают обстрелы.

А мы понимаем, что мы их не сможем простить,

Что лучше б они убирались, пока еще целы.

Но тех, кто отметился зверством на нашей земле,

Найдем непременно, и спрятаться им не удастся

Отныне ни в доме своем, ни в норе, ни в дупле,

Им не отсидеться под зонтиком у самовластца.

И пусть их преследует липкий удушливый страх,

Пусть спать по ночам не дает ни их женам, ни детям,

Пусть ходят с оглядкой и ждут подступающий крах.

Мы нелюдям этим за все злодеянья ответим.

***

Как только орки попадают в плен,

Куда-то испаряется нахальность,

И сразу же меняется тональность

Еще вчера заносчивых гиен.

И блеют, что обмануты они,

О планах вожака они не знали,

Что, дескать, на ученья их пригнали

Тренироваться считанные дни.

И в том же духе продолжают лгать.

Не верю не единому их слову.

Их отпусти – и твари будут снова

По людям с наслаждением стрелять.