Момус (настоящее имя – Ник Карри, род. 11 февраля 1960 г. в Пэйсли, Шотландия) – британский музыкант, журналист и блогер. Живет в Японии. Свой стиль в музыке определил, как аналоговое барокко. Избрал в качестве псевдонима имя античного бога шуток и насмешек. Творчество Момуса изобилует философскими аллюзиями, постмодернистскими приемами, отсылками к различным политическим и культурологическим темам.
Момус последовательно разрушает шаблоны и нарушает табу, создавая песенные композиции на основе сложных интеллектуальных текстов, вопреки общепринятым законам музиндустрии.
Кабриолет
Мы ушли с вечеринки в два или в три,
Ты попросила подбросить до дому.
Усевшись в кабриолет, я почувствовал, что дико устал, –
Мне даже было лень закрывать откидной верх, –
И я не остановил тебя,
Когда ты, изогнувшись дрожащим телом,
В короткой чёрной мини-юбке,
Примостилась со мною рядом.
Весь вечер я флиртовал со всеми, кроме тебя
Чем объяснить то, что я не замечал тебя,
а ты не привлекала к себе внимания,
– даже не знаю…
Но ветер волосы нам растрепал, а выпитое спиртное
Притупило реакции…
А на кассете – какая-то креольская музыка из Луизианы.
И ты решила, что хочешь ещё сигарету.
Хоть это одна секунда: открыть бардачок,
показать, где зажигалка,
Я пропускаю чёрно-белые шевроны знака,
предупреждающего о повороте,
И слышу характерный звук сильного удара,
А потом – пустота под шинами Кабриолета...
В оглушающей тишине, под утренней звездой,
В неестественной позе, в моей разбитой машине…
Может, я попросту пьян или у меня галлюцинация,
Может быть, ничего и не произошло,
Может быть, ты не лежишь здесь,
а твоя блузка не промокла от слёз
На талии и на груди…
Потому что в обычной жизни я никогда не запал бы на тебя,
Это меня никогда бы не впечатлило.
Лицо твоё ни капли не пострадало,
не запачкалось, лишь побелело.
Но вдруг оно показалось мне неожиданней и прекрасней,
чем то, что я видел или ещё когда-нибудь увижу.
Я видел нечто, омываемое светом утренней звезды.
Я никогда не буду тщетно пытаться узнать, что же это.
Я только сейчас почувствовал, что могу любить, любить кого-то.
Пошевелившись, я придвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть
тебя в таком новом свете,
В звёздном свете, проходящем через мириады осколков
Разбитого вдребезги лобового стекла Кабриолета.
В оглушающей тишине, под утренней звездой,
В неестественной позе, в моей разбитой машине…
На что будет похожа смерть?
Смерть не будет похожа на
ночь, когда мы, не в силах уснуть, лежим, размышляя о смерти
треск маракасов испанских в последнем вздохе Мурьеты
мексиканские фестивали, скелеты в сомбреро огромных
руины комнат в браунстоуне, динамитом разворошённых
мандолину, которой повешенный мирно внимает
Баскирвиллей Собаку, когда она где-то за пустошью лает
Проклятие мумий, что злую шутку сыграло с навязчивыми гостями
Британский музей с жителями болот и просто костями
на огромный каток, на хитрецов, выпускающих с криком свой страх
на красного дерева гроб, а за ним пианист музицирует в дерзких мечтах
садик осенний, в котором поэты всегда обретут вдохновенье
мемориалы гранитные тем, о ком память не минула тленья
на Атаку Лёгкой Бригады пера Лорда Альфреда Теннисона
на клочок бумаги с подписями Рейгана и Горбачёва
спинку кровати больничной, иглу с новокаином, халат на вырост
судный день, когда бог-директор почётные грамоты выдаст
на брак, в коем ссоры смерть нашу приблизят, к несчастью
на сны того юноши, певшего, мол, любовь разорвёт нас на части
телефильмы и репортажи, снятые по всему свету
на нирвану буддиста, на мотылька, упрямо летящего к свету
на хрустальные Города, что мы возвели, поправ всяческие табу
на высокие окна, на гроб, и рядом – одетую в чёрное платье вдову
комнату с пауками, где, сцепившись, рыдают те крохи
историю со свадебными гостями, корабль-призрак и мёртвых матросов вздохи
звон колокольный по случаю в город пришедшей холеры
на Озаренье, Ивану Ильичу Толстым отмеренное сверх меры
на зыбкое море, что бликами слепит детей сквозь щели в фанере
на сказочную страну «Льва, Ведьмы и Шифоньера»
вирус коварный, СПИДом разящий влюблённых
призрак свободы, зовущий на баррикады мильоны
полночные мысли о «Позднем Звонке», когда министры уже не такие святоши
на фильм «Колодец и Маятник» с участием Белы Лугоши
бугорок на горжетке, что образован мышкою сирой
пьяного феникса, отягощённого мороком золотистого эликсира
на банкрота, отдающего связку ключей от дома родного
последний день лета, когда поглупевшие мошки на юг собираются снова
череп купца, кивающий нам с портрета Гольбейна
спорное суждение о тишине в Трактате у Витгенштейна
на стрелки часов, в полночь слившиеся остриями
на чьи-то обрубки, с которыми юные медики забавляются вечерами
голос бандита, такой же, как и у диспетчеров аэропортов
грохот прибоя, под который Лив Ульман исчезает в бурунах фьордов
монастырь, что увидали молящиеся пилигримы
проклятый край, где Крестовый Поход Детей закончен был ими
на ад (в «Huis Clos» Сартр утверждал, что ад – это другие)
на коммивояжёра, превратившегося в жука без помощи хирургии
на 2001-й год, коморку в конце путешествия по автостраде
и ярость, которой Чарльз Бронсон давал волю в Нижнем Ист Сайде
Театр Теней, Цербера, стерегущего скорбный Аид и Голгофу
урок Непогрешимости, Чернобыльскую катастрофу
на успеха тщету, чья случайность порой к постоянству приводит
на зловещие знаки, что узрели пророки в пустом небосводе
В пустом небосводе
На что же будет похожа смерть?
Смерть будет похожа на –
В оформлении страницы использованы рисунки Ильи Имазина.