| 
			Генрих Нейгауз 
			мл.
  Интервью с Игорем Наймарком 
 
 
 
 С Игорем 
			Наймарком я знаком  8 лет.
 Немалый срок для бывших репатриантов-эмигрантов, 
			разделенных зеленой чертой. Игорь часто принимал участие в наших концертах, то играя и 
			импровизируя на темы классического джаза, то 
			аккомпанируя скрипачам весьма сложные для восприятия сонаты Шнитке. Что в моей, строго классической 
			голове,  умещалось с трудом...
 Да разве он играл только у нас, в Центре «Neuhaus? Он 
			играл под палестинскими бомбами в своем родном Сдероте, объездил с гастролями 
			всю Европу и США. Он - талантливейший пианист «нейгаузовской школы» (сейчас мы 
			увидим, насколько расплывчато это понятие.)
 И, наконец, он - мой друг. Несмотря 
			на то, что, по идее, должно было бы нас разделять. Это и побудило меня взять у 
			него интервью.
 
 
  
 ГН: 
			Игорь, расскажи о себе читателям. Все, что сочтешь нужным.
 
 ИН: Ну что 
			я могу рассказать? Родился в Харькове, в 1955 году, там же учился в музыкальной 
			десятилетке (аналог московской ЦМШ). В последние годы обучения ездил в Москву 
			заниматься с Д. Башкировым. Но когда настало время поступать в МГК, у Башкирова 
			не оказалось свободных мест в классе. «Человеко-часов», если помнишь такое 
			определение. И я попал в класс Якова Израилевича Зака, известнейшего ученика 
			твоего деда.
 
 ГН: Вот 
			отсюда, пожалуйста, поподробнее. Каким человеком был Зак? Как бы ты его 
			охарактеризовал?
 
 ИН: 
			Понимаешь, я практически перевелся из Харькова в Москву, еще в ЦМШ, играл 
			экстерном, и, конечно, разница между Заком и Башкировым была огромна. Я, 
			конечно, не берусь судить о том, кто из них был хуже, а кто лучше. Все-таки, я 
			считаю себя учеником Зака. У него я проучился вплоть до 4-го курса. А потом Зак 
			умер...
 
 ГН: 
			Точнее, его убили.
 
 ИН: Ну, я 
			бы так не сказал... Но, в конечном итоге - да, разумеется. После отъезда Юры 
			Егорова его стали травить, было специальное заседание кафедры МГК, которое 
			контролировали чекисты, в результате Яков Израилевич получил инфаркт и умер.
 
 ГН: А кто от консерватории был инициатором этой 
			травли?
 
 ИН: Ну, 
			роль друга твоего отца, Е. В. Малинина во всей этой грязной истории сильно преувеличена. 
			Инициатором травли был сам КГБ. А Малинин тогда был парторгом (или как там их 
			еще называли). Ему некуда было деваться. Вообще, о Жене Малинине у меня остались 
			очень хорошие воспоминания. Впоследствии,  на фестивале в 
			Краснодаре, где мы оба участвовали, мы с ним долго сидели в гостиничном номере, 
			и он очень тепло отзывался о Заке...
 
 ГН: Так 
			все-таки: ты  можешь охарактеризовать Зака как человека?
 
 ИН: 
			Интеллигентный, воспитанный, культурный, немного осторожный или трусоватый.
 
 ГН: Как 
			он относился к деду?
 
 ИН: В 
			последние годы немного язвительно. Иногда говорил: «Вот Генрих Густавович 
			советовал играть так, а в тексте  - совсем по-другому».
 
 ГН: 
			Профессор Перельман в своем последнем интервью говорил, что Зак писал деду 
			«убийственно-резкие письма».
 
 ИН: Я чужие 
			письма не читал и не читаю. Но высказывался, повторяю, иногда очень язвительно.
 
 ГН: Ты 
			думаешь, это шло от зависти? К Рихтеру, например?
 
 ИН: Может, 
			и от этого тоже. Но может быть, из-за какой-то недооценки? По сравнению с тем же 
			Рихтером или кем-нибудь еще.
 
 ГН: Как 
			Зак относился к отцу?
 
 ИН: Плохо. 
			Как к бездельнику. Он говорил: «что это за педагог, который позволяет себе 
			курить, расхаживая по консерватории?»
 
 ГН: Отец 
			действительно много курил. Больше часа без сигареты не выдерживал. Я его очень 
			хорошо понимаю... А как к пианисту? Говорят, Зак лично признавался, что не слышал 
			лучшего исполнения h-moll'ной сонаты Шопена, чем отцовское...
 
 ИН: Да, это 
			было. Но потом Яков Изаилевич говорил: «это его так Генрих Густавович 
			натаскал!»
 
 ГН: Ты 
			не первый, от кого я это слышу. Правда ли, что Зак развлекался сочинением 
			матерных частушек и двустиший, как позволяли себе эту невинную забаву дед и 
			Софроницкий?
 
 ИН: Вообще 
			впервые слышу. В моих глазах Зак всегда выглядел каким-то 
			«ультра-рафинированным» интеллигентом, неспособным на мат или грубость, пусть 
			даже очень остроумную или смешную.
 
 ГН: 
			А сам ты бывал на концертах 
			отца?
 
 ИН: 
			Постоянно. И регулярно.
 
 ГН: И 
			что ты о них думаешь?
 
 ИН: Думаю, 
			что зачастую это было неповторимо. Иногда талантливо, иногда гениально, а иногда 
			и не совсем удачно.
 
 ГН: Ты 
			высказывал Заку свои восторги?
 
 ИН: Нет. Я 
			был студент, он - мой профессор. Существует же какая-то субординация, что ли...
 
 ГН: Что 
			еще Зак говорил о моем отце?
 
 ИН: Иногда 
			он говорил, что человек не может так развязно себя вести, если у него нет руки 
			«сверху».
 
 ГН: У 
			него не было никакой «руки». Особенно после смерти деда. А его учеников 
			«зарубали» на конкурсах и при его жизни и после его смерти. И я хорошо помню, 
			каким он был и как занимался во второй половине 70-х. Ученики специально 
			приезжали в Переделкино, чтобы не было «антиникотиновых барьеров». Некоторые 
			уроки длились по три-четыре часа без перерыва. Так что мнение Зака - чистое 
			вранье.
 
 ИН: Это не 
			вранье. Это была его точка зрения. Представь себе человека, который всего 
			добился сам, и подумай о его отношении к другим талантам, которым все 
			давалось «само по себе». Ты же наверняка никогда не встречал Зака в Переделкино. 
			Ему это было  чуждо.
 
 ГН: Это 
			отцу-то все давалось «само по себе»?!
 
 ИН: С точки 
			зрения Зака - да.
 
 ГН: 
			Стало быть, у деда был своего рода «внутренний враг»...
 
 ИН: Да нет, 
			Яков Израилевич не был «врагом». Просто он был очень язвительным, я об этом уже 
			говорил.
 
 ГН: Меня 
			немного шокирует высказывание о «развязности отца». Этого не было, потому что не 
			могло быть никогда. Отец был слишком хорошо воспитан.
 
 ИН: Ну, тут 
			речь шла не столько о поведении, а о том, что он мог пропустить урок, отменить 
			концерт, облажать чуть ли не все первое отделение реситаля, словом, о 
			недисциплинированности. Сам Зак был очень дисциплинированным и точным во всех 
			деталях.
 
 ГН: Что 
			тебе запомнилось в творчестве (или «исполнительском наследии») Зака больше 
			всего?
 
 ИН: Ты 
			будешь удивлён, но... в первую очередь - мазурки Шопена. Еще - «Времена года» 
			Чайковского. Какие открытия он там сделал, ты даже не представляешь! И, 
			представь себе - Скрябин.
 
 ГН: Зак 
			занимался по дедовской системе? Вроде «кипарисы на кладбище», ассоциации с Ницше 
			и Шопенгауэром и другие
 примеры из области живописи, архитектуры и прочих 
			«параллельных» искусств?
 
 ИН: Нет, 
			никогда. Прежде всего он обращался к педализации, потом к звуку. Причем звук 
			называл по старомодному - «туше». Не «звукоизвлечение», не «звук», 
			а именно «туше». Нечто французско-одесское...
 
 ГН: Я 
			вот чему удивляюсь. Столько талантливых учеников у деда - и каждый третий 
			норовил перегрызть глотку остальным. В принципе, естественное явление для МГК. 
			Можно ли в таком случае рассуждать о «нейгаузовской мафии», как когда-то написал 
			пианист Петров?
 
 ИН: 
			Разумеется, нет. У твоего деда была масса учеников, которые считали себя 
			талантливыми, а многие из них таковыми действительно являлись, вот они и 
			обижались на то, что Генрих Густавович одних выделял, а других будто бы  
			игнорировал. В результате они посорились друг с другом. Настоящие 
			«мафии» и «кланы» гораздо более сплоченные.
 
 ГН: Как 
			Зак реагировал на твое исполнение? Что ему нравилось, что не нравилось?
 
 ИН: Ему 
			нравилось мое исполнение Моцарта и Чайковского. Еще он говорил, что я мог бы 
			хорошо играть Шопена. Но я его не играю, Шопен для меня не совсем мой.
 
 ГН: Ты 
			когда-нибудь пробовал играть Якову Израилевичу джаз?
 
 ИН: Нет. В 
			этом смысле он был очень консервативен. Прямо как ты.
 
 ГН: 
			Может создаться впечатление, будто Зак был обижен на деда?
 
 ИН: 
			Разумеется. Сейчас многие об этом пишут.
 
 ГН: Зак 
			часто ругал других профессоров МГК?
 
 ИН: Нет. Он 
			боялся скандалов. И знал, с какой скоростью распространяются сплетни. Твой отец 
			не реагировал на сплетни и обиды. Тем больше это раздражало людей...
 
 ГН: Кого 
			бы ты выделил из учеников Зака?
 
 ИН: В 
			первую очередь, конечно, Юру Егорова. Потом Женю Могилевского, бывшего ученика 
			твоего деда и отца. Он не просто выдающийся пианист, он еще и гениальный 
			педагог. Не так давно я послал к нему свою ученицу, которая имела деньги для 
			обучения в Брюсселе. Она казалась мне просто способной, а оказалась 
			по-настоящему талантливой. И раскрыл ее талант - Женя.
 
 Из других 
			учеников Якова Израилевича запомнилась Русико Хунцариа. Ну, она давно отхватила 
			положенные ей международные премии, стала Заслуженной, так что за ее судьбу я не 
			беспокоюсь. Она тоже сначала училась у твоего отца.
 
 ГН: 
			Училась. Даже хорошие воспоминания написала.
 
 ИН: Вот, 
			кстати, когда Женя или Русико восторженно высказывались о каком-нибудь концерте 
			твоего отца, Зак им никогда не возражал. Не обижался, не ревновал, видимо, 
			понимал, скольким они Станиславу обязаны.
 
 ГН: 
			Расскажи, что было потом.
 
 ИН: После 
			смерти Зака (я проучился у него четыре года) я вернулся в Харьков. Там готовился 
			к диплому под официальным руководством Юры Смирнова. После диплома отслужил в 
			армии.
 
 ГН: Где 
			именно?
 
 ИН: В 
			танковом десанте. Только под конец удалось перевестись в музыкальный батальон.
 
 ГН: А 
			потом?
 
 ИН: Потом - 
			солист. Харьковская филармония, Минская филармония, Союзконцерт.
 
 ГН: Ты 
			получал какие-нибудь премии на конкурсах?
 
 ИН: Я уж и 
			не помню все конкурсы. Помню Всероссийский, там я стал лауреатом. Были еще 
			какие-то. Вообще-то конкурсы сами по себе - зло. Человек начинает думать не о 
			музыке, а о премии. Это разрушает личность.
 
 ГН: 
			Когда ты репатриировался?
 
 ИН: В 
			январе 1992 года. И сразу же начал преподавать в Тель-Авивской академии. Где и 
			сейчас преподаю.
 
 ГН: Ты - 
			 профессор?
 
 ИН: А Бог 
			его знает... Получаю высшую ставку, значит, наверное, профессор...
 
 ГН: Ты 
			не видишь никакого противоречия между классикой и джазом, даже джазовой 
			импровизацией. Иногда играешь Моцарта, Шнитке, а потом импровизируешь. Откуда у 
			тебя это?
 
 ИН: Извини 
			за высокопарность, но я думаю - от Бога.
 
 ГН: В 
			каком смысле? Тебя что, никто никогда джазу не учил?
 
 ИН: Нет, 
			почему же. Был мой родной дядя по фамилии Эскин, он и привел меня к джазу. Но 
			импровизировать я научился сам. Конечно, слушая других 
			 джазменов.
 
 ГН: То 
			есть, профессионально ты этим не занимался? Как говорится, чтобы 
			импровизировать, надо уметь это делать.
 
 ИН: Тогда, 
			если помнишь, острили:
 «Сегодня слушаешь ты джаз,
 а завтра родину продашь».
 Нет, 
			я ни у кого не учился. А если и «учился», то по пластинкам и магнитофонным 
			записям.
 
 ГН: Ты 
			играешь произведения современных израильских композиторов?
 
 ИН: Да, 
			довольно много. И здесь, и на гастролях.
 
 ГН: Ты 
			издал диск с сочинениями Шнитке. Это, конечно, очень благородно, но 
			«плохоокупаемо».
 
 ИН: Я не 
			стремился на этом заработать. Просто записал своего любимого 
			композитора.
 
 ГН: На 
			родину не тянет?
 
 ИН: 
			Нет.
 
 ГН: 
			Ностальгию не испытываешь?
 
 ИН: Я 
			испытываю ностальгию по консерватории 60-х - 70-х годов. Дряни было полно, но и 
			хорошего тоже достаточно.
 
 ГН: Так 
			это -  ностальгия по юности, она присуща большинству из нас. По кому 
			ты больше всего  скучаешь?
 
 ИН: По 
			Евгению Васильевичу Малинину. Это был потрясающий человек.
 
 ГН: Я его, конечно, знал. Один из наиболее преданных учеников деда, друг отца. О нем 
			Зак говорил, что у отца есть «рука сверху»?
 
 ИН: Да, 
			думаю, что именно о нем, хотя вслух Яков Израилевич не уточнял, кого имел в 
			виду. Я же сказал, что он был немного трусоват.
 
 ГН: Ты 
			живешь в Сдероте. Давал там концерты во время арабских бомбежек. Трудно 
			было?
 
 ИН: Да. 
			Невозможно жить и работать в городе, который бомбят уже три года. Причем, в 
			пределах «зеленой черты». Вы, поселенцы, и сотой доли этого ужаса не испытали. 
			За роялем надо думать о музыке, а не о том, когда и где упадет очередная ракета. 
			В первую очередь во время занятий, а уж во время концерта - и подавно. Кстати, 
			как бывший солдат, служивший и в СССР и в Израиле, могу сказать, что израильская 
			армия очень уступает советской. По многим показателям.
 
 ГН: Как 
			непатриотично...
 
 ИН: 
			Патриотично - говорить правду. Непатриотичен идиотский «ура-патриотизм».
 
 ГН: Что 
			ты собираешься делать в ближайшее время?
 
 ИН: 
			Играть...
 -----------------
 
 (Кликнув на линк -можно на видео прослушать, как  играет Игорь Наймарк.)
 
 1-  Igor Naimark 
			-"Caruso" (Adaptation by Igor Naimark)
 http://www.youtube.com/watch?v=Rfw_dbA3LkE
 
 2- Monty 
			"Chardash" (Adaptation by Igor Naimark)
 http://www.youtube.com/watch?v=b7LncO1vzjA
 
 *  *  *  *  *  *
 
 Музыкальная встреча
 (Беседа у рояля)
 
 Мой  рассказ - о замечательном
			человеке, пианисте, композиторе, дирижере, Музыканте  с большой буквы – Игоре
			Наймарке.
 
 Мой собеседник- 
			человек средних лет с   карими живыми глазами, в которых светится
			юмор и глубокий интерес к нашей беседе.
			Руки, словно крылья птицы, легко пробежавшие по клавишам, сразу приковывают
			взгляд и оторваться уже невозможно - 
			тонкие пальцы нежно касаются клавиатуры и льются очаровывающие звуки
			вальса Шопена…
 Беседа, состоявшаяся между нами, произвела на меня неизгладимое
			впечатление. И вы, мои дорогие читатели,
 поймете – почему. Но об этом  немножко позже. А
			сейчас – минуточку терпения.
 
			 
						-Игорь, ведь Вы начали играть на рояле с трех лет, это правда? И как
			это   произошло?  
			 
			           
			-Да, это правда. А произошло это очень просто – в моей семье  все были
			музыканты. Дедушка – виолончелист, бабушка – пианистка, соученица Эмиля
			Гилельса, она же и была моей первой учительницей, мама – певица, дядя –
			пианист, создавший впоследствии первое в СССР джаз – трио. Я  подошел к инструменту  и стал подбирать “Колыбельную” Моцарта,
			которую мне пели перед сном. Вот с этого все и началось.
 
			 
			При этом его рука нежно погладила своего
			друга – небольшой рояль фирмы ”Ямаха”.
			 
			             -В той жизни у меня был настоящий “Стенвей”
			, от которого я получал неописуемое удовольствие. Я стал учиться музыке сначала дома, потом в
			Харьковской спец. муз. Десятилетке, последние годы занятий в школе брал уроки у
			Д.Башкирова, Я.Зака. Готовился ко многим международным конкурсам, хотя мой
			учитель Я.Зак их не любил и называл спортивным соревнованием, подобным прыжкам
			в высоту.
 Принимал в них участие и много раз выходил победителем. Самым памятным был  для 
			меня конкурс им. Н.Лысенко во Львове, где мне, несмотря на мою “пятую
			графу”, все – таки удалось получить звание лауреата, хотя было очень тяжело. И
			когда объявили, что я победил, зал  аплодировал стоя.
 
			  - Игорь, а как Вы и композицией
			успевали заниматься, и дирижированием?
			 
			 
			 -Видите ли, город, в котором я родился и жил до Москвы – город 
			высочайшей культуры и искусства – Харьков. Во всяком случае таким я его помню и 
			он остался таким в моей памяти навсегда, несмотря на то, что я уже около 20 лет 
			живу в Израиле.- Я уехал в Минск потому, что я был в
			1987 году солистом Росконцерта, Белгородской, Харьковской и Минской филармонии
			одновременно, а в Минске  было больше
			всего работы, да и хотелось больше общаться творчески – мой дядя, А. Эскин,
			джазовый пианист, работал тогда со многими коллективами, вт. ч и с “Писнярами”,
			В.Вуячичем, джаз – трио, я был из –за этого “выездной”, но только в “Ближнее”
			зарубежье – Болгария, Польша, Словения и другие.В Харькове жила и преподавала в 
			консерватории родная сестра Владимира Горовца, Регина, и мне посчастливилось, 
			что великий маэстро меня слушал и пророчил мне большое 
			будущее.
 Мне посчастливилось, что я знал 
			таких замечательных людей, музыкантов, композиторов как Дмитрий Клебанов, отец и 
			сын Борис и Павел Яровинские, Владимир Золотухин, Валентин Борисов, и другие. Я 
			учился факультативно композиции у Д. Клебанова, а дирижированию у Д. 
			Злобинского. У меня и сейчас остались мои друзья в Харькове, музыканты, 
			музыковеды, композиторы, дирижеры.
 - Игорь, 
			по каким причинам Вы уехали в Минск?
 
 -А дальше?
 - А дальше уже не выпускали. Не доверяли,
			очевидно. Боялись, что останусь. Да, впрочем, и правильно боялись – остался бы,
			конечно, тем более, что родственники в Америке были.
 
 - А почему Вы все – таки уехали в
			Израиль?
 - В Израиле мне предложили место
			работы в Тель – Авивской музыкальной Академии. Я и сейчас 1 день в неделю
			продолжаю там работать. Играю, выступаю где могу.
 
 Мои дорогие друзья, пришло
			время сказать вам
 о том, что мой собеседник – инвалид в инвалидном кресле.
 И на
			вопрос, “Игорь, а как же Вы играете? ” он отвечает – руками. И с Божьей
			помощью.
 
			Сила и Воля этого человека
			поражают! Там, где играет
			талант – для болезни нет места.
 
			Под его руками рояль звучит,
			как оркестр, и слушая его – забываешь, не ощущаешь, что человек, который сидит
			на сцене страдает от болей и принимает препараты химиотерапии.В его музыке слышен вызов
			судьбе, усадившей его в инвалидное кресло.
 
			“Я не сдамся” слышится лейтмотивом
			в сонатах Бетховена, « … Только человек, столько страдающий, может так
			гениально играть” – так говорил об Игоре его друг, дирижер Менди Радан.- Простите великодушно, Маэстро, но
			как – то очень странно все это выглядит. Просто непонятно – как у такого
			музыканта, последнего ученика Зака, пианиста из плеяды учеников Нейгаузовской
			школы, могла так сложиться жизнь, что Вы сейчас находитесь практически на гране
			бедствия?Высокую оценку его мастерства
			дал главный дирижер Израильского Филармонического оркестра Зубин Мета –“ Этот
			музыкант –  украшение любой концертной
			организации мира.”
 
 - Игорь, простите меня за, может
			быть, бестактный вопрос: почему Вы сейчас так мало выступаете? Вам это сложно в
			связи с Вашем состоянием здоровья или есть какие – либо другие причины? Ведь
			музыкант Вашего уровня просто обязан играть и быть очень занятым концертами по
			всему миру – таких как Вы- единицы.
 
 - Ситуация абсурдна – это правда. Мое
			самочувствие не блестящее,  но и не является
			причиной моего вынужденного бездействия. Главная причина – это отсутствие
			постоянного менеджера, человека, заинтересованного в продвижении моих
			выступлений как солиста и как ансамблиста, что я тоже очень люблю. Я имею в
			виду как сонатные вечера, так и игру в качестве концертмейстера. Мне
			приходилось выступать с замечательными музыкантами, ныне известными
			профессорами музыки, дирижерами, вокалистами и инструменталистами.
 
 - В жизни часто так бывает, что
			возникают какие – то  непредвиденные
			помехи, обстоятельства, ниспосланные свыше. Судьба и путь людей искусства очень
			часто бывают тернистыми и не всегда заканчиваются успехами. Достаточно
			вспомнить, как Мендельсон обнаружил рукописи Баха, в которые лавочник заворачивал
			продукты.  Или Шуберта, который при жизни не слышал ни одной своей симфонии,
			Моцарта, умершего от болезней в нищете и многих других талантливейших людей,
			которых не увидела сцена и не услышала публика, которым Фортуна не улыбнулась.
			Моя проблема в том, что я, став инвалидом, могу передвигаться только с
			сопровождающим, и не все менеджеры согласны брать на себя лишние заботы. А моя
			болезнь – это в какой – то степени стимул высказаться. Мои концерты это
			исповедь, это признание в любви и вере в Бога, в Его милость, Его силу, Его
			благословение меня и моих слушателей. Когда я играю на сцене – боли отступают,
			приходит чувство очищение, катарсиса, наслаждения от сознания того, что я живу,
			играю, творю. На это время я забываю об овсем: о болезнях, о сложностях современной
			жизни, о жестокости этого  мира – остается
			только инструмент, музыка, я и моя публика. Если бы я был индусом, то я назвал
			бы это состояние нирваной. Это понятно, что у меня, как и у любого другого
			музыканта самое главное желание – выступать. Я выступал с концертами по всему
			миру и надеюсь, что Господь поможет мне найти человека, который бы занимался
			организацией моих концертов. Я верю в милость Божью и это помогает мне бороться
			с моим недугом.
 
			 
			 
			От себя хочу добавить, что
			если вы хотите послушать, как играет Маэстро Игорь (Гарри) Наймарк  – вы можете набрать в Youtube следующий адрес: www.youtube.com/user/igornaimark. Там вы найдете и Концерт - 2 С.В.Рахманинова с оркестром, и выступления с разными
			коллективами и исполнителями.
 А если кто – то захочет помочь ему, поддержать
			его – я думаю,
 что он этого достоин.
 Если кто – то предложит менеджера или продюсера
			– огромное спасибо.  Или организует его
			концерты или выступления – будет просто замечательно.
 Такие люди, как Игорь,
			должны продолжать играть, творить, приносить людям радость и наслаждение своей
			игрой.
 Давайте под держим человека, которого я не боюсь назвать героем и
			поможем ему,
 давайте не оставим его в его беде. Если кто – то захочет помочь
			или обратиться, то его
 email
 в
			интернете
 
 igornaimark@hotmail.com
 
			 
			Телефон: +972544892806
 
			 
			(Беседу у рояля провёл журналист
			М. Ошер)
			 
			Youtube: www.youtube.com/user/igornaimark
 
 Линки для прослушивания- просмотра
 
 
			    Piazzolla Liber Tango Adaptation 
			by Igor Naimarkhttp://www.youtube.com/watch?v=o1D6l-yPTPc&feature=related
 
 Monty 
			"Chardash" (Adaptation by Igor Naimark)
 http://www.youtube.com/watch?v=b7LncO1vzjA
 
 
 Igor Naimark 
			-"Caruso" (Adaptation by I.Naimark)
 http://www.youtube.com/watch?v=Rfw_dbA3LkE
 
 
 Игорь, счастья Вам, здоровья
			и удачи!
 
 |