ДРУГОЙ-35. Лагерь. 

Военизированный детский сад. Так называют настоящие военные эту пародию на армию. А в самом деле, почему бы месячишко не повалять дурака на совершенно законном основании? Поиграть в настоящих солдатиков — это ж одно удовольствие. 

Пока искали одёжку и обувку соответствующие моим габаритам, я веселился, наблюдая превращение нормальных людей в каких-то серовато-зеленоватых чучел. Скольких хозяев сменили эти одеяния и каким запредельным физико-химическим воздействиям они подвергались — того не ведаю, но результат впечатлял.  Как и неожиданное повышение в чине Серёжки Черенкова. До института он успел отслужить на флоте, где дорос аж до старшины второй статьи. И тут он стал просто старшиной. Даже я, человек абсолютно мирный и даже где-то пацифист, знал, что флотские старшины — это сержанты во всей остальной армии. Как могло этого не знать наше, вроде бы военное, начальство? Свежепроизведенный старшина просвещать товарищей офицеров не стал. Институт мы все закончим одинаковыми лейтенантами, а тут есть возможность повыпендриваться, так почему бы нет?                                     Через несколько часов и на меня нашли управу, вернее — справу, и я тоже облачился в текстильно-жестяные и кирзовые доспехи. 

Вся эта беготня с автоматами и преодоление вроде бы препятствий была рассчитана на средний (не шибко высокий) уровень физподготовки нормального студента, поэтому нагрузки мне даже не хватало. Особенно йоги, к которой Оля приучила меня самого начала наших с ней занятий. А после этих полутора месяцев в Индии, после уроков Чарны и Раджива, мне уже просто тоскливо было без этих упражнений. Прямо-таки абстинентный синдром. Но выполнять динамику и асаны во всей этой амуниции и в кирзовых сапогах — это даже не извращение, этому вообще приличного названия не придумано. 

Приходилось использовать для занятий отпущенное отцами-командирами “личное время”. Между какими-то складами-бараками нашлось заросшее травой местечко, где, судя во всему, давно не ступал сапог человека. Часа мне хватало вполне. 

— Да погоди ты, дай посмотреть. Как красиво! И сам парень какой красивый! 

Разве можно такое стерпеть? Да ещё на фоне неотмщённой обиды за топографию. 

— Курсант Штерн! Курсант Штерн, я к кому обращаюсь?! Встать! Смирно! 

— Вы обращаетесь ко мне, товарищ майор. Но, если я исполню ваш приказ, вашей девушке это, возможно, понравится, а вот вам... 

— Встать!!! Смирно!!! 

Как и предполагалось, а также вполне доброжелательно предостерегалось, исполнение приказа произвело на майора и его пассию очень разное впечатление. Я вежливо попросил разрешения одеться. 

—  Три наряда вне очереди!  Нет!  На  гауптвахту  законопачу! 

—  За что? 

—  Отставить пререкания!  За такое нарушение дисциплины, за вот такое наглое поведение, за внешний вид!  (Далее последовал набор общеармейских идиоматических выражений.) 

—  Сейчас у меня личное время.  Это личное время я трачу на повышение своей физической подготовки.  Для выполнения упражнений мною выбрано самое уединенное место в пределах периметра воинской части.  Каким уставом запрещается военнослужащему заниматься в свободное время физкультурой?  Каким уставом предписывается форма одежды или запрещается её отсутствие при выполнении физкультурного комплекса вне групповых занятий?  И, можно мне, наконец, одеться согласно уставу?  Не голым же мне на гауптвахту следовать? 

—  Так и пойдёшь, сукин сын!  Кругом, марш! 

—  Что доложить дежурному по  гауптической  вахте? 

—  Что я, майор Рубинов... 

—  В компании с гражданкой, не имеющей никакого отношения к данному воинскому подразделению, забрался  в  самое  укромное  место  на  всей  территории воинской части и  обнаружил  там  курсанта,  в  его  личное  время  занимающегося  физкультурой.  Разрешите исполнять? 

Строевым шагом я направился к проходу между складами. 

—  Стой!  Стоять!  Одевайся. 

Приведя себя в пристойно-военный вид, я предложил: 

—  Товарищ майор, хотите, я вам тут коврик оставлю?  А то у вас с собой ничего нет. 

Под трубный рёв раненого слона я покинул полянку.  Коврик я им оставил.  Во-первых, из человеколюбия — там до чёрта каких-то колючек в траве.  А во-вторых, я и так  его  всегда  оставлял.  Лень таскать туда-сюда каждый раз. 

В программу всей   этой военно-медицинской "Зарницы" входила чистка оружия. Сперва просто так, а потом после стрельбы. Не нужно быть особо разумным, чтобы сообразить: оружие, которое не стреляло, оно и без того чистое. Ну, пыльное маленько. А вот после пальбы холостыми оно становится очень грязным. У нас полно было ребят, которые в детстве в войну не наигрались. Так почему бы и не пожертвовать эти игрушки на их развлечения, явив душевную и материальную щедрость, и душевную же широту? Образцово-показательно отдраив один раз своё грозное оружие, я заполнил просвет ствола промасленной тряпочкой. При такой нехитрой рационализации доведение доверенного мне огнестрела до идеального состояния требовало минимума телодвижений и только чуточку времени. Надо же было изображать занятость важнейшим воинским делом. 

Поскольку оружие было и в самом деле чистым, попытки Рубинова расквитаться со мной (Вот кто ему донёс?) на этом деле окончились ничем. Ни в одном уставе не написано, сколько холостых патронов следует потратить во время беготни. Если таковой цифры нет, то почему бы ей не быть нулём? 

К середине месяца всё это стало мне надоедать. Стало откровенно скучно и противно. Неинтересно. Поэтому, когда мне сообщили о срочном вызове к набольшему начальнику — зав. военной кафедрой полковнику Преснякову, а заодно — что начальник на меня гневаться изволит, я даже обрадовался: хоть какое-то разнообразие и смысл во всей этой бессмысленной канители. Явившись к полковнику, едва переступив порог его кабинета и даже не успев представиться по уставу, я был сходу ошарашен вопросом: 

— Что ты натворил?! Признавайся! 

— Товарищ полковник, последнее, что я натворил, это была политинформация. Согласен, была не совсем в стандартной форме. Я прочитал лекцию на тему "Океаны и геополитика", но вы же сами одобрили, а потом похвалили. 

— Какого хрена ты тут Ваньку валяешь? Какая, на... лекция?! Что ты натворил, что на тебя вот запрос из "органов" поступил? Да за тобой сейчас приедут оттуда! 

Полковник здорово встревожен, даже напуган. Он же тут за всё отвечает и, пока всё тихо и спокойно, у него здесь отпуск на рабочем месте. И вот на тебе. 

— А вам не доложили, в чём дело? Не знаю, никаких преступлений я не совершал. Это совершенно точно. Может быть, какая-то ошибка?  

— Признавайтесь, курсант Штерн. Чистосердечное признание облегчает участь. 

— И продлевает срок, товарищ майор. 

Майор чист, как ангел божий. Он с удовольствием бы мне подгадил, но сейчас он просто наслаждается бедой, в которую я угодил без малейших его усилий. Ну, это ему просто так кажется. 

— Ты ещё шутишь? Что натворил, говори! Садись, пиши объяснительную. 

— О чём? Я ни в чём, не виновен. За мной едут? Вот приедут, выясним в чём дело. Скоро они будут? Может я пока выйду, чтобы вам тут  не  мешать? 

Меня остановили и велели сидеть, пока за мной не приедут. Рубинов передвинул стул и уселся у входной двери, загородив мне возможный путь побега. Это при открытом настежь окне аккурат за моей спиной. На первом и единственном этаже. Стратег, однако. Ладно, подождём. От нечего делать, я занялся выполнением сложных мудр, а то как-то я совсем забросил это дело. Было не до того. Интересно, профессор Чатурведи не оставил эту тему? Моя гипотеза ему тогда очень понравилась, но мало ли мертворождённых гипотез. Оба кафедральных офицера созерцали мои упражнения с великолепным недоумением на лицах.  На их предыдущие вопросы я не ответил, поэтому они сейчас не спрашивали, дабы не уронить достоинства перед студентом.  Но им же интересно! 

Телефонный звонок и короткая команда: пропустить. Удар в спинку стула, на котором сидел майор. Если дверь открывается внутрь, так уж ты её или запирай, или подпирай, а не сиди в полуметре. А то несолидно получается, понимаешь. 

Вошедший — мужчина лет тридцати пяти, одетый по-летнему — представился: 

— Капитан Ермолаев.  

Читать его было очень легко, поэтому, если у меня и были вначале какие-то опасения, то сейчас они совершенно обнулились. Своё удостоверение он предъявил полковнику, после чего продолжил: 

— Здравствуйте, товарищи. Вас предупредили о цели моего визита? О, сам вижу. Марк Борисович Штерн, не ошибаюсь? 

— Так точно, товарищ капитан. 

Я браво вытянулся во фрунт. 

— Курсант Штерн! Прибыл согласно полученному приказанию. 

Капитан в штатском усмехнулся, мы обменялись рукопожатиями. 

— Андрей Владимирович. Рад познакомиться. Наслышан о вас, Марк Борисович. А теперь вот приехал за вами. Вы очень нужны... 

— Батоно Георгию Вахтанговичу? 

— И ему тоже. Но это потом. Вы собирайтесь пока. И переоденьтесь. Вид у вас, конечно, уставной... Ах, да! Товарищ полковник, вашего студента я у вас забираю. Вот предписание. Когда у него экзамен по вашей дисциплине? Если не успеет, то по уважительной причине. Пожалуйста, не ставьте сходу "неуд" за неявку. Потом мы всё уладим. 

— Андрей Владимирович, соберусь я мигом, но вот переодеться — проблема. Всё на складе. 

Полковник взялся за телефонную трубку. 

—  Я сейчас распоряжусь. 

— Николай Петрович, товарищ полковник, давайте я сам туда сбегаю. Сдам всё по списку, там же переоденусь и вернусь сюда. Так будет быстрее. Если вы не против, конечно.   

Проходя мимо майора Рубинова, шепнул ему: "Коврик на том же месте. Дарю". И с места развил максимальную скорость. 

С капитаном Ермолаевым у нас сразу сложилось полнейшее взаимопонимание. Пока мы ехали до города, он рассказал мне много интересного.                                                                      Оказывается, пока мы с Олей постигали тайны йоги, тантры и Аюрведы, в Москве здорово продвинулись по теме "дымной завесы". Вроде бы даже удалось идентифицировать вещество, а вернее, целую группу веществ, создающих этот эффект. Уже есть какие-то идеи по сотворению детектора, но всё упирается в трудности контроля. Пока только мне, Оле и Юрке удавалось безошибочно определять наличие в воздухе медиаторов страха. Анна Витальевна со своей группой провела громадную работу, и они отыскали ещё несколько человек, способных ловить такие химические сигналы. Теперь требуется уточнить, ловят ли они именно то, что надо, и, если да, то перспективы откроются самые радужные. 

Олю сейчас отвлекать нельзя. Она до предела занята своим заводом и ещё они с Таней пытаются выработать более или менее упорядоченную методику реабилитации таких пострадавших, как Коля. Такую, что бы ей можно было обучить других. Не Других, а именно других нормальных людей.  Кого-то вроде моих "гетер", только уже не боевых, а наоборот — милосердных. 

 Каревой одного Юры мало.  Дело даже не в том, что он не может  везде  и всё успеть.  Его данные необходимо с чем-то сравнивать, иначе неизбежен конфуз, как когда-то  с  профессором  Блондло,  который  один  видел  свои  лучи,  как  оказалось  — вполне себе мнимые. В общем, по Маяковскому: единица - вздор, единица — ноль.   

— Андрей Владимирович, есть что-то ещё. Из-за пары-тройки недель вы не стали бы выдёргивать меня из этого пионерлагеря. По "дымной завесе" работы не на один год.  Протестировать новых индикаторов, так их назовём, можно за несколько дней.  Но забрали-то вы меня насовсем, до начала семестра, не меньше. Нет, больше. Отбор “гетер милосердия”. Их первичная подготовка. Так? 

Капитан утвердительно кивнул. В этот момент какой-то мотоциклист, не рассчитавший обгон, вылетел на встречную полосу через две сплошных и оказался прямо перед нами. Обочины практически не было. Дорога шла в выемке, и с обеих сторон поднимались крутые откосы. К тому же мотоцикл несло вправо, и столкновение казалось неизбежным. Ермолаев среагировал молниеносно и парадоксально. Он взял резко влево, и мы очутились на встречке позади автобуса, из-за которого вылетел мотоцикл. Так же круто вернул нашу машину на законную полосу, разминувшись с лихим мотоджигитом буквально в нескольких сантиметрах. Позади нас машин не было, и, если этот придурок справился с управлением и не врезался в откос, ему сказочно повезло. Несколько долгих секунд мне понадобилось чтобы прийти в себя. Ну, крут капитан Ермолаев! Прямо цирковой трюк. 

—  Идиот!   

Это было его единственной реакцией на происшествие.  Внешней реакцией.  Мне-то видно было глубже.  Колоссальное самообладание. 

—  Вы мастер  по  автоспорту? 

—  Нет, просто жить хочется. Так вот, насчёт "гетер милосердия", как ты их назвал.  Ты не задумывался, что там  не  только  Коли,  но  и  Маши?  Нет.  А вот, задумайся. 

 Некоторое время ехали молча. Было о чём подумать. Что на самом деле происходит в этой азиатской стране, я и понятия не имел. Слухов и всяких непонятных разговоров было предостаточно, но не до них мне было. Очень далеко от моих интересов и занятий. Да, какие-то военные действия. Бывают раненые. Бывают сложные случаи, когда в равной степени повреждаются тело и душа, а иногда душа повреждается сильнее, вот как у Коли. Раненых надо лечить. Наши с Олей приёмы оказались лучше, действеннее обычных медицинских методов. Отрабатываем, пытаемся из импровизаций сделать метод, а если сможем научиться передавать его другим, научимся учить — так и этим займёмся. Спасать надо ребят. Почему только ребят? 

— Андрей Владимирович, много их там? 

— Процента полтора. Но им намного хуже. Именно потому, что их мало. 

— А совсем без них там никак нельзя? Мне один наш препод объяснял, что там не настоящая война, и правила совсем другие. Ну, ладно, медсёстры там... Мало парней - фельдшеров? За столько времени подготовить же можно было. Зачем туда девчонок посылать? Одна на сотню мужиков. Без всякой стрельбы с ума можно сойти. Какая сволочь их туда загоняет? 

— Сволочи никогда в дефиците не были. Но они и сами туда лезут. За деньгами, за женихами, за... чёрт их разберёт — за чем. За приключениями на свою задницу! Или на другое место. 

— Не пускать. 

— Туда никого не надо было пускать! Лезть туда вообще не надо было. Стратеги, мать их!                                                                                                                                                                                —  Надолго это всё? 

— Не знаю. Никто, наверно, не знает. Но ни завтра, ни послезавтра это не кончится. Ладно, оставим эту тему. Не наш уровень. Сейчас едем к тебе. Приведёшь себя в порядок, соберёшь, что тебе нужно. Если надо уладить что-то, времени тебе хватит. Вылет завтра вечером, всё успеешь. 

— А куда летим? 

— Ты летишь. В Москву. Будешь работать с той же группой, что и раньше. 

— А жить не у родственников. И не на “полигоне”. В ведомственной гостинице. Где-то рядом с нашим хитрым НИИ. Чтоб не тратить время на дорогу. И охранять проще такое народное достояние. Систему контроля уже наладили? 

— Мимо. На этот раз ты ошибся. Никто за тобой ходить не будет.  И усложнять тебе жизнь нет смысла.  Просто старайся не создавать лишних проблем ни себе, ни людям. Я же сказал: ты очень нужен. Такой, какой ты есть. Мне нет смысла тебе врать, это ж с тобой бесполезно, как мне говорили. 

— Вот и хорошо. Но, честно говоря, если можно не сидеть на голове у родственников, это здорово, а то меня уже совесть мучает. У них же своя жизнь. 

Капитан Ермолаев довёз меня до самого дома, вручил на прощание не сильно толстую папку с бумагами и, пожелав всяческих успехов, укатил. А я потопал к себе — разбираться и собираться.