Капитан оставил на буксире «Норильчанин» команду из пяти человек, чтобы охраняли имущество и помогали спасателям при буксировке парохода.

  Мне не посчастливилось участвовать в походе каравана из Лужской губы в Ленинград. Капитан приказал мне и Владимиру вернуться в училище и согласовать с начальником практики Израилем Менделевичем Израилевым дальнейшую нашу судьбу.

  Сердечно попрощавшись с экипажем, мы рванули семимильными шагами в Ленинград. Я надеялся на скорый отпуск и встречу с родителями.

  Владимир грустил, что его разлучили с горячей Валентиной, и свободное от него место займёт кто-то другой из моряков.

   – Ишь, чего захотел! – развеселился Израиль Менделевич, выслушав мою подсказку, что был не прочь махнуть хоть сегодня на родину. – К мамке под юбку, к девкам под ручку. А работать кто станет на флоте в разгар навигации?

  Пожилой мужчина нахмурил шутливо кустистые чёрные брови, подошёл ко мне и протянул мне руку, здороваясь. Я пожал осторожно её, ощутив в своей руке лишь два пальца, поэтому недоумённо посмотрел в бесцветные глаза моложавого и всегда насмешливого начальника практики.

   – Ты не понял, почему два пальца только получил от старого еврея? – спросил он.

  Я в ответ пожал плечами, не понимаю, к чему клонит взрослый человек.

   – Когда подрастёшь, больше получишь, – довольным голосом хмыкнул он. – Значит так, слушайте меня внимательно, юнги. Через неделю оформите пропуск на Канонерский завод, и вперёд, с песнями отправитесь снова на буксир «Норильчанин». Там он будет поднят на эллинг, поможете с ремонтом и отправитесь в плавание на нём, куда прикажет ему и вам морская судьба. А пока можете пожить в своём ротном экипаже. Ваши кровати стоят на месте, как знаете. Только не забудьте у дежурного по училищу стать на довольствие в столовой. Всё понятно?

   – Так точно, товарищ Израилев, – без особенного азарта ответил я.

   – Не грусти, парень, успеешь еще подержаться за дойки подруг, какие твои годы!

  Я кивнул, соглашаясь, и поспешно вышел с Владимиром из кабинета начальника практики.

   – Ты куда теперь? – спросил я Владимира, когда записались у капитана второго ранга на проживание и довольствие в училище на семь дней.

   – Пойду к Жанне, узнаю, свободна ли она теперь. Потом видно будет, а дома меня не ждёт никто. Мама пьёт поди каждый день, а отец давно живёт с другой семьёй. А ты?

   – Пожалуй, рвану домой, если надумаю. Так что, если уеду, то налегай за меня на завтраки и обеды, – ответил я, удивляясь, когда успел однокурсник навести любовные мосты к разбитной тридцатипятилетней медсестре Жанне при училищном медпункте. Парень оказался не промах везде, как оказалось, и я спросил:

   – Так она с капитаном третьего ранга крутит роман. Он же её шеф, начальник медицинской службы училища.

   – Так мне не детей крестить с ней. У неё хватает радости не только на нас.

  Через неделю я вернулся в училище. И на следующий день с утра отправился с Владимиром на Канонерский завод, где стоял на эллинге наш буксир.

  С начала 1960-х годов Канонерский завод выполнял работы по переоборудованию, а впоследствии и плановый ремонт практически всех научно-исследовательских судов Российского космического агентства, обеспечивающих запуск и сопровождение спутников – от самых первых до современных: т/х «Космонавт Виктор Пацаев», т/х «Космонавт Георгий Добровольский» и других. Для этого были предусмотрены плавучие доки.

Эллинг – сооружение на берегу моря, реки или озера, оборудованное для строительства и ремонта судов. В них размещается наклонная к воде узкая площадка, называемая стапелем, с расположенными на ней дорожками для спуска судов на специальных салаках.

  Всё это я записал в своём личном журнале, освещавшем этапы морской практики этого года.

  Пароход на суше предстал перед нами огромным плавучим домом, выброшенным на сушу. Я даже удивился сколько крашенного красным суриком железа пряталось под водой. Где-то на середине можно было увидеть на корпусе рваную дыру длиной в полтора метра и шириной до пяти сантиметров.

  На борту не было видно ни души. Сверху свисала железная узкая лестница длиной не меньше семи метров. Казалось, неживой пароход ожидал нас под летним солнцем.

  Мы уцепились за перекладины лестницы и стали карабкаться наверх. Импровизированный трап цеплялся сверху за планширь и свободно свисал до земли. По борту прижималась вплотную, как к девушке, ниже скулового пояса держала дистанцию. Под нашими ногами лестница прогибалась и била по железу судна, издавая ужасный грохот, поэтому наверху вахтенному трудно было бы не понять, что вот-вот нагрянут гости.

  Нас встретил рыжий кочегар Боря с белозубой улыбкой до ушей.

  «Хоть завязочки пришей», – подумал я и улыбнулся в ответ более скромно.

  Парень рассказал нам, что их, троих братьев, оставили на судне, потому что жить им было в городе негде, кроме общежития от пароходства для плавсостава.

  Боцман, два механика, капитан, второй и третий штурмана – семейные люди – приходят из дома утром и работают до вечера. Остальные члены экипажа получили отгулы на время ремонта буксира.

  Мы заняли прежнюю, обжитую нами каюту, которая почти просохла уже от вторжения морской воды.

  Электроэнергия подавались с берега. Душевые и туалет были закрыты на ключ. Воду для чая и работы брали на берегу из гидранта.

  Каждый член экипажа получал задание на день. Потом волен делать всё, что придёт в молодецкую голову.

  Я корректировал карты с третьим штурманом Дмитрием Петровым. Второго штурмана вдруг вызвали в отдел кадров пароходства. Юрий Иванович почему-то попрощался со всеми и отправился с вещами на выход, словно знал, что ждёт его дальняя дорога. Мы не придали этому значения сначала.

  Потом дошли слухи, что Юрия Ивановича повысили по службе, сделали старпомом, но на каботажных судах. Ему закрыли визу и отправили для работы в город трески и тоски в славный заполярный Мурманск. Никто, кроме меня, не понимал решения отдела кадров. До меня дошло, что каким-то образом первый отдел узнал о флирте мужчины в городе Гданьск, но я не стал рассказывать коллегам об этом.

  «Лучше семь раз помолчать, чем один раз ляпнуть», – умненько подумал я по этому случаю.

  Мы ходили питаться в заводскую столовую. Туалет и душевые использовали при сварочном цехе. Он находился ближе всех к нам.

  Одним словом, быт и работа были налажены вполне сносно, практика продолжалась для нас, курсантов третьего курса, дальше.

  Вскоре я получил задание от боцмана, стать на сутки вахтенным возле трапа. Я с утра спустился по трапу на землю, где намеривался, как полагается, провести целый день. Боцман Федя, чтобы служба не казалась мне мёдом припёр ведро с краской, стальные щётки, кисти, валик и приказал зачищать поржавевшие места ниже ватерлинии и закрашивать их суриком.

  Кто бы поспорил с ним по этому поводу, я же взял под козырёк и принялся работать с душой, как говорится. Первым делом оборудовал сигнальный пункт для гостей судна. Я нашёл кусок трубы метра полтора, покрасил его свинцовым суриком. Затем прикрепил недалеко от трапа кусок фанеры, написал на нём:

«1. Днём лупит звонком три раза со всей дури.

2. Вечером – два раза вполсилы.
3. Ночью – один раз и очень осторожно».

  И поставил трубу рядом с фанерой.

  Капитан увидел моё творчество, скривился, словно раскусил клюквину, и пробормотал себе под нос:

   – Бездельем маетесь, молодой человек.

  Я сделал вид, что не расслышал и стоял истуканом возле трапа.

   – В понедельник с утра придёт морской Регистр, чтобы определить площадь замены обшивки на месте пробоины. Чтобы не стучать со всей дури твоим звонком важному человеку, встретишь его на земле. Я и механик будем тоже к этому времени.

   – Так точно! – ответил я, но не стал говорить кэпу, что вахту будет нести один из братьев, а именно красавец Иван. Просто передам ему, чтобы не спал в каюте, надеясь на звонок, а подобострастно встретил начальство, как положено вахтенному, у трапа.

  После шести вечера пятницы на буксире никого не осталось из начальства. Моряки укатили домой к семьям.

  Я остался до утра на вахте, но находился с книгой в каюте, уверенный, что по наружной лестницы без шума не проскользнёт даже известный по книгам майор Пронин.

  Степан, Иван и Борис принялись квасить в каюте. Они запаслись горючим ещё вчера. Владимир сгонял в город и вернулся с пивом и бутылкой водки. Он молча показал мне на «Столичную».

  Я без слов энергично помотал отрицательно головой, мол, не хочется одной поллитровкой пачкать нос в органическом веществе.

  Однокурсник понимающе кивнул, подхватил спиртное и отправился к кочегарам. Потом я слышал громкие разговоры мужчин, смех, песни под гитару Степана. Моряки хорошо сидели, похоже, пили, закусывая всё той же селёдкой из бочки. Рыбы осталось уже немного на дне, но она не кончалась пока. Хотя женатики помогали холостякам и таскали потихоньку её домой своим женщинам и детишкам.

  Утром я сдал вахту не совсем пришедшему в себя Борису. Он передаст вахту в воскресенье утром своему старшему брату Степану. Мужики не пили сегодня, устроили банный день и постирушки. Аккуратные братаны были на буксире.

  В воскресенье утром ко мне подкатил с загадочной миной на лице Иван. Владимир не ночевал сегодня на судне, вечером начистил форму и укатил куда-то.

   – Выручай, друг, – без подготовки сказал кочегар. – Стань на вахту вместо меня. У нас важное мероприятие на берегу сегодня, никак нельзя не быть на нём.

  Я не стал ломаться, ехать было некуда мне, поэтому согласился легко.

  К обеду братаны направились к парому, чтобы отбыть в город.

  Я остался один на судне и за капитана, и за деда, и за начальника радиостанции. Через час-другой походил по палубе, разминаясь, и отправился в кают-компанию к телевизору. Мне было скучно и грустно одному. На берегу не ждал никто. И я снова поклялся, что заведу себе девушку, чтобы было к кому спешить после рейсов.

  На этой мысли успокоился и даже задремал в капитанском кресле.

  Около пяти часов вечера меня потревожил звонок. Кто-то со всей дури лупил моей трубой по корпусу буксира.

  Я рванул, как по тревоге, к трапу.

  Внизу стояла большая компания. Кочегары и три весёлые яркие девушки.

  Степан поставил на место трубу, деловито закричал:

   – Вахтенный, немедленно подай конец нам!

  Я как бы не врубился в суть, глупо пошутил:

   – Вам своих мало?

  Девицы заржали, как необъезженные лошади. Самая миниатюрная из них и огненно-рыжая, как Борис, девушка закричала:

   – Девочки, как хорошенький матросик, взгляните! Тут есть кому отдаться!

     – Не дерзи старшим, сынок! – Иван показал внушительный кулак мне. – Бросательный конец подай, мы привяжем сумку с огненной водичкой. Ты осторожно вытянешь на палубу пойло настоящих мужчин и потом поможешь нам поднять жриц любви наверх. Мы гуляем сегодня.

  Степан, тоже недовольный вниманием ко мне, строго сказал рыженькой девице в короткой кожаной юбочке и светлой блузке, под которой угадывались аккуратные и упругие грудки:

   – Ты губку закатай, Зин, на место. Это не целованный парень ещё, намаешься с ним, а мы и приголубим, и оплатим услуги, и проводим в город, как полагается.

   – Да я ничего, молчу. Только пускай он меня доставит на борт, как Карлсон, на ручках, – засмеялась она. – Или слабо мальчику?

  Я промолчал и спустил конец каната вниз. Затем вытянул наверх сумку и, красуясь перед девицами, едва касаясь перекладин лестницы, слетел на землю.

  Девушки были одеты довольно модно. Полная белокурая жрица по имени Виолетта в короткой дальше некуда юбке-клёш и сеточкой колготках выгодно выставила на обозрение аппетитные ножки. Сквозь гипюровую блузку можно оценить кружевной бюстгальтер на полных грудях. Семён не зря исходил слюной, глядя на неё.

  Ещё одна девица, шатенка, стройная и длинная, как моя труба для звонка, демонстрировала бесконечные, словно от ушей, ноги и круглую, как футбольный мяч, задницу под туго обтягивающими джинсами. Цветная рубашка закрывала наглухо неразвитую грудь и впалый живот.

   – Мила, – протянула она мне узкую ладошку холёной руки. За ней присматривал Иван.

   – Александр, – осторожно пожал её ручку я.

   – Ну всё, познакомились, теперь добро пожаловать к нам. Внизу не встретишь рай, с кем ни тянись! – Степан подтолкнул Виолетту к лестнице. – Я страхую её. Иван, значит, Милу, тянет. Ну, а мальцу оставим Зину для развлечения.

   – А Борис, что станет делать? – задал я, пытаясь увильнуть от участия в сомнительной вакханалии.

 – А он первым заберётся на палубу и будет принимать скоропортящийся товар.

   – Сам ты такой, – огрызнулась Виолетта и без стеснения, задрав, заправила юбку под резинку колготок. – Где наша сестра не пропадала!

  Девица уцепилась за первую балясину лестницы. Степан восхищённо сказал, поедая взглядом, пышную корму подруги на ночь:

   – С такой не заскучаешь никогда!

  Первая связка медленно поползла наверх.

  Мила не стала оригинальничать, буднично стала на лесенку и довольно бойко устремилась за старшим кочегаром.

  Следом лез Иван.

  Зина перекрестила лоб и, посмотрев на меня, повисла на импровизированном трапе.

  Я поднимался за ней, стараясь не смотреть снизу под юбку, но это давалось с трудом. Мой безвольный взгляд время от времени рассматривал то, что порядочные девушки надёжно скрывали под одеждой.

  «Лишь бессовестный ветер мог без спроса поднимать юбку и глазеть на это безнаказанно, – пришло мне в голову. – И я подобен ему, смотрю бесплатное эротическое кино».

  Мне ни к чему было, что бесплатно даётся только сыр в мышеловке. И мне придётся за такой «погляд» заплатить высокую моральную цену.

  Уже на палубе понял, что вспотел от волнения и телесного напряжения, и был премного рад, что девицы и их кавалеры исчезли с моих глаз на нижней палубе.

 Но Зина успела крикнуть мне, что потом заглянет ко мне развеять моё одиночество.

  К вечеру прибыл Владимир Звёздочкин. Он выглядел физически измочаленным, но довольным вылазкой в город, и сразу завалился спать в каюте.

 Я отправился нести вахту в рубку. С нижней палубы доносились весёлые голоса гостей и басистые разговоры кочегаров. Там было весело.

  К вечеру я перебрался в каюту, лёг на койку и, взяв в руки книгу, принялся с интересом читать её.

  Я сразу не врубился, что кто-то сел рядом на мою постель. Это оказалась Зина. От неё несло спиртным и ещё чем-то непонятным, как мне казалось от девушки пахло развратом и чужим сексом.

  Я отодвинулся от горячего тела Зины, прислонившегося к моим ногам, и вопросительно посмотрел на неё.

   – Я слов на ветер не бросаю, малыш, вот и пришла к тебе. Меня бери бесплатно, пока спит Боря там, – девушка махнула тонкой ручкой на переборку каюты и скинула одежду.

  Меня, как поразила молния, я тупо уставился на точёное тело девицы. Её белая кожа, казалось, просвечивалась насквозь. Шее и руки украшали милые рыжие точки, похожие на муравьишек из детских картинок. Я не знал, что делать мне.

  Зина легла рядом и положила мне руки на грудь.

   – Ну? – недовольно спросила она через минуту. Я не мог ничего поделать с собой. Это был бы мой первый опыт, но брезгливость, что девушку часом раньше трогали коллеги, усилилась до непреодолимого гадкого чувства.

  Я перекинул девушку через себя и встал с постели.

   – Иди туда, где была, – сказал я.

   – И всё? – удивилась Зина. – Мужчин нет здесь или мне показалось?

   – Показалось, – услышал я голос Владимира. – Иди сюда, я докажу, что это не так.

   Девушка посмотрела на моего однокурсника и без слов направилась к его койке. Парень схватил рыжую фурию и подмял под себя.

  Я выскочил из каюты и побежал в рубку. Лицо моё горело от стыда и сожаления, что поступил так, как никто не сделал бы любой из коллег. Я пока не мог понять – правильно это или нет, и ответ получу лишь через пару недель.

  Худо-бедно я просидел в рубке до часа ночи и потом пошёл в каюту. От Зины уже простыл след. Я облегчённо вздохнул и лёг спать со спокойной совестью. Владимир не подавал признаков жизни. Оно и понятно – смертельно устал парень за эти дни. Утром я должен был встретить начальство возле трапа.

  Я стоял утром, как штык, возле своего импровизированного звонка у лестницы, скучал, когда появился боцман Федя. Он поздоровался со мной за руку и спросил:

   – Кэп на борту?

   – Нет, но обещал быть с утра.

   – Тогда обожду здесь, чтобы узнать, когда начнут кромсать днище.

     Потом пришёл морской Регистр. Советский морской Регистр судоходства являлся государственным учреждением технического надзора и классификации морских судов.

  Невысокий ростом мужчина в морской фуражке и чёрном форменном костюму с золотыми нашивками на рукавах выглядел солидно. Два поплавка о высшем образовании говорили о компетентности морского чиновника.

  Следом спешил наш капитан в такой же морской фуражке, что и Регистр.

  Мужчины поздоровались и начали разговаривать о чём-то, дожидаясь представителей судоремонтного завода. Боцман застыл в сторонке, открыв рот, прислушивался к начальству.

  Минут через пять прибыли люди Канонерского завода.

  Все совместно осмотрели повреждение судна. Они ходили, не пригибая головы, под корпусом парохода, который лежал на высоких тележках эллинга.

  Через полчаса люди договорились о сроках. Регистр определил площадь замены обшивки днища, подписал заказ на работы. Заводчане и Регистр ушли по своим делам.

  Капитан с боцманом осматривали днище, определяли места, где требовалась покраска.

  Я наблюдал за ними от трапа. Вдруг из сливного отверстия судна потекла робкая струйка, капли которой попадали на белый «аэродром» фуражки кэпа. Владимир Иванович не замечал этого пока, уставившись на киль судна, где пробивалась из-под краски обильная ржавчина.

  Ручеёк усилился сверху. Капитан отскочил от неё и скинул с головы фуражку. Отряхивая головной убор, мужчина соображал, откуда прибыла вода. И вдруг его осенило, что водичка была не простая и шла из сточной трубы мест общего пользования.

  – Боцман! – рассердился кэп. – А ну быстренько посмотри, кому приспичило в туалет на судне!

  Федя кинулся на лестницу, как на пулемётную амбразуру, и быстро перебирая короткими ножками, бойко поднялся наверх. Я смотрел с удивлением на его полный обтянутый туго брюками зад, который в мгновение ока оказался на палубе парохода. Боцман, гремя добротными ботинками, рванул в душевое помещение, предвкушая, как захватит там кого-либо из кочегаров за преступным действием.

  Он остолбенел, застав там трёх девиц, которые уже справили малую нужду, оправляли одежду.

  Скандал был страшный. Федя принёс швабру и ведро воды, заставил жриц мыть пол. Капитан вызвал к себе кочегаров и чистил их почём зря не меньше полчаса.

  Затем девиц без почестей спустили по лестнице на землю и приказали убраться от судка, как можно быстрее.

  Жрицы с ворчанием о моряках-дешёвках ушли, пообещав боцману помять морду и оборвать усы на Балтийском вокзале. Угроза не была пустой, потому что Федя ездил домой с этого вокзала. А там работали девушки. Это был их родной дом. Но боцман остался цел и даже при усах.

  Потому что уже на следующий день на пароход налетели рабочие завода. Они резали, чистили, срывали старую повреждённую обшивку, прикладывали, приваривали новую, зачищали и закрашивали швы.

  Боцман, выпросив в помощь меня с Владимиром, метался под днищем, показывая нам, где нужно сдирать до металла железо и заново красить. Мы забыли об отдыхе, работали, как лошади, чтобы успеть привести в идеальный порядок подводную часть парохода до спуска на воду.

  Капитан вызвал на борт из отпуска команду.

  Через неделю пароход спустили на воду. Затем отправились к Кронштадту определить магнитную девиацию компаса, потому что после ремонта изменилось магнитное поле судна, которое давало отклонение в их показаниях.

  После этого комиссия приняло судно в эксплуатацию. На место выбывшего второго штурмана нам прислали Николая Александровича Мозолина.

  Без замполита за границу не дозволялось уходить, но в этот раз поручили капитану эту обязанность и дали телеграмму, подтверждающую разрешение на выход без помощника капитана по политической части.

  Мы отправились, можно сказать, с полной командой в порт Выборг. Я стал рулевым при втором штурмане. Капитан доверял мне, поэтому поставил к новому штурмане в нашем экипаже.

  Порт Выборг находится в круглом, как чаша заливе. Он хорошо просматривается из города, который построен намного выше уровня моря. Мы должны были забрать морскую баржу с лесом, открыть границу и отправиться в порт Турку.

  В пятнадцать часов на другой день после швартовки в порту Выборг мне сообщил старпом Евгений Петрович, что меня ждут на проходной.

   – Кто? – поинтересовался я.

   – Какой-то гость из Питера, больше ничего не знаю, честно. Мне сообщил диспетчер капитана порта.

  Я рванул на проходную, ломая по пути голову, кто бы это мог быть. Когда увидел, то просто обомлел от неожиданности. Меня ожидала Лариса.

   – Ты? – удивился я. – Как нашла ты меня?

   – Ты не позвонил мне, и я подумала, что потерял мой номер телефона, – лукаво сказала девушка. – Ну и хотела отдать твою книгу.

  Моё сердце билось, как мотылёк, работало легко на повышенных оборотах. Мне было очень приятно, что моя новая знакомая разыскала меня.

  Она отказалась от пропуска на судно, сказала, что через три часа её электричка в Ленинград.

  Я позвонил старпому и договорился, что вернусь к вечеру. Потом повёл девушку в ближайшее кафе.

  Я познакомился с Ларисой, когда ездил на неделю к родителям. За три дня до возвращения на судно на танцах увидел её с подругой. Мне понравилась рыжеволосая стройная и очень миниатюрная девушка.

  Я поборол робость и пригласил её на танец. Потом проводил даму домой. Но сначала долго сидели на берегу заснувшего озера в лодке, разговаривали обо всём на свете.

  Мне казалось, что я знал девушку давно, так легко и приятно было наше общение.

  К сожалению, через два дня мне нужно было возвращаться на пароход. Лариса с подругой остались ещё на неделю. Они жили в Ленинграде и приехали в отпуск к дяде моей новой знакомой.

  Девушка проводила меня на поезд. На перроне договорились, что я позвоню ей, когда буду в Ленинграде. Лариса протянула мне записку с номером её домашнего телефона.

  Перед посадкой я отдал Ларисе библиотечную училищную книгу, которую держал в руках, собираясь с ней скоротать в поезде время.

   – Вот, почитай Ги де Мопассана «Милый друг», пока мы ходим за бугор. Когда вернусь, то позвоню и заберу книгу.

  Она взяла роман и положила в свою сумочку.

   – Спасибо, непременно прочту.

  На этом и расстались.

  И только в Ленинграде до меня дошло, что потерял листок бумаги с номером телефона.

  Я не мог вспомнить, куда засунул важную для меня записку, не знал ни фамилии девушки, ни адреса моей знакомой. Только имя и что проживает в Выборгском районе города на Неве. Конечно, можно будет потом узнать всё о ней у её дяди через моих родителей. Но на это потребуется время. И будет ли ждать красивая девушка, пока я разыщу её.

  С этими невесёлыми мыслями и прибыл я на буксир. Потом работа отвлекла меня.

  И вот в Выборге стоит передо мной та, которую собирался искать после практики.

  Она заметила, что очень рад ей, повеселела тоже. Лариса протянула книгу со словами:

   – Страница сто пятьдесят.

  Я подумал, что там описан интересный момент из истории авантюриста, открыл на нужном месте книгу и увидел злосчастный листок бумаги с номером телефона.

   – Вот баран! – хлопнул я себя ладонью по лбу. – А я все карманы вывернул, сумку обыскал, затем подумал, что обронил где-то её.

   – Да ты не бей так себя по голове, пригодится еще в жизни, – от души рассмеялась Лариса.

  Мы хорошо посидели с девушкой в кафе, расстались тепло на вокзале. Теперь я провожал девушку в Ленинград. И мы были уверены, что встретимся снова, когда я вернусь в город.

 На судно я прибыл таким радостным, что заметили товарищи по работе.

  Это увидел и мой однокурсник Владимир. Он улыбнулся мне, но как-то получилось у него грустно, словно угнетало чужое счастье. Я не придал этому значения, погруженный в свои личные переживания.

  И только, когда вышли в море, заметил, что Владимир ходит по судну очень странно.

  А вечером в каюте признался мне, что у него проблемы с мужским здоровьем. Он подозревает венерическую болезнь.

   – Нужно сообщить капитану пока не поздно, – предложил я ему. – Морякам разрешено лечиться за бугром в исключительных случаях.

   – Нет, потерплю, как-нибудь, а то не оберёшься потом разговоров да вопросов.

  Мой однокурсник стал очень общительным со мной. Если оставались одни, то много рассказывал о своей жизни до поступления в училище. Я охотно поддерживал Владимира, потому что чувствовал, что парню требовалось выговорится.

  В этот короткий рейс мой земляк изменился до неузнаваемости.

  В порту Турку мы оставили морской лихтер и по приказу пароходства сразу же вышли в море и проложили курс в порт приписки Ленинград. Капитан и старпом не любили заходы в родной город, потому что сразу наезжали разные комиссии и службы.

  Остальные члены экипажа, наоборот, радовались побывать дома.

  Как бы там не было мы шлепали по довольно спокойному морю Финского залива в родную гавань. Небольшая волна не мешала скорости. Ветер не безобразничал, приятно обдувал лица моряков на палубе.

    Залив сформировался во время Валдайского оледенения более двенадцать тысяч лет назад. Северные его берега скалисты, извилисты, изобилуют фьордами и шхерами, крупными заливами и полуостровами. Южные – подтопленные и болотистые, пологие. Вдоль южного берега тянется сорокаметровой высоты глинт, ранее бывший берегом Литторинового моря, а острова обнажились при обмелении ледниковых водоёмов примерно четыре тысячи лет назад, когда их уровень упал до нынешнего уровня современного Балтийского моря.

  Это случилось на моей вахте. Около двух часов второй штурман Мозолин заметил по курсу светящиеся точки.

   – Сети? – удивился он. – На судоходном участке.

  И в этот момент что-то застучало с кормы по корпусу судна. Николай застопорил машину и принялся определять точку местонахождения парохода. На мостик прибежал капитан и вызвал старшего механика в машинное отделение.

  Происшествие случилось недалеко от острова Мощный. Моряки предположили, что на винт намотался трос от оторвавшихся в шторм сетей, которые снесло на фарватер.

  Машина могла работать лишь на малом ходу. Капитан решил укрыться в одной из бухт острова и дождаться помощи. Радисту приказал сообщить в службу безопасности мореплавания о координатах нахождения опасных сетей.

  Потихоньку зашли в бухту и отдали якорь. Утром спустили шлюпку и обследовали судно с кормы, но ничего не заметили постороннего. Тогда старший механик предложил закачать воду в пустующий носовой танк, откачать питьевую воду из кормового танка. Тем самым предполагал, что нос от тяжести погрузится глубже в воду, а корма наоборот, поднимется и оголит винт.

  Капитан сообщил в пароходство о намеченных аварийных работах, получил разрешение на это и дал «отмашку» деду, чтобы начинал операцию по освобождению винта.

  Таким способом удалось оголить винт только наполовину. Но и так стало видно, как между лопастей и на валу обвился стальной трос. Его концы уходили в глубину.

  Механик решил создать бригаду моряков. Владимир напросился сам в помощники, сказал, что хорошо плавает и владеет газорезкой.

  – Откуда? – удивился я этому.

   – Спасибо папе за это, научил, пока не сгорел от водки. Классный был газорезчик, скажу тебе. Да заодно охлажу свои перегретые болезнью причиндалы в морской пучине, – охотно рассказал Владимир, надевая плавки для работы в воде. Защитный костюм парень отказался надевать, сказал, что так легче работать будет.

  Второй механик Роберт, Владимир и Семён Владимирович должны были освободить винт от троса. Степан, Дмитрий, Кирилл и Вадим должны были держать шлюпку под кормой и подавать в нужный момент ацетиленовый резак. Баллоны с газом находились на носу шлюпки.

  Всё просто на первый взгляд. Но на воде эта работа требовала сил, сноровки и смекалки.

  Шлюпку сначала закрепили канатом с судна. Потом Роберт с Владимиром опустились в море. Они держались за винт. Сначала выловили один конец и попытались его распутать. Но это не удавалось, поэтому решили резать на части его. Владимир взял в руки резак и зажёг его. Из режущего сопла вырвалось пламя. Курсант отрегулировал его и направил на трос. Вскоре кусок был отсечён от клубка и исчез в воде.

  Тут встал вопрос, как прокручивать вал.

  Дед передал механику, чтобы прокручивали для безопасности вал в ручную. Для этого было предусмотрено устройство, которое позволяло поворачивать многотонный вал на нужный угол.

  Переговорных устройств не было, поэтому расставили моряков по цепочке. Семён Владимирович говорил из шлюпки одному матросу на корме. Тот кричал другому перед нижней палубой. Потом третий бежал в машинное отделение и передавал команду.

   – Как сарафанное радио будет, – хмыкнул Владимир.

   – Предложи другой способ, – не понравилось деду его реплика.

   – Да нет, пускай так, как сказали вы. Я для слова брякнул только.

  Так, раз за разом, освободили за час две трети винта. Бригада уже праздновала победу. Последний кусок троса не давался никак. Он застрял между фланцем винта и подшипника вала. Газорезкой, не повредив винта, его было не взять никак.

   – Пускай прокрутят на триста шестьдесят градусов вал, а я потяну в сторону конец троса, – предложил Владимир.

  В это время произошла смена передающей команду цепочки на палубе парохода. Им обрисовали суть работы и расставили на местах. В машинном отделении нёс вахту Георгий Николаевич.

  Дед поддержал идею курсанта, крикнул наверх, чтобы крутили вал, пока он не скажет – стоп.

  Владимир взял в руки конец троса и приготовился тянуть его. В этот момент винт начал крутиться с большой скоростью. Курсанта утянуло под него.

   – Стоп машина! – дико взревел дед.

  Винт замер на месте через пару секунд. Ремонтная бригада замерла от шока, смотрела на воду вокруг себя, но товарища не видела нигде.

  Намотанный на вал трос вылетел и освободил винт.

  Как потом выяснило следствие, Георгий Николаевич не понял своей задачи, и решил крутануть машину паром. Сарафанное радио дало смертельный сбой.

  Владимира нашли возле левого борта судна ближе к форштевню. Его вытащили из воды. На голове была огромная рана, и парень не подавал признаков жизни.

  Я был подавлен смертью одноклассника. Пароход «Норильчанин» поставили в Ленинграде к набережной лейтенанта Шмидта на Васильевском острове. На судне началось следствие. Я дал свои показания и прибыл в училище.

  Начальник практики Израиль Менделевич поздоровался со мной за руку. Он подал мне для приветствия полную ладонь в этот раз и сказал:

   – Мне жал парня, который погиб на твоих глазах. Ну а для тебя закончилась практика в этом году. Я засчитаю её до конца октября, а пока можешь отправиться в отпуск к родителям.

  По дороге к Ларисе я подсчитал, что у меня впереди сто двадцать свободных дней.

  У меня есть время для начала нового этапа жизни, но это будет уже другая история.