ДРУГОЙ-56 ПРОДОЛЖЕНИЕ 

 Юхан задумчиво посмотрел им вслед. Да уж, этих смутишь. Однако, третий час ночи.
Пожалуй, и в самом деле, стоит освежиться перед сном. Он подтащил стул поближе к дивану, разделся, аккуратно повесил всё на спинку. Ванная у них просторная. Ничего не скажешь, сталинский дом. И ванна большая. Что они в ней вытворяют, интересно? Черт, такие мысли на ночь. Так, а вот зачем второе зеркало, кроме того, что над раковиной? Большое, до пола. Любуются собой?  Он вздохнул. Да уж, есть, чем. Видно, какое у них ухоженное тело, у обоих. Она артистка, понятно. А ему-то зачем, врачу? Соответствовать любовнице? Три раза ХА. Что-то он говорил, про эту засекреченную пару, что он лечил от ревности. Интересная такая медицина, ой, какая интересная! 

Он вытерся большим махровым полотенцем и посмотрел на себя в большое зеркало. А что, и он не урод. Ну, конечно, не такой античный герой, но всё же... Ни лишнего жира, ни брюшка. И осанка тоже вполне себе. Отец за его выправкой с раннего детства следил. Ах, чертовка! Это она так пошутила, что обрезанный очень даже красивый. Он расплылся в улыбке. Хулиганка, но какая милая хулиганка. Ладно, вот уж это у него точно не хуже. Во всех отношениях. 

Юхан обернулся полотенцем, выглянут за дверь. Никого. Кинул полотенце на стул и нырнул под одеяло. 

Заснуть никак не удавалось. Это понятно, слишком много впечатлений за этот день. Какую Мирэй он заполучил, му эмме! Это же волшебный сон. Кто будет ставить эту сцену: Робер Жаннэ? Юхан запыхтел от злости. Тухлую салаку ему в задницу, этому Жаннэ, хоть он и суперпрофессионал, и мужик классный.
Юхан представил себе эту сцену и ему стало жарко. Ну, что они так безбожно топят тут? Мороза же почти нет. Юхан сбросил одеяло. Потом перевернул подушку прохладной стороной. Через щель неплотно прикрытой двери спальни пробивалась полоска оранжевого (надо же!) света. И звуки. Негромкие. Дьявольщина. Надо думать о доме, о Яне и Тооме. О жене. Брррр! Надо о чём-то суровом и возвышенном. Не получается. Тогда — о Наташе, хм... Об Астрид, да. О ней. Какая у неё фигура, какая большая белая грудь. Белая — как брюхо камбалы, тьфу. Тьфу, наваждение прямо. Юхан, даже не заметил, что одеяло сползло на пол, а простыня скрутилась под ним в жгут. Уффф, затихли, наконец, неутомимые. Он закрыл глаза, стараясь избавиться от любых мыслей. Вроде получается. Захихикали, чтоб им... 

— Юхан, ну что вы там страдаете один. Составьте нам компанию. — это голос Марка. — Места хватит. 

Юхан замер. Это что, уже галлюцинации? Снова хи-хи. Голос Эллы: 

— Ну, идите же сюда. У нас для вас найдется эффективное снотворное, не сомневайтесь. 

Он вскочил с дивана, дёрнулся к полотенцу (идиот, киндасти!), резко сменил курс и через три шага распахнул дверь спальни. Вошёл. В приглушенном оранжевом свете на вишневого цвета простыне лежали, обнявшись, два невероятно красивых улыбающихся нагих человека. И звали его к себе. 

Когда он проснулся, было уже совсем светло, несмотря на очень пасмурный зимний день. Удивительно, но голова после такой фантастической ночи была совершенно ясной, и чувствовал он себя превосходно. Он помнил всё до мелочей, и ни малейшего сомнения в реальности произошедшего не было. И он был уверен, случись такое, ну, хоть позавчера, он тяжко страдал бы от морального похмелья. Сейчас — ничего. Кто-то пострадал, хоть кому ни будь стало хуже от его приключения? Никому. Ему самому? Чушь какая-то. Вопрос закрыт. 

— Юхан, вы же давно проснулись. Чего вы там застряли? Выходите, вам же невтерпёж. Если вы стесняетесь, вашу одежда на вешалке в шкафу. Завтракать пора. 

Он встал, с наслаждением потянулся. Как же хорошо! 

— Да ну её к чёрту. Иду. 

В гостиной был идеальный порядок. Кресла и журнальный столик вернулись на обычные места. Из открытой форточки тянет бодрящим морозным сквознячком. Крррасота! 

После душа он приоткрыл дверь ванной комнаты и громко спросил: 

— Элла, Марк! Как вы обходитесь без полотенец? Я тоже так хочу. 

— Ага, без одежды уже понравилось! Потом и этому научим. А пока вытирайтесь, и топайте сюда. Есть очень хочется. 

Юхан чувствовал себя совершенно непринуждённо за столом с этой удивительной парой.
Уплетал за обе щёки, весело отвечал на безобидные дружеские подначки и удивлялся самому себе. Он тот же самый или другой?  Что они с ним сделали за этот вечер и ночь? Да-да, именно сделали. Он вспомнил один дом в старом Таллине. Там жили его родственники. Средневековой постройки узкое серое трёхэтажное строение, плотно зажатое с боков такими же, только грязно-бежевыми. Интерьер вполне соответствовал экстерьеру: сыровато, мрачновато и старомодно-ветховато. Не антикварно, нет. Именно ветхое старьё. Но вот как-то три семьи, обитавшие в этом доме, объединились, скинулись деньжатами и славно потрудились. Снаружи дом ничуть не изменился. А вот внутри — внутри дом помолодел на столетия. От былого старья остались какие-то особо ценные реликвии, но остальное: светло, свежо и празднично. Знаменитая на весь Союз рижская мебель, югославские люстры и (кто-то задействовал грандиозный блат) голубая финская сантехника. Даже пахнуть в древнем доме стало по-другому. Тяжёлый запах старости сменился лёгким ароматом молодости. И люди в доме все помолодели. Вот так: собрались, потрудились и сделали. Снаружи всё по-прежнему, а внутри...Сами сделали, сами захотели и сами сделали. Сами — вот оно ключевое слово: сами. 

Всплыла, затаившаяся на самом дне души тревога и начал оживать страх. Они-то сами сделали себя по своему собственному, а не по чьему-то желанию. Ох, черт побери! Она же только что похвасталась, как лихо вылечила другую артистку гипнозом и превратила конкурентку в подругу. А он, он же психофизиолог — так, кажется? — и психотерапевт. 

— Ладно, ночь — потехам, день — делам. Юхан, дел у нас множество. Начнём с того, что... 

— Погодите, Марк. Давайте начистоту, чтобы потом без недоразумений. 

— Даю. Мы с Эллой не гипнотизёры, в том смысле, какой вы имеете в виду. Эллочка, с посудой потом разберемся. Идёмте, Юхан, там будет удобнее, чем на кухонных табуретках.  

Когда они расположились в гостиной, Марк продолжил. 

— Вас встревожила перемена в вашем сознании, которую вы вдруг осознали вашим же сознанием. Простите за каламбур. Да, мы проделали с вами такую штуку, немного его обновили. Таким, обновлённым, вы себе не нравитесь? Можете вернуться к прежнему. Я объясню, это нетрудно. Хотите? 

Юхан задумался. Ответа такой прямоты и откровенности он не ожидал. Таким он себе очень даже нравится. Но вот зачем, и не спросив согласия? Зачем? Какое им, паган вётакс, дело до его души и какое право им туда лезть? 

— “Я не люблю, когда мне лезут в душу, особенно, когда в неё плюют.” — прохрипел Марк, подражая Высоцкому. Я тоже этого не люблю. Но иногда надо. Надо, когда есть цель, достойная цель, дающая то самое право, по поводу которого вы недоумеваете. 

Юхан заметно побледнел. Так этот красавчик ещё и экстрасенс, телепат. Он же читает его, Юхана, мысли. Боже мой, какой ужас! 

— Нет, дорогой мой Юхан, не телепат и не экстрасенс. Чушь это всё собачья. Можете успокоиться, никто ваших мыслей не читает. Я их просто моделирую путем интеграции ваших неосознаваемых невербальных сигналов и внешних обстоятельств. Кроме психологии, которую вы изучали в вашем ВГИКе, есть и другая. Читать людей можно научить, хотя тут многое зависит от способностей. Так и успехи в математике или в пении, например, тоже от них зависят. А когда человек голый, вот как мы сейчас, то легко считывать сигналы, которые обычно экранируются одеждой. Модель получается точнее. Вот и всё, никакой мистики. 

— Спасибо, успокоили. Но, если это не телепатия и не гипноз — тут у меня, похоже, тоже представления ошибочные — то, что это? И какова эта ваша цель, дающая вам право мной манипулировать? И, да, не надо обратно. Мне очень нравится. 

— Ладно, начнём с цели. Жил-был когда-то очень мудрый человек, первый иезуит, Игнасио Лойола. И был у него девиз — не спешите меня морально убивать — “Если цель — спасение души, то эта цель оправдывает средства”. Моя цель: успех Эллы во всём, и в кино — в частности. А обстоятельства сложились так, что успех у вас может быть только общим. И никак иначе. Это понятно? 

— Вполне. Продолжайте, пожалуйста. 

— Будь это другой фильм, пусть с таким же сюжетом, но с другим сценарием, я и ухом бы в вашу сторону не повёл. Что мне Гекуба? Но, как говорят те же французы, в одно НО можно загнать весь Париж. Вы вспомните свои реакции вчера: на голую Эллу, на мои намёки. Вы же чуть богу разум не отдали. А теперь подумайте, как бы вы режиссировали такой приключенческо-эротический фильм, как бы ставили интимные сцены, где актёрам надо подробно объяснять, что и как: какие позы принимать, что и как говорить, какое выражение на лица надевать и звуки издавать. И так несколько дублей. Тоже краснели бы, бекали и мекали. Или отдали ли бы всё на откуп этому французу с медицинской фамилией. 

— Почему с медицинской? 

— “Кавказскую пленницу” помните? Там в задницу Бывалому втыкают шприц Жаннэ.  Получается, что самые ударные сцены с Эллой будет ставить он. Элла французского не знает. Правда, с английским без проблем, но, как там с этим у Жаннэ? А нам с вами нужен успех: полный и безусловный успех. Вы с Эллой ещё пообщаетесь как профессионал, объективно оцените её способности и сможете потом их наилучшим образом реализовать. Вот теперь вы сможете. Мы ещё поработаем с вами. Если вы на это согласны, разумеется. 

Юхан отпил из стоявшего перед ним стакана с чистой водой и после недолгой паузы спросил: 

— На что я должен быть согласен? 

— С вами очень приятно иметь дело, Юхан. Сработаемся. 

— Правда, что очень приятно?  

Он подмигнул Элле. 

— О мой боже! Честное пионерское! 

— Приятно слышать. Но всё-таки: на что я должен быть согласен? 

—Это называется “рефрейминг”. 

Марк внимательно посмотрел на режиссёра. 

— Вижу, вы уже поняли и первыми результатами довольны. 

— И насколько вы намерены расширить или, точнее будет — переделать мои рамки? 

— Насколько вы это позволите. Силой, так или иначе, человека можно заставить делать что угодно против его воли, делать, но не думать или чувствовать иначе. 

— Тогда я согласен. И, знаете, что, Марк? Я вам очень верю. Мне с вами уже совсем не страшно. Мне хорошо с вами. Но мне страшно хочется узнать, я люблю всё понимать: как. Как вы это делаете? Это не военная тайна, надеюсь? 

Марк рассмеялся.  

— Вам будет достаточно того, что не тайна. Это очень старый метод психотерапии. Корни уходят куда-то очень глубоко, за историю. Потом его переоткрыл, хотя и в довольно ограниченном аспекте, Вильгельм Райх в начале нашего век, и весьма успешно применял для лечения людей с самыми разными неврозами. За что и поплатился: умер в тюрьме. Называется “телесно-ориентированная психотерапия”. Воздействие на душу через тело. Мы это в меру своих сил, применяем, развиваем и совершенствуем. Теоретические подробности вам нужны? 

Теперь засмеялся Юхан. 

— Если вы и дальше будете применять такую приятную практику, то я согласен на всё. Ну её, теорию. 

— Вчерашние страшилки и ваш обморок были частью программы, учтите. 

— Уже понял и учёл. Вы раскачивали маятник. Согласен. Перейдём к делам. 

Телефонный звонок прозвучал так резко и неожиданно, что Юхан даже подскочил. Трубку взяла Элла. 

— Да, я. Слушаю, Пётр Тарасович. Да, конечно, и не думаю возражать. Это мне даже очень кстати, накопилась масса всяких дел. Передайте Юленьке мои самые наилучшие. Скажите, что я восхищена. Да. Так я и завтра свободна?! Ура! Расцелуйте её за меня. Мы с Марком потом добавим. Спасибо огромное! Как же это всё удачно, ещё и завтра. Вот удружили, Пётр Тарасыч, так удружили! Целую, милый вы мой. Спасибо! 

Элла положила трубку и в порыве восторга сдёрнула Юхана со стула и закружила по комнате. 

— Ура! Юлька вдруг выскочила из декрета и выходит на сцену. У них там родители чуть не дерутся, кому внука нянчить. Два дня полной свободы! Даже три: я ж только вечером буду “Змеёй”! Ходжме, проше пана, ходжме! Всё успеем! Юхан, у вас есть три дня? 

— В принципе есть. Но билет на самолёт на послезавтра утром. С билетами проблема. 

— Чтоб у нас были только такие проблемы, холера ясна! Решим. 

Марк снял футляр с портативный красной “Эрики”, заправил бумагу и быстро затарахтел по клавишам. Вытащил лист, перечитал текст и удовлетворённо хмыкнул. 

— Должно сработать. Юхан, посмотрите. И, да, в вашем большом портфеле найдется чистый официальный бланк вашей киностудии? 

— Найдётся. Я же собирался, если мне очень повезёт, заключить сразу предварительный договор с Эллой Феликсовной Файной. Подождите минутку. Вот, целая папка. А зачем это вам? 

— Договор тоже, непременно. Присовокупим к этому. 

— К этому к чему? 

— Большая часть съёмок будет во Франции и на Карибских островах? 

— Да. И в Французской Гвиане, в Кайене. Там почти не изменилось с времён капитана Блада и губернатора Левассёра. А что? 

— А то, как Элла туда попадёт? Это даже не в Болгарию съездить. Нужен заграничный паспорт и визы — ужас ужасный — капстран. Эти гады нам с Ольгой чуть не сорвали полёт в Индию. Это при всех идеальных документах. Комплексы недотраханного величия там у них у всех. Будут тянуть время — это, как минимум. Против этого я написал обоснование необходимости и срочности дела. Научили знающие люди. Если нет возражений, перепечатаю на ваших бланках в трёх первых экземплярах. Поставите подписи и печать. Один заберёте и сразу пустите в ход. Один оставлю у себя. Если почувствуете волокиту, дадите мне знать. Есть у меня тут... Но очень не хочу обращаться без крайней надобности. И страховочная копия — для возобновления, в случае чего. Ага, вот и фотки Эллы паспортного формата. Не потеряйте. 

Пока режиссёр Саар и актриса Файна заполняли графы типового трудового договора, Марк взял две большие гири и направился к двери на балкон. Решил немного размяться, засиделся. 

— Марк, вы прямо в таком виде? — поразился Юхан. 

— У нас окна на парк, там нет никого. Ух, и снег валит, красота!  

Когда он вернулся, слегка раскрасневшийся, довольный, весь в капельках воды от растаявших снежинок, работа с документами была закончена. 

— Что делаем дальше, Марк? — деловито осведомился Юхан, в душе признавший безусловное лидерство этого молодого парня. 

— Думаем. Без кинопроб и комиссии у вас не получится утвердить Эллу на главную роль. Так у вас там принято, если не ошибаюсь. Элла занята в двух спектаклях. Ладно, слава богу, Юля вернулась на сцену, и с Каролой у театра проблемы уже нет. Но “Змею” заменить некем. Значит, Эллу не отпустят даже на несколько дней. Или не обойдётся без большого скандала, который никому не нужен. 

— На “Змею” я уже тренирую двух девушек. Ещё пару - тройку недель их можно будет показать. Раньше всё равно с предварительными делами не управиться. 

— Да, помню, ты говорила. 

— Из балета? — поинтересовался Юхан. 

Элла фыркнула: 

— Борони, Боже! С ногами у них всё в порядке, торс тоже, но руки слабые. Но, самое главное, Юхан, они же плоские, как сушёная вобла! У них же не женское тело, а бестелесный образ. Не змея - искусительница на лиане, а аскарида на ниточке. И охотник умрёт не от объятий змеи, а от глистной инвазии. 

— Тьфу! — не удержался и сплюнул Юхан, живо представивший себе описанную картину. 

— Вот именно. — спокойно констатировала Элла. — Поэтому Лёня привёл ко мне свою подругу — гимнастку перворазрядницу, и ещё одну — дзюдоистку. Красивые, сильные девчонки, с отличными формами. Вот только лезут из них спортсменки, хоть убейся. 

— А ты их к Тане в “Школу” пошли. Они у неё такими Цирцеями сделаются, пальчики оближешь. А сами послужат примером её растопыркам. 

— Спасибо за идею. Позавчера уже договорилась. Они у неё сегодня уже будут, присоединятся к группе. 

Юхан слушал, навострив уши, и боясь пропустить хоть слово. Интересные дела творятся у них тут, в глубинке. 

Но всё же, засвечивать киношные планы Эллы, пока всё не определилось окончательно, и давать время для всяких интриг не хотелось. Вот утвердят на роль и пригласят на съёмки, тогда все карты на стол и, как говорится, извольте бриться. Не пригласят — будет жалко до слёз, но всё останется спокойным до нового шанса. А что сейчас показать киноначальству?  Идеи, по всей видимости, действительно носятся в воздухе, потому что три взгляда одновременно скрестились на видеомагнитофоне. 

— А видеозапись сойдёт? — осторожно спросила Элла. 

— Я такого не видел, но попробовать стоит. В худшем случае, пригласим на студию. Но, они уже будут знать, что увидят. А время поджимает. Французы скоро начнут предъявлять претензии. Должно пройти. 

— Видеокамера у нас есть в лаборатории на Первомайской. Я с ней работала на прошлой неделе. Вот только фехтовать я не умею. Тоже буду держать саблю, как поварёшку. 

— А вот это поправимо. Тебе же не сейчас сражаться. Найдут инструктора, научит, а для пробной показухи тебе, с твоей-то моторикой, пары - тройки часов за глаза хватит. Минуточку, леди энд джентльмен. 

Марк накрутил телефонный диск. 

— Папка, привет! Нет, не сегодня. Твоя статья сработала, ну, та, которая о разностороннем даровании. Ага, уже у нас. Сидит слушает. А какое другое впечатление она способна произвести? Пап, мне срочно нужен Лёнька. Ага, вот прямо срочно-срачно! Понимаешь, Эллу немедленно нужно научить рубиться на саблях, вот прямо сейчас. Ну, хоть правильно держать и так махать, чтоб самой не зарезаться. А у Лёньки наверняка есть знакомый фехтовальщик. Что?! Чёрт, я об этом не подумал. Так. Так. Да это же отлично! Сабля, шашка, не один чёрт? Диктуй. Да, звони. Папка, ты чудо! Жду, маме привет. Пока. 

Марк положил трубку и, как о чем-то само-собой разумеющемся, сообщил: 

— Одной проблемой меньше. Оказывается, между спортивным и боевым фехтованием разница очень большая. И оружие одинаковое только по названию. Совсем разные конструкции и разные приёмы боя. Но у папы есть знакомый с истфака, очень увлечён историей местного казачества и сам казак в надцатом поколении. Вот он и даст пару уроков. Шашки у него есть, он их коллекционирует. Если он дома, папа приедет, за нами, а потом мы вместе двинем к нему. Ждём. 

— Платье можно взять у нас, в костюмерной, но тогда летит вся конспирация. 

— Не летит. Возьмём в ДК комбината. Мне там не откажут. И немножко усовершенствуем, чтобы сработал трюк со шнуровкой. 

Объяснения Марком конструкции  самослетающего платья прервал телефонный звонок. 

— Всё, киногруппа, быстренько одеваемся и спускаемся вниз. Едем. 

Доцент кафедры истории средних веков Семён Иванович Ямских жил на окраине, в полутораэтажном старом бревенчатом доме. Резные наличники, ставни, ворота на столбах с резьбой: всё говорило о том, что дом содержат с любовью, и обитают тут не белоручки. 

Хозяин — крепки среднего роста мужчина с ёжиком седеющих волос и с роскошным будённовскими усами — радушно встретил гостей. 

— Проходите, проходите, не стесняйтесь. Вот спасибо, Борис Давидович, что ко мне пожаловали, да не один, а с компанией. А то я совсем заскучал тут, бобыль-бобылём. 

— А куда супруга подевалась, Екатерина Алексеевна? 

— Бросила меня на старости лет. Так и сказала: “Надоело смотреть, как ты со своими железками нянчишься”, — и укатила к дочке нянчить внуков. 

— Семён Иванович, мы к вам, собственно... 

— Помню. Вы меня удивили, однако, своей просьбой. Элла Феликсовна, красавица вы наша, зачем вам это понадобилось? Для новой роли, если вы гусар-девицу будете играть, так у вас в театре бутафорского оружия должно быть на целый арсенал. 

Элла улыбнулась совершенно обворожительно. 

— Семён Иванович, дорогой, вы пообещаете до поры до времени не выдавать мою маленькую женскую тайну? 

— Для вас готов поклясться на оружии. 

— Тогда слушайте. Я хочу, чтобы об этом пока ничего не знали в театре. И вот, почему. 

Элла предельно лаконично изложила ситуацию с кинопробой. Историк проникся сочувствием. 

— Наслышан я о нравах в вашей актёрской среде. Похлеще, чем в нашей, академической. Успеха, особенно такого стремительного, никому не прощают. Люди, они такие: не мне — так никому. Вы очень благоразумная особа. Ладно, помогу. Как я понимаю в вашем деле, Юхан Юрьевич, кино не снимают, как спектакль. Конец может быть в начале, а середина — в конце. И постановщики батальных сцен — это особая специальность. Не ошибаюсь? 

— Ничуть, Вы совершенно правы. Будет достаточно времени научить Эллу Феликсовну всему, что надо. А сейчас: только правильно держать оружие и отснять сцену фехтования с рассеченным платьем. Буквально несколько движений. 

Доцент некоторое время размышлял, теребя шикарный ус, вздыхал и морщил лоб. Наконец решился. 

— Ладно, быть по сему. Только вот какое дело: учебных тупых клинков у меня в коллекции нет. А боевая шашка, на самом деле — очень опасное оружие. Можете сколько угодно улыбаться, молодые люди, но мне достоверно известны случаи, когда люди лишались конечностей и даже жизни при неумелых забавах, причём без малейших усилий. И я ни греха на душу не хочу брать, ни под суд идти на старости лет. 

— Поэтому сражаться с Эллой перед камерой будете вы. — невозмутимо констатировал Марк. — Я даже хотел вас об этом просить, но вы меня опередили. Большое вам спасибо. 

Историк улыбнулся, лихо подкрутил усы. 

— Идёмте, красавица, в мои закрома. Подберем вам оружие по руке и начнём, не откладывая. Время, я понимаю, вам дорого. Пока мы тут будем заниматься азами азов фехтовальной науки, занялись бы вы прочим реквизитом. Стоп! Юхан Юрьевич, а вы не могли бы остаться? Объясните нам конкретно, как это всё должно быть. 

Как и предвидел Марк, съёмку удалось провести уже на следующий день. Пожилой казак оказался не только великим знатоком теории всего, что связано с белым, как он выражался, оружием, но и замечательным практиком и учителем. Поэтому Юхан остался доволен уже вторым дублем, а сам процесс доставил немалое удовольствие всем его участникам. Особенно — противнику лихой пиратки, Семёну Ивановичу. 

Продолжение развить тему Юхан отверг категорически, ограничившись верхней частью платья, и даже выбрал довольно скромный ракурс съёмки. Чересчур откровенные кадры слишком возбудят высокие нравственные чувства ответственных товарищей и их заслуженных и просто уже известных соцреалистических протеже.  (Народные не у дел, поскольку уже за пределами физических кондиций.) Могут и зарубить кандидатуру. 

Поскольку в сценарии были подводные сцены — Мирэй спасает индейскую девушку, добывавшую жемчуг и попавшую в капкан огромной тридакны, находит и поднимает затопленные сокровища, перерезает якорный канат испанского галеона — Элла решила сразу показать, что способна работать без дублёра. Снималась же под водой Анастасия Вертинская. Да, сцены намного сложнее, чем были у её Гутиэре, так и она, Элла, не шестнадцатилетняя неумешка, только на съёмках научившаяся плавать. 

Эту идею она предложила Юхану, когда они дома просматривали видеозапись поединка. 

— Как вы собираетесь это осуществить? 

— Очень просто: через Лёню, младшего брата Марека. Он спортсмен - троеборец, красавец. Организует для нас часок в бассейне. Там всё расписано по часам, но вдруг можно будет до или после всех. Попробовать стоит. 

— Наверно стоит. Позвоните ему сейчас? 

— Он сам тут скоро будет, с теми двумя подругами, что я говорила, ну, с моей заменой на “Змею”. Потренирую их, и с Лёней всё обговорим. 

— Ой, тогда нам нужно одеться! 

Юхан уже подметил забавную манеру Эллы: фыркать, как кошка, угодившая лапкой в лужу. Можно будет вписать это в её роль. 

— Фррр! Это не мы оденемся, а они разденутся. Я же говорила: дома мы все голышом. И девчонки пусть привыкают к взглядам зрителей. Пока — вас и Лёньки. Тогда в костюме змеи им будет спокойнее на публике. 

— А мне — на съемочной площадке. — догадался режиссёр. — Вы это для меня устроили. 

— Цо за модре панье, кто бы помышлал! Разрешаю вам меня поцеловать... Стоп! Хватит пока, отдышитесь. Тоже мне, нашёл пан альтруистку. Я это для себя устроила, запомните: для себя. На фига мне режиссёр, который может слететь с катушек от одного вида пары-другой полуголых красоток. Ну, и девчонкам на пользу, само собой. Но это так, positive side effect. Потом я с вами отдельно займусь, когда они уйдут. Буду учить вас властвовать собою. 

Когда тренировка закончилась, и гости удалились, Элла произнесла задумчиво: 

— Что-то не слышно мне было в голосе Леонида полной уверенности, а времени у нас мало. Надо Марека подключать, но он сейчас очень занят там, у себя в Центре. Ещё раз Борю беспокоить не хочется. У него своих дел выше крыши. Ладно, оставим на крайний случай. 

— Борю?! 

— Да, мы с ними, с родителями Марека, давно на ты. Вы же его видели. А Рита ещё лучше выглядит. Мне бы так, когда доживу. 

Опасения оказались напрасными. Лёнин тренер, когда уяснил суть просьбы, а главное для кого тот просит “всего один часик”, немедленно согласился. Подумаешь, ненадолго прервать тренировки. Если эта артистка на самом деле выполнит то, что затеяла, какой пример будет для спортсменов! Да и просто интересно. Пусть приходит, когда ей удобно. Она не возражает, если будет присутствовать врач? Так, на всякий случай. 

Утром всё было решено, а удобно оказалось вечером.
Огласки Элла не опасалась совершенно. Юхан где ни будь погуляет. А к её, Эллы, эксцентричным выходкам все уже привыкли. Ну, не может она без порций адреналина время от времени. 

Видеокамеру Лёня установил на треноге так, чтобы в кадре хорошо была видна самая глубокая часть: под вышкой для прыжков. Сделал панораму. Среди зрителей в плавках и купальниках выделялась фигура в белом халате. Спортивная врачиха, вредная тётка сорока с лишним лет. Трансфокатором приблизил её угрюмую очкастую физиономию и перевёл объектив на главную героиню события. 

Из раздевалки закрытого спортивного бассейна “Трудовые резервы” Элла вышла в красном бикини, очень хорошо смотревшемся на её смуглой коже. На это нарушение правил тренер махнул рукой. За один раз все устои не рухнут. 

Она остановилась у самого бортика и приступила к дыхательным упражнениям. Это заняло у неё минуты три-четыре. Потом взяла в руки заранее приготовленные гантели и почти без всплеска соскользнула в воду.  

Тренер показал камере секундомер, нажал на кнопку. 

На пятиметровой глубине на фоне голубого дна хорошо были видны заранее сброшенные туда   какие-то посторонние для бассейна предметы. Элла неторопливо перемещалась от одного к другому, собирая вместе, и что-то с ними делала. 

В непривычной для этого места тишине особенно громко прозвучал испуганный возглас врачихи: 

— Господи, три с половиной минуты! Её спасать нужно! 

Спортивная публика не отреагировала никак. Только Лёнька, не отрываясь от окуляра, недовольно пробурчал: 

— Да успокойтесь вы. Она не то ещё вытворяет. 

— Пять минут! — громко объявил тренер. 

Теперь уже встревожились все наблюдатели. Несколько парней уже собрались нырять. Но, поскольку фигура под водой двигалась спокойно и грациозно, они пока остались на берегу. 

Элла вынырнула возле самой лесенки, ухватилось одной рукой за перекладину, наклонив голову, медленно и шумно выдохнула в воду.  

Тренер щёлкнул секундомером перед камерой. 

— Шесть минут четыре секунды! Потрясающе. 

Сразу стало шумно. К Элле потянулись руки — помочь подняться. Она отмахнулась: сама. Пару минут переводила дыхание, потом медленно поднялась наверх. Дама в белом халате подлетела, схватила за запястье. 

— Оставьте, я сама врач. 

— Тем более, нельзя так рисковать! 

— И не собиралась. Могла бы ещё. Вода тёплая. 

Она подняла над головой предмет, что подняла со дна: скрученные из толстой медной проволоки буквы, нанизанные на медный же стержень — О К Е А Н. 

На стол перед худруком музыкально-драматического театра легли несколько машинописных листков. 

— Что это, дорогая Элла Феликсовна? — удивлённо воззрился на актрису худрук. 

— Заявление на длительный творческий отпуск и обоснование этого заявления. 

— С чего бы это вдруг, Эллочка? Хотя, вы знаменитая мастерица на всякие сюрпризы. Что за новые затеи? 

— А вы почитайте, почитайте, Пётр Тарасович. Всё сразу станет ясно без долгих объяснений и недопониманий. 

Худрук ещё раз взглянул на непривычно серьёзное лицо и приступил к чтению. 

— Так, значит, “Прошу предоставить мне длительный творческий отпуск на срок до одного года с возможностью продления,” ох, ничего себе, “в связи с моим участием в съёмках художественного фильма, где мне предложена главная роль.” Дата. Подпись. По всем правилам заявление. Но шутка очень неудачная, особенно в разгар сезона. Вам так не кажется, Элла Феликсовна? 

— Не кажется и не шутка. Я серьёзна, как никогда. Вы читайте дальше. 

— И почитаю дальше! — худрук уже слегка взрыкнул. — Дальше, значит. Ну-ну, дальше... так... так... Что?! Киностудия "Таллинфильм". “Актрисе тайноградского музыкально-драматического театра Элле Феликсовне Страшножвидецкой, в скобках — Файна. От такого-то числа. Решением художественного совета в составе... ого! … так ... по результатам просмотра и кинопроб вы приглашены на исполнение главной роли Мирэй Моро в совместной советско-французской постановке художественного фильма под рабочим названием “Девушка с Тортуги”. Решение худсовета утверждено... И так далее. Копия подписанного предварительного трудового договора прилагается.”  Твою ж мать!  

Дальше Кравцов читал уже сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость.  

— В связи с тем, что означенная постановка уже находится в процессе производства, настоятельно предлагаем вам незамедлительно прибыть на киностудию. Все документы на ваше имя, необходимые для работы вне границ Союза Советских... ожидают вас в отделе кадров нашей киностудии. Печать. Подпись. Ох, ни хрена ж себе! 

Некоторое время худрук сидел неподвижно, уперев локти в стол, и ладонями сжимая готовую взорваться голову. И пытаясь осмыслить масштаб катастрофы. Всё рушилось, всё. Такого предательства, такого подлого удара в спину он не ожидал. От кого угодно, только не от неё. И что со всем этим делать? Не отпустить? Счас вам. В руке у неё ещё какая-то бумага. Наверняка заявление “по собственному желанию”. И чёрта с два она положенный месяц отработает. Так “подписанты” надавят сверху... С трудом нашёл в себе силы спросить. 

— Вы хоть понимаете, что вы натворили, Элла Феликсовна? 

Элла, до того сочувственно наблюдавшая душевные страдания начальства, устроилась поудобнее на стуле и спокойно ответила: 

— Не понимаю, потому что понимать нечего. Я ничего не натворила. По крайней мере ничего, способного хоть как-то повредить нашему (она выделила это слово) театру или лично вам, дорогой Пётр Тарасович. Спасла “Проснись и пой”, вылечила нашу приму Юлю и сохранила ей ребенка. Профессиональная этика не позволяет мне комментировать, кто, как и чем её лечил от несуществующего токсикоза. Избавила от хронической боли вторую приму. Не навсегда, понятно, но пока ремиссия держится. На эту знаменитую “Баядеру” не брали билеты даже, как “нагрузку”. Сколько я боролась с вами за свою “Змею” вместо обычной унылой тягомотины, помните? А сейчас билет достать сможете? С той, с наружной стороны кассы? Так в чём же заключаются мои подлость и предательство, в которых вы ещё не успели меня вслух обвинить? 

При последних словах этой тирады худрук заметно вздрогнул, но ответил сразу. 

— В том, что своим внезапным уходом вы же сами всё рушите. Что, скажете, не так? 

— Скажу. — интонация Эллы осталась прежней. — Скажу, что всё не так. Я помалкивала в тряпочку, пока Юля не вышла из декрета и полностью не восстановилась в двух своих ролях. “Проснись и пой” никак не пострадает. “Змея”. Тут ещё проще. Я же там не актриса совсем, а просто акробатка. Лицо под маской. Весь образ создаётся телом. Поэтому с моим временным уходом ничего не изменится. 

— Как это? 

— Просто. Я уже давно тренирую двух классных девчонок. Обе красавицы с идеальными фигурами. Сейчас они совершенно готовы.  Заменят меня в любой момент. Зрители даже не заметят подмены. Можете устроить им просмотр хоть прямо сейчас, а завтра выпустить на сцену. Я подстрахую, неделя у меня ещё есть. 

— Это правда? — спросил худрук, с некоторым внутренним недоверием ощущая начало возвращения своей души из глубочайшего инферно. 

- Сколько раз вы ловили меня на вранье? 

- Ни разу, 

- Так есть ли смысл начинать? Девушки сейчас изучают портреты в фойе. Можно позвать их сюда. Можно сразу пойти в зал балетной труппы. Там в потолке ещё цела та фиговина для крепления каната. Только попросить рабочих опять его прицепить. Там дел на пять минут. Костюмы у девушек уже надеты под платьями. Даже на переодевание времени не понадобится. Пригласите ещё, кого хотите, на просмотр. 

Недоверие во взгляде главного человека в театре сменилось уважительным восхищением. Он снял трубку внутреннего телефона. 

— Света? Да, это я. Слушай: первым делом пусть Михалёв  и кто там с ним, пусть опять повесят канат... нет, лучше сразу лиану, в балетном зале. Да, где репетировала Элла Феликсовна. Когда закончат, пригласи всех из худсовета, кто свободен, и вообще всех свободных. За полчаса управишься? Лады. Позвони, когда все соберутся. Давай, действуй. 

Он положил трубку и уставился на Эллу, как будто видел её впервые. Вздохнул. 

— Знаете, Элла Феликсовна, я с первого вашего появления на нашей сцене был уверен, что вас у нас уведут. Или сами уйдёте. Вот, что так скоро — так скоро не ждал. Но, что таким образом обставите свой уход, такого я даже вообразить не мог. Так не бывает. Так люди себя не ведут. Нормальные люди ведут себя совсем не так. 

Он вытащил авторучку, написал резолюцию на заявлении, расписался. 

— Отнесёте в отдел кадров. Не мне вам мешать, видит бог, не мне. Но, может вернётесь, когда ни будь, а? 

                             *  *  *