EN
Старый сайт
Борис, а ты помнишь Лилит? Борис, а не было ли кого-нибудь до Адама? Твоя тоска по мне – Тоска Адама по Лилит, до – первой и нечислящейся. (Отсюда моя ненависть к Еве!)
Из письма М.Цветаевой к Б. Пастернаку.
14 февраля 1925 г.
Рыжих видно издалека. Их волосы и веснушки привлекают внимание людей. К ним относятся с интересом и с осторожностью. Может быть, им завидуют и не хотят в этом признаваться, над ними смеются и дают различные прозвища. Маленькие рыжие девочки и мальчики огрызаются и мстят, как могут, но их мало и им не хватает поддержки. Может быть, поэтому они растут дикими волчатами. Ставшие взрослыми мальчики, при первом намёке на их рыжую внешность остервенело, лезут в драку и силой заставляют уважать себя. Женщинам сложней. Они, не владея силой, пользуются своей хитростью, уничтожают противников, доводя их до сумасшествия.
Слышал я как-то легенду, что первая жена Адама была не Ева, а рыжеволосая Лилит. Она была гордая, своевластная и не подчинялась ни Адаму и ни её Создателю. За её нрав она была наказана и её место в Раю заняла Ева. Была ли она рыжей? Этого я не знаю, её я не видел. Но это всё легенда, кстати, достаточна грустная. Как было на самом деле? Не знаю. Но знаю, что потомки Лилит, особенно женщины, всегда отличаются от других.
Вот история про двух рыжих.
О ней, как и о любой женщине, можно говорить долго. Неотразимой её делали прозрачные глаза с виноградной косточкой зрачка, нестерпимо яркие губы и тяжелая медно-рыжая грива, которая, падая на плечи, делала её похожей на хищницу. Быстрая в движениях и острая на язык, она представляла опасность. Её боялись и любили. Звали её – Яна.
Мужчины, как бабочки летели на Яну. Потом долго, с наслаждением вспоминали о ней, и не могли жить в мире со своими жёнами.
Его звали – Яник. Весёлый, добрый, рыжеволосый – одним словом, Яник. Он был тем мужчиной, от которого женщины не падали в обморок, но и устоять перед ним, было трудно. Его рыжая копна пружинилась завитками, а веснушки ползли с бледного лица на губы. Женские мотыльки летели на этот рыжий костер, чтобы сгореть в его нежном пламени.
Однажды Яник был приглашен на небольшое торжество. Как и подобает рыжим, он ворвался и сразу стал героем вечера. Ян цеплял всех и на него не обижались. Он смеялся и заставлял веселиться всех. Яна любили, и он это знал.
Как появилась Яна, он не видел, но тишина заставила его повернуться в сторону двери. Она вошла и заполнила собою всю комнату. Ян был поражён и не мог произнести ни одного слова. Их глаза встретились, изучая друг друга. Два рыжих на одной территории – это могло плохо кончиться.
Она прошла мимо, изо всех сил показывая, что не замечает его. Вечер продолжался. Ян крутился по комнате, делая вид, что веселится, но с каждым шагом приближался к ней и остановился у неё за спиной. Он не знал, как привлечь её внимание.
– Я не люблю, когда у меня стоят за спиной и дышат в затылок, – громко сказала Яна повернувшись. Потом хотела что-то добавить, и их глаза встретились ещё раз.
Вечер был в самом разгаре, когда Ян подошёл и протянул ей руку.
Они шли по ночной улице, и им казалось, что счастье шагает рядом.
Сначала они виделись раз в неделю, потом чаще, потом каждый день.
Ян знал, что день, которого он так ждёт, наступит рано или поздно, и он боялся его. Он думал, что Яна станет ему доступной и что-то сможет измениться в их отношениях.
Но Ян знал, что такие женщины, просто так, никому не достаются.
Прощальные поцелуи томили женское любопытство Яны.
И она пригласила его к себе домой.
Встретила она его в коротком красном платье. Её волосы блестели и переливались цветами радуги. От лица исходила сладость. Она смотрела на Яна глазами, губами, всей своей рыжей прелестью. Ян был опьянён ароматом весеннего цветения, красотой и улыбкой исходившей от Яны. Он стоял , восхищённый этим рыжим чудом. Вдруг он спросил себя, сможет ли он стать таким же чудом для неё? Сможет ли он стать тем мужчиной, которого она искала? Ему очень хотелось её познать, но познание могло разрушить то таинство, к которому так влекло его. Ян не боялся женщин, но сейчас всё было иначе. Этот вечер запрашивал за себя высокую цену. Тишины стало больше, чем они могли её выдержать. Ян ушёл. Он бродил по улицам. Как Ян ввязался в случайную драку, он не помнил. Он мог пройти мимо, но не прошёл. Судьба распорядилась по-своему. Всё было - как во сне. Драка, кровь, боль. Быстрый суд и два года тюрьмы. На этом - сон закончился.
Первое время он старался не думать о ней, но тогда жизнь в тюрьме становилась невыносимой. Он обвинял её, но ему становилось ещё хуже. Нет, она не виновата, она не может нести ответственность за то, что с ним случилось, и он стал жить с одной целью, вернуться к ней. Она снилась ему, и он разговаривал с ней. Он чувствовал прикосновение её рыжих волос и его губы шевелились, произнося её имя.
Освободили его раньше, чем он ожидал. Поезд пришёл без опоздания, и Ян вышел на перрон.
А что же Яна? Неудачный вечер оставил саднящее чувство вины и обиды. Она не могла понять, почему он убежал, почему оставил её одну.
Вернётся. Если любит, вернётся, успокаивала она себя. Но дни летели и превращались в недели, месяцы. Ян не приходил.
Значит, не любит, уговаривала она себя, ну и чёрт с ним. Но забыть его оказалось не так просто. Она ловила себя на том, что думает о нём всё чаще и чаще. Неудачный роман с неудачным героем? И почему сейчас так не хорошо и стыдно?
Яна стала расспрашивать у знакомых о Яне, но никто толком не знал, где он. Кто-то говорил, что он уехал, кто-то сказал, что он в тюрьме и у Яны перемешалось всё в голове. Ничего, придёт, на коленях будет просить прощения, и она стала ждать.
Время шло, но Ян не приходил.
Ухажёры появлялись и исчезали. Иногда она кого-то по ошибке называла Яном, чем вызывала удивление, и чем больше тот удивлялся, тем быстрее он исчезал.
Однажды на улице она почувствовала чей-то взгляд и повернулась. Но её окружал мир чёрно-белых и ненастоящих рыжих. Она закричала…
Яна стала его искать. Она узнала, что он сидит за драку, и была уверена, что это недоразумение. Её Ян не мог так поступить – он не такой – он самый лучший в мире.
Яна собралась в дорогу. Она ехала к нему на свидание, просить прощения за тот вечер, за потерянное время, и сказать ему, что любит его и только его.
Но на свидание вместо Яна, вышел какой-то военный и сказал, что очень сожалеет, так как Яна сегодня утром отправили в другое место.
Яна не заплакала. Она только почувствовала, как мир снова стал – чёрно-белым.
Яна возвращалась домой, зная, что это будет другая жизнь.
Во сне Яна видела их первую встречу и, проснувшись, смотрела в окно. Она знала, она чувствовала, что он тоже не спит, он думает о ней.
Однажды она получила письмо. Писал ей человек, который сидел с Яном в одной камере. Он писал, что Ян пишет ей письма, почти каждый день, но не отправляет.
Он боится, что вы его забыли, и не хочет вас беспокоить. Потом, вечером, он вслух читал мне эти письма и рассказывал о том, какие у вас красивые, рыжие волосы и зеленые глаза. Он говорил, что такие, как вы, не должны ждать. Таких женщин, как вы, ждут всю жизнь. Ждать вас, это счастье, и с мыслью об этом счастье, живёт ваш Ян.
Я завидую моему другу. У него есть то, чего нет у меня, это вы.
Слёзы не мешали Яне, они тихо капали на стол. Это были хорошие слёзы. Они помогали ей и говорили, что она любит.
На этом я бы закончил рассказ. Так как не знаю, почему Ян не отправили ни одного письма. Я также не знаю или Яна ответила бы ему. Я действительно не знаю! Может быть, у рыжих людей, всё иначе и они живут, не так как все? Тогда почему я ловлю себя на том, что люблю эту Яну. Мне хочется потрогать эти рыжие волосы и коснуться пунцовых губ. Но она ждёт не меня. Она ждёт Яна. И если я им не помогу, то они могут, не встретится.
Я напишу ей. Дорогая Яна. Мы с вами не знакомы, хотя я знаю о вас очень много. И даже сейчас, когда вы читаете эти строчки, я вижу ваши глаза, и как шевелятся, ваши губы. Я вижу, как вы встаёте, одеваетесь и идёте к двери... Куда вы направились? Неужели к нему? Но ведь я не успел сообщить вам, где он. Вы спешите к такси и едете на вокзал? Зачем? Почему?
Яна действительно не знала почему. Она не хотела об этом думать. Её сердце говорило – на вокзал и она помчалась. Выбежав на перрон, она остановилась. Людей было много, но это были опять чёрно-белые и крашенные. Она искала его. Люди расползались, как муравьи и их становилось всё меньше. Перрон опустел. Яна не уходила. Пустой поезд тронулся, и Яна увидела, как из последнего вагона, выпрыгнул мужчина.
Эти короткие вихры, могли принадлежать только ему, и Яна это знала. Она не побежала ему на встречу, хотя чувствовала, что бежит.
Ян шёл навстречу спокойным твёрдым шагом. Он видел только её и только ей, он хотел сказать…
Если быть до конца честным, то я не знаю, что он ей сказал. Я стоял далеко и не слышал. Но я видел, как он взял её лицо в свои руки… и если быть ещё раз честным, то я не видел, что было дальше, кто-то случайно встал между нами. Наверное, это вмешалась судьба.
Давайте оставим их в покое и на время закроем книгу.
Ведь они рыжие и у них всё иначе.
БИГ БИЗНЕС!
Записано со слов участника
Биг Бизнеса Ёселэ
Шутка должна быть смешной и неожиданной,
Как удар дубиной в темноте.
Кто сказал, что румыны умные люди? Не вы? А зря! Вы только послушайте, что они придумали.
Когда Европа открыла свои границы и все стали делать бизнес – по-нашему гешефт, румыны оказались как всегда последними. То ли они напились вина и спали, то ли объелись мамалыги и, балдели от своих песен, но очнувшись, один из моих румынских (к счастью он был только на 50% румын) позвонил мне в Берлин. «Дружище! Хочешь заработать?» – спросил он. Не зная, что он имел виду я сразу, ответил: «Хочу! А сколько?» «Много, очень много»,– ответил мой друг. Для румын сто марок тоже много, подумал я, но как умный и культурный человек, попросил объяснить, где лежат деньги. «Значит так», – начал мой друг «Ты покупаешь на Берлинской автомобильной свалке старый, но ещё передвигающийся Мерседес-дизель, и своим ходом гонишь его в Румынию. Я встречаю тебя на границе, мы едем на Румынскую свалку и продаём там наш Мерседес. Понял?»
Я себя дураком не считал, но тут задумался. Если это шутка, то она хорошая, хотя и румынская. Если это и есть бизнес, то я не понял, зачем гнать автомобиль с одной свалки на другую, да ещё в какую-то Румынию? «Объясни, только внятно», – культурно попросил я. «Чего объяснять, тут же всё понятно. Иностранцам нельзя продавать румынам автомобили, как автомобили, но их можно продать тем же румынам, как металлолом. Для этого и существуют свалки. Закон есть закон, хотя и идиотский, но румынам он подходит. Потом, этот умный румын, как бы покупает кучу запчастей и сам собирает свой Мерседес или ещё какую-то гадость. Ты получаешь тугрики, мы делимся по братски, 40% тебе, остальное мне и дело в шляпе. Понял?», – и мой друг сделал выжидательную паузу. «Эта шляпа мне не нравится, и ты меня «на понял» не бери, понял?»,– начал я. «Это тебе 30% и тюбетейка – а мне остальное. Понял?» «Как не понять, я же не чукча, и не совсем румын. Я, как-никак на 30% русский. Всё, по рукам». А кому принадлежат ещё 20%, с большим интересом поинтересовался я, но в трубке раздались гудки. И тут я вспомнил, что фамилия моего друга, начиналась на букву «Х», и заканчивалось на «У». Но вот что было между ними, я забыл, и это не давало мне покоя. И как окажется позже – не зря.
Весь следующий день я подсчитывал, сколько можно заработать на одном ржавом Мерседесе, потом на двух, на десяти и побежал открывать счёт в Банке. Биг бизнес начался.
Для начала я взял себе партнера. Это был мой дядя – он же инвеститор. Хотя мне пришлось ему долго и нудно объяснять смысл операции, но что не сделаешь ради хорошего дяди. Правда, говорят, что время и деньги, потраченные на родственников, это зря потраченное время, ну и конечно деньги, но моего дядю это не касалось.
Мы долго ходили на свалку и так приелись хозяину, что он сжалился и продал нам что-то похожее на автомобиль и если бы не звезда на капоте, то мы бы не узнали знаменитую на весь мир машину. Но машина имела мотор, и на ней можно было ещё ездить. И это было главным.
В машинах и её органах мы с дядей не разбирались. Мой дядя был ещё культурнее меня, поэтому купив лежащую кучу неизвестных запчастей, мы поехали оформлять Мерседес. Полицейский долго ходил вокруг машины, заглянул под капот и не найдя номера мотора, махнул рукой и поставил печать. Узнав, что мы едем в Румынию, он пожелал нам всего хорошего и, умирая от смеха, скрылся в неизвестном направлении. «Хороший попался нам полицейский и весёлый», – сказал дядя, и мы поехали закупать продукты для дальней дороги. Изучив карту, мы ранним утром тронулись в путь.
Да, забыл сказать, дело было в январе, а значит было холодно. Машина с трудом набирала скорость, и когда я резко нажал педаль газа, то она назло нам сбросила скорость. Нас обгоняли даже Трабанты, это что-то вроде между немецкой инвалидной коляски и русского Запорожца. Через час, когда мы обратили внимание, что нам все сигналят, мы обнаружили, что включая правый поворот, загорается левая лампочка, а когда включаешь левый поворот, то ничего не загорается. Я не зря напомнил вам, что это происходило зимой. Печка гнала холодный воздух прямо нам в лицо, и когда я захотел её выключить, она обиделась и стала отмораживать нам ноги. Дядя молчал и даже немного опустил стекло, его грела мечта большого заработка, и он представлял, как румынские девочки потеряют сознание при виде колготок, которые он спёр у жены. Но когда стекло на его двери застряло, и он понял, что замёрзает, то хитро спросил меня или я правильно понял моего друга насчёт заработка. Я бы ему ответил, но мои зубы отбивали чечетку, и язык спрятался за губами. Я что-то промычал и дядя понял, что он до сих пор ничего не понял. От Берлина мы отъехали всего на четыреста километров, а нам казалось, что мы уже два дня в дороге. Переночевали мы в гостинице типа – «Дом колхозника». Утром, взяв с собой для веселья попутчика мы, завернувшись в одеяла, тронулись. Попутчик, оказался молодым Голландцем, это что-то между украинцем и молдаванином. Увидев нас в странном одеянии он, устроившись на заднем сидении, стал смеяться. Тогда дядя, вспомнив несколько французских слов, почему-то сказал по-украински: «Ой, дэвысь якый вумный, смэется. А побачэмо, шо ты скажешь чэрэз час? Вот это нам дужэ интэресно».
Через час голландец пытался на ходу выпрыгнуть из машины. Синими губами, он умолял нас пожалеть его. Вспомнив, что Голландцы хорошо относятся к своим евреям, мы выпустили его на ближайшей заправке. Щёлкая зажигалкой, он побежал к бензоколонке, а мы быстро сообразив, решили заправиться на другой заправке.
Польские таможенники, увидев нас, сразу захотели налить нам по стакану водки и не взять за это ни копейки. Потом подумав, выпили сами и забрали все наши запчасти. И тут меня осенило. «Идиоты!», – закричал я дяде, что мы делаем в этой гадской Польше? Нам же надо было в Австрию потом в Венгрию». Добрые польские таможенники показали мне кулаки, и я успокоился. Через два или три дня мы добрались до Австрии. Как? А вот так, на машине. Австрийские пограничники окружили нашу машину и сказали, что война давно закончилась, и они этот танк в страну не пустят. «Ну и не надо», – сказал я и бросил им отвертку, которая заменяла мне ключ зажигания. «Берите ключи и машину, это наш подарок вам и вашей Австрии»,– сказал я с гордостью. «Да, да, возьмите и подавитесь. Нам не жалко. Можно подумать, что вы разбогатеете»,– добавил мой охрипший дядя.
Вот этого наглые Австрияки не ожидали. Быстро посовещавшись, они вспомнили, что их земляк Адольф тоже ездил на Мерседесе и, предложив нам, холодный кофе и нашу отвёртку, попросили быстрее покинуть мутер Австрию.
Денег у нас осталось на одну заправку и коробочку спичек. Мы решили экономить на спичках и купили одну булочку. Дядя взял горячее чудо в руки, и глубоко вдохнул воздух. Когда он выдохнул, булочки уже не было. Нет! Мы её не искали, зачем нам одна булочка на двоих. Пусть Австрияки подавятся этой тёплой, красивой, вкусной напоминающую нам фатер Дойчланд, булочкой. На последних каплях дизеля мы добрались до Венгрии.
Венгерские пограничники помогли нам затолкать машину на стоянку и сказали, что мы умрём здесь вместе с ней, но дальше не поедем. В поисках счастья, дядя направился к длинной очереди автомобилей ждущей, как и мы разрешения на проезд. Через час он вернулся с нашим знакомым из Берлина. Несчастный, как и мы, гнал своё авто на свалку в Румынию. Значит не одни мы дураки и от этой мысли мне стало легче. Одолжив нам денег, он сказал, что как только стемнеет, нас за взятку пропустят. Главное, это ночью проехать через всю Венгрию, иначе утром нас накроют неподкупные пограничники, и это будет нам дорого стоить. Всю ночь мы гнали, как сумасшедшие, а утром с улыбкой нас встречала дорогая, лежащая в грязном снегу Румыния, и её честные и смелые пограничники. Забрав у нас даже начатую пачку сигарет, они сказали, чтобы мы ехали назад в Германию. В Румынию нас не пустят, у них, видите ли, новый президент и новые законы. Мой дядя заплакал. Нет, ему не было жаль денег. Ему было обидно, что какие-то Румыны считают себя умнее его и он, взяв лежащую на земле железяку, подошёл к Мерседесу.
«Чтобы я оставил этим мамалыжникам нашу машину? Чтобы они имели удовольствие, а я нет?», – и он со всей силой ударил железякой по правой фаре, которая загоралась, когда я нажимал на тормоз. «Ну что, пропустите?» – и дядя, впервые со дня отъезда улыбнулся от всего сердца. И тут я понял, что самый искренний смех – это злорадный. Дядя сказал недалёким Румынам, что нас не запугать. Серьезные Немцы смеялись, как малахольные и пугали нас, когда узнали, куда мы едем. Венгры тоже пытались зубы скалить. Братья Поляки обворовали нас и даже австрияки спёрли булочку, но мы всё равно добрались до заветной свалки. И если Румыны этого ещё не поняли, то поймут чуть-чуть позже…
Обалдевшие Румыны не успели включить свои мозги, как левая фара, которая включалась, когда кто-то проходил мимо, чем вызывала временное заикание у людей, приказала долго жить. «Ну, что гады, пропустите?» – и дядя подошёл к стоящему рядом новенькому Фольксвагену. «Значит, нет?» – и он прицелился в лобовое стекло.
Скрутить дядю быстро не удалось, и несколько пограничников поняли, как страшны русские в рукопашной. Я тоже не был подарком и поспешил на помощь дяде, но споткнувшись нечаянно, выбил железяку из его рук. Она взлетела в воздух и, сделав сальто-мортале, стала опускаться на лобовое стекло новенького, и ни в чём не виноватого Фольксвагена. Румынский пограничник, как наш герой Матросов, закрыл лобовое стекло своим телом и вместо медали, получил железякой по башке. После допроса, добрые и раненные солдатики накормили нас и отвезли на вокзал. Купив нам билеты до Берлина, они посадили нас в поезд и перекрестились. Провожал нас и кровный брат Румынский Матросов. На забинтованную голову он верёвочкой привязал фуражку и выглядел, как-то не совсем здоровым, но счастливым. Всю дорогу дядя смеялся. Нет, ему не было жаль каких-то денег. Он помолодел и говорил, что эта поездка прибавила ему несколько лет жизни. Ведь в этом скучном Берлине от безделья можно сойти с ума и попросил меня в следующий раз взять его с собой. Биг Бизнес ему понравился.
Ночью меня разбудил телефон. Звонил мой друг из Румынии. «Вы где пропали? Я уже неделю жду вас на границе. Вы что, не приедете?» Жена проснулась, потому что я лежал на полу, и корчился со смеху. Показывая на телефонную трубку, я сказал ей: «Скажи ему, что мы завтра, нет, сегодня выезжаем, пусть ждёт и никуда не двигается, а то ничего не заработает». Кто-то потом рассказывал, что на Румынской границе появился снежный человек в тюбетейке. По описанию он был похож на моего друга. Вот, что делает жадность с людьми. Не будьте похожи на них.
Вас интересует, куда делся Мерседес? Пора было догадаться. Дядя сделал из него кучу металлолома, и мы по Румынским законам, вместо медали подарили его смелому Румынскому Матросову. Поэтому на вокзале он выглядел таким счастливым. О! Вспомнил. Фамилия моего друга была Хаймовическу. Так вот куда делись 20%, а то я уже начал волноваться.
! И это правильно. Такова сермяжная и посконная правда, ибо ЗЕЛО.
