Я – зип-Мария. Вы хотели со мной поговорить?
Что помню из раннего детства? Ну, слушайте.
Все знают, что в нашем мире только одна из тысячи может вырастить эмбри. Когда девочкам исполняется три года, их везут в Центр на обследование. Раз в месяц из Центра в городок приезжает бесплатный автобус. Я хорошо помню поездку в Центр, потому что в автобусе кормят. Я помню эту поездку именно из-за еды. До той поездки я совсем не помню вкуса пищи, его не было, синтетика вкуса не имеет. В автобусе мне дали маленькие кусочки настоящего мяса и торчащие из пакетика толстые и мягкие палочки, которые назывались фрайз. Я сразу повторила это вкусное слово «фрайз», и шофер сказал, что я умная девочка. Ну да, умная. Я же не инки! В нашем доме все дети были инки. Это значит, что они родились в инкубаторе. Дети инки очень спокойные и не очень любят бегать и прыгать, а смеяться или плакать совсем не умеют. Когда инки играли в мяч во дворе, то всегда становились правильным кругом, потому что так нас учили в школе. А когда в школе бежали кросс, то инки никогда не делали рывок перед финишем, они просто бежали всю дистанцию с одинаковой скоростью.
В школу дети из нашего дома шли, построившись в две шеренги. Я всегда плелась сзади, подпрыгивала, размахивала сорванной веткой, следила за птицами, играла на ходу со своим компьютером. Я смеялась, плакала, кричала, и не могла понять, почему у детей из нашего двора такие безучастные лица. Дома с мамой и с папой спорила только я. Мои братья и сестра смотрели на меня, но лица их не выражали ни удивления, ни осуждения. Я была самая младшая в семье, ребенок сверх нормы. Мама с папой взяли меня, потому что надеялись на наследственность.
Расскажу все по порядку.
Вы помните, конечно, о Большой Войне. Люди, исчерпав все ресурсы, применили биологическое оружие, которое проверить толком не успели из-за этой самой войны. Потом оказалось, что пострадали все. Произошла какая-то мутация, и девочки стали рождаться без инкубатора. В смысле, раньше, до войны, у каждой девочки был персональный инкубатор, и она могла иметь эмбри когда сама захочет. Если бы я жила до Большой Войны, то я бы не имела эмбри лет до двадцати! Эмбри выращивают для покупателей. Их закладывают в персональный инкубатор, а когда эмбри готов, то его родители платят очень большие деньги.
Девочки-зип – большая удача для семьи. Нас берегут, кормят настоящими продуктами, особенно, когда эмбри растет. Богачи, которые покупают эмбри, могут потребовать, чтобы зип жила с ними все время роста эмбри, а их врач сам будет решать, чем ее кормить. Если окажется, что у девочки есть персональный инкубатор, то деньги за первого эмбри уходят на операцию по установке зип. Это такое устройство, которое открывает инкубатор, когда эмбри готов. К имени девочки прибавляется приставка, и она сразу входит в элитную касту.
Я помню наш с мамой визит в центр, и как доктор сказал маме про инкубатор, а мама заплакала, и доктор смотрел на нее с удивлением. Доктора почти все эмбри. Они умеют плакать, смеяться, даже шутить. Доктор стал просматривать мамины файлы, а потом понимающе кивал и утешал маму. Моя мама не инко, она ребенок. Дело в том, что мамина мама была зип. Когда зип сделает десять эмбри, ей полагается отпуск, и она может сделать ребенка для себя. И еще два раза может. После тридцати эмбри считается, что лимит у зип исчерпан. Моя бабушка-зип решила сделать еще одного ребенка для себя, четвертого, но что-то у нее разладилось. В общем, меня последние две недели растили в инкубаторе. Семья обладает правом покупки, и мама с папой решили рискнуть бабушкиными деньгами. Они купили меня, хотя им предлагали вдвое больше, потому что у меня был шанс шестьдесят пять процентов. Моя прабабушка тоже была зип, а это уже наследственная линия. А из мамы зип не получился, она просто ребенок, но не инко.
Инко мой папа, сестра и братья. Такая у нас была смешанная семья. Мы жили в большой квартире в муниципальном доме. Квартиру такую дают тем, кто берет третьего инко. В нашем доме у всех было по трое детей, только в нашей семье четверо. Так вот, после визита в Центр, мама с папой стали спорить из-за меня. Папа хотел, чтобы я сразу стала зип. Многие семьи так делают, хотя трехлетние девочки еще не могут сделать полноценного эмбри, и месяца два их доращивают в инкубаторе. Такие эмбри стоят дешевле, но все же достаточно, чтобы семья года три ни в чем себе не отказывала. Папа хотел, чтобы я сразу начинала работать, но мама не соглашалась, а нужно, чтобы оба родителя подписали соглашение. В конце концов, они решили, что я начну работать, когда мне исполнится восемь лет, а пока я должна пойти в школу.
После первого полугодия моих родителей пригласили на собеседование. Вернулись они в шоке. Даже у папы лицо выражало беспокойство. Оказалось, что я айки, и мой интеллект позволит мне получить профессию в университете. У нас в доме нет ни одного айки кроме моей мамы. Мама не стала зип, но смогла окончить школу третьей ступени и училась в университете. Последнего курса она не закончила, потому что не было мест на бесплатном отделении. Нужно было вернуться через год, но она встретила папу, и им дали инки, потом еще одного. Мама работала врачом, но имела право лечить только инки, потому что у нее был неполный диплом, и ей платили половинную зарплату. Папа работал менеджером на фабрике мебели, он окончил школу второй ступени. Его в школе учили улыбаться, поднимать брови, выражая удивление, хмуриться. Когда он разговаривал с мамой или со мной, он делал «живое лицо». Почти все мужчины из нашей и соседних муниципальных двадцатиэтажек работали на фабрике мебели или на гидропонном комбинате. А женщины еще и в разных кафе и магазинах нашего торгового центра.
О новой зип вскоре стало известно во всем доме, а потом и в городе, и нашей семье очень завидовали. Зип не может уйти из семьи пока не сделает себе ребенка, а это можно только после десяти эмбри. Чуть не весь город обсуждал, останется ли моя семья здесь, или купят отдельный дом в зеленом поясе. Вокруг городка располагаются виллы богатых. У каждого свой двор, небольшой сад, у некоторых даже свои бассейны. С крыши нашего дома я любила смотреть на эти домики в садах. Каждый городок имеет свой зеленый пояс, это полезно для здоровья. В зеленом поясе своя школа, поликлиника, инфоцентр. Когда меня признали айки, родители перевели меня в Зеленую школу, и за мной стал приезжать школьный автобус.
Эд ездил в школу тем же автобусом. Вообще, из городка нас в Зеленой школе училось человек двадцать. А мы с Эдом были самыми маленькими, поэтому наши места оказались впереди, чтобы шофер мог за нами присматривать. И в школе нас посадили рядом, а на переменке мы уже автоматически нашли в школьной столовой два свободных места.
Я должна была сказать Эду, что я - зип, но я тогда не знала, что должна, ведь мне было только три с половиной года. Я, и правда, не знала, что с зип жить вместе не рекомендуется, потому что это может помешать делать эмбри. В общем, когда мне исполнилось четыре года, Эд уже был влюблен в меня. Ну и я, конечно, тоже. Еще бы, он был первым эмбри моего возраста, которого я встретила. Он тоже умел смеяться и плакать, и орал от восторга во время наших игр, а когда мы играли в мяч, прыгал по всей площадке совсем как я.
Мама с папой повезли меня в Центр как только мне исполнилось восемь лет. Я должна была начать делать моего первого эмбри. Они уже говорили о зеленом поясе, и как там хорошо, и как удобно будет мне ходить в школу, а не трястись в автобусе, особенно, когда эмбри уже станет тяжелым. Они мечтали, что через два, максимум два с половиной года мы будем жить в своем доме. Мама обнимала меня и называла своей радостью, а папа гладил по голове и называл счастливым билетом. На день рождения мне купили платье из отдела сверхлимита – розовое, воздушное, и совершенно бесполезное. Но мама думала, что мне будет приятно выглядеть принцессой из старинной сказки. У нас в семье была настоящая книга, старинная, из бумаги. Страницы ее, конечно лет двести назад закатали в пластик, но все равно это была вещь, которую не часто встретишь в таких домах как наш. Братья и сестра не интересовались книгой, они и с компьютером не очень читали, хотя это входило в обязательную программу. А я прочла эту книгу раз сто, знала все истории наизусть, и особенно любила про Спящую Принцессу. Это, конечно, была историческая реальность, стилизованная под сказку, но все равно, выглядело красиво. Так вот такое платье мне купили, как у принцессы. В нем меня и повезли в центр.
А в центре родителям отказали. Что-то у меня еще не развилось до конца, и начать работать я еще не могла. Они просто в шоке были, мама даже поплакала немного. Но потом сказала, что это даже хорошо, что я начну с десяти лет, потому что окрепну, подрасту, и мне не будет тяжело как другим зип, которые и в школу ходить не могут, когда эмбри подрастает.
Эд назавтра спросил меня, почему я школу пропустила, я ему и рассказала про госпиталь. Он, оказывается, не знал обо мне и расстроился ужасно. Его мама – зип, но уже больше не работает. Эд у нее последний ребенок, остальные выросли и живут сами по себе. А Эд получился случайно, не в Центре, а живым способом. Мама даже не знала, что такое может случиться, особенно после тридцати эмбри и троих детей. В центре только головами качали, удивлялись. Но потом оказалось, что такие случаи уже не такое чудо как раньше, и случается раз пять или шесть в год.
Через два года мы с Эдом закончили вторую ступень общей школы и к третьей приступили. Опять мы были самыми младшими в классе, но уже привыкли и вместе держались. Родители меня в Центр повезли, мне там эмбри подобрали, имплантировали, и вернулись мы домой. Папа шипучего вина купил в сверхлимитном, вечером праздновали: вырастили себе машину для производства денег! Первый эмбри я сделала сравнительно легко: никаких неприятных ощущений, наоборот, просто эйфория какая-то все семь месяцев была. Мама радовалась, она очень переживала, как все пройдет. Оказывается, врачи рекомендуют начинать работать только когда организм уже вырабатывает свои собственные эмбриклетки, но в реальной жизни я, наверное, одна была такая, кому в нашем Центре зип в десятилетнем возрасте устанавливали. Почти все с трех лет начинают работать.
Мама Эда, зип-Амелия, нам рассказывала, что в Восточном океане ближе к Ледовым островам, есть огромный остров, заселенный людьми, которые имеют детей только когда хотят и живым способом. И мы с Эдом стали мечтать об этом острове, все придумывали, как там у них. Я почти всегда делала эмбри, потому бегать, прыгать, играть, как раньше уже не могла. Качались мы с Эдом в гамаке и разговаривали.
У нас просто: находишь партнера – получаешь инки. Три года пройдет, если партнер есть, то дадут еще одного инки, потом третьего. Еда, одежда, лекарства – все из лимита, всем хватает. На праздники – День окончания Большой Войны, или, к примеру, День города – натуральные продукты в лимитах. Детский сад, школа – все бесплатно, в университете бесплатные места есть. Квартиры стандартные: четыре спальни, три ванные, кухня-столовая, учебная комната. Все счастливы! Это только такие как мы с Эдом понимали, что очень эта жизнь регламентирована, распланирована до тупости. И дети-инки нас раздражали, даже мои братья и сестра, – уж такие правильные и послушные, спокойные, равнодушные до рвоты! А сами инки, когда все идет по плану, очень хорошо себя чувствуют.
Я попросила мне моего первого эмбри показать, какой он. Я уже знала, что он мальчик и очень хорошо развитый, даже ест из бутылки. Посмотрела: обычный кроха, желтый какой-то, сморщенный. Его уже купили, вся кроватка была игрушками обвешана. Никакого интереса он во мне не вызвал.
Из госпиталя меня родители на машине забирали. После оплаты операции, еще осталось на покупку машины. Мама всю дорогу радовалась, рассказывала, что всегда о машине мечтала. Старший брат как раз школу закончил, на работу устроился. Они с папой часто на озеро стали ездить, дикую рыбу крючком ловить. Вся семья довольна была, все планы строили, что купят, когда я второго эмбри сделаю. Я сдала годовые тесты, и мы сразу с мамой в Центр поехали. В школе ко мне и учителя и ученики стали обращаться с приставкой – зип-Мария. Когда я третьего эмбри делала, мы с Эдом в последний класс перешли. Тесты финальные пришлись как раз на три месяца отдыха, повезло. Мама с папой стали деньги на дом в зеленом поясе собирать. Сестра школу первой ступени одновременно со мной закончила, уехала на работу в соседний городок. Через год стала с партнером жить, инки им дали. Потом старший брат на курсы водителей уехал, решил мир посмотреть. Младший брат тоже не засиделся – школьный минимум сделал, нашел себе девушку и стал жить отдельно. Дома только я осталась, и мама стала обо мне еще больше заботиться: то фруктов свежих принесет, то сыр натуральный из сверхлимитного.
В университет ни меня, ни Эда не взяли из-за возрастных ограничений. Ждать нам не хотелось, и мы поступили на сетевой факультет. Занятия идут в сети, все задания отсылаешь, а консультации прямой связью с экрана в Зеленой школе. Но консультации платные. Мама Эда оплатила сразу за год, мои родители сначала колебались, но потом тоже заплатили. Все-таки, четвертого эмбри я делала из собственной эмбриклетки, не нужно было ни с кем делиться. Врачи в Центре разрешение мне дали восьмимесячных эмбри делать. Таких эмбри можно будет почти сразу домой забрать, в Центре больших эмбри задерживают только если что-то не в порядке.
Четвертым эмбри была девочка, и продали ее родители очень хорошо, потому что покупатели надеялись, что она окажется зип. Бедняжка, надеюсь, что нет!
До окончания сетевого факультета я сделала еще три эмбри. Родители купили хороший дом в зеленом поясе. Отец оставил работу и стал выращивать еду в саду за домом. Сам теплицы построил, земли хорошей завез. Он ведь очень работящий у нас, и добрый, нам, детям, ничего не жалел. Мне оставалось два года доучиться, чтобы диплом врача получить. Свои три бесплатных года я не использовала, поэтому место мне было гарантировано. Третий бесплатный год я отдала маме. Через два года в Зеленой поликлинике освобождалась вакансия врача, а как местная, мама становилась первым кандидатом. С моей помощью она окончила последний курс, получила диплом и стала ожидать места.
Десятого эмбри я сделала уже после окончания университета. Обо мне даже снимали передачу для местного канала: зип-Мария, айки, дипломированный врач и десятый, юбилейный эмбри. Эд тоже получил диплом, поработал, пока я делала десятого эмбри, потом уволился.
Мы давно решили провести мой отпуск вместе. И давно договорились, что все сделаем, чтобы дети наши жили на острове, о котором нам зип-Амелия рассказывала.
Вечером мы зашли к зип-Амелии, матери Эда, попрощались. Потом с моими родителями простились. Они всегда были ко мне очень добры, все мои капризы терпели. Но и я свой долг перед ними выполнила! Мама с папой с продажи юбилейной эмбри купили новую машину, а я взяла их старушку. В багажник загрузили продукты, на заднем сидении сложили одеяла. Я попросила разрешения взять с собой нашу старую книгу, почему-то я думала, что она мне понадобиться.
На прощание объехали мы вокруг городка, подивились, какой он маленький, и поехали на восток. Мы были уверены, что мне обязательно нужно спастись, и моих эмбри будущих спасти. Очень молодые мы были, только о себе думали, не понимали, что нужно долги отдавать не только семье.
После окончания отпуска, зип должна обратиться в ближайший к ней Центр и начать работу над новым эмбри. Правительство наше хочет создать целое сословие из детей и эмбри, интеллектуальную прослойку, так сказать. Но нас, зип, слишком мало для осуществления таких планов. Потому и вменяется нам работать не останавливаясь. До Большой Войны все люди, говорят, были как эмбри, а потом, когда людей стали выпускать инкубаторы, они и превратились в инки.
Ехали мы почти три месяца. Когда кончались деньги, мы работали пару дней, чтобы купить новый энерджайзер для машины. Концентраты, воду, и прочие мелочи брали по лимиту, нам хватало, потому что я была официально в отпуске. Грузили мы все это в машину, и снова - вперед на восток. Доехали мы до Восточного океана. Город прямо на берегу, рядом со старым, во время Большой Войны разрушенным, построен. Город Владск – порт большой, есть завод, где корабли делают, ну, гидропонные комбинаты, конечно. Эд сразу же на работу устроился, стал начальником смены на корабельном. Во Владске эмбри почти не живут, все в зеленом поясе, особняком держатся. Да и мало их совсем. Начальниками инки работают, у нас в городе такого почти не было, кроме моего папы я другого инки-менеджера не знала.
Эд, как освоился немного, стал расспрашивать про остров. И инки на заводе расспрашивал, и в порту, когда по делам туда ездил. Рассказали ему, что на остров Аустра раз в три месяца торговое судно ходит, товары возит. Еду на острове не покупают, своей хватает, а машины, лекарства хватают, только давай. И рассказали ему, что дорога месяц занимает, а то и пять недель, и остановится негде, кругом океан. Мы с Эдом поняли, что так долго нам на грузовом корабле не спрятаться, надо другой путь искать. А времени не так много, отпуск у меня только двенадцать месяцев. В это время другие зип первого ребенка рожают, для себя стараются.
Зип из страны выпускают только когда они тридцать эмбри сделают, а до этого ни-ни, даже туристом не выехать. Решили мы с Эдом купить яхту и на ней уйти. А деньги на яхту где взять? Эд такую сумму за двадцать лет не заработает. Пришлось нам решиться на эмбри. Последнего. Денег хватит и на яхту, и на все снаряжение.
Поехали мы в Центр. Они мне обрадовались, у них на Восточном побережье зип очень мало. А у меня еще двадцать эмбри в запасе, и для себя могу два-три сделать. Стали мне обычные тесты делать, а доктор и говорит, что мой эмбри уже на четвертом месяца развития. Такой вот сюрприз! Без Центра, без докторов, живым способом!
Предложили мне подумать, буду ли я этого эмбри продавать, или себе оставлю, я-то еще в отпуске. Просто в безвыходном положении мы с Эдом оказались. И уехать не можем, и продать этого эмбри невозможно, это ведь наш ребеночек. Мы его, конечно, себе оставили, а отъезд наш пришлось отложить. Через четыре месяца приехали мы с Эдом из Центра домой с маленькой Тори, Викторией. Я так боялась, что никаких чувств к ней не буду испытывать, ну, как к эмбри моим, но напрасно. Как только дали мне Тори на руки, поняла я, что она самая красивая из всех моих эмбри, и что она мой ребенок, самый лучший и любимый. И Эд радовался вместе со мной!
Через три месяца я начала делать моего одиннадцатого эмбри. Эд учился яхтой управлять, карты искал в сети, маршрут прокладывал. Наша Тори рано начала смеяться, и дети инки во дворе все спрашивали, почему у нее лицо двигается. Многие дети во Владске никогда и не видели эмбри, а уж рассказать им, что Тори – наш ребенок, я бы никогда не решилась.
Мой одиннадцатый эмбри была девочка, и за нее нам предложили большие деньги, потому что у меня была наследственная линия, и шестьдесят пять процентов вероятности рождения зип. Вероятность повышается с каждым эмбри, и двадцать девятый и тридцатый эмбри буквально на вес золота.
Мне дали трехмесячный перерыв на восстановление организма, и нам нужно было спешить. Яхту Эд присмотрел давно, и как только нам деньги перевели, документы были подписаны. Днем я в разных магазинах города покупала продукты, одежду, детское питание, а по ночам Эд все это грузил на яхту. Две недели ушло на погрузку, но никто ничего не заподозрил. Мы все в квартире бросили, машину на стоянке у порта оставили, а за коляской Тори просили присмотреть сторожа на причале.
И уплыли навсегда.
Добирались мы два с половиной месяца. И шторма были, и безветрие с жарой под сорок градусов, и рыб видели в три раза больше нашей яхты, - всего не расскажешь. Добрались до Аустры чуть живые. Приняли нас, в гостиницу отвезли спать. На другой день пришли к нам из комиссии по перемещению, расспросили, файлы завели, временную регистрацию выдали. Десять дней мы в себя приходили, ели-пили и твердой землей наслаждались. Люди на Аустре все эмбри. Инки мы там не встретили, либо не живут, либо, может, на фермах работают. Странно нам было видеть живые лица, но зато и на нас никто пальцем не показывал и в спину «семья эмбри» не шептал. На десятый день вызвали нас в комиссию и объявили решение. Любая зип, покинувшая свою страну без разрешения правительства, подлежит возвращению обратно. Тори и Эд могут остаться на Аустре, а меня возвращают по месту рождения, где мне предстоит сделать пять эмбри для правительства в центре коррекции поведения. Вот так нас Аустра встретила и проводила!
Проплакала я всю ночь. Эд утешал меня, но и он не знал, как нам из этого всего выпутаться. Сами себя в угол загнали. Я решила, что лучше умру, но Тори не отдам. Скорее всего, она - зип, потому что с обеих сторон наследственность. Не хочу, чтобы доченька моя с восьми лет эмбри делала. Связались мы с мамой Эда, умоляли, чтобы приехала и здесь на Аустре с Тори осталась. Продали мы яхту, деньги в банк положили и стали ждать, пока меня назад транспортируют. Зип-Амелия, мама Эда, успела приехать, пока мы еще на Аустре были, и Тори привыкла к ней. А я с доченькой моей попрощалась на двадцать лет. Мне оставалось девятнадцать эмбри сделать, плюс год отпуска. Книгу старинную я им оставила, пусть хоть что-то на память от мамы будет. Мне раз в месяц свидание с ними дают в сети. Тори про школу рассказывает, старинные сказки из книги уже сама читает.
Я уже четыре эмбри в центре коррекции сделала, через три месяца пятого закончу и выйду отсюда. Нас здесь немного, зип законы редко нарушают, им и так живется лучше всех. Да, все остальные инки. Мне вначале так тяжело было! Я расплачусь, а они вокруг меня стоят и смотрят, вздыхают иногда. Сейчас я уже привыкла, не плачу.
Так вы писать обо мне будете?
Интересная история, считаете? У нас здесь у всех истории похожие: кто эмбри отдавать не хотел, кто девочку в три года в Центр не отвел на обследование. А одна с партнером-эмбри ушла в пустыню жить, двух детей живым способом сделали, а потом нашли их. Ей дольше всех здесь оставаться – двадцать восемь эмбри осталось. И детей не спасли они. Девочка у нее тоже зип, четыре годика ей, она уже второго эмбри делает. И моя Тори, если бы здесь осталась, была бы зип, мы теперь точно знаем.
Говорят, что скоро можно будет по два эмбри за раз делать. Я бы с радостью! Очень за Тори скучаю. Ребенок, ведь это не эмбри, это совсем другое дело. А Эд ко мне каждый день приходит. Он инженером работает недалеко отсюда. Следующего эмбри продадим – дом купим в зеленом поясе. Ничего, мы подождем! Еще пять эмбри и ребенка сделаем для себя.
Я иногда думаю, может лет через пятьсот инкубаторы закроют навсегда, инки больше не будут делать. А пока, ну, работа такая у меня...