1.

Ах, как же легко любить людей фейковых, иллюзорных, из интернета!

И как почти невозможно тех, кто рядом, бок о бок.

Так размышлял я, покачиваясь в гамаке под корабельными соснами поселка Томилино. Рядом, только руку протяни, кусты малины, черной смородины.

Позвольте представиться. Меня зовут Иван Горохов. Мне 37 лет. Жена моя, Анна Горохова, младше меня на два года.

Так вот, о супруге, она сделала сайт «Поделюсь своим счастьем». И за 50 баксов каждый с ней может общаться, как с мозгоправом, ровно полчаса. Она психолог.

Аннушка купирует проблемы, корректирует судьбу, словом, за небольшие деньги учит быть чертовски везучим.

Возможно, кто-то на стороне и становится счастливым. Но дома у нас полный кавардак. Влажная уборка в одноэтажном домишке не делается уже месяц. В раковине гора грязной посуды. Холодильник забит лишь биойогуртами. Трехлетка кошка Маркиза не кормлена, промышляет во дворе мышами и птичками.

С сосны, прямо мне на живот, падает шишка. Я ее зорко рассматриваю. Какое же совершенство природной архитектуры! Диво дивное!

Вдруг возле моего гамачного пристанища вырастает Анна. В белой растянутой майке и черных трениках с красными лампасами.

— Ванек, дорогой, так и будем лежать?

— А что еще делать? — я вяло парирую.

— Как это что?! Третий месяц уже не можешь устроиться на работу. Комфортно сидеть на моей шее? Захребетник хренов!

Я нюхаю шишку. Стойкий и глубокий смолистый запах. Так пахнет забвение.

— Анька, отзынь! — нежно отвечаю я и закрываю очи.

2.

Скажу вам честно, сидеть на шее жены не совсем комфортно. Денег бы хотелось на порядок больше. Но что я могу сделать?

Издательство «Козерог» моё закрылось. Литературных редакторов в Москве как у собаки блох. И уже возраст, зараза. Виски седые. Намечается брюхо.

Вот моя женушка всех остатних людей учит счастью online, а внутри семьи разлад.

И каждый день у меня с Анной разборки.

— Ты любишь всех людей, — кричу я. — Но полюби меня. Одного!

— За какие заслуги? — Аннушка щурит красивые зеленые глаза.

— А за какие заслуги ты оргазменно обожаешь эти безликую орду?

Анна отбрасывает золотисто-русую челку. Все-таки она еще хороша, аппетитна. Несмотря на возраст.

— Ванек, согласись, среди этой орды может попасться хотя бы один порядочный. Вот его и люблю. Держу в своем фокусе.

Я гневно топаю ногами, пол подо мной гудит гудом.

— Этот единственный порядочный человек стоит перед тобой. Это твой муж. Иван Горохов.

— Да знаю я твою фамилию. Имя, ты удивишься, тоже. Сначала устройся на работу. Приноси в гнездо деньги. В клюве. Возможно, тогда и заслужишь мое уважение.

С горя я стал сочинять страшные рассказы. Ведьмы, вурдалаки-упыри, русалки, всех видов Кощеи. Однако все с прозрачным намеком на свою отчаянную жизнь.

Когда опусов скопилось с добрую дюжину, показал их своему однокласснику, Самсону Самсонову. Он сейчас туз и джокер. Возглавляет нехилое подразделение «Газпром-медиа».

3.

Самсон Самсонович Самсонов вызвал меня в ресторан «Обломов», неподалеку от издательства «Московский комсомолец».

Сели мы с ним, съели красный борщ, хлопнули по рюмке. Однокашник мой и говорит:

— А ты, братец, талант!

— Что такое? — я испугался.

— Ночь напролет читал дюжину твоих страшных рассказов. Действительно, ужас! Особенно о синегубых русалках. И почему у тебя все женские образы столь отвратны?

Я чешу голову:

— Тяготы семейной жизни.

— Анна достала своим сайтом?

— И это тоже… А ведь впереди, как ни крути, старение, смерть, аннигиляция. Был я царь и почти бог, а вырастет на моей могиле пыльный лопух. И всего-то.

Самсон до краев наполнил рюмки ядреной ледяной водкой, усмехнулся:

— Ты, брат, не жуй сопли. Точнее, их подотри. Хочу предложить тебе фартовое дельце. В лексусах будешь ездить. С топ, мать их, моделями шашни крутить.

— Подробности? — ошалело жую я хрустящий огурец.

Самсон приближает ко мне красное, обветренное властными норд-остами, лицо.

— На верху, на самом верху, принято решение валить вертикаль.

— Самого?

— Его, подлеца. Всем надоел.

— Я здесь причем?

— А притом, бродяга, что в тебе есть дар. Божья искра. Напиши страшный рассказ о вертикали. Только по-настоящему страшный. Чтоб бросало читателя в ледяной пот. А мы этот опус издадим книжкой. Прогоним по радио. Наконец, снимем по нему телесериал.

— Да кто же это позволит?

— И спрашивать не будем… Есть каналы! Но пока это, т-с-с, тайна!

4.

Дикие кульбиты выписывает судьба. Самсон в детстве казался мне чуть ли не дебилом. Учился через пень колода, на одни тройки и двойки.

А вот поди ж ты! Схватил бога за бороду. Оказался в нужное время в нужном месте. И теперь возглавляет «Газпром-медиа». А там такой денежный кейс, закачаешься. Медовые дали.

Из Москвы, после переговорного ресторана, я вернулся в Томилино. На другой день по утру лег в свой излюбленный гамак, крепко привязанный к шершавым стволам корабельных сосен.

Рядом с лукошком возилась Анна. На ней короткий халатик. Собирала крыжовник.

Присмотрелся к супруге.

— Должен тебе сказать, — говорю нежно, — ноги твои с возрастом приобрели хамский оттенок.

— Ты о чем там, пузан?

— Потолстели лодыжки. Икры раздулись, как у футболиста.

Анна ест крыжовник, морщится от кислоты:

— Развестись мне с тобой, козлом? Надоел до смерти. Байбак. Лежебок. Тупица.

— Зря ты так! Какой же я тупица? Мне Самсон Самсонович предложил написать страшный рассказ, страниц на двести.

— О твоих русалках и упырях?

— Бери больше! О властной вертикали. В высших эшелонах власти решено альфа-самца гнать в шею.

— И твой страшный рассказ как-то поможет? Не смеши! Ха-ха!

— А вот увидишь, — будто ужаленный ядовитой змеей вскакиваю я с гамака. — Я человек очень талантливый. Может быть, не побоюсь этого слова, и гениальный.

5.

Поначалу я был в закупорке, не мог выдавить из себя ни словечка. Какие там две сотни страниц?! Тут и двести слов не придумаешь. Творческая импотенция на марше.

Выручил же сайт моей супруги «Поделюсь своим счастьем».

А было всё так…

Анна умотала к личному массажисту, Араму Хачатуряну, на Тверскую, 15. Я же сел за ее ноутбук, даже зашел в ее личную почту. А в почте той сплошь жалобы на беспросветность. Эдакий душевный канализационный сток. Дерьмо-провод.

Это же то самое, что мне нужно!

И… пошла писать губерния. Листы финской бумаги шариковая ручка разрывала в клочья. Высочайший творческий градус! Персонажи дрыгали ножками-ручками, выпрыгивая со страниц.

Творил я по методу контраста. Мол, простые люди несчастны. Ипотека, дантисты, старение, смерть. Верхние же эшелоны власти гужуют в свое удовольствие. Что головастики в теплом болоте. Особенно в этом веселье преуспевает Юрий Абрамкин, президент РФ.

То негодяй, разжиревший на народных харчах, летает с дикими гусями. Типа, он их вожак. То ныряет в жерло вулкана в Башкирии. А то и устраивает секс-каникулы с молоденькими танцовщицами из цыганского театра «Ромэн».

Спустя какой-то месяц роман был готов. Я быстро, по «слепому методу», набрал его на компе. Распечатал, опять же на финской бумаге, и на крыльях надежды полетел к Самсону Самсоновичу.

Никто меня не напутствовал на дорожку. Анна опять упорхнула к своему личному массажисту Араму Хачатуряну. Может, она с ним закрутила роман? Не знаю! Я не ревнивый. Тем более, секса у меня с супругой уже не было два месяца. Как-то не тянет. Присмотрелся к ногам и — отбой. Не до кроватной фиесты.

6.

Самсон Самсонович прямо при мне стал читать. Сидел за дубовым столом, дымил трубкой из японской вишни. Иногда посмеивался, подмигивал мне или лукаво посматривал из-под золотых изящных очков.

Прочитал эдак страниц сорок, хлопнул толстой, с широченным запястьем, рукой по столу.

— Что я тебе скажу? Перефразируя Пушкина — «Ты Ваня, бог! И сам того не знаешь. Я знаю, я. Самсон Самсонов».

— Значит, понравилось? — я нервно поелозил ягодицами по кожаной обивке черного кресла.

— Не то слово! Абрамкин выглядит законченным идиотом. То, что нужно. А люди, пипл, простой народ, безутешно несчастны, что бразильские попугаи. Ты, Иван, попал в самый нерв эпохи.

— Будешь печатать?

— Буду! И сериал сниму. Коньячка не желаешь? Армянский! Называется «Танец с саблями».

— Коньяка не хочу. Мне бы какой гонорарчик. А то Анна мне проела плешь.

— Гонорар, говоришь? Денег хочешь?

— Хотя бы небольших… — мямлил я.

Самсон с испуганными глазами стал выдвигать ящики своего стола. Они оказались оглушительно пусты. Лишь ластики, ручки, карандаши китайского ширпотреба.

— А денег, братец, и нет!

— Как это нет? — всплеснул я руками. — У «Газпром-медиа» нет денег?

— Поверил, дурачок? Шучу, шучу…

Самсон вертанулся на кресле, встал, снял двухметровый пафосный портрет Юрия Абрамкина (президент стоит на скале в кавказской бурке, а над ним чайки, буревестники, кажется, альбатросы). Набрал шифр банковского сейфа. Щелкнули стальные затворы. И Самсон достал полосатую бомжовскую сумку. Перекинул ее через стол:

— Там баксы и евро. Это задаток…

— Ты с ума сошел!

— Деньги только снизу. А сверху всякая бумажная дрянь, газеты. Для маскировки.

7.

Приперся я на шатких ногах с сумкой в Томилино.

Показываю добычу Анне. Мол, папа в клюве принес в гнездо немного бабла.

У супруги глаза лезут на лоб. Шепчет:

— Ты кого-то ограбил? Убил?

— Да нет же, любимая, это задаток от Самсона Самсоновича, за «Страшный рассказ».

— Правда?..

— Вот тебе православный крест! — я истово перекрестился. — Деньги за творчество. За смелый полет души.

— Аллилуйя, милый.

Ой, и какую же секс-фиесту устроила мне супруга! И откуда, спрашивается, у нее только взялся этот ураганный эротический пыл? А я, со своей неврастенией? Будто сбросил лет двадцать. Фору бы дал самцу орангутанга.

Утомленные, блаженные, расслабленные мы лежали на кровати. Анна подняла свою левую ногу:

— Красивые у меня ножки?

— Не то слово! Ножка — восторг!

— А ведь недавно бранил.

— Дурак был. Слепой что крот.

— Дай мне прочитать твой рассказ, — попросила жена. — И как это я раньше не попросила?

— Конечно, милая. Тем более, я тебе обязан.

— В каком смысле?

— Точнее, обязан твоему сайту. Не было бы его, не написал бы и строчки.

8.

«Страшный рассказ» Анне категорически не понравился. Отдала мне распечатку с унылым видом. Прелестные ее черты вмиг поблекли, увяли.

— Не думала я, Иван, что ты так безнадежно и зло смотришь на человечество.

— Да это же карнавал! Сатира! Фикшн!

— Особенно противно, что использовал мой сайт. Ты помнишь, как он называется?

— Конечно! «Поделюсь своим счастьем»…

— Умница! А твой рассказ заряжает энергией распада, несчастья, энтропии.

В дверь раздался звонок.

Открываю.

На пороге лысый коротышка с черными масляными глазами. В футболке с размашистой надписью «Навальный». В добротных кроссовках «Adidas». Человек этот явно восточного происхождения. Что вскоре и подтвердилось.

— Арам Хачатурян! — протягивает мне небольшую, однако весьма мускулистую руку. — Личный массажист вашей благоверной.

— Вот вы какой! — с двойственным чувством пожимаю я стальную ладонь.

— Ваня, забыла тебя предупредить, — появляется за моей спиной Анна. — Я сама вызвала к нам Арама. У нас же теперь лом бабла. Вовсе не обязательно мне мотаться в столицу.

— Разве я против… — ретируюсь я. — Может быть, и мне что-нибудь помассируете?

— Нет! — гневно сдвинул густые черные брови коротышка. — Я специализируюсь сугубо на женском массаже. Эксклюзив!

— Дорогой, все это без секса! — добавила супруга.

Эта фраза меня почему-то доконала.

— Да занимайтесь чем хотите! —армейской походкой я отправился в свой кабинет и крепко захлопнул дверь.

9.

Короче! Я тоже завел себе массажиста. Точнее, массажистку. А именно — японку Мюу. Маленькую такую, миниатюрную куколку, страстную почитательницу суицидальной прозы Харуки Мураками.

Нет, секса с Мюу у меня еще не было. Не уверен, нужен ли мне с японкой секс. Хотя любопытно, как у них там. Полный эксклюзив или все как обычно.

Впрочем, об этом не стоит. Секса у нас не было и точка. А вод гладенькими, нежными и крепкими ее ладошками я наслаждался. Впадал в полуэротический транс. Особенно когда она массировала ягодичную зону.

И вот Мюу мне и говорит. Я даже подивился, что она так ловко шпарит по-русски.

— Я прочитала ваш рассказ. Ой, какой страшный!

— Как мило.

— Только Мураками страшнее.

— Причем тут Мураками?! — вскочил я с массажного топчана. — И другое… Как вы прочитали книгу? Она же еще не вышла?

— Мне Самсон Самсонович дал.

— Вы знаете самого Самсона Самсоновича?

— Как не знать? У господина Самсонова застой крови в паховой области. Поэтому нет эрекции.

— Плевать мне на эрекцию Самсона Самсоновича! Зачем он вам дал мою книгу?

— Как зачем? Хотел узнать мнение рядового народа. К тому же, я закончила международный институт культуры. В Нагасаки. Я очень умная.

— Тогда, конечно… Значит, книга вам, Мюу, в целом понравилась?

— Еще как! При чтении я просто стонала. Только один вопрос.

— Да, пожалуйста.

— Почему вы так настороженно относитесь к нам, к женщинам? Нет ли у вас застоя крови в паховой области? Как у Самсона Самсоновича. Тот так, бедняжка, страдает.

10.

С миниатюрной японкой Мюу я закрутил роман. Какое же это божественное и развратное создание! Теперь мне кажется, до Мюу у меня толком женщин и не было. А супруга Анна — так, ошибка молодости, затянувшаяся на десятилетия.

Аннушка моя тоже не терялась. Завинтила роман с армянским массажистом, страшным поклонником оппозиционера Навального и бараньего мяса нанизанного на шампур вместе с молодыми томатами.

С обоюдной изменой мы как-то смирились. Тем более, японку Анна за женщину толком и не считала. Ко всякой же оппозиционной шушере я лично отношусь настороженно. Пусть он и носит гордое имя знаменито композитора. Я тоже мог бы ходить в майке с фейсом Навального. Только зачем? Во всём нужно знать меру.

Вышел мой роман. Цензура его не заметила. Продавался он на Арбате и на Лубянке. Публика и критика на него реагировали вяло. Литературовед из «Книжного обозрения» Тимофей Шутов назвал мое творение гениальной банальностью, претендующей на что-то большее.

С горюшка я выпил литр водки. Хотя в общем-то почти никогда не пью.

Зато на мой счет в Сбербанке РФ упала вторая часть гонорара. Не такая большая часть, как я грезил. Самсон объяснил, что практически весь гонорар мне был выдан авансом, в той бомжовской клетчатой сумке.

Как-то позвонил и сам Самсон Самсонов.

— Ванек, загрустил? Ждал громового успеха? А тут ни то, ни сё?

— Типа того…

— Не грусти, шельмец! Через месяц запускаем в производство 12 серий. Я уж нанял десяток щелкоперов для переложения твой сугубо талантливой прозы на сухой и мобильный язык сценария.

— Это хорошо… А скажи-ка, Самсон, ты трахаешь Мюу?

— Ты чего? У меня же застой крови в паховой области. Мюу тебе разве не сказала?

11.

Я всё качался в гамаке, под соснами Томилино, почитывал горькие дневники Льва Толстого, кормил вареной треской кошку Маркизу, наслаждался почти одиночеством.

Мюу мне как-то обрыдла. Решили с ней сделать паузу, разбежаться по углам.

Жена моя умотала с Арамом в Бразилию. И не просто отдыхать. Нет! Ловкий массажист по случаю там прикупил золотые копи.

Сериал мой «Страшный рассказ» снимался на «Мосфильме». Я туда даже и не совался. Пусть деляги от ТВ делают свое дело. В нем они съели собаку.

Словом, качаюсь я в гамаке, изучаю толстовскую идею ненасилия, созерцаю верхушки корабельных сосен, вдруг слышу незнакомый голос:

— Ну, здравствуй, Ваня!

Вскакиваю с гамака и вижу… Льва Толстого. В холщовых портках, в бумазейной рубахе. Ноги в потресканных китайских сандалетах. Опять же — седая и лохматая борода.

— Лев Николаевич, дорогой! — падаю я пред стариком на колени. — Как же я несказанно рад вас видеть!

Старец почесал бороду. Лукаво подмигнул:

— Лев Николаевич? Ну, допустим… А скажи мне, подлец, зачем ты в своем «Страшном рассказе» так высмеял президента РФ? Растер его с грязью.

— Лев Николаевич, — молитвенно глухо забормотал я, — родной человек, кровинка, как же я рад вашей реинкарнации в 21-м веке! А Юрия Абрамкина как не высмеять? Ведь заврался чувачок! 20 лет со своими подельниками грабит страну. Говорит же, всё во благо народа.

Толстой заплакал. Слезы ручьисто потекли по его морщинистым щекам, путались в бороде, смачно падали оземь.

12.

Я обнял Льва Толстого, прижал его с мокрой бородой к себе.

— Лев Николаевич, ну стоит ли из-за какого-то поддонка переживать?

Толстой от меня отпрыгнул. Глаза его хищно сверкнули. Прорычал:

— Да я тот подонок и есть!

— Быть того не может.

— Разуй глаза! Какой же я Толстой? А тем более, Лев? Я — Юрий Абрамкин. Самодержец Руси. С наклеенной бородой.

— Вот так поворот. Не ждал. И зачем же, Юрий Иванович, вы ко мне-то пожаловали? И в таком карнавальном прикиде. До Нового года вроде бы далеко. На дворе лето.

— Мстить тебе, тварь!

— Погодите ругаться… Ругань — не аргумент. Чего хотите?

— Я из Кремля ушел. Почти босой. Как король Лир. Стану теперь жить с тобой.

— Зачем?

— Буду являться живым укором твоей совести.

— Хотите жить — живите. Жилплощадь позволяет. Жена ведь умотала со своим хахалем в Бразилию. Золото хотят там добывать. Разве я против? Однако позвольте! Вас же в Кремле, чай, ищут.

— Фигушки! Там полно моих двойников. Никто уже не понимает — где я поддельный, а где настоящий.

Скрипнула зеленая калитка. По песчаной дорожке раздались летучие шаги моей японки Мюу.

— Любимый, ау! Я так по тебе соскучилась.

И вот она у гамака. Пялится на меня с двойником Льва Толстого.

Потом щелкнула каблучками сандалет, склонила голову перед лже-Толстым:

— Юрий Иванович, мне уходить?

— Куда уходить? Зачем ты сорвала свою фээсбэшную маску?

— Маску? — оторопел я. — ФСБ?

— Майор ФСБ, Алсу Узаматова, — отрекомендовалась моя столь недавно любимая.

— Ну, что я буду делать с этим народом? — вскричал Абрамкин. — Даже кровавые опричники меня подводят. Эта засветила себя. Полковник Федор Баклажанов, под погонялом Арам Хачатурян, зачем-то умотал в Бразилию. Золото, видите ли, ему понадобилось. Пират хренов.

С горя Абрамкин упал в пустовавший гамак, крепко привязанный к шершавым корабельным соснам. Застонал.

Мюу (Алсу) толкнула гамак с одной стороны.

Я — с другой.

И так мы стали покачивать вертикаль с бородой, как лялю какую, в сетчатой люльке.