РОЗОЧКА

1.
Обратилась к московской знаменитости, парапсихологу Сергею Лазуткину. Сам он себя просил называть Сержем. Иностранный привкус сигнализировал о глобальности знания.
— Что же вас, матушка, привело ко мне? — прислонясь к дверному косяку, г-н Лазуткин скрестил на груди руки молотобойца.
— Я не матушка, а Розалия Моисеевна. Можно просто, Роза.
— Итак?
— Они все умирают.
— Человек, увы, смертен.
— Я говорю о своих возлюбленных.
— Сколько летальных исходов?
— Семь. Не считая бабушек и дедушек, дядек и тетей.
— Последний случай?
— Тибетский монах Рама.
— Ого! У вас сексуальные связи с монахами?
— До посвящения в сан гуру он был Васей Зозулиным. Промышлял подержанными авто в Балашихе. К нему обратилась, как к вам. Припала, так сказать, к стопам. Он меня обрадовал сообщением, что смерти нет. Есть лишь череда перевоплощений.
— Стара песенка…
Серж достал из стола пузырь виски «Белая лошадь». Хлебнул из горла.
— Сергей Игнатьевич, вы — алконавт? — вскрикнула Роза.
— Был. Иногда возникает душевный зажим, его нужно снять… Так от чего же умер этот, как его, Рама Зозулин?
— На баобабовой опушке его задушил молодой шимпанзе.
— Странная смерть.
— Ошибаетесь. В Тибете это сплошь и рядом. Во время весеннего ристалища шимпанзе принял Васю за самку. Тот, понятно, не дался.
Серж опять глотнул, с мучительной задумчивостью потер кадыкастое горло.

2.
Розочка лукавила. Полюбить себя, по совету гуру, как бога, ей удалось. Кушала только в элитных ресторанах. Покупала одежду и обувь в бутиках хай-класса. Денег на себя уходило много. Очень. Благо родственники и любимые все помирали и помирали, оставляя ей по завещанию имущество, движимое и недвижимое.
Нервы, правда, шалили. Роза истерически много ела. Предпочитала перепелов и куропаток. Обожала мучное. И не поправлялась ни на грамм. Хорошей же конституцией ее наградили покойные родители. Осиная талия, тяжелые груди, молодое лицо. Хотя ей под 40!
Вот, хохмы ради, влюбиться бы ей в Сержа. Занятно, какой он смертью помрет? Шагнет из окна своего офиса в Москва-Сити? Сунет голову в духовку газовой печи? Или же утонет в серной ванне Селезневских бань?
Пусть живет пока!
Роза пришла к Лазуткину в юбочке-мини, с серебристой молнией сзади. Пара ее длинных безупречных ног обтянута золотистыми чулками. Серж смущенно отводил глаза.
Ох, и от одноразового мужичка она бы не отказалась. В паху после отменной ресторанной еды разгорался Грааль. Но не похоть. Любовь! Пусть и одноразовая. Солнечный удар, да и только.
— Значит, возлюбить себя, как бога, так и не удалось? — Лазуткин кинул в рот какую-то таблетку.
— Частично. Однако они продолжают умирать.
По щеке Лазуткина змеилась алмазная капелька пота:
— После соития?
— Когда как.

3.
Лазуткин повертел над Розочкой зеркальный шар. Сканировал ее кармический столб. Сказал обидное:
— Плохи ваши дела, Розалия Моисеевна.
— Что так?
— Вы переступили черту. По моим прикидкам, вы являетесь всадником Апокалипсиса. Порядковый номер ваш — 666.
— Чушь! И коня-то нет. Лишь «Мазда». Да и та без наворотов.
— Молчите! У меня есть нечто, блокирующее лучи эгоцентризма. Эксклюзивный костюмчик.
— Что вы говорите?!
Лазуткин нырнул под стол, достал картонную коробку, а в ней костюм из колючей дерюги.
Брюки он поставил на пол. Они стояли! Экая плотная ткань.
— И как я буду носить? — Роза изумленно икнула.
— Ходить трудновато. А вот лежать — самое то. Можете спать. Наберитесь мужества, ткань немного покалывает.
— Результат терзаний?
— Найдете своего единственного.
— И он не того? К праотцам?
— Гарантирую. Хотите виски? Ну тогда я сам.

4.
Дома натянула дерюгу. Будто стекловолокно. Глянула в зеркало. Ба! Вылитое огородное пугало.
Легла на тахту. Стала вспоминать возлюбленных. Любопытно, что ни одного из них она в гробу не видала. Все они как-то умудрялись отходить вдали от нее.
Сколько же еще лежать в этом колючем скафандре?
Отмучалась часа два.
В дверь позвонили.
Приникла к глазку.
На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стояла ее первая юношеская любовь, Олег Байбаков. Мастер спорта по прыжкам с парашютом. Вот парашют-то его и не раскрылся где-то на полигоне под Воронежем. Было это тому лет двадцать назад.
— Кто? — прошептала Роза.
— Конь в пальто, — хмуро пошутил Байбаков.
— Ты же того?
— Живее всех живых. Отпирай!
Прикиду Розалии Олег не удивился. Только сыронизировал:
— Поступаешь в отряд космонавтов?
— Типа того…
— Ясно! А ведь парашют мой тогда раскрылся. Просто я хотел от тебя дистанцироваться. Напрягаешь ты меня, детка. Энергетический вампир ты.
— Зачем явился?
— Расставить все точки над «i». Как знать, может зря тогда тебя бросил.
— Я переоденусь?
Роза вернулась в черных брюках и черной же водолазке.
— Одета, как вампир! — усмехнулся Олег.
— Траха не будет.
— Сам не хочу.

5.
И что вы думаете, к Розе вернулась вся гирлянда ее кавалеров. Они чуть расталкивали друг друга локтями.
Олег, Василий, Глеб, Георгий, Митяй, Егор… Всех и не перечислишь. Даже удавленный макакой, и тот оказался живой…
Конечно, Роза могла бы и не надевать этот дерюжный костюм, прервать череду возвращений псевдо-жмуриков, ан женское любопытство удерживало от опускания занавеса.
А дальше стали воскресать из мертвецов ее родственники. Оказывается, они тоже сымитировали свою кончину, отписав Розе все движимое и недвижимое имущество.
— Баста! — удовлетворив дамскую пытливость, Роза ринулась к Сержу Лазуткину.
Тот в своих апартаментах ходил в черном трико с золотыми лампасами, посасывал чубук вишневой трубки.
— Иногда они возвращаются, — усмехнулся горько.
— Не хочу! К чёрту!
— Верните костюм.
— Вдруг они опять начнут умирать.
— Тогда оставьте.
Роза задумалась:
— Есть тут один… Олег Байбаков. Мне он до сих пор люб.
— Вот и сойдитесь. Виски? Коньяк?
— Лечитесь от алкоголизма!

6.
Минул год с лишним.
Розочка выскочила за Олега замуж. Понесла плод. В крестные отцы решили позвать Сержа Лазуткина.
Как все срослось?
Очень просто.
Олег Байбаков попросил примерить чудо-костюм. Примерил. И тут с ним случилась метаморфоза. Он запил. Причем, по-черному. Выйдя из запоя, стал писать фантастические романы. Деньги обрушились, будто стихия Ниагарского водопада. Сам Голливуд, в лице Стивена Спилберга, проявляет интерес, предлагает переехать на ПМЖ, пока, правда, только по зеленой карте.
Да! Чуть не забыл.
Роза отписала обратно всем воскресшим родственникам их жилплощадь. Зачем ей? Живая наличность и так капает. Гонорары мужа, скажем прямо, нешуточные.
Серж же Лазуткин со спиртосодержащими продуктами решительно завязал, перешел на кефир и квас.

                                    *  *  *

СЕКСАПИЛЬНАЯ ДУШЕЧКА

1.
Юленька Абалкина работала ведущим редактором в крупнейшем издательстве, отвечала за современную прозу. Служба достойная, зарплата приличная. Одна беда, девушка страстно влюблялась в каждого ею открытого автора.
Хотя беда ли? Таких авторов было не так уж и много. Можно пересчитать по пальцам руки двух рук. Ноги не в счет.
А начиналось все с заурядного электронного письма. Бумажные пакеты с марками и штемпелями уж давно канули в Лету.
Юленька отвечала исключительно за новые имена.
Обойму проверенных авторов, который уж год дающих золотое руно, курировали редакторы предпенсионного возраста.
Первым ее открытием был Серж Таежный. Да-да, не Сергей, а именно Серж!
До сороковника беллетрист ударно трудился на лесоповале. Причем не в робе зека, а по призванию сердца. В народной массе плавал как рыба в воде. Гранеными стаканами хлестал самогон, шмалил «Беломор», баловался галлюциногенными мухоморами. Русак стопроцентный!
А теперь он покинул свой Уссурийск, на скопленные деньжата прикупил скромную однокомнатную квартирку на улице Лазо, возле Кусковского парка, сочинил провокационный роман «Метафизика русского топора».
Ах, что же это было за дивное произведение! Каждое лыко в строку. Литые полновесные фразы. Забористый сленг. И ведь вовсе не в стиле обветшалого Шукшина, а с прорывом в иные сферы. Метафизика — слово опорное, камертон.
Час «икс» подоспел. Серж Таежный должен прийти в издательство подписывать договор.
У Юленьки даже очочки вспотели на ее остром носике. Разволновалась.
— Ты — Абалкина? — густым баритоном спросил лысый мужик с дубленым лицом, с могутным разворотом плеч.
— Не ты, а вы! — отпрянула Юлия.
— Лады, дочурка. Говорю по праву солидного возраста.
— Через месяц мне тридцать.
— Хорошо сохранилась.
— Я лес не валю.
— Так и я теперь тоже. Переквалифицировался в бумагомараку.
Серж оказался парнем покладистым. Бумаги подписали споро. Шариковую ручку Таежный в пальцах держал раскорякой. Такой лапище привычней русский топор.
Попили кофе с маковыми крендельками. Стали прощаться.
— Знаете, Сергей Иванович, — потупилась Абалкина, — я ведь на ваш роман возлагаю большие надежды. Это прорыв в иные сферы, ноу-хау.
— Переведи с русского на русский.
— Время сейчас предгрозовое, тревожное. На Баррикадной, какой уж месяц, гудит палаточный городок оппозиционеров. Вы же так внятно объяснили, что с нами произошло за эти конформистские годы.
— По-моему, все очевидно! — Серж закаменел, будто памятник Цезарю.
Боже, какое брутальное лицо! Медведь от испуга обделается.
Вечером Юленька пришла в свою девичью квартирку на Чистых Прудах. Спасибо бабушке Агафье, отменное оставила наследство. Окна выходят на пруд, в окно лезет цветущая ветвь липы.
Перекусила бетербродиком с ветчиной. Запила клубничным био-кефиром. Неужели ей и впрямь стукнет 30?
Глянула в зеркало шкафа мореного дуба. Отбросила русую челку. Выглядит будто школьница. Худенькое лисье личико. Грудей почти нет. Глаза за очками мигают испуганно.
Пора уж подумать о женской доле. Стыдно кому сказать, до своего юбилея дожила девственницей. Не допускала до себя мужиков. Боялась инфекции. Да и как-то противно. Суеты много. Накладно.
Днем себя Юлька держала в ежовых рукавицах. Ночью же не могла с собой ничего поделать. Снам не прикажешь! Она отдавалась огромным мужикам на столе, на подоконнике, даже на турецком радужном пуфике.
Нет, ей нужен мужик. Настоящий! Мачо.

2.
Верстка «Метафизика русского топора» готова. Юленька набрала Таежного.
— Сергей Иванович, вам книгу скинуть по мылу? Или же к нам приедете? Сразу снимем все вопросы.
— Приезжай ко мне, на Лазо.
— Это зачем?
— Нога у меня, стерва, ноет. Старое пулевое ранение. С одним придурком схлестнулся на охоте. За барсуком ходили. Требовался барсучий жир для одного легочника.
Честно говоря, к виповым авторам редактора ездили. Да Серж, какой виповый? Не вышло еще ни одной книжки.
— Диктуйте адрес.
В скоростном лифте глянула на себя в огромное зеркало. Ну, точно школьница! Белая блузка, черная юбка, легонькие туфли-лодочки. Сразу не перезреть бы…
Дверь подъезда подложена порожней водочной бутылкой. Остро воняло кошачьей мочой. Лампочки выкручены. Нет, зря она сюда ломанулась! Какой-то бомжатник.
Серж встретил в трениках с золотыми лампасами. В двухдневной щетине. На застиранной майке лапидарная надпись «Fuck you». На столе початый пузырь «Столичной», остывшие сардельки в форме пенисов.
Danger! Опасность.
— Извини за видок… — Серж попытался погладить ее по плечу, Юлия отшатнулась. — Мне на днях стукнет сороковник. Перед днем рождения меня всегда колбасит. Накатить хочешь?
— Мы будем работать.
— Вас понял!
Таежный налил себе до мениска, рывком дербалызнул, зажевал сарделькой. Улыбнулся:
— Сейчас явится драйв!
— Пожалуйста, не увлекайтесь.
Прошли в кабинет. Так Серж называл кладовку переоборудованную под комнатушку. Над столом закреплены перекрещенные, будто на каком-то людоедском гербе, топоры лесорубов.
— Вот здесь и мараю… — кое-как пришкандыбал Серж. Он не врал, точно хромает.
— Значит, так! — жестко произнесла Юлия. — Необходимо кое-что смягчить. Текст ваш явно призывает к свержению власти.
— Смягчим. Уберем в подтекст. Где? Ткните пальчиком.
Юлия села рядом. Почти плечо к плечу. Бедра ее чуть не до треска натянули черную юбку.
— Буквально на первой странице вы говорите, что топор является символом российской государственности. Это не пойдет.
— Как сменить? — Таежный с хрустом потер лысую голову. — Подскажи, милая.
В голосе Сержа гудела мужская сила. Низ живота Юли затомился, заныл.
Лапищу свою Таежный вдруг положил ей на колени. Сноровисто приподнял юбку.
— Что вы себе позволяете?! — опрокинув стул, Юлька вскочила.
Сама же думала: «Не робей же! Дальше, Сержик!»
Таежный не дернулся.
— Зря волнуешься, — смущенно прошептал он. — Схлестнулся я тут с одним губошлепом на рыбалке. Он мне ногой отбил яйца. Я для тебя не представляю опасности.
Ни слова не проронив, г-жа Абалкина бросилась в прихожую.
— Куда же ты! — поплелся за ней будущий классик. — Я же чуткий, нежный.
— Вами займется другой редактор, — Юлия дрожащей ступней не попадала в туфлю-лодочку.

3.
Утром поднялась разбитая, будто с похмелья. Приняла душ, невольно взгляд упал на зеркало. Увы, она стареет! Груди обвисли перезрелыми грушками. На бедрах (при ее-то худобе!) намечается целлюлит. Из икр прут жесткие волосы. Лезвием их! Прочь, проклятые.
Побрила подмышки и ноги. Хлопнула себя по откляченной заднице. Мол, не горюй, Юлька! Прорвемся.
На работе текучка сразу же заставила забыть о себе. Сотни и сотни писем псевдо-гениев. Гигабайты чмошного текста. В корзину!
А вот это вроде бы ничего… Цепляет!
Роман «Сафари любви». Исповеди одиноких сердец. Соитий с лихвой. Без экстрима. С трепетностью. И слог незаезженный.
Автор Аркадий Донцов. Сын Донцовой? Однофамилец?
Глянула в резюме. 31 год. Закончил МАИ. В Сколково отвечает за инвестиции в новейшие авиационные моторы.
Набрала номер.
— Аркадий Владимирович? Очень приятно. Нас заинтересовала ваша рукопись. Можете завтра подъехать к нам на Карла Либкнехта?
Договорились на полдень.
Голос у беллетриста застенчивый, нежный. Не маньяк ли?
Дома, после холостяцкого ужина (мюсли, гранатовый сок, бутерброд с сыром), врубила ноутбук. Стала читать насквозь, до последней строчки. Блин, он умеет писать.
И откуда он так знает фемин? Мефистофель какой-то!
Особенно ее умилила главка о «счастливых трусах». Героиня Татьяна Щ. всегда надевала их на встречу с очередным кавалером. Смешно и грустно. Юлия не нажила и счастливых трусов.
Насторожило то, что выдуманная Татьяна Щ. почему-то предпочитала анальный секс. Только тогда сливалась с мирозданием. Уж не педик ли сам маэстро Донцов? Предельно быть с ним осторожной.
Зазвонил телефон. На проводе Серж Таежный.
— Хочу помириться.
— Мы не ссорились.
— А ведь ты на меня, кроха, запала. Видел по твоим глазам. На меня все бабцы западают.
Юлия сдержалась от ругани, закусила губу:
— Звоните по делу?
— Приезжай на Лазо. С «Виагрой» может что-нибудь и получится. Анал, правда, я не приветствую.
Юленька бросила трубку.
А ночью ей пригрезился Аркадий Донцов. Почему-то он оказался двухметровым негром. Сначала он ее взял стоя под тугими струями горячей воды. Потом заставил ее нагнуться, обнял за талию, соединились в анале.
Проснулась в три часа ночи перевозбужденная. Хоть прикупай себе искусственный фаллос из латекса. Черного цвета.
Утром душ, макияж, поиски свежих трусиков и черных колготок. Где же они? Ага! Вот! Жаль не счастливые. Сегодня рандеву с Донцовым.
Ехала в метро, вглядывалась в попутчиков. Неужели все так ловко скрывают сексуальное наваждение? Старики и бабки не в счет. Они уже как бы не люди. Детей тоже за скобки. Но всем, кому от 15 до 40?
Несомненно, скрывают!
Оделась сегодня Абалкина сексапильно. Песочные вельветовые джинсы, обтягивающие еще вполне крепкую попку. Маечка с розовыми сердечками. На носу темные очки из Милана. Главред может придраться за нарушения дресс-кода. Да пошел он, старый козел, на хрен!

4.
Аркадий Донцов оказался небольшого росточка, однако, с широкими плечами, коренастый. В рыжину. Похоже, обыкновенный еврейский парень. Перельман какой-нибудь. Вот откуда растут уши псевдонима. Закос под русака.
Прошлись по тексту, к коему, в целом, претензий не было. Так, кое-где, лексико-синтаксические блохи.
Аркаша смущенно мигал ярко голубыми глазами. Голос тихий, робкий. Юлия похолодела. Точно маньяк! Злодеи обычно рядятся в монашеские одежды.
Абалкина сняла очки, протерла салфеткой для монитора:
— Откуда у вас такое дотошное знание психологии женщины?
— Помилуйте! Я в каком-то роде лабораторная крыса. Прочитал гору литературы о женских страстях. На себя примерил их шкурку.
— Вы — плейбой?
Донцов потупился:
— Я… девственник.
— Как?! — вскрикнула Юленька. — Даже не целовались?
— Когда это было? В детском саду «Солнышко».
Юлия задумалась: «Врет?.. Издевается?»
Скосилась на свои вишнево наманекюренные пальчики:
— Роман ваш должен, как пить дать, выстрелить. Странный он такой. Гламур и антигламур в одном флаконе. Будем надеяться на долговременное сотрудничество.
Щеки Аркадия покрылись девичьим румянцем:
— Можно я вас куда-нибудь приглашу? Выпить, например, чашечку кофе.
— К себе домой? — насторожилась г-жа Абалкина, сразу припомнив водочный притон Сержа Таежного.
— Зачем? Погода-то какая? Сирень цветет! А на ВДНХа стартовал открытый фестиваль «Черешневый сад». Артисты, циркачи, эстрадные комики…
— Я в субботу свободна.
Аркадий встал. Нет, все-таки мог бы он быть и повыше! Ниже ее на полголовы. Придется отказаться от шпилек.
Проводила г-на Донцова до самого лифта, так провожала только особенно перспективных беллетристов. Серебристые двери открылись. Юлия придержала Аркадия за рукав:
— Скажите, откуда вы взяли такую забавную деталь — «Счастливые трусы». Признаюсь вам, я хихикала.
Аркадий Владимирович свел брови:
— Специальная психопатологическая литература. Я же в своем Сколково максимально далек от реальной жизни. Делооборот каждый день в сотни бумаг. Авиационные моторы у меня стоят поперек горла.
— Бедненький…
— До встречи на ВВЦ. Ближе к выходным созвонимся… Кстати, у меня уже написаны девять романов. В том же стиле.
Девять романов! Это бомба! Они с Аркашей порвут публику. Затмят Донцову с Акуниным. Митя Быков рядом с Донцовым будем казаться пигмеем.
Любопытно, какой по счету роман он прислал ей? Первый? Последний? Растет ли он от книги к книге? Или же деградирует? Такое тоже случается… Сколько он зарабатывает в своем Сколково? По одежде не ясно.
Шла к метро в приподнятом настроении. Действительно, цветет сирень. Лица прохожих добродушны.
Постой, Юлька! А чему ты радуешься? Целоваться только в детском саду «Солнышко» — это ли не психоз?
Плевать! Не думать об этом. Главное, коммерческий потенциал у книги огромный.
А все остальное непредсказуемо. Как карта ляжет.

5.
Все произошло в кустах сирени. Суббота. ВВЦ. Столпотворение люда.
Юлька сама потянула его подальше от досужих глаз. Сама расстегнула зиппер.
— Юлия Борисовна, вы чего? Нимфоманка?
— Молчи.
Соитие было коротким и жестким. Десяток лет ждать его, шутка ли?
Чтобы не испачкаться о траву, все произвели стоя.
— Я 101 позы Камасутры изучил, — шептал Донцов.
— Одной достаточно.
Из парка шли, взявшись за руки, что первоклашки.
— Госпожа Абалкина, — сурово произнес Донцов, — теперь я, как честный человек, обязан вам сделать предложение.
— Может, на ты?
— Нужно привыкнуть.
— Предложение принято. Я хоть тебе нравлюсь?
— Это на всю жизнь!
— Ты еврей?
— Из ростовских казаков. С Тихого Дона.
Свадьбу назначили на 30 июля в ресторане «Бомбей». Жених с невестой сошлись в пристрастии к индийской кухне. Жареные лепешки из лука, запеченные в кляре побеги бамбука и т.д.
Аркаша не соврал. В науке страсти нежной он был подкован на обе ноги. Он брал ее на подоконнике, в ванной, в зале на белом рояле, даже в тесной кладовке, среди пронафталиненных бабушкиных пальто.
— Притормози, паренек! — счастливо шептала Юленька.
— До тебя я не жил.
Все хорошо, только она совершенно остыла к прозе. Насиловала себя, читая километры неугомонных буковок.
— Уйду я из издательства… — как-то сказала она в парке Горького, кормя с ладони черных лебедей.
— А мои романы?
— Их пристрою и — привет, адью.
— Я бы тоже с удовольствием избавился от своих авиационных моторов. Я же в душе завзятый фотограф. Причем стиля ню.
— У тебя был опыт? — Юлия сощурилась.
— Нет. Подкован, как и в сексе, теоретически. Начать предлагаю с тебя.
— С меня?!
Надо сказать за последний месяц Юленька изменилась в корне. Груди ее налились, соски набухли, раздались бедра.
Г-жа Абалкина сняла блузку.
— Ты чего? — побелел Аркаша. — Нас могут увидеть. Фотку сделаю дома. У книжной полки.
Дома он попросил ее сесть по-турецки на корточки у книжного шкафа. Голенькой! На заднике фона должны читаться корешки фолиантов: Достоевский, Чехов, Кафка, Пелевин, Акунин… В руки ей дал толстенный роман Льва Толстого «Анна Каренина».
— Сделай вид, что читаешь.
— Очки надеть?
— Гениально!

6.
Фотки вышли на славу. Юлия на них запечатлелась дивно раскованной, будто с младых ногтей мечтала быть фотомоделью.
— Эх! — Аркаша прицокивал языком. — Разместить бы в сети. Узнать каков их рейтинг.
— Размещай!
— Увидят твои коллеги, потеряешь место.
— Твои книжки прокормят.
— Точно…
Разместил фотки на сайте «Ню». Как раз там проводился открытый конкурс «Москвичка без комплексов».
И что вы думаете?
Снимки под рубрикой «Книгочейка» заняли первое место.
Позвонили из журнала «Пентхаус». Предложили контракт. Оказывается, на рынке сейчас резко упал спрос на заморенных нимфеток, требуются дамы бальзаковского возраста в теле.
Снимки Юлии в «Пентхаусе» произвели фурор.
Директор журнала Алексей Мартышкин вызвал к себе. Кулаки его, поросшие жестким обезьяним волосом, приударяли по полировке стола из мореного дуба.
— Думаем продвигать вас на международный рынок. Коньячок не желаете?
За фотосессию в американском «Пентхаусе» получила 50 годовых окладов издательства.
Вышел роман суженого «Сафари любви» с фотографией Юлии.
Публика его не заметила, критика тоже.
— Надо фамилию сменить, — кусала губы г-жа Абалкина. — Ты будто сын Дарьи Донцовой. А на той клеймо — пошлость и шняга. Эврика! Возьми мою фамилию.
— Не вопрос.
Смоталась на фотосессию в Токио. Там ее сняли на фоне книжек с иероглифами. Попросили в одной руке держать фолиант, в другой черный фаллоимитатор. Юлька сначала заупрямилась. Потом согласилась. Через неделю стукнет тридцатник. Довольно! Отбоялась свое.
Вернулась в столицу точно к выходу книги Сержа Таежного «Метафизика русского топора». Этот роман, действительно, наделал шума. Критики взбесились, в них будто плеснули серной кислотой. Публика, в синхроне с критиками, хватала книжки как горячие пирожки на Казанском вокзале.
Позвонил Таежный.
— Юлия Борисовна, я так тебе благодарен.
— Благодарите Всевышнего, он подарил вам талант.
— Что я могу для тебя сделать?
— Ничего… Хотя скоро выйдет второй роман Аркадия Абалкина. Прочитайте его, это стоящее. Если понравится, похвалите журналистам. У вас же берут интервью?
— Каждый день.
— Вот и отлично.
С подачи Сергея Ивановича свежая книга А.В. Абалкина принята была «на ура». Хотя тиражи и не такие запредельные, как у Сержа.
Пригласили Таежного на свою свадьбу в ресторан «Бомбей», в качестве шафера.
Свадьба прошла «на ять». Серж Таежный пришел со своей пассией, плоскогрудой нимфеткой Вероникой, редакторшей из «Молодой гвардии».
— Юлия Борисовна, у меня на тебя были планы? — в «Бомбее» шепнул козырный беллетрист Абалкиной.
— С отбитыми яйцами?
— Только не смейся. Калган заработал. Имплантировал себе яйцо юного шимпанзе.
Через девять месяцев г-жа Абалкина родила тройню.
Одна крошка смахивает на Донцова, другая на Таежного, а третья немного… на шимпанзе.

                                    *  *  *