МУРКА

1.

Когда Серафим Огурцов выпрыгнул со 102-го этажа небоскреба в Чикаго, Мария долго не могла понять, что же подвигло супруга на такой дикий поступок. Душу язвили извечные русские вопросы — «Кто виноват?» и «Что делать?»

Виновна ли сама Мария, или Мурка, как ее звал Серафим, обожавший бандитский шансон и шлягер всех времен «Место встречи изменить нельзя».

Итак, все по порядку.

Мурка с младых ногтей привыкла себя считать королевой, богиней. Жизнь подготовила ей самое лучшее. Кто-то терзается своим прыщавым имиджем, кто-то шаркает плоскостопной ногой, она же почти летит, отталкиваясь мускулистой ножкой от земного праха.

Каждое утро у напольного зеркала обмирала от восторга. Как же, блин, постаралась природа! Рост, природная стать, бедра… Рыжая, а теперь вот крашеная блондинка. Карие глаза, правда, могли бы быть и больше, зато как они доверчиво распахнуты в прекрасный и яростный мир.

А как дивно начиналась ее карьера. Служила она в кремлевском пиар-агентстве. Контора располагалась на Гоголевском бульваре, с видом на златые купола Храма Христа Спасителя.

У нее, у Мурки, все ладилось. Кого-то она, пользуясь наработками НКВД-КГБ-ФСБ, поднимала из грязи в князи. Чаще же всего князей опускала в топкую грязь, не отмоешься. В области компромата ей почти не было равных.

Прикупила себе уютную квартирку на Чистых Прудах. Спортивную бэху. И ждала, все ждала своего принца. Где ты, засранец? Марусе уже 26 годков. Пора втолкнуть свою жизнь в узаконенное русло. Нарожать бэбиков. Ждать внуков. И правнуков. Чтоб как по рельсам.

А так в ее судьбе была лишь пестрая гирлянда любовников. Правда, порой таковыми были тузы и джокеры сего мира, но все это несерьезно. Одноразовые… Примитивная любовная лихорадка в постельном формате ее не устраивала.

И вот явился он! Серафим Огурцов. Странный, печальный чел. По зомбоящику его сплошь и рядом показывают рядом с нашим дорогим президентом. Просто его тень.

Серафим был худ, что борзая. Уголки его губ трагически загнуты вниз.

— Мария Владимировна, — минорно произнес он, — не хотите ли под ручку прогуляться по Гоголевскому бульвару? Подальше от досужих ушей.

— Конечно, г-н Огурцов! — Мария тряхнула крашеной гривой. — С вами хоть в жерло вулкана.

— Вот оно как? — изумился Серафим.

На Гоголевском бульваре пара мордоворотов с рациями шла перед ними, пара за ними. Серафим намекнул, мол, на крышах, по периметру бульвара, их променад отслеживают ангелы-хранители, т.е. снайперы Росгвардии.

Маруся щелкала изящными каблучками по нежному осеннему ледку.

Спросила,  не сдержалась:

— Серафим Петрович, вы серый кардинал кремлевской администрации?

— Ложь!.. Хотя крупица правды в этой сентенции есть. Вы меньше слушайте треп. Люди много говорят лишнего, не так ли?

Мурка смутилась.

2.

После разговора с Серафимом, разговора доверительного и многообещающего, я зашла в ГУМ и купила себе вишневую канадскую куртку, капюшон ее оторочен густым мехом койота. Потом заглянула в отдел летней одежды, взяла вишневые шортики за умопомрачительную цену, стоимостью в скромную шубу. Выбивая чек, ощутила восторг почти оргазменный. Люблю же я тратить бабки.

Знаете, господа хорошие, американские бизнес-книги не врут. В них утверждается, что денежки на себя нужно изводить безоглядно, только тогда жизнь овеет ветер фортуны.

Чувствуй себя миллионером, даже с дырой в кармане. Трать последнюю копейку! Пусть грянет вещевая фиеста. Ура!

Правда, дыры в кармане у меня никогда не было. Отец отставной подполковник ФСБ, охотник на лося, на даче выращивает элитные розы, на досуге играет на скрипке, баяне и губной гармошке. Матушка моя тоже пенсионерка, была шифровальщицей в МВД, теперь разгадывает кроссворды в газете «Тещин язык» и мастерит кукол из подручного материала. Куклы у нее выходят почему-то с ведьмовским оттенком. Что говорить, куклы-уроды. Детям их дарить не рекомендую.

Из какого же мещанского болота я выпорхнула!

Честно скажу, своих родителей я стесняюсь.

Так что же мне поведал серый кардинал, Серафим Огурцов?

Оказывается, в высших кремлевских кругах все в ступоре, ждут очередных американских санкций. Олигархи обморочно трясутся за натыренное бабло, оно же под лихой процент хранится во вражьем стане, на Уолл-Стрите. От ужаса готовы любые секреты слить дядюшке Сэму. И подлыми крысами сбежать с корабля РФ.

— Так каково же мое задание? — нежно скосилась я тогда на Серафима.

— Пока я только зондирую ваш интеллектуальный уровень.

— И?

— Он вполне достаточный.

— Достаточный для чего?

— Ах, сразу не хотел говорить. Словом, надо припугнуть двух-трех нуворишей. Они ведь замахнулись на самое дорогое.

— На нашу Родину?

— На нашего президента. Что, впрочем, одно и то же. Синонимы…

— Лады. Тогда я буду ждать вашего знака, кивка.

— Именно знака! Знаете, вы сказали ключевое слово. Все должно произойти в нужное время и в нужном месте. Помните кино «Место встречи изменить нельзя»?

— Фильм помню… Серафим Петрович, а почему у вас столь минорный имидж.

— Разве?

— Смахиваете на Пьеро из «Золотого ключика».

— Ах, Маша, Маша! Знала бы ты, в каком клоповнике я работаю. Точнее, в банке с пауками. Когда у русака появляется много бабла, он сатанеет. Готов конкурента сожрать. С потрохами!

Один из охранников, рослый великан с рацией, подошел к г-ну Огурцову, что-то сокровенно шепнул ему в ухо.

— Меня вызывает сам президент, — впервые улыбнулся Огурцов. — Бегу! Как это у вас, у молодых, говорят, чмоки-чмоки.

— Целую крепко, твоя репка, — зачем-то брякнула я.

Серафим усмехнулся, поцеловал меня в щеку и свернул к бронированному джипу.

3.

В августе у нас с Серафимом состоялась свадьба. Если ее, конечно, можно назвать так. Уж слишком все происходило келейно. Работник загса был вызван на дом. Из гостей только мои папа и мама, Михаил Иванович и Эльвира Васильевна.

Дом г-на Огурцова, располагался он в уютном тупичке у метро Полянка, поразил своим нешуточным размером и скромностью обстановки. Спартаковский стиль! Кровать, например, оказалась панцирной, как из совдеповской общаги, застелена серым солдатским одеялом.

— Серафим, это какое-то юродство… — скосилась я на суженого.

— Молчи, грусть, молчи, — горько усмехнулся Серафим.

— У тебя же бабок до черта?

— И чего? Я даже не знаю своего капитала. Размазано всё в офшорах. Однако расслабляться не стоит. Вся эта пищевая фиеста оборваться, если не пулей в затылок, так нарами Магадана.

— Страшноватая жизнь! — искренне вскрикнула я.

— Не то слово! Почему, думаешь, у меня такое пристрастие к блатному шансону? Я всегда готов к зигзагу судьбы. Скажем, тебя я полюбил за твое имя.

— Поясни…

— Ты же — Маруся, Мария, Мурка. «Мурка» — моя любимая песня.

— Что за песня?

— Неужели не знаешь? — всполохнулся Серафим и неплохо поставленным, хотя и надтреснутым, голосом запел: — Мурка, ты мой Мурёночек! Мурка, ты мой котеночек…

— Из фильма с Высоцким?

— Ага!

Родители мои за свадебным столом сидели настороженно. Отцовский баян, интимно розовея мехами, стоял на полу. Из кармана материнского платья торчала газета кроссвордов «Тещин язык».

Михаил Иванович встал с бокалом золотистого, что небо, «Аи».

— Даже не знаю, Серафим Петрович, как к вам обращаться.

— Будьте проще! — Огурцов ткнул алюминиевой вилкой маринованный масленок из «Пятерочки».

— Проще? — обалдел папка. — Вы же, как горный орел, парите в небесах. А мы, почти маргиналы, жмемся к земле.

— Батя, не передергивай! — скривилась я. — Не такие уж вы маргиналы. Трехкомнатная квартира. Дача с мансардой в Томилино. Автомобиль «Ауди», правда, не первой свежести.

— Михал Иваныч, — своим надтреснутым баском произнес Серафим, — зовите меня сыном. Мне будет приятно. Я же сирота, подкидыш. Родителей своих, подлецов, даже не знаю.

—Сынуля! Сынок… — трясущимися губами произнес пращур. — Береги мою Машу. Она у меня одна. Бог больше не дал.

— Были аборты, были! — в голос зарыдала моя мамка, Эльвира Васильевна.

— За вас, родные! — толкнул в бок жену Михаил Иванович. — Вы у меня туз в туз. Смотреть любо-дорого. Гога и Магога.

Потом папа, широко растягивая алые меха баяна, играл «Мурку». Пели хором. Мама выводила серебряным голосом чисто, нежно, с какой-то затаенной грустью:

— Мурка, ты мой Мурёночек…

Серафим со своим надтреснутым баском и папа со своим солдатским тенором радостно подхватывали:

— Мурка! Ты мой котеночек…

Никогда мне не забыть эти чарующие минуты.

4.

Через месяц-другой Серафима стала простреливать почечная колика, он раненым бойцом хватался за левый бок.

Морщился:

— Будто саданули кулаком. Я ведь по юности занимался боксом. Кандидат в мастера, между прочим. Эту боль знаю.

Я позвонила маме, та еще с туманной юности страдала почками. Спросил совет, мол, как нам быть.

— «Сорокоуст» надо заказать! — сразу же заголосила Эльвира Васильевна. — В храме «Нечаянная радость», что на Шереметьевской.

— Мама, окстись! Причем тут «Сорокоуст»? Какие таблетки ты пьешь?

— Таблетки не пью. Предпочитаю отвар Горца Птичьего, т.е. спорыша. Принимаю с утра, натощак.

— Это всё за грехи мне… — корчился родной Серафим.

Бок я его натерла пихтовым маслом, повязала оренбургским платком.

— Серафимушка, родной человечек, неужели ты стал верующим?

— Да! Я — православный активист. Не желаю до срока надевать деревянный костюм. Помнишь, как у Высоцкого — «В гости к Богу не бывает опозданий».

— Какие у тебя грехи?

— Всего сказать не могу. Точнее, ничего сказать не могу. Вдруг ты бросишь меня и сольешь тайны Госдепу?

— Дурашка-чебурашка! Я же тебя люблю.

— От любви до ненависти… Если санкционный список заработает, я разорен!

Серафим, кособочась от боли, подошел к письменному столу, достал пачку шоколада «Алёнка», сорвал облатку, стал есть, точнее сказать, жрать. Руки его тряслись.

— Ты с ума сошел! — кинулась я к любимому. — С больными-то почками? Решил добить себя? И заодно и меня?

Серафим прижал «Алёнку» к груди:

— Не тронь! Только шоколадом я могу снять свой психоэмоциональной тремор. В Вашингтон нам надо лететь с тобой, в Вашингтон.

— Туда-то зачем?

— На коленях молить козырных пиндосов, чтоб меня не включали в проклятый список. Может, кому надо сунуть на лапу? Или пригрозить палаческими ноу-хау Лубянки? Отравленный зонтик, иголки под ногти и т.д. и т.п.

— Я бы хотела искупаться в Тихом океане, — задумчиво прошептала я.

— Тихий океан в Лос-Анджелесе. Там где, пидорский Голливуд. А в Вашингтоне океан Атлантический. А погодка там такая, не забалуешь. Далеко не бананово-ананасовое Майями.

— Значит, я не увижу Квентина Тарантино и Роберта де Ниро?

— Да на хрен они тебе, куриная голова, сдались?

— Куриная голова? Вот тебе мое наказание — неделя без секса.

Серафим схватил меня, поднял к потолку, запел:

— Мурка, ты мой Мурёночек…

Потом опустил на паркет, жалостливо улыбнулся:

— Хочешь, возьми мою золотую карточку. Смотай в ГУМ. Да куда угодно. Денег на себя не жалей. Ты же у меня шопоголик!

5.

Короче, мы, по моей настоятельной просьбе, сначала оказались в Лос-Анджелесе.

Ах, и хорош же оказался этот город в осеннюю пору. В Москве уже метет злая поземка, москвичи бегают туда-сюда с перекошенными от бытия лицами, а здесь — нирвана, райская эйфория. Бирюзовое небо, изумрудные метелки высоченных пальм, графитовая, будто опрокинутая на нас, бездна Тихого океана. Я даже рискнула искупаться, хотя коренные пиндосы почему-то побаивались, мол, не сезон, зябко.

Мы на короткой ноге встречались с Робертом де Ниро и Квентином Тарантино. Серафим в секунду по своим контактам узнал их номера мобил.

С легендами киноиндустрии мы погуляли по «Аллее Звезд», заглянули в «Биг-мак».

— Мне нравится ваше «Криминальное чтиво», — искренне сказала я Квентину Тарантино.

— «Криминальное чтиво»? — изумился мастер. Увы, за последние годы мой кумир потолстел, постарел.— Ты знаешь, Бэби, я сам уже стал забывать свои фильмы. Помню только «Бешеных псов». Почему? Это исток судьбы!

— Серафим, — озабоченно спросил Роберт де Ниро, — какого чёрта вы сунулись в наши президентские выборы?

Серафим посасывал толстенную гавану. Почечная его боль отпустила. Выручил спорыш. А, может быть, все-таки заказанный «Сорокоуст» во всех храмах города на Семи Холмах.

— Вы видели нашего президента? — мрачно произнес Серафим. — Он  не может без роли. Все время играет Штирлица в тылу врага. Причем сидит не в Берлине, в Москве. Теперь же у него что-то новенькое.

— И что же? — Квентин достал аккуратный пакетик с коксом, повертел в руках, но нюхнуть не рискнул. Стареет…

— Он возомнил себя Богом… — мрачно уронил Серафим. — Хочет, чтобы абсолютно все было под его контролем. Даже выборы вашего североамериканского президента.

— Эту хамскую выходку наш свободолюбивый народ никогда не простит! — в глазах Роберта де Ниро сверкнули алмазные слезы.

Тут распахнулись расписные ворота полицейского участка, и на нас поперла конная кавалькада. Причем, стуча в барабан, дудя в горн. Плюс еще в какие-то до солнечного блеска натертые медные трубы.

Как же это было красиво! Я от восторга даже принялась танцевать.

И зачем, спрашивается, нам было с этим чудесным народом ссориться? Жили бы мирно и тихо, любили б друг друга. Никаких санкций и контр-санкций. Любовь-морковь!

— Чудное зрелище! — широко улыбнулся Серафим. — Честно скажу, по молодости я мечтал стать полицейским. С шашкой наголо! На лихом коне…

— Куда вы теперь, московиты? — спросил Тарантино. — В наш Белый дом? Попробуете откосить от санкций?

— Не уверен, что это у меня получится… — Серафим снайперским щелчком отправил окурок в урну.

— Ты, главное, брат, не горюй! — Роберт де Ниро похлопал моего мужа по плечу. — Если совсем прижмет, приходи ко мне. Подкину деньжат. Возьму в свой проект. Ты же свои бабки вкладывал в мои фильмы. Я добро помню. Хотя все фильмы с твоим капиталом провалились.

— Ну-ка, барышня, повернитесь на три четверти! — взял меня Квентин за подбородок. — Супер! Мне нужен именно такой фейс для второго плана.

— Что за кино? — всполохнулась я.

— «Из России с любовью». Сиквел.

6.

Мы полетели в Вашингтон, Серафим поднял все свои тайные связи. Встречался с боссами ЦРУ, с гангстерами, даже с российскими отмороженными оппозиционерами.

— Милый, тебя же кокнут! Причем, свои… — глаза мои выкатывались из орбит.

— Тсс! Президент РФ уверен, что я всю его гоп-компашку откашиваю от санкций.

Столица США мне пришлась по вкусу. Маленький такой, уютный и чистый город. Даже не верилось, ведь именно здесь определялся весь политический ландшафт планеты Земля.

Серафим, то и дело, хватался за бок. Опять почечная колика! После густейшей настойки спорыша горстями пил но-шпу.

— Солнце, что происходит? — как-то взяла я его дрожащую руку.

— Game over! — горестно произнес супруг. И сам же перевел: — Игра закончена… И зачем, спрашивается, мы только тырили и тырили бабки у своего народа? Триллион перевели в Нью-Йорк, полтриллиона в Лондон.

— Так надо эти денежки срочно вывести. В какой-нибудь офшор.

— Дуреха! Это бабло вбито в банковскую сферу США, в акции и облигации, в недвижимость и яхты, полотна Пикассо и Сальвадора Дали. Вывести их не удастся. Да и ЦРУ нас пасет, что злобный цепной пес.

Потом Серафим перестал со мной разговаривать, спал на кушетке отдельно. Мол, так ему легче переносить почечную колику.

Я же стала испытывать нарастающее раздражение. Этот кремлевский осёл погубил всю мою жизнь. Я была молода и красива. Занималась пиаром. Пускай и черным. И зачем только встретился на моем пути этот серый кардинал? Вот и думай теперь только о спорыше да но-шпе!

Я звонила в Москву, говорила с родителями. Мама громко рыдала в трубку. Советовала заказать «Сорокоуст» во всех православных храмах США. Папа, после рюмашки перцовой настойки, пел мне «Амурские волны».

Нет, увы, мне, увы, даже у кровных пращуров я не могла сыскать поддержки. Что взять с них? Религиозная фанатичка и музыкальный алконавт…

Я принялась с наслаждением подумывать о случайной смерти Серафима.

А что если ему в баночку но-шпы положить цианистый калий?

Нет! Меня сразу поймают.

А если что сделать с тормозами нашей «Инфинити»?

Тоже задачка не из легких.

И что бы моему суженому не помереть от инфаркта? Ведь он столько лупит кофе?

Инсульт тоже неплохо. Только окончательный инсульт, без инвалидности.

— Мы летим в Чикаго… — как-то под вечер произнес Серафим.

— Туда-то зачем? — ахнула я. — В город чудовищных небоскребов и кровожадных гангстеров?

— Объясню потом. Самолет вылетает через пару часов. Возьми с собой только самое нужное.

Именно в Чикаго он выпал со 102-го этажа, оставив предсмертную записку на английском: «Game over!»

Странно, что внизу, под небоскребом, тело его не нашли. То ли чекисты РФ мигом подобрали, либо расторопные агенты ФБР.

Наличности на пластике у меня было довольно. Я не дергалась. Позвонила в Москву. Сообщила родичам о скорбном событии.

— Я это предчувствовала! — рыдала мама.

Папа заиграл на скрипке похоронный марш Шопена.

7.

Прошло полгода. И мне позвонили Квентин Тарантино. Позвал на съемки в город Ангелов.

Прилетела в Лос-Анджелес. Договорилась встретиться на «Аллее Звезд».

Тарантино пришел не один, а с Робертом де Ниро. И с незнакомым господином, стройным блондином в черных очках и вишневой бабочке.

И этот наглец сразу же кинулся ко мне и стал целовать. В губы, заметьте!

Я отвесила ему звучную пощечину и пообещала привлечь к уголовной ответственности за сексуальные домогательства.

После пощечины (била я наотмашь) очки с незнакомца слетели. Синие его глаза обожгли меня знакомым огнем. Это были глаза Серафима. А вот лицо чужое. Напрочь чужое.

— Дуреха, это же я! Серафим! — таинственный незнакомец поднял с бульвара очки, сунул их в карман.

Потом в баре «У Чарли» все объяснилось.

Серафим не зря топтал сапоги в Вашингтоне. От каких-то санкций ему удалось откосить, кое-какие денежки вывести в офшоры, на Кипр.

Но главное не это!

Он впервые воспользовался изделием кудесников Сколково.

— Вот это дивное диво… — он протянул мне на ладони обыкновенную пачку сигарет, только чудесным образом фосфоресцирующую.

— Что это такое?

— Аннигилятор и собиратель.

— Не догоняю…

— Гляди! Внизу сенсорная кнопка. Замаскирована под штрих-код.

— Нажимаешь и разлетаешься на молекулы! — подхватил Тарантино.

— Потом еще раз нажимаешь, и собираешься, будто новенький! — захохотал Роберт де Ниро.

Я пощупала бритую щеку мужа:

— Ты сейчас настоящий?

— Да! Только собиратель маленько, по касательной, меняет внешность. Согласись, нам это теперь на руку.

— А мог бы ты по своему желанию стать негром?

— Афроамериканцем… — толерантно поправил меня Тарантино.

— А смысл? — муж кинул пачку сигарет во внутренний карман золотистого пиджака. — Меня и так не найдут.

— Ты уверен? А если президент РФ даст приказ злобным псам Лубянки?

Роберт де Ниро дробно захохотал:

— Разве ты не слышала, дочка, президент РФ исчез. Сгинул!

— Как это сгинул?

Серафим обнял меня за плечи. Интимно зашептал в ухо:

— Я преподнес ему аннигилятор со сбоем. На молекулы-то он вчера разобрался. А вот собраться у него… не получилось.

— Как твоя почечная колика? — любовным взглядом впилась я в единственного.

— После разборки на молекулы, кажется, отпустила.

                       *  *  *