Конкретно про очередь
Юмор на уикенд

Из всех ударов судьбы Синдеев наименее стойко переносил злорадные поучения тёщи и любые разговоры про очередь. Синдеев решительно не умел стоять в очередях!
Типовой микрорайон вот уже много лет пребывал в полном недоумении: разве без такого навыка человек вообще способен выжить?! И с большим энтузиазмом наблюдал за становлением характера у Синдеева.

Синдеев бился в очередях за порядок, как за жизнь. Как рыба об лёд.

Узкий круг родных и знакомых про очередь боялся заикаться – Синдеев воспринимал это как личный вызов.
Очередь пробудила погибшего было в нём психоаналитика. Вежливо пристраиваясь в очередной раз в конец очередной очереди, Синдеев пристально оценивал соратников и кидал на весы шансы пятой колонны.
 Он смотрел в глаза: только глаза, а вовсе не прикид интеллигента (а ещё в очках!) или личина божьего одуванчика дозволяли ему делить строй на наших и не наших.

Синдеев вовсе не относил себя к агрессивным неврастеникам. Отнюдь. Для хвоста очереди это был, пожалуй, образцовый стоялец. Практически с сердечной радостью, а иногда даже  и с теплотой, Синдеев объявлял себя последним, если только очередной компаньон не спрашивал «кто тут крайний».

Закрыв тыл, Синдеев устремлял свой хищный взор на впереди стоящих. Он резонно полагал, что это – один из постулатов очереди: твой шкурный интерес – исключительно впереди тебя.

А впереди очередь уже начинала оживать. В прения по существу в очереди включались даже глухонемые. Тональность – от бухтения, чуть выше равнодушного, до полуистеричных (до поры) надрывов. Продолжительность – от выразительных междометий до испепеляющих спичей.

У профессиональных очередников в арсенале имел место быть впечатляющий набор метафор, определений и идиом. Корректных до поры.

Синдеев всегда давался диву и готов уже был признать, что враги стабильно, в каждую очередь размещают засланцев. В качестве взрывателей.

Он сам не успевал моргнуть глазом, как становился  совестью очереди. Сначала молчаливой совестью, потом шумной. И часто обиженной.

Очередь назначала Синдеева третейским судьёй, и у него ещё ни разу не было сил отказаться. Он готов уже бывал дать дёру из очереди, но в нужную минуту осознавал, что терзаться потом этой слабиной ни к чему. И терпел.

Участь судьи вообще трудна и незавидна. Во имя закона и справедливости наступать на горло собственным чувствам – это таки стоит нервов. Нервы, как считал сам Синдеев, у него уже были ни к чёрту.

Поэтому, когда очередная и вездесущая Шапокляк понесла на правительство, Синдеев на правах народа из очереди вступился. Не положено! Не по правилам накалять градус сразу от погоды к правительству! А где мэр продажный?! А где депутаты зажратые?! А где буржуи недорезанные?!

«Ну, чего к девушке прицепились?! Она что ли этот бардак придумала?!», - всегда заступался за служащих Гражданин с пузом.

«Шевелиться надо», - Гражданин в отсталых очках по традиции пятой колонны настороженно принимал сторону Шапокляк.

«Начинается…», - в нотках Бывалого, порядком трёпаного жизнью очередника явно прослушивалась обречённость.

Потом, поостывши, размышляя про очередь, Синдеев всякий раз тщетно порывался навести систематизацию концовок…

«Все купленные!» - по закону жанра сатанела в тот раз Шапокляк. Взрыватель сработал. Сдетонировало на всех тонах и октавах…

Длительность какофонии – пока категория не изученная совсем. Известно только, что в очередях у времени своя особая скорость…

«Взорвать всех к еб… матери!» - Худой лохматый решительно снял с плеча рюкзак…

Всё. Только Бывалый очередник спокойно и с понятием позволил себе реплику: «Ошалел?!» Все остальные только молча подравняли очередь. Как строй.

Гражданин в отсталых очках виртуозно при этом нашёл заднюю линию…

Шапокляк переводила беспокойный взгляд с Худого лохматого на дверь, напряжённо о чём-то соображая. Молча.

Эпизод про очередь разрешился. До следующего раза.

А девушка на обслуживании оказалась и расторопной, и симпатичной…