Господа
!
Пользуясь
возможностью поздравить милых дам нашего КЛУБА с Международным женским ДНЁМ 8
МАРТА, редколлегия преподносит
юмористические зарисовки о "Поездке по Европе" и желает
всем вам творческих успехов, вдохновения, весеннего настроения и счастья !
Мой
БЕНИФРАНГЕР
Уважаемые читатели!
Представляю вашему вниманию творческий Отчет о
двухнедельной загранкомандировке в
Нидерланды в октябре 2010-го.
Сказочный вояж устроили мне Общество
Art&Vivo и литературный Клуб "Остров Андерс"(Andersval), отметив мое участие в работе Сайта и Grand PRIX,
полученный от спонсора (Art&Vivo) на Конкурсе за лучший юмористический рассказ.
Вместе со мной в поездке была моя коллега, поэтесса из Израиля Ирина
Лейшгольд, также приглашенная в Голландию - по итогам Конкурса и за активную
работу в качестве литературного редактора на Сайте.
* * *
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Сергей Есенин
Наконец я дома, в Хайфе.
Это было явью или сном? Просыпаюсь утром и не могу понять, где я:
в Бельгии, Нидерландах, Франции, Германии?
Одним словом, в БЕНИФРАНГЕРЕ...
Мансарда
Я медленно спускаюсь по трапу самолета и, не веря самому себе, ступаю на бетонку амстердамского аэропорта Схипхол.
Здравствуй, незнакомая Голландия!
Меня с Ириной Лейшгольд встречает Ольга, переводчица от
Art & Vivo, которая поездом нас доставит в Хелдроп.Мы мчимся по Голландии. За окнами - живой, в реалии (!) вангоговский пейзаж. Я липну к оконному стеклу. Дробный перестук колес синхронно сливается с перестуком сердца. Тук-тук-тук... тук-тук-тук... тук-тук-тук...
Хелдроп. Мы выходим из вагона. Такси, и через несколько минут мы въезжаем в тихий, глянцевооткрыточный, милый городок.
Доммелстрат, дом №27.
Выходим из машины. Навстречу нам - две очаровательные женщины: Полина и Валерия.
Жаркие объятия, приветствия ...
- Здравствуйте! Шалом! Бокер тов! (Доброе утро - иврит)
- Хуе морген! (Доброе утро), - отвечают на голландском Полина и Валерия.
Простым и нежным взором (как поется в популярной песне) я разглядываю милых дам. Так вот какие вы, наши дорогие "кормчие", ставшие для нас родными за пять лет виртуального общения на Сайте!
Стройная тростинка, стремительно подвижная Полина (ну, просто Одри Хепбёрн из американской киноленты "Война и мир" по Л.Толстому) и Валерия, блоковско-загадочная дама с пышной прической густого медного отлива. (И веют древними поверьями /Ее упругие шелка, /И шляпа с траурными перьями, /И в кольцах узкая рука)...
Такой увидел я Валерию... Дополнив мысленно ее портрет широкополой шляпой с вуалью.
Мы входим в дом. Нас приветливо встречают Ханс, супруг Валерии, бросается навстречу огромная, размером с годовалого телка, добрейшая собака Милда и вальяжно походит кот-красавец ЧерномОрдин.
Затаив дыхание, изучаю интерьер гостиной.
Помню, как в конце восьмидесятых мне довелось с группой журналистов, пройдя несчетное количество проверок, попасть в строго засекреченный Центр Управления Полетами (ЦУП) одной из подмосковных воинских частей.
Но теперь - какой там к чёрту подмосковный N-ский ЦУП, когда я нахожусь в голландском Хелдропе - в Альма-матер Клуба "Остров Андерс"?! (лат. alma mater, букв. «кормящая, благодетельная мать»).
...Подхожу к просторному столу, трепетно прикасаюсь к клавишам лэптопа ГКЦ (Главного Координирующего Центра). На мониторе - знакомая до боли «Литературная страница» нашего литклуба.
Стол завален книгами, органайзерами с логотипом "ART & VIVО", блокнотами, записными книжками, черновиками подготовленных к отправке писем, которые вот-вот сойдут с главного "конвейера" и уйдут в Санкт-Петербург, Москву, Беэр-Шеву, Хайфу, Киев, Франкфурт, Минск, Крыжополь, Малые Параши, в Австралию, Америку, Францию, Канаду, на Чукотку, в Каракалпакию и Углич...
Во всём - следы повседневной (и повсеночной!) титанической работы, выполняемой этой хрупкой милой женщиной Валерией.
...Садимся за журнальный столик- Валерия, Полина, Ханс, Ирина и я - пьем за встречу знаменитое французское шампанское Laurent Perier и за обе щеки уплетаем вкуснейшие голландские пирожные. И говорим, говорим, говорим наперебой...
И только Ханс молчит (он не владеет русским) и внимательно нас слушает. Говорим о нашем Сайте, о Ван Гоге, о Рембранте, о Голландии и вновь, в который раз, о Сайте. (О нашем Сайте мы можем говорить бесконечно!).
Незаметно опустились сумерки. Полина объявила, что на вечер для торжественного ужина заказан испанский ресторан. Мы, естественно, охотно согласились.
Назрел вопрос, где мы с Ириной будем ночевать.
Тут вспыхнул спор между Полиной и Валерией.
Полина:
- Я заказала для гостей пятизвездочный отель.
- Никаких отелей! - воскликнула Валерия. - Со слов Коровкиной, когда она с Борисом Аароном была у нас с визитом, я знаю, что Александр всегда мечтал пожить в мансарде. Александр, это так?
- Yes, of course! - горячо ответил я почему-то по-английски. - Я действительно хотел бы ночевать в мансарде.
- Прекрасно! Ночлег в мансарде вам готов. Причем, чтобы мы с Хансом не мешали вам, вас разместили в соседнем доме, в котором точно такая же квартира с мансардой наверху, как и у нас. Там жильё сейчас пустует. Временно снимает комнату студент, голландец Марко. Приходит только ночевать и то лишь заполночь. Студент, он и в Голландии студент... Парень смирный, не беспокойтесь, он вас не потревожит. Александр, ваши комнаты с Ириной будут рядом.
Ирина вздрогнула и с испугом посмотрела на меня. Я смущенно опустил глаза.
Валерия перехватила наши взгляды и добавила:
- Не волнуйтесь, Ирочка! Между вами будет спальня Марко.
...На мансарду вела крутая винтовая лестница. Мы, обвешанные сумками, точно ёлки новогодними гирляндами, поднимались в альпинистской связке. Связка выглядела так: первой шла Валерия, вслед за ней - Ирина, а за ними - я. У меня ломила поясница (чертов остеохондроз!), с непривычки кружилась голова и слегка подташнивало.
- Александр! - крикнула Валерия. - Не смотрите вниз. При восхождении смотрите только вверх.
Но смотреть вверх мне не позволила врожденная интеллигентность. Надо мной была Ирина - в короткой юбке, да и на Валерии был легкий халатик.
Правой рукой я цеплялся за веревочные корабельные перила, в левой я тащил две дорожные увесистые сумки и портфель. Не смея поднять глаза, я продолжал восхождение к мансарде.
Последние пять крутых ступенек, и мы у цели.
В тесной, но уютной комнатке Ирины разместилась раскладушка, застеленная клетчатым шотландским пледом. Тут же стиральная машина.ARISTON, пылесос ROWENTA и сушильная машина для белья с боковой загрузкой, в жерло которой Ирина, не вставая с раскладушки, могла просунуть голову для сушки после мытья (что впоследствии она и делала).
- Ночью зайду к тебе сорочку простирнуть. Не возражаешь?
Ирина как-то непонятно посмотрела на меня, то ли с недоверием, то ли с робким одобрением.
- Шучу, - поспешил я успокоить компаньонку.
- В каждой шутке есть только доля шутки... - загадочно произнесла Ирина.
Ох, уж эти женщины. Иди, пойми их...
Отведенный для меня ночлег отличался строгим аскетизмом: дубовый стол с какими-то картонными коробками, стопы книг на голландском языке, компьютер. В полушаге от стола - расстеленный на полу матрас под белоснежной простыней и летним одеялом. На подушке - два аккуратно сложенных махровых полотенца, кусочек мыла в розовой обёртке, нежная мочалочка из поролона и, в качестве презента, мягкая игрушка - смешной рыжий львёнок.
По правую сторону матраса - стеллажи до потолка, туго забитые рядами книг на голландском.
Изголовье упирается в компьютерный процессор со множеством шнуров и проводов.
- Александр, ничего, что я вам постелила на полу? - спросила у меня Валерия. - Коровкина, когда была у нас, сказала, что у себя в Израиле вы спите только на полу.
- Да, это так, - признался я. - Любовь к ночёвкам на полу у меня осталась со студенческих времён: два месяца в году мы проводили в кишлаке на сборе хлопка.
- Да-да. Я помню ваш рассказ "62 дня в родильном доме".
- 64 дня, - поправил я Валерию.- Я и в Москве тридцать лет спал на полу, а теперь и в Хайфе. К тому же врачи рекомендуют спать исключительно на жестком. У меня острый поясничный остеохондроз...
- Вот и прекрасно! - воскликнула Валерия. - Вам будет комфортно, а, главное, полезно. Вот увидите. А ну, прилягте.
- Только, если можно, отвернитесь, - попросил я женщин.
Валерия, видимо, решила, что я буду раздеваться, укладываясь спать.
- Александр, не забудьте: нас ожидает ужин в испанском ресторане.
-Ну что вы, - успокоил я Валерию. - Как же я могу забыть о ресторане?
- Вы только лишь примерьтесь, не коротко ли вам... И не снимайте брюки, ложитесь в них.
- Я так и сделаю. И все же отвернитесь.
Я не хотел, чтобы они увидели мои манипуляции. Зачем пугать их?
Вдавив в себя живот, я с трудом стал пролезать между матрасом и столом и, держась за поясницу, не нарушая вертикальности, стал медленно оседать на пол. Опустившись, извиняюсь, на карачки и осторожно оторвав от пола руки, боком завалился на матрас. Замер. Прислушался к позвоночным корешкам. Диски, слава тебе, Господи, не хрустнули и остались на своих местах. Прижав колени к животу, я принял позу эмбриона, чтобы с матраса не свисали ноги (иначе бы они уперлись в дверь).
- Можно повернуться, - разрешил я женщинам.
Валерия счастливо улыбнулась:
- А я что говорила? Матрас вам в самый раз. Вы довольны, Александр?
- Это то, о чем я и мечтать не мог! Голландия... Мансарда... Ночевка на полу... Сказка!
Ирина деликатно промолчала
...После торжественного ужина в испанском ресторане, достаточно приняв на грудь знаменитого вина Рибера дель Дуэро, отведав миндальный суп, андалузское гаспачо и паэлью (курица в чесночно-помидорном соусе, с моллюсками, свининой, приправленной горохом, рисом и лимоном), а на десерт - вкуснейшей чуррос с густым горячим шоколадом и туррон, я не мог уснуть, когда наконец добрался до мансарды.
К болям в пояснице прибавилась изжога, от переедания пучило живот, хотелось пить.
Но я представил, как буду в полутьме спускаться по крутым ступенькам вниз, где на первом этаже располагались холодильник с напитками и туалет...
Можно было бы воспользоваться биотуалетом в соседней ванной. Но как потом на глазах у Ирины я буду выносить горшок?..
Эх, оказаться бы сейчас в узбекском кишлаке под Наманганом, в Карасконе, куда я ездил год назад к друзьям, и где глиняный сортир располагался по соседству с домом, в котором я ночевал! Но Хелдруп слишком далеко от Намангана...
И я стоически решил мучиться на своем матрасе.
Голова моя запуталась в шнурах и проводах (подушка была прислонена к процессору). Я был сейчас похож на древнегреческого Лаокоона, опутанного змеями.
Ноги упирались дверь.
Вдруг, где-то во втором часу ночи, я услышал поворот ключа в соседней комнате. Это, как и обещала нам Валерия, вернулся Марко.
Из своей опочивальни мгновенно откликнулась Ирина:
- Marko, is it you? Thanks that you come. Now I am in safety and can fall asleep. (Марко, это вы? Спасибо, что пришли. Теперь я в безопасности и смогу уснуть - англ.).
Ах, какие же мы нравственные и недоступные! - Подумал я со злостью.
Утром, как только начало светать, я, вконец измученный бессонной ночью, все-таки решился спуститься к таулету. Но подняться с пола по-людски, как это может сделать здоровый человек, грозило мне серьезной поясничной травмой. И тогда прощай моя голландская командировка.
Я позвал Ирину.
- Помоги, пожалуйста, мне встать.
Ирина тут же, как была в ночной рубашке, прибежала и без раздумий протянула руку помощи (вот что значит - настоящая подруга!). С божьей помощью и с помощью Ирины, я поднялся на ноги.
- Помочь тебе умыться и спуститься вниз?
- Спасибо, дорогая. Всё в порядке.
Пройдя извилистой тропинкой через сад, мы позвонили в дверь Валерии.
Она уже ждала нас.
- Хуе морген!
- Хуе морген!- ответила Валерия. - Как прошла ваша первая ночь в Голландии?
- Сказочная ночь! - ответил я.
- Божественная ночь! - поддержала меня Ира.- Я так спала, что даже не услышала, когда вернулся Марко.
Мы с Ириной обменялись выразительными взглядами.
Валерия накрыла стол в саду.
Голубое небо, солнце, щебет птиц. В вазочке на столе свежие цветы.
Валерия подает омлет со шпинатом, приправленный какой-то неизвестной мне травой. (Отпробовал впервые. Очень вкусно. Теперь буду просить жену, чтобы всегда готовила на завтрак).
Кофе, чай, пирожные...
Ах, как же хорошо в Голландии...
Из соседнего двора донеслась мелодия штраусовского вальса.
И тут я неожиданно срываюсь с места и подхожу к Валерии, галантно протягиваю руку:
- Разрешите?
Валерия с испугом смотрит на меня. Признаться, я и сам напуган своим легкомысленным поступком.
Валерия смущенно смотрит на Ирину. У той в руке зависла чашка с кофе.
Мы начинаем медленно вальсировать. На моем плече доверчиво лежит легкая, красивая рука Валерии.
- Александр, - шепчет мне Валерия, - мне нужно столько вам сказать...
Я замер.
- Александр, у нас с Полиной составлена насыщенная, серьезная программа. Поездки на книжную ярмарку во Франкфурте, посещение Брюсселя, где со стихами выступит Ирина на фестивале, посвященном "Эмигрантской лире", в Париже нас ждет президент французской ассоциации литературных переводчиков, в Дюссельдорфе - деловая встреча на предмет распространения наших книг в Германии... Но, главное, мы должны подробно обсудить планы реформирования Сайта, ротации наших модераторов, поговорим о привлечении на Остров новых авторов...
- Естественно, - отвечаю я.- Ради этого мы и приехали в Голландию. Предлагаю до предела сократить экскурсионную программу, а, может быть, и вовсе отказаться от нее.
- Ну, это, конечно, слишком. Да и потом, наши планы мы можем обсуждать и на экскурсиях. Вы со мной согласны?
- Естественно, оф коус!
Первую серьезную беседу мы, не откладывая в долгий ящик, провели в тот же день, когда отправились на пешую прогулку по вангоговским местам.
Извилистая сельская дорога вела нас в Нюэнен, тихий городок в четырех километрах от Хелдропа. Когда-то с мольбертом и кистями здесь любил бродить Ван Гог. Знаменитые "Едоки картофеля", "Крестьянка", "Дорога в Брабанте", 240 пейзажных зарисовок - все это создавалось здесь.
Перелески, сочные зеленые луга, тихие каналы с задумчивой водой, узкие дощатые мостки, запруды, мирно пасущиеся овцы, стреноженные лошади... Здесь всё осталось так, как было при Ван Гоге.
Ирина, Валерия и я наслаждаемся пейзажами, впереди бежит собака Милда...
Вдруг Валерия остановилась.
- Друзья, вам ничего не напоминают эти две пасущиеся лошади?
Я внимательно смотрю на лошадей.
- Ну, как же! - восклицаю я. - Этих лошадей я видел на фотоснимке Бориса Аарона!
- Верно, - улыбается Валерия. - Это они, те самые белые лошадки. А этот луг?.. А этот покосившийся от времени амбар, почерневший от дождей?.. А этот старый шлюз, перегородивший речку Доммел? А эта рощица?...
- Да-да-да! - шепчу я завороженно. - Ну, как же! Всё это запечатлел объектив Бориса Аарона.
- Совершенно верно, эти снимки мы ставили на нашем Сайте.
Я невольно сравнил пейзажные полотна художника Ван Гога с фотоработами Бориса Аарона. Не побоюсь признаться в своей крамольной мысли, этюды Аарона мне показались куда как пронзительней и настроенчески богаче, нежели картины великого художника.
- Эту поляну мы с Хансом теперь так и называем: "Поляна Бориса Аарона"...
Вспомнив о Борисе Аароне, мы естественно и плавно перешли на тему, связанную с нашим Сайтом. И, забыв о Ван Гоге и о нашем фотомастере, о лугах и перелесках, каналах и запрудах, целиком ушли в проблематику Литклуба "Остров Андерс".
Спорили до хрипоты, отстаивая свои позиции и мнения.
Милда, бедная собака, испуганно шарахалась от нас в кусты, прочь от наших криков...
На следующее утро мы должны были ехать в Амстердам. Валерия предупредила: подъем не позднее девяти. Забирайте чемоданы, в Амстердаме мы пробудем двое суток. Отель заказан.
Проснулись ровно в девять. Марко уже не было, куда-то уехал по делам. Ко мне в комнату постучалась Ира, увидела, что я еще валяюсь на матрасе. Накричала, чтобы я немедленно вставал. В руках она держала чемодан.
- Я уже иду к Валерии. Живо собирайся и спускайся вниз. А я пошла.
"Живо собирайся"... Для начала нужно было встать с матраса. Я только-только приподнялся, опершись на локти и колени, как услышал снизу крики на голландском и на русском.
Позже выяснилось (надо было так случиться!), что в это утро вдруг неожиданно нагрянули хозяева квартиры. Открывают дверь своим ключом, а им навстречу - женщина с тяжелым чемоданом, пытающаяся выскользнуть из дома.
Кто такая? Взломщица? Подружка Марко? Хозяева преградили Ире путь. Хозяин дома схватился за мобильный телефон и стал звонить в полицию.
На крики прибежала Валерия. Объяснила, что с Марко всё оговорено, но он забыл предупредить хозяев, а сам куда-то отлучился. Что эта женщина - филолог из Израиля. Что чемодан - её. Что она должна уехать в Амстердам. Что произошло глупое недоразумение.
Хозяева только-только успокоились, как Валерия громко позвала меня:
- Александр, вы спускаетесь?
Хорошо сказать "спускаетесь"! Я еще даже не разогнулся и продолжал стоять на четвереньках, не решаясь резко встать.
Хозяева стали быстро подниматься в мансарду. Валерия - за ними.
От ужаса хозяин застыл в дверях:
- А это что такое?!
Именно, не "КТО такой", а "ЧТО такое".
- А это Александр... - дрожащим голосом ответила Валерия.
- Что он здесь делает?! Он кто?
- Он большой писатель, тоже из Израиля...
...Так закончились наши первые два дня в Голландии, в Хелдропе. Впереди у нас был Амстердам.
* * *
Мой Амстердам
За день до вылета в Голландию ко мне зашли соседи Люба и Ефим, чтобы попрощаться, и настоятельно меня просили разыскать в Амстердаме Зиночку, их единственную дочь. Восемь месяцев назад Зиночка неожиданно сорвалась в Голландию, найдя по Интернету работу бебиситером в Амстердаме. Родители категорически ее не отпускали.
- Что ты нашла в этом развращенном, аморальном Амстердаме? - стенала Люба, заламывая руки. - Мне уже достаточно порассказали побывавшие там люди. Чем тебе не угодила Хайфа?
- Мама, успокойся, - как могла, сопротивлялась дочь.- Я ничего не имею против Хайфы. Но пойми, что Амстердам - это город Эразма Роттердамского, Иоанна Секунда, Ван Гога и Рембрандта…
- Про Эразма не скажу, потому как не читал его, руки не дошли. Про Секунда и вовсе не слыхал. Но твой Ван Гог, прости меня… - ворчал отец. - Этот сумасшедший, который отрезал себе ухо… А Рембрандт, у которого в постели вечно голая Даная с выпирающим неприкрытым животом?… Тоже мне, нашла себе кумиров! Постеснялась бы родителей!
- Ах, папа, что ты понимаешь в живописи?! - кричала дочь.
Одним словом, дочь таки слиняла в этот чертов Амстердам. Потому как надо было знать характер Зиночки Если уж она сбежала из-под хупы со свадьбы с Меером, хорошим смирным парнем, механиком по холодильным установкам!.. Как потом она призналась матери - не хотела подвергать позору жениха, так как потеряла девственность еще в девятом классе.
Ох, Зина, Зина, бедовая деваха. Своенравная, стройная брюнетка с косой до ягодиц. Не будь я пожилым брюзгой-пенсионером, сам бы с ней умчался в Амстердам…
Но это к слову. Размечтался, раскатал губу…
Родители сообщили мне номер пелефона дочери, просили позвонить ей и передать живой привет от мамы с папой.
Люба вручила мне баночку любимого Зиночкой клубничного варенья и коробочку зефира в шоколаде, изделие московской фабрики "Ударница".
- Московского зефира в Амстердаме нет, а в Хайфе в "русских" магазинах его иногда "выбрасывают", - объяснила Люба.
Я обещал исполнить просьбу заботливых родителей: созвониться в Амстердаме с Зиночкой и обязательно с ней встретиться.
Теперь непосредственно об Амстердаме.
Готовясь к путешествию, я проштудировал десятки туристических проспектов и путеводителей. Терялся в разнообразии объектов: каналы, шлюзы и мосты, жилые лодки на каналах, музеи, картинные галереи, архитектура Португальской синагоги, исторические памятники, цветочные базары, башня Плача, кошачья баржа, мельницы, библиотеки…
Я терзал своих многочисленных знакомых и друзей, бывавших в Амстердаме: что выбрать, на чем остановиться?
Альтист знаменитого тель-авивского оркестра Абрам Р. (для меня он просто Бума), и объездивший с гастролями весь мир, не дослушав до конца мои вопросы, оборвал меня:
- Улицы Красных фонарей.
Напросился в гости к моему старинному товарищу Мише З., который три года назад с супругой был в туристической поездке в Амстердам.
- Счастливчик, - воскликнул Миша. - Только Розовый квартал!
- И обязательно найди, уже на помню улицу, пятиэтажный публичный дом со старинными фресками на стенах. Говорят - он самый большой в Западной Европе. Спроси любого мужика, тебе подскажут, - добавила жена приятеля .
Доктор биологии Владимир В, оторвав себя от микроскопа, был особенно категоричен:
- Красный квартал, и только Красный квартал!
Последней развеяла мои сомненья дочь Наташа, тоже недавно побывавшая в Голландии. Уведя меня на кухню, чтобы нас не слышала Людмила (ее мать и, соответственно, моя супруга), она сказала:
- Папа, какие могут сомнения? Конечно, Красный квартал. Не пожалеешь… И обязательно посети Секс-шоу. Правда, билет туда вдвое дороже, чем в музей Ван Гога, но ты не пожалеешь: при входе тебе дадут бокал вина, и сиди с ним хоть до самого утра.
- С одним единственным бокалом - до утра?! Ну, знаешь...
- Заказажи, сколько ты осилишь. Но за дополнительную плату.
И только одна моя знакомая Фаина М. с восторгом назвала амстердамский КОНЦЕРТГЕБАУ, красивейший дворец - подлинный храм музыки, фронтон которого украшает золотая лира и барельеф древнегреческого певца Орфея, держащего в руках кифару.
Итак, мы в Амстердаме.
Первым делом звоню по сотовому Зиночке. Долго никто не отвечает. И только после девятого или десятого гудка слышу голос моей израильской знакомой. Голос запыхавшийся, нервный и усталый.
- Зина, это дядя Саша с улицы Ха-Нешер. Здравствуй!
- Дядя Саша?... Вы звоните мне из Хайфы? Что случилось?!
- Не волнуйся, дорогая. Я звоню из Амстердама, по поручению твоих родителей.
- Что с ними?! Не пугайте. Кто-то умер? Мама?.. Папа?..
- Всё в порядке, они живы. Родители просили встретиться с тобой и передать живой привет, баночку твоего любимого клубничного варенья и коробочку московского зефира в шоколаде. Назови свой адрес, я тебя найду.
В трубке долгая заминка, прерывистость дыхания.
- Дядя Саша, миленький, у меня сегодня очень трудный день. Пашу до четырех утра. Отлучиться не могу, работа. Давайте созвонимся завтра…
- Ты сейчас сидишь с ребенком?
- Да, с ребенком… Поговорим потом…
В трубке частые гудки.
Несчастная девчонка, подумал я. И зачем она подалась в Амстердам? Могла работать бебиситером и в Хайфе…
Нас с Ириной подключили к группе с русскоговорящим гидом.
Первым делом мы должны были отправиться на водную экскурсию по каналам Амстердама. Затем музей Ван Гога, потом мемориальная квартира Анны Франк и, наконец, Анатомический театр в Bare (Waag), в котором Рембрандт писал картину "Урок анатомии доктора Тульпа".
- Даёшь Красный квартал! - возроптал народ. - На кой нам ваш Ван Гог и Ребрандт! Мы деньги не за них платили.
- Терпенье, господа! - ответил гид. - Красный квартал мы посетим в вечерние часы.
- А зачем ждать вечера? - не сдавались экскурсанты. - Он функционирует в режиме круглосуточного графика.
А что, подумал я, круглосуточный режим работы Красных фонарей, очень даже рационально. Допустим, накануне ты вдребадан поссорился с женой, и, естественно, что ночью ее не получил. Утром на работу едешь злой, точно пёс некормленый. На часах - шесть или семь тридцать (народ в Голландии трудиться начинает рано). По пути завернул в Розовый квартал, сбил охотку, и - на службу в офис, довольный жизнью джентльмен ("минихерр" - по-голландски). Работа ладится, и всё о кей.
Посетив анатомический театр, прокатившись на речных трамвайчиках, побывав на кошачьей барже, покормив котов и кошек, сами плотно отобедав в ресторанчике, наконец, дождались вечера и двинули на улицы Красных фонарей.Здравствуй, порочный, легендарный Красный квартал!
На тесных улочках толчея такая, как в час "пик" в московском метрополитене. Все жадно льнут к ярко освещенным окнам в красных сполохах неона, за которыми вершится сексуально-эротическая жизнь.
Кого только не увидишь в этих грешных окнах. Жрицы любви готовы на любые ухищрения, чтобы привлечь клиентов. Труженицы секса демонстрируют себя в образах селянок и гетер, одалисок и вакханок, пышными матронами, миниатюрными гейшами в кимоно, юными распутницами, одетыми в чем мама родила, застенчивыми азиатскими дехканками в парандже на голом теле. В одном из окон мы увидели обнаженную по пояс мускулистую колхозницу с серпом в руке (не уверен, найдется ли смельчак, решившийся на сексуальную игру с серпом?), русскую красавицу в цветастом сарафане и кокошнике, пикассовскую девочку на шаре перед неподвижно сидящим на кубическом основании атлетом…
Затаив дыхание, перехожу от одного окна к другому. И вдруг меня как будто полоснуло серпом колхозницы по паху. В одном из окон я увидел… Зину. С бокалом красного вина и красной лентой, перехватившей ее белокурую головку (а ведь в Хайфе она была брюнеткой!). Я припал к окну и робко постучал в стекло.
Узнав меня, Зинаида вздрогнула и побледнела.
-Я могу войти?
- Come in … - голос у нее дрожал, в руке нервно заплясал бокал с вином.
Я подошел к экскурсоводу:
-Разрешите, я отлучусь на несколько минут…
Гид нехорошо осклабился:
- Надо же, а с виду - пожилой, респектабельный мужчина… Вот, никогда бы не подумал, что и вы туда же…
Смутившись, я пробормотал:
- Это совсем не то, на что вы намекаете… Я должен передать девушке варенье и зефир. Не более того.
-
Ну-ну… - Гид одобрительно потрепал мое плечо. - Я как мужчина вас прекрасно
понимаю. А почему бы нет? Не вы один такой. Гормоны, уважаемый, гормоны… Ничего
предрассудительного в вашем поведении не вижу. Быть в Красном квартале и не
воспользоваться предоставленной возможностью, согласитесь, это глупо. Конечно,
попытайтесь. Уверен, у вас всё
получится.
Экскурсовод
глянул на часы.
- Только учтите: у вас не больше двадцати минут. Мы должны еще успеть к вечерней службе в храм ……
- Я постараюсь…
- Да уж, постарайтесь, - улыбнулся гид. - Ни пуха, ни пера вам.
- Спасибо …
Зинин будуар (или салон, не знаю, как назвать его) смахивал на медицинский кабинет, в котором Зинаида до отъезда в Амстердам трудилась в Хайфе секретаршей у семейного врача.
Кушетка, застеленная желтенькой клеенкой, выдаваемой за коврик, на столике - журнал, в который Зинаида когда-то вносила пациентов семейного врача, а теперь - своих клиентов. Над кушеткой - бра в форме изящно выполненного фаллоса со светящейся головкой. На стенах, вместо плакатов, пропагандирующих здоровый образ жизни, (как это было в Хайфе) - 98 цветных фотопанно сексуальных поз из Камасутры, копии картин эротической тематики голландских и французских мастеров…
Мы
присели на кушетку. Зина достала из-под
ажурного, почти прозрачного бюстгалтера носовой платочек и стала нервно его комкать.
-
Дядя Саша, дорогой… Простите вы меня…
- Зинаида разрыдалась и уткнулась
мне в плечо.
Я покосился на окно. Увидел в нем экскурсовода, прилипшего к стеклу. За его спиной толпилась наша группа.
Гид подавал мне ободряющие знаки. Молоток, мол, так держать! Такие же выразительные знаки, сопровождаемые недвусмысленными жестами - ЧТО и КАК я должен делать - посылали наши экскурсанты.
Зина плотно зашторила окно, прикрепив к стеклу табличку на голландском и английском языках: " ПРОШУ НЕ БЕСПОКОИТЬ".
Я был настолько ошарашен этой встречей, что попросил у Зины налить и мне бокал вина. Иначе я не мог придти в себя.
Зинаида налила мне, я жадно выпил. Попросил еще. И снова выпил.
- Бордо? - спросил я.
- Каберне Совиньон.
- Отличное вино. Обязательно возьму в Израиль.
Разговор не клеился.
Я выставил на стол баночку клубничного варенья и коробочку московского зефира в шоколаде.
Зина печально улыбнулась:
- Мои любимые… Спасибо, дядя Саша…
- Родителей благодари…
Зинаида снова разрыдалась.
- Ну что ты, девочка… - Я прижал ее к груди.
- Ой, как бьется ваше сердце…- Зинаида вновь полезла в лифчик за носовым платочком. .
- Не надо плакать. Вот увидишь, всё устроится, - успокаивал я Зину. - Через ЭТО многие должны пройти. Ничего тут не поделаешь. Таковы суровые законы жизни.
- Вы так считаете? - Зина заметно успокоилась. Придвинула ко мне зефирную коробку. - Угощайтесь, дядя Саша. Этот зефир как раз подходит к Каберне.
Я вскрыл коробку, надкусил зефирину.
- А что, и вправду хороша закуска. А ну, плесни еще…
Зинаида налила мне, но свой бокал отставила.
- А себе?
- Мне нельзя, я на работе. Ну, если еще маленький глоток…
Я поднял бокал:
- За встречу, дорогая!
Осушив до дна бокал, я спросил у Зиночки:
- Извини меня, но если не секрет, сколько ты получаешь за свою работу?
- По-разному. Смотря, какие попадаются клиенты. За вход - не меньше пятидесяти евро. А дальше - всё зависит от дополнительных услуг, какие пожелает получить клиент.
- Поясни, не понял.
- Каждая услуга имеет свой тариф.
Зинаида взяла миниатюрную указочку, тоже в форме фаллоса, и стала водить ею по позам Камасутры на стене:
- За эту позу - восемь евро, а за эту - семь… А вот за эту я беру шестнадцать евро…
- Устаешь, небось?
- Ой, дядя Саша… За смену, а бывает, и за две так ухайдакаюсь, что для собственной интимной жизни сил не остается…
- Да, тебе не позавидуешь.
- А вообще-то жаловаться грех, - решительно сказала Зина. - Работу я свою люблю. Скажите, что я в Хайфе видела? А здесь я мир узнала, друзей приобрела - из самых разных стран. Есть даже профессор из Манчестера. Каждый вторник приезжают из Гааги братья Жан и Жак. Торговцы рыбой. После них дух такой стоит, как в рыбной лавке. Я извела весь свой дезодорант. Веселые, смешные. Оба коротышки, с животами. Ну, прямо, как два Карлсона. Похожи друг на друга, как две капли воды. Не различишь.
- Прости мою нескромность, - осмелился спросить я Зину, - но всё-таки ты как-то различаешь их?
Девушка зарделась:
- Ну, дядя Саша… Так вам всё и расскажи… Я их различаю только по усам. У Жана усики шнурком, а у Жака пышные, как у Буденного…
- Правильно ты сделала, что выбрала Голландию, - заметил я глубокомысленно. - Школа Амстердама для тебя, считай, что Кембридж для Капицы.
- Не знаю никакой вашей Капицы… А что, и в Кембридже есть Розовый квартал?
Рассказывать о Капице, о Кембридже не входило в мои планы. Тем более, сейчас. Каберне вскружило голову, я почувствовал, что солидно запьянел.
- Разреши, я прилягу на кушетку?
Зиночка с испугом посмотрела на меня:
- Дядя Саша, миленький, вы что удумали? Не надо, я прошу вас. Останемся добрыми друзьями. И потом, что скажет ваша тетя Люда, если вдруг узнает?
- Не беспокойся, она меня поймёт.
Скинув туфли, я, пошатываясь, направился к кушетке.
- Погодите, я постелю вам свежую простынку…
Ну, точно, как в процедурном кабинете в Хайфе у семейного врача.
Я разлегся на душистой свежей простыне. Перед глазами поплыли камасутровские позы, освещаемые мягким светом фаллического бра…
- Ах, как же хорошо здесь у тебя…
Но тут в окно салона постучали. Я услышал голос Иры.
- Саша, время! Где ты там?
- Я на кушетке. Я впервые лежу в Европе не на полу, а на комфортабельной софе.
- Мы уходим… Закругляйся!
- Дядя Саша, вам действительно пора… Вы отстанете от группы, - сказала Зинаида.
- Тогда отвернись, пожалуйста. Я начну вставать. Тебе не следует смотреть.
- Ой, я тут такого насмотрелась! Меня ничем не удивишь, - засмеялась Зина. Но все же отвернулась, посмотрелась в зеркало, поправила прическу, взбила груди.
…На пороге мы обнялись.
Зиночка украдкой сунула мне пачку евро. (Это был, пожалуй, первый случай, когда девушка из Красных фонарей давала деньги пациенту).
- Передайте маме с папой. Скажите им, что у меня всё аколь беседэр. Что если договорюсь со сменщицей, весной на Песах постараюсь вырваться в Израиль...
Я вышел из салона. В сполохах красных неоновых огней кипела амстердамская ночная жизнь.
На противоположной стороне улицы за столиком сидели братья Карлсоны и пили пиво. (Я вспомнил, что сегодня - вторник, их законный день).
Зина
распахнула шторы, убрав табличку "Прошу не беспокоить" и, выйдя на
порог, приветливо помахала братьям.
Те,
не спеша, поднялись и вальяжно направились в будуар.
От
братьев остро пахло рыбой…
* * *
Если первое упоминание о Франкфурте-на-Майне датируется 794-м годом, то в моем Отчете он упоминается впервые. Однако, толком рассказать об этом славном городе боюсь, что не смогу. И не потому, что Франкфурт лишен каких-либо достопримечательностей. Достаточно перечитать огромное количество туристических буклетов и путеводителей и, конечно же, обстоятельный и увлекательный Отчет моей соделегатки Ирины Лейшгольд.
Остановлюсь только на одном моменте из рекламного буклета: " Каждый год во Франкфурте проходят более 55.000 конгрессов, семинаров, заседаний, конференций".
Вот об одном из них я и расскажу. Речь пойдет о проведении ежегодной Международной книжной ярмарки, в связи с чем мы и прибыли во Франкфурт, и на которой имели честь (благодаря усилиям Валерии!) получить аккредитацию. Мы - это сама Валерия, Ирина Лейшгольд, Марк Аврутин, Миша Верник и ваш покорнейший слуга.
Двухдневное пребывание во Франкфурте (с одной ночевкой) лично для меня связано с главными событиями. О каждом - по порядку.
ФРАНКФУРТСКАЯ ЯРМАРКА.
Заявляю сразу, что Франкфуртская ярмарка на меня не произвела такого впечатления, как ежегодная книжная ярмарка на ВВЦ (бывшая ВДНХ) в Москве - ни количеством представленных издательств, ни числом участников и посетителей. В Москве все это выглядит масштабнее и праздничнее.
Но, возможно, я не прав. Признаться честно, мне было не до ярмарки. Ибо все шесть часов, проведенных там, меня терзала одна единственная мысль...
Мысль о дорожной сумке.
Дело в том, что когда я летел в Голландию, у меня уже был солидный багажный перегруз. (Хорошо, что мы летели с Ирой и по-братски разделили этот перегруз).
А тут - наша щедрая принимающая сторона поручила нам забрать в Израиль в качестве подарков для островитян-израильтян 8 (восемь!) книжных фолиантов (каждый - весом 1 кг 380 г), посвященных искусству и культуре Иудеи - от глубокой древности до наших дней. Плюс несметное количество различных сувениров, десять экземпляров альманаха "Остров Андерс", книги Владимира Борисова "Ангел серебристый", изданные Art&Viva (15 экземпляров), одиннадцать фирменных футболок с эмблемой "Остров Андерс" и многое-многое другое.
Но как всё это увезти?! Ведь перегруз будет огромный. Посему нужна вместительная сумка, которую, набив подарками и не взвешивая в аэропорту, можно будет выдать за ручную кладь.
Сумка... Сумка... Сумка... - колотилось в черепной коробке. - Нужна вместительная сумка, килограммов на четырнадцать - шестнадцать, которую на халяву можно будет протащить в салон самолета.
Все шесть часов (за вычетом тридцати семи минут поедания сосисок с пивом в кафе на ярмарочной площади) я тупо просидел возле израильского издательского стенда "Гешер". И то лишь только потому, что вдруг обнаружил на прилавке книгу Дж. Ньюснера "Рабби беседует с Иисусом" в переводе Бориса Дынина (моего двоюродного брата, живущего в Канаде), в которой упоминается моя жена, принимавшая участие в редактировании перевода текста.
Каждому из посетителей я навязывал эту замечательную книгу. Я даже сам купил её и подарил Мише Вернику, большому знатоку еврейской религиозной темы. И не просто подарил, а написал автограф (хотя, какое отношение я имею к тексту этой книги?!).
Все остальные члены нашей маленькой, но дружной делегации были целиком и полностью заняты осмотром выставки, налаживанием контактов с представителями издательств и книготорговцами.
Активней всех была Валерия.
Неотлучно рядом с ней была Ирина. Как-никак, редактор-профессионал с тридцатилетним стажем, филолог, поэтесса.
Мной коллеги были недовольны.
- Александр! - сердилась на меня Валерия. - Ну что вы тут сидите? "Гешер" вы имеете возможность посетить в своем родном Израиле. Налаживайте деловые связи! Пропагандируйте наш Сайт! Вон, посмотрите, как активны Верник и Аврутин.
Верник действительно куда-то постоянно исчезал и, счастливый, возвращался, вручая мне охапки сувенирных авторучек и карандашей, яркие нарядные пакеты, кипы издательских проспектов, календари, визитки на иностранных языках (даже на китайском), записные книжки и блокноты, брелоки, фотоальбомы с портретами писателей Германии, рекламки на шикарной глянцевой бумаге с адресами ресторанов Франкфурта...
- Спасибо, Миша, но куда мне столько? У меня и так огромный перегруз. Лучше посоветуй, где можно купить вместительную сумку, которую я мог бы выдать за ручную кладь... <
- Это к Марку. Сумки - его слабость. Как и Солженицын, космос, Пастернак, Маяковский, Михоэлс, Сталин, Гитлер ...
- Ладно, обращусь к Аврутину. Но куртку ты поможешь мне купить?
- А зачем вам куртка? >
- Вчера звонил жене, она сказала, что в Западной Европе ожидаются дожди и резкое похолодание. Велела срочно куртку покупать.
- Куртку, это можно. Есть на Блайхенбрюкке магазин мужской одежды. Я туда частенько из Берлина приезжаю, чтобы модно приодеться.
- А это далеко отсюда?
- Да нет, минут сорок пять, не больше.
- Пешком?
- На такси. Но вы не беспокойтесь, я плачУ.
Кто бы сомневался, зная широту его души.
- И за куртку платишь?
- И за куртку.
Ох, Миша-Миша... Щедрая одесская душа. Забежав вперед, должен успокоить строгого читателя: я оплатил и куртку и такси. Свидетельница тому - Ирина.
Оставалось найти благовидную причину, чтобы с ярмарки слинять.
Михаил и здесь пришел на выручку.
Отведя Валерию в сторонку, он сказал ей, что во Франкфурте живет издатель, с которым у него давние деловые связи, и он ждет его с минуты на минуту для заключения контракта. Наклёвывается книжка в жестком переплете, с предисловием самого д-ра Талейсника. Талейсник дал согласие.
- Поздравляю, Миша! - воскликнула Валерия. - Особенно - со вступительной статьей Талейсника. Не каждый может удостоиться такой высокой чести. Конечно, поезжайте!
- Но я хотел бы поехать с Бизяком. Он писатель тертый. Мало ли чего...
- Берите Бизяка, от него все равно здесь толку мало...
- И еще я хотел бы прихватить Ирину...
- А она зачем?
- Для консультации. Она нам может пригодиться.
- Жаль, конечно. Она нам здесь нужна. Но если надо, пусть поедет. У нее, действительно, огромный опыт редакторской работы и отличный
литературный вкус.
- Вот именно, - поддакнул Верник. - А вас мы оставляем на Аврутина. С ним вы будете, как за каменной спиной.
Я покосился на спину Марка. Спина, конечно, не атлета. Но еще вполне...
Приехали на Блайхенбрюкке.
Торговый зал величиной с аэропорт Бен-Гурион, курток - видимо-невидимо, во всяком случае, не меньше, чем книг на Ярмарке.
Мы, как грибники в лесу, разбрелись по залу. И чтобы не потеряться, стали подавать друг другу голоса
Первым, откуда-то из дальнего угла, раздался Мишин клич:
- Саша, Ира, двигайте сюда!
Продираясь сквозь тесные ряды выставленных курток, мы рванулись к Мише.
Точно тореадор с красной тряпкой перед носом разъяренного быка, Верник победно демонстрировал выбранную куртку.
Свободно владея немецким, он перевел нам текст с рекламной бирки: "Энергоемкий утеплитель Тинсулейт уникально сочетает теплозащитные и вентилирующие свойства - хранит тепло и позволяет беспрепятственно испаряться лишней влаге. Игнорирует любые погодные условия, в том числе самые суровые морозы, вплоть до минус тридцати. Съёмный воротник из высококачественной овчины"...
- Когда это в Израиле было "минус тридцать"?! - оборвала его Ирина. - И зачем Саше съемный из овчины воротник?!
- Саша, не слушайте её! Она филолог и ничего не понимает в куртках, а тем более в мужских воротниках!
- А я настаиваю, что для Саши самый лучший воротник - стоячий, и без всякой там овчины! - парировала Ира.
Разгорелся диспут, по накалу ничуть не уступающий дискуссиям на Острове.
На нас стали недовольно коситься продавцы.
Не придя к консенсусу, мы разошлись по залу.
Минут через пятнадцать голос подала уже Ирина:
- Я нашла, нашла!
- Вы только полюбуйтесь, господа! - Лицо Ирины светилось счастьем. - Элегантность, цвет, фасон, строгая приталенная линия, синтепон, карманы, молнии, а главное - стоячий воротник.
Миша застонал:
- Дался вам этот чертов воротник! Ну почему он должен обязательно стоять? Объясните!
Ирина покраснела:
- Миша, не демонстрируйте свою испорченность. Я говорю исключительно о воротнике.
-Я тоже. А вы о чем подумали? Саша, умоляю вас, примерьте, наконец, эту чертову синтепоновую куртку. И, как говорит мой дядя, пусть будет "ша"!
Я примерил. Куртка мне понравилась. Особенно стоячий воротник.
- Беру!
Ирина бросила на Верника победный взгляд. Тот обреченно отмахнулся:
- Решайте, Саша, вам носить... - И демонстративно нас покинул. Но тут же возвратился. - Только не забудьте вечером обмыть покупку.
Подъехали к гостинице. В холле нас уже ждали Валерия и Марк.
Валерия спросила:
- Ну, как? С издателем удалось договориться?
- Удалось... - подчеркнуто индеферентно ответил Верник Он был уставшим и раздосадованным, что проиграл дискуссию о куртке.
- Я очень рада, Миша! - Поздравила Валерия, и тут взгляд ее упал на сверток. - Александр, что это у вас?
Я замялся.
- Синтепоновая куртка...
Валерия и Марк как-то странно посмотрели на меня.
- А при чем здесь куртка и переговоры с Мишиным издателем?
И тут опять пришел на помощь Верник.
- Куртку Саше уступил издатель. Он на днях купил ее, а она ему мала. А Саше оказалась в самый раз.
- На синтепоне, - с гордостью добавила Ирина.
- А главное, что воротник стоячий, - не преминул добавить Верник.
Мою обновку обмывали в соседнем ресторанчике, хозяином которого был ливанский христианин Замир, бежавший из Ливана в ФРГ тридцать лет назад с женой и сыновьями от ортодоксальных исламистов. (О визите в ресторан в своем Отчете написала Ира, а Миша его дополнил в своем как всегда прекрасном комментарии).
Итак, чем нас угощал Замир: нут в масле, баклажаны в кунжутном соусе, кибби, мозги с пряностями, которые я заказал лично для себя (говорят, что помогает), жареная печень, цуккини по-ливански, рыба с чесноком (опять же по-ливански), рыба в соусе "Сезам" и на десерт - обалденное манное печенье с орехами Ну и, конечно же, - отличное ливанское вино.
Анисовую водку, которую, сказать по правде, не люблю, я вынужден был пить с Замиром только по одной причине. Узнав, что я живу в Израиле, Замир, прониикнувшись ко мне необъяснимой симпатией, потащил меня в подсобку, разлил анисовку в изящные стаканчики из тонкого стекла, обнял меня и произнес:
- Für Israel! Für die Welt! Für die Freundschaft! (За Израиль! За мир! За дружбу!)
Ну, как не выпьешь тут противную анисовку!
Я пообещал Замиру, что когда вернусь в Израиль, непременно передам его слова еврейскому народу.
Наслаждаясь блюдами ливанской кухни, кто-то из нас мечтательно изрёк:
- Вот бы ввести на нашем сайте рубрику кулинарной рецептуры...
- Да таких рецептов сегодня в Интернете - пруд пруди, - заметила Ирина.
- Это как подать... - возразил я поэтессе. - Вот вам пример, друзья. У меня есть друг кинорежиссер Мунид Закиров, фанатик-кулинар. Недавно он выпустил в Москве рецептурный сборник, посвященный среднеазиатской кухне. А чтобы привлечь внимание читателей, придумал интересный ход: кулинарные рецепты он "прослоил" короткими рассказами о знаменитом и любимом всеми Ходже Насреддине. В результате книга стала раскупаться «на ура».
Верник глубоко задумался (иначе думать он не может), а потом изрёк:
- Оригинально... - и с насреддиновским лукавством посмотрел на Марка, - Аврутин, а почему бы вам не написать такую книгу о немецкой кухне, а кулинарные рецепты "прослоить" вашими эссе о преступной деятельности Гитлера?
Нужно заметить, что статьи о Гитлере, которые Марк выставлял на нашем Сайте, вызвали живейший интерес и горячие дискуссии читателей.
Марк оценил шутку Верника и расхохотался. Мы единодушно поддержали Марка. Как же это хорошо, когда человек щедро наделен чувством юмора...
И еще один эпизод нашего пребывания во Франкфурте, о котором не могу не рассказать.
Дело было так.
Задолго до открытия книжной ярмарки все места в отелях были забронированы. Полина и Валерия тоже заранее подсуетились. Но всё что можно было забронировать. - это два номера в гостинице, одноместный и трехместный. Как говорится, спасибо и за это.
Когда мы стали распределять "лежачие" места, возникли следующие трудности: КТО именно займет одноместный номер. Естественно, предполагалось, что Валерия. Ей по статусу положено.
НО. Как быть с Верником? Он тоже нуждается в отдельном номере: герой второй арабо-израильской войны, перенесший несколько серьезных операций. Да к тому же - неординарная творческая личность. Он сам признался, что самый продуктивный творческий процесс у него приходится на ночное время суток. Не спит, мечется по комнате в поисках сюжета для нового рассказа, пьет постоянно минералку, глотает необходимые таблетки...
Взвесив все "ЗА" и "ПРОТИВ", наша делегация решила: одноместный номер выделить для Верника. Он, естественно, не отказался.
Да и Валерия проявила лучшие человеческие качества: "создадим все условия для Миши, а мы втроем (Ирина, Валерия и я) уж как-нибудь да перебьемся. Всего-то одна ночь...
Валерии мы предоставили отдельную кровать возле окна. На нас Ириной выпали две "супружеские" койки, впритирку одна к другой.
Мы заключили соглашение, что никто из нас двоих не станет друг на друга посягать.
И все-таки, на всякий случай, я решил раздвинуть койки, поставив между ними тумбочку.
Верник криво усмехнулся:
- Ну-ну...- и ушел в свой номер. Что он имел в виду?..
А тут еще Валерия:
- Александр, пожалуйста, не выключайте верхний свет. Мало ли что...
Девочки уснули, а я не мог уснуть. Из головы не выходила сумка. Буду завтра же просить Аврутина оказать содействие в покупке сумки. Нужна такая максимально вместительная сумка, чтобы не вызвав подозрений, могла пройти за ручную кладь.
Крамольная сумчатая мысль окончательно прогнала сон. Я на цыпочках покинул номер и выскользнул на улицу, курить.
Впервые в жизни я курил на улице ночного Франкфурта! В центре Западной Европы! Мог ли я когда-нибудь мечтать об этом? Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..
Докурил, загашенный окурок аккуратно бросил в урну (что, сознаюсь, на улицах Ближнего Востока делал редко), вернулся в номер и осторожно проследовал к своей кровати.
Из-за стены доносилось мирное похрапывание Верника. А ведь уверял, что ночи напролет не спит, работает над новыми рассказами. Вот и верь бывшим одесситам...
Вдруг храп резко оборвался, из-за стены раздался вопль. Это со сна (наверняка, с дурного) кричал сосед-прозаик.
- Уберите с моей сайтовской страницы Дормана! Жизни больше нет от этого таксиста!.. Валерия, неужели вам нравится его придуманная клевета?.. Почему редколлегия молчит?..
Члены редколлегии Ирина и Валерия молчали, потому как мирно спали.
Я привстал, чтобы постучать в стену Мишиного номера, но тут кровать моя накренилась, и я свалился на пол. Падая, головой ударился о "разделительную" тумбочку и, скорчившись от боли в голове и в остеохондрозной пояснице, растянулся вдоль Ирининой кровати. Раздался страшный грохот.
Верник замолчал, а Ирина бросилась ко мне.
- Саша, Сашенька!...- Она прижала мою голову к своей груди. Я почувствовал терпкий аромат ее духов, услышал, как учащенно бьется ее сердце... (Так вот как бьется сердце поэтессы!).
А тут к нам подоспела и Валерия. С наброшенным на плечи одеялом, точно Чапаев в бурке, она опустилась на колени и стала растирать мне поясницу, вспомнив свою медицинскую практику и приёмы массажа.
- Александр, милый... Как же вы, однако ...
- Ни за что теперь не лягу на кровать! Спать буду только на полу. Как же хорошо мне было на мансарде!...
Мы клубком сплелись на прикроватном коврике.
В комнату ворвался Верник (вернувшись с улицы, я забыл нашу входную дверь запереть на ключ).
- Я так и знал, что этим кончится! - Воскликнул Верник. - Саша, вы меня, конечно, извините, но что вы позволяете себе?! С женщинами вас нельзя оставить даже на час! Я глубоко вас уважаю как писателя, но в остальном...
- Миша, это совсем не то, - простонал я.
Дальше последовали резкие слова.
Дамы, понимающе меня простили.
Дорогие мои Ирина и Валерия, спасибо вам, родные... А с Верником я разберусь на Острове...
Наутро мы с Аврутиным, аборигеном Франкфурта, отправились за сумкой.
Не помню, на какой из улиц нашли искомый магазин.
Мне бросилась в глаза огромная дорожная сумища.
- Она! - воскликнул я. - И недорогая, всего пятнадцать евро.
- Саша, ты не горячись, - остановил меня Аврутин. - Сумка - без колесиков и ручки. Таскать ее - замучаешься. Тем более, у тебя радикулит.
- Зато на регистрации в аэропорту она не вызовет ни малейших подозрений. А с колесами и с ручкой её взвесят и заставят сдать в багаж. А как же перегруз?
- Смотри... Намучаешься с ней. А впереди у тебя еще Брюссель, Гаага и Париж.
- Ну и пусть. Зато в аэропорту проблем не будет.
Марк Аврутин, мудрый человек, оказался прав...
Но одиссея с сумкой разыграется в Брюсселе и Париже. А сейчас прощай, мой добрый Франкфурт, подаривший мне и сумку, и синтепоновую куртку со стоячим воротником...
Брюссель
Как человечество признательно Колумбу за открытие Америки, так и я бесконечно благодарен ИРИНЕ ЛЕЙШГОЛЬД и РУКОВОДСТВУ "Андерсвала" за моё открытие Брюсселя.
ИРИНУ благодарю за то, что пригласила на Второй Всемирный поэтический фестиваль «Эмигрантская лира» (Брюссель, 8-10 окт. 2010 г.), а РУКОВОДСТВО "ART & VIVО" за то, что бескорыстно взяло на себя оплату нашего пребывания в Брюсселе и др.городах, отелях, ресторанах, переездах и т.д.
Итак, Брюссель.
С Ириной выходим из здания вокзала (Валерия должна приехать позже).
Отель оказался рядом: пройти железнодорожным путепроводом, пересечь трамвайные пути, и вот она - гостиница "ИбисЪ" (сознательно употребляю твердый знак, чтобы избежать охальных разночтений).
Во мне поныне сидит, если можно так сказать, рудиментарный пережиток А именно: когда в далеком детстве я впервые посетил Москву, то первое, что непременно ожидал увидеть, выйдя из Казанского вокзала, - Кремль, Мавзолей, храм Василия Блаженного и высотку МГУ. Но каково же было мое разочарование, когда на Комсомольской площади под путепроводом железнодорожной кольцевой дороги я увидел скопище подозрительных людей - грязных алкашей, проституток, нищих...
И это - столица нашей родины Москва?!- с детским ужасом подумал я.
То же чувство я испытал в Брюсселе. Я-то, престарелый пережиток детства, ожидал, выйдя из вагона, увидеть штаб-квартиру НАТО, здание Евросоюза, офис Секретариата стран Бенилюкса и Западноевропейского союза. А оказался в чреве путепровода, ведущего к отелю "Ибис".
Та же алкашня, сладкий запашок марихуаны, мочи и алкоголя.
Единственное, чем отличались местные клошары от московских, - отсутствием русских матерных идиоматических конструкций. Все здесь изъяснялись исключительно на французском, немецком, фламандском и голландском. (Бельгия - страна, имеющая официально три государственных языка -французский, фламандский, немецкий).
Разместившись в одноместных номерах отеля "ИбисЪ", мы распаковали сумки, встретили Валерию и отправились на встречу с эмигрантской лирой.
Эмигрантских лириков набралось человек пятнадцать - восемнадцать.
Ядро участников, естественно, составили израильтяне. Я насчитал их девять человек. Семь поэтов прибыли из соседних европейских стран (кстати, пятеро из них еще недавно тоже жили в Эрец Исраэль).
Четверо участников прилетели из России. Каким эмигрантским ветром их занесло в Брюссель, не знаю...
Конкурсные чтения стихов были назначены на вторую половину дня, а сейчас всех нас пригласили на прогулку по Брюсселю.
Мы шли сплоченной, шумной, любопытной до всего русскоязычной стайкой. Вёл нас по Брюсселю вовсе не бельгиец, а грузин Даниил Чкония (эмигрант на ПМЖ в Германии). Живет в Германии, но беззаветно любит Бельгию и обожает водить экскурсии по любимому Брюсселю. Почему ему не перебраться в Бельгию?..
Умом поэтов- эмигрантов не понять...
Мы любуемся красотами Брюсселя. Фонтаны, парки, памятники, дворцы, старинные соборы, витражи, скверы, пестрые ковры из живых цветов, знаменитая Гранд Плас, красивейшая площадь Западной Европы...
Но, конечно же, вся наша группа жаждет поскорее припасть к журчайшей струйке "Писающего мальчика" (Manneken Pis). Правда, мнения в выборе объекта обозрения поделились примерно поровну: "Писающий мальчик" или "Писающая девочка".
Что касается меня, то я не очень-то горел желанием смотреть на писающих бронзовых детей, так как только что на улице воочию увидел живого писающего дядю - респектабельного пожилого господина, в тирольке с пёрышком, в приспущенных штанах, во рту сигара, вполне легально припавшего к уличному писсуару.
Об открытых тротуарных писсуарах я был давно уже наслышан и, честно говоря, не верил. Ну как это возможно - при свете дня, на глазах у всех демонстративно отправлять свои физиологические надобности?! При женщинах, при детях...Ан нет.
(Александр с помощью зонтика демонстрирует, как работает пластмассовый писсуар «открытого типа» на три мужских персоны.
Набережная в Гааге.)
Вот он, пластмассовый писсуар «открытого типа» на три мужских персоны. А что поделаешь, если вдруг приспичило? Не бежать же в подворотню или в какой-нибудь подъезд. Чай, не Россия-матушка, а просвещенная Европа...
И потом, если разобраться, ничего предосудительного в этом нет. (Предвижу возмущение читателей: опять Бизяк - о своей любимой теме!). Но, согласитесь, господа, мочеиспускание свойственно любому живому организму, во все эпохи и при всех режимах, начиная с библейского Адама и заканчивая Марксом, Энгельсом и Лениным. И даже, извините, - Медведевым и Путиным... И ничего здесь предосудительного нет. Ведь мы не пуритане.
И все же перейду от писсуаров к эмигрантской лире.
На часах 14:15. Мы мчимся в зал, где собрались эмигрантские поэты. Среди присутствующих много новых лиц, любителей поэзии.
На столе - вода и соки, лёгкие закуски.
Но если есть закуски, рассуждаю я, значит, должен быть и алкоголь. И точно. Мой взгляд выхватывает красное вино в картонной трехлитровой упаковке с краником...
Совсем другое дело. Поэзия всухую, без вина, согласитесь, нонсенс.
Я скромно семеню к столу и открываю краник. В стограммовый полиэтиленовый стаканчик бежит, журчит и пенится живая струйка ароматного Мерло.
И вот председатель фестиваля Александр Мельник громко объявляет:
- Право открыть наш литературный вечер предоставляется русскоязычной поэтессе из Израиля ИРИНЕ ЛЕЙШГОЛЬД.
В зале раздаются громкие, долго несмолкающие аплодисменты.
Ирина выходит к микрофону. Я вижу, как она волнуется.
Я делаю ей знак "Рот фронт", напутствую: "Мы с Валерией с тобой, родная. Ни пуха, ни пера".
Включаю видеокамеру и приступаю к съемкам исторического события.
Притихший зал слушает Ирину (как принято говорить у нас на "Андерсвале") на одном дыхании.
Ирина прочитала шесть стихотворений. Зал требует продолжить чтение. Ирина, получив согласие ведущего, заканчивает стихотворением, посвященным фестивалю.
Мы гости. Мы гости везде:
Мы гости на фестивале,
Мы гости и в той стране,
Куда от себя не сбежали.
Мы гости и в бывшей родной,
Такое уж мы поколенье.
Мы пережили застой
И бурный расцвет безвременья.
Нас судят со строгостью все,
И втуне все наши таланты.
В какой бы ни жили стране,
Мы носим ярлык - эмигранты.
И вот уже тысячи книг
Забыты и канули в Лету,
Но жив эмигрантский наш стих,
Бряцают на лире поэты.
Пусть лира слегка дребезжит
И струн не хватает частично,
Но как вдохновенен пиит
И вера в себя - безгранична!
Все выдержим и устоим,
Хотя далеко не атланты.
Ведь каждый из нас не один,
Мы вместе, и мы - эмигранты!
В зале звенящая, святая тишина. И - взрыв аплодисментов. Ирина оставляет микрофон и медленно спускается со сцены. Мы с Валерией, счастливые, бросаемся к Ирине. Объятия и слезы благодарности и радости...
Вечером втроем отправляемся в самый лучший рыбный ресторан, который был присмотрен мною еще загодя, во время утренней экскурсии, и закатываем праздник - по случаю победного выступления Ирины и (так совпало!) и дня моего рождения.
Стол ломится от рыбных яств и морепродуктов. Венчает застолье огромнейший, невиданных размеров лобстер в фонтанах бенгальского огня.
Тосты, поздравления. Шампанское льется рекой...
* * *
ПАРИЖ
О, праздник жизни, сказочный Париж!
Смеюсь и плачу. О, как сердце бьется...
Луи Арагон
На следующее утро мы уезжали из Брюсселя. Я с Валерией - в Париж, Ирина возвращалась в Хелдроп.
Белоснежный стремительный экспресс мчал нас во Францию.
Через час и двадцать пять минут мы на вокзале "Норд" в Париже.
Я вышел из вагона, впервые в жизни ступив на землю Франции... Я захотел хотя бы краешком ладони прикоснуться к ней (пусть даже к бетонному покрытию перрона!), но тут же отказался от своей затеи. Постеснялся реакции Валерии на мои причуды (что, мол, за сантименты?!).
Итак, мы вошли в Париж.
Валерия играючи покатила свой чемоданчик на колесиках, я же по-бурлацки поволочил за лямку купленную во Франкфурте-на-Майне тяжелую бесколесную сумищу, оглашая всё вокруг громким скрежетом и шарканьем. От меня испуганно шарахались...
Вот когда я снова вспомнил добрым словом Марка, который предупреждал меня, чтобы я не делал глупостей и купил нормальный чемодан на колесах.
Мудрый, мудрый Марк Аврутин...
Мы отыскали на вокзале банкомат, в котором Валерия должна была снять деньги (брюссельские запасы евро кончились), но почему-то этот автомат не захотел признать легитимность карточки Валерии и настойчиво выплёвывал ее.
Тогда Валерия спросила у прохожих (а она прекрасно владеет французским языком), где находится ближайший банкомат. Оказалось, что " совсем недалеко", всего лишь в четырех кварталах от вокзала (!).
Валерия легко шагала впереди, я еле-еле поспевал за ней. Обливаясь потом (в Париже стояла жаркая погода) и проклиная всё на свете, включая франкфуртскую сумку.
Но тут Валерия нашла скамейку:
- Александр, я не могу смотреть на ваши муки. Садитесь здесь и ждите. Наблюдайте за жизнью парижан. А я постараюсь скоро вернуться.
Я тяжело опустился на скамейку (дай ей бог, этой скамейке, здоровья и благополучия), забаррикадировался нашими вещами и стал терпеливо ждать свою спасительницу.
Вокруг кипела жизнь. Сигналили машины, по боковой дорожке нескончаемым потоком проносились велосипедисты.
Первое, что бросилось в глаза, - обилие чернокожих парижан. Где я - в ньюйоркском Гарлеме или в Париже? Как выяснилось позже, район вокзала "Норд" был заселён в основном чернокожими французами. И что характерно, все они говорили на чистом французском языке!
Не прошло и двадцати минут, как на скамейку грузно опустилась необъятных габаритов африканка. Ну точно из какого-нибудь племени Тумбу-Юмбу. В цветастом балахоне, на голове вышитая бисером косынка, на руках несметное количество браслетов и цепочек. Под балахоном футбольными мячами перекатывались груди. Широкоскулое лицо цвета кофе без молока; глаза навыкате; губы, как тяжелые переспелые бананы.
Африканка стала рыться в своем полиэтиленовом пакете. Рылась долго. Ну, думаю, сейчас достанет какой-нибудь слоновий бивень или амулет времен палеолита. Но нет. Извлекла мобильный телефон и, широко расставив ноги, принялась звонить. Говорила долго, на каком-то тарабарском африканском.
Из пакета раздался другой звонок. Африканка быстро достала второй мобильник.
- Oui, ma noix de coco Jean Paul! - закричала в трубку африканка. - Enfin tu as téléphoné. Oui, je t'attends à notre place. Entier, le chemin. Prends plutôt-moi. J'attends.Ta tablette de chocolat d'Afiya ("Да, мой кокос Жан Поль! Наконец, ты позвонил. Да, я жду тебя на нашем месте. Целую, дорогой. Скорей возьми меня. Твоя шоколадка Афия" - с французского).
Мистика... В памяти отчетливо прорезались французские слова и предложения с далеких школьных и университетских лет. Я вдруг начал понимать соседку!
Африканка захлопнула мобильник. Затем достала из пакета кожаный мешочек из крокодильей кожи, похожий на кисет, отсыпала из него щепотку какого-то мелко измельченного зловонья в виде порошка и, забросив зелье под язык, откинулась на спинку лавки. При этом с интересом пригляделась к моим часам "Полёт" (1-й московский часовой завод). Решительно сняла с руки браслет и протянула мне:
- Monsieur, échange?
Я сначала растерялся, а потом подумал: а почему не обменяться? Подарю жене браслет из африканских джунглей. Я снял с руки часы и протянул их африканке. Та взамен вручила мне браслет. Да еще впридачу угостила зловонным порошком.
Отказаться я не смог.
-What is it? - спросил я по-английски.
- Rises a sexual potentiality, - сказала по-английски африканка - ("Повышает сексуальную потенцию").
Не стану говорить, повлиял ли порошок на мою потенцию (вопрос интимный), но признаюсь откровенно, что до сих пор (а прошло уже два месяца), что бы я ни ел, ни пил - чувствую во рту противный африканский привкус. Как сказал бы Райкин - очень "списифисеский".
Жан Поль не заставил себя долго ждать.
Возле нас притормозил «шевроле» и нетерпеливо просигналил. Из открывшейся дверцы высунулся месье лет сорока пяти, как две капли воды похожий на Ги де Мопассана.
Наконец-то я увидел настоящего француза!
- Ку-ку, мой одуванчик! - позвал "Ги де Мопассан". - У нас с тобой не больше часа.
Одуванчик спешно подхватилась и бросилась к машине. Помахала мне рукой, на которой тикали часы "Полет".
- Au revoir, mesie!
- И вам оревуар, мадам!
Мадам с трудом взгромоздилась на переднее сиденье. «Шевроле» осел.
Отпустив на полную длину привязной ремень, одуванчик вправила в него свои футбольные мячи. Протянула Жан Полю кожаный мешочек.
- Merci, - отмахнулся "Ги де Мопассан".
Дверца захлопнулась, «шевроле» круто взял с места.
Пришла Валерия и сообщила, что и этот банкомат, мерзавец, выплюнул ее пластиковую карточку.
- Как, опять?! И что теперь?!
- Не паникуйте, Александр. Берите свою сумку, мы пойдем к другому банкомату.
Я уже не спрашивал: куда. Я покорно впрягся в лямку, как бурлак и, стараясь не отстать, потащился за Валерией.
Мы отмотали с десяток километров, оставляя позади себя длиннющие черные следы на тротуарах от моей франкфуртской сумки. Но всё безрезультатно. Вернее, с тем же результатом: банкоматы были неприступны.
- Александр, еще немного, еще чуть-чуть, держитесь! - Говорила мне Валерия. - Принимайте наше путешествие, как первую пешеходную экскурсию в Париже...
Что я мог ответить дорогой Валерии. Да и в силах ли был?..
Наконец и на нашу улицу, а точнее - на rue Rouget-de-Lisle (эту "рю", что на русском означает "улица", не забуду никогда!) пришел долгожданный праздник. Уж не знаю, какой по счету, но банкомат на rue Rouget-de-Lisle СРАБОТАЛ!
Мы были с деньгами!
Нашей радости не было конца. Нам казалось, что вместе с нами ликует весь Париж.
Буквально на восьмой минуте после сообщения, что банкомат сработал, нас приветствовали Саркози с супругой Карлой Бруни, а вечером над Эйфелевой башней взметнулись праздничные фейерверки.
Получив большую сумму евро, мы тут же взяли самый шикарный лимузин-такси.
На вопрос таксиста, куда нас отвезти, Валерия с небрежностью ответила:
- Transportez nous dans le casino (Отвезите нас в казино).
- Dans le casino?- таксист с подозрением покосился на мою увесистую сумку, которую я держал в обнимку на коленях.
Валерия сказала:
- Transportez dans le casino.
Да-да, в "Казино", отель на улице Клиши.
Водитель рассмеялся:
- Ну, так бы сразу и сказали, что в отель! А я перепугался: грабанули банк, и с полной сумкой денег - сразу в казино. О ля-ля! Отчаянные люди...
Я подумал: а ведь мы, действительно, отчаянные люди. Волоком тащить сумку через весь Париж!..
Но, слава Б-гу, все мученья позади. Мы в отеле "Казино"! Занимаем номера, распаковываем вещи.
Я стрелой - под душ, надеваю свежую сорочку и сбегаю вниз. В уютном дворике меня уже ждут Кристина и Валерия.
Кристина - президент Ассоциации французских переводчиков. У нас с ней переговоры (ради которых мы и прибыли в Париж).
"Art & Vivо " заключила с Ассоциацией контракт на перевод произведений членов Клуба "Андерсвал" на французский.
За чашкой кофе мы ведем беседу. Обсуждаем перспективы, намечаем список авторов. Итогами переговоров довольны обе стороны. Я, будучи человеком суеверным, опасаюсь забегать вперед. Жизнь покажет...
Мы прощаемся с Кристиной.
Всё, теперь у наших ног - ПАРИЖ!
И вот тут-то начинается совсем другая жизнь. Жизнь, которая зовется сказкой. И этой сказкой я обязан исключительно Валерии. Она, не раз бывавшая в Париже, великодушно дарит мне этот великий город.
Двое суток сна и яви. Не буду утомлять читателя рассказом об увиденном. Перечислю только те места, где довелось нам побывать за неполных двое суток: Лувр, трехчасовая экскурсионная поездка, Гранд Опера, Марсово поле, Елисейские поля, Эйфелева башня, Мулен Руж, дневная и ночная Сена, Нотр-Дам...
Да разве перечислишь всё!
Париж - это город, о котором невозможно рассказать. Он бьется в сердце каждого, кто побывал здесь. И пока бьется мое сердце, Париж навсегда во мне.
...И снова Амстердам. Аэропортовский отель "Юпитер". Одиннадцатое октября. Наша заключительная встреча: Валерия, Полина, Ирина, я. Завтра утром мы с Ириной вылетаем в наш родной Израиль.
Мы сидим за ресторанным столиком. Смотрим друг на друга, нервно комкаем в руках салфетки и молчим, молчим, молчим... Как тяжело и грустно расставаться...
Мы выходим из гостиницы и направляемся к машине.
Прощальные объятия. На глазах моих подруг выступают слезы.
- Девочки, - прошу я их, - не надо. А то я сам расплачусь...
Машина трогается с места. Мы с Ириной долго машем вслед.
Расходимся по номерам. Нужно собирать пожитки.
Передо мной - чемодан и многострадальная, набитая до самого предела франкфуртская сумка. И все та же одиозная дилемма: как все уложить, чтобы избежать этой чертовой доплаты за перевес.
Я вытряхиваю сумку. Тупо смотрю на гору так и ненадёванных сорочек, маек, туфель, кепок, приобретенных книг и сувениров.
И вдруг я вижу, что в днище моей сумки зияют три огромнейших сквозных дыры. Через эти дыры я вижу прикроватный коврик.
Несчастная франкфуртская сумка! Прости меня, родная!
Я утрамбовываю, чуть ли не ногами, вещи в чемодан, а остальное заворачиваю в купленную в бутике большую сувенирную салфетку с видами Парижа. Тюк перехватываю бельевой веревкой, которую выпросил у горничной, для страховки всё заклеиваю скотчем.
Пустая франкфуртская сумка сиротливо стоит возле кровати. Что с ней делать? Не забирать же ее в Израиль...
И я принимаю суровое решение: оставить ее в номере.
Есть примета: если хочешь снова возвратиться туда, откуда уезжаешь, - оставь там что-нибудь на память. Я оставляю в Нидерландах сумку. Как залог того, что обязательно вернусь сюда.
Я верю, это непременно сбудется...
Гаага. Один из ресторанов на берегу моря, где мы обедали.
* * *
При выходе из ресторана- скульптура лежащей девушки с видом на Северное море. Александр сказал, что у неё холодная попка.
* * *
В г.Эйндховен на одной из центральных площадей стоит постамент для будущей скульптуры. Пока Горсовет (Мэрия) решает, кого на него водрузить, можно попробовать его для островитян.
* * *
Александр с помощью зонтика демонстрирует, как работает пластмассовый писсуар «открытого типа» на три мужских персоны.
Набережная в Гааге.
* * *
Во франции тоже встречаются "странные" названия улиц.
* * *