ДРУГОЙ-48 Мастер-класс 

Отшумелись два события.                                                                                                                                   Сначала Эллочкин триумфальный дебют. Какой там испытательный срок! Она сразу стала полноправной актрисой постоянного состава труппы нашего областного музыкально-драматического театра.                                                                                                                                                    А вскоре после этого произошло моё молниеносное преображение из простого студента вполне провинциального мединститута в кандидата медицинских наук и назначение руководителем “Центра психосоматической реабилитации”. Правда, это пока только название, но зато как звучит! Георгий Вахтангович, естественно, стал моим уже вполне официальным начальником. Ничего лучшего я даже вообразить не мог. 

 Мне даже не пришлось отбрыкиваться от административных обязанностей. “Те, кому полагается”, знали обо мне вполне достаточно, чтобы сразу назначить толкового администратора из ведомства Виктора Евгеньевича. Собственно, он и назначил. Меня это совершенно устроило. Генерал был в курсе всех наших дел с того самого дня, когда узнал, каким-таким нестандартным лечением я вытащил из полнейшей безнадёги его любимую доченьку. И он нас поддерживал во всём. А это значит, что любые лишние носы, которые попробуют сунуться в наши дела, будут прищемлены моментально и радикально. Жалко, что не все. 

Работы у нас впереди, и какой работы! Я аж устал облизываться. Немного погодя после того, как шеф известил меня о скором приезде - вернее, прилёте, Амалы и профессора Чатурведи, мы уже спокойно и подробно обсудили наши дела по закрытой телефонной линии из Олиного кабинета. И решили так: “чистая наука” остаётся в Москве, в его институте. На горизонте ясно вырисовываются интересные для нас очень высокие технологии, а где они окажутся в первую очередь? Вот то-то. Не в Тайнограде же, ясен пень. Хотя и в нашем городишке, оказывается, есть много чего такого, о чем в присутствии шпионов говорить не принято. Но, если что, нам попользоваться дадут.   

На “Школе гетер” появится скромная табличка “Минздрав. Лаборатория ПФР.”                                                                                                                           Опыт нашей работы показал, что особого внимания наше заведение не привлекает, расположено удобно во всех отношениях, а то, что тут, на Театральной, всю неделю крутится с раннего утра до поздней ночи тьма самого разного народу, так это нам большой плюс. Лист, спрятанный в лесу — классика. Тем более, какая-то медицина. Да кому она сдалась? Здесь, собственно, и будет наша главная научно-практическая база, наилучшим образом обустроенная. Понадобится, подгребем под себя и соседний домик. Но это уже в перспективе. 

Ещё одна перспектива — санаторий, вроде “Нирваны”, но в советском исполнении. Но тут ещё думать и думать. У нас не Индия, но проблема та же. Не зря Амала выбрала для своих “ашрамов” самые глухие уголки, а среди пациентов нет ни одного индийца. И при всём при том секретность (или, как сейчас модно говорить, дискретность) — её неизбывная головная боль. У неё проблема из-за “белых вдов”, а у нас - из-за красных идеолухов и морализаторов. А работать будем с нашими же гражданами. Дискретность продержится недолго. Поэтому всё по Грибоедову: “Прочь из Москвы!”.                                                                                                            Слухи о нашей “ Школе” уже пошли в народ. Вот и ладушки. Программу сделаем менее радикальной и немного облегчим доступ желающих. Сделаем и мужскую группу. У нас, у сильного пола, заморочек не менее, если не более, чем у слабого. Будем с ними разбираться. Дальше понятно: чем меньше прячешься, тем больше фиг, на который ты никому не нужен. Настоящая, серьёзная работа пойдёт в тени этого фига. Прилетают же в “Нирвану” со всего мира. А к нам - со всего Союза пусть прибывают. А дальше война план покажет. 

— Значит так, чеми бичо (мой мальчик), ты пока отдыхай и думай. Жду тебя, ну, скажем, первого июля или чуть раньше. Если получится — с Олей. Разберемся с группой Димы, с твоими “зайками”. У них много интересного наработалось. Кто из них захочет из Москвы к тебе, в провинцию — не знаю. Часть вопросов с персоналом сможете решить только вы. Нужны ещё люди, и их нужно отбирать и учить. Дима и новый администратор всем этим уже занимаются, но сам понимаешь. И готовьтесь встречать Раджа с Амалой. Программа визита уже проработана. Та же модель, что была у вас в Индии. Несколько дней, и профессор Чатурведи вернется домой, где у него куча дел в университете, а доктор Нандини продолжит свою турпоездку. И очень надеюсь, здорово нам поможет. Знаем, что она дама очень небедная, но все равно: её расходы — за счёт принимающей стороны. Для неё это пустяк, но жест должна оценить. Согласны, Ольга Николаевна? 

— На все сто. Не утерпит, впряжется в дело. Нас она принимала тоже не как обычных гостей. Кстати, если Николаевной вы намекаете на мою директорскую должность, то прощаю, Георгий Вахтангович.  Нам, директорам, тоже положен заслуженный отдых. К тому же, Москва — это не Гуджарат, близко. Тогда же, за полтора месяца, у нас ничего не стряслось. И у вас не стрясётся. 

— Ха-ха-ха! Ваш намёк я тоже понял. Спасибо. 

Отдыхать, так отдыхать. Приказы не обсуждаются. 

Бабуле с дедом, естественно, захотелось увидеть “нашу Эллочку” на сцене. Не проблема, не смотря на аншлаг. Сегодня они пришли второй раз. “Марик, это такой восторг! Мы понимаем, как трудно достать билеты, но хоть на балкон”.                                                                                                         Ага, счас. Из третьего ряда лучше видно. Но, как там в каком-то писании сказано: человек предполагает, а чёрт располагает. На соседних креслах оказались мои несостоявшиеся тесть с тёщей. Со стариками они тогда вдребезги рассорились и поклялись, что ни одна порядочная девушка даже не взглянет в сторону их распутного внука, этого бесстыжего “ныкейвенника” (любителя проституток). И таки исполнили свою клятву, к величайшему моему удовольствию. 

Но “шоу маст гоу”, поэтому все внешние приличия были строжайше соблюдены. Обе стороны церемонно раскланялись, а потом дружно аплодировали происходившему на сцене. А когда они вместе вышли на улицу, Софья Самойловна даже соизволила словесно выразить своё восхищение. 

— Эта новая Карола — знаете, мы же посещаем все новые спектакли — она настоящий талант. Прежняя, как её? Ладно, тоже была хороша, но эта Файна — она настоящая звезда. Никогда о ней не слышала. Откуда она взялась, вы не знаете? 

Дед незаметно наступил бабуле на ногу, и СС ответа не дождалась. 

— Ах да, конечно, вы же не следите, как мы, так внимательно за событиями в культурном мире. Кстати, вы знаете, наша Риммочка только год проработала, и её уже высоко оценили. Она с сентября уже будет классным руководителем! 

— Поздравляем.  сказал дед. 

— Да, это вам не в цирке в голом виде гирями орудовать. Ещё посмотрим, что из вашего внука выйдет. 

— Пока что он вышел из института с двумя дипломами и кандидатской степенью. — не удержался дед. — Не жалеете, что отказались от такого зятя? 

Супруги Кацман изобразили на лицах сильнейшее отвращение. 

— Бросьте, Давид Михайлович! Все знают, что ваш “гений” якшается с КГБ. Они своим и не такое могут устроить, между нами говоря. А пока что, уже все об этом говорят, он связался с какой-то шиксой врачихой. Вот уж ди эмисэ ныкейвэ (настоящая проститутка). Её за её поведение даже выкинули из ординатуры. Или вы этого ещё не знаете? Так вы её ещё узнаете! 

Мои старики выслушали всё это с безмятежными улыбками. Дед оглянулся на дверь служебного входа, откуда мы должны были выйти. 

—Как же -как же, мы и её знаем, и о ней знаем. У вас руки, случайно не болят? И горло? 

— При чём тут горло с руками?! Что вы, простите, несёте? 

— А при том, что вы оба так хлопали в ладоши, что насовсем их отбили, наверно. И так орали “браво!” нашей Эллочке, что даже охрипли. 

Кацманы оторопели. От слов деда, а потом и от вида парочки, выходящей из театра. 

— У Марика ненадолго хватит терпения ждать, пока она раздаёт всем автографы. Он сейчас что-то такое сделает, что их оставят в покое. Вот, видите.  Эллочка так выкладывается на сцене, что ей необходимо сейчас как следует отдохнуть. Хорошо ещё, что Марик заботится о её здоровье.  

А бабуля добавила: 

 — Вы же задержались тут, чтобы тоже попросить автограф у врачихи, которую выкинули из ординатуры на сцену. Или уже передумали? Ой, азхэн вэй, куда вы так побежали?! 

Через неделю после этого забавного происшествия мы с Олей полетели в столицу.  А до того: 

— Марек, познакомь меня с Амалой. Вы же планируете с ней посетить Ленинград. В жизни она должна быть ещё красивее, чем на твоих снимках. 

— Обязательно. Думаю, вы подружитесь. Обе красивицы, умные, талантливые. Так и вижу вас вместе. 

— Ага, ты себя видишь с нами вместе, лакомка. Не делай вид, что обиделся. О такой женщине невозможно забыть, я понимаю. И вообще, когда это мы ревновали? 

— Вот именно. Поскучаешь месячишко на гастролях. Ничего страшного. 

— Дудки! Что бы я скучала? Размечтался. Я же тебе говорила: с Геной не соскучусь. Ты же сам ему кой-чего подсказал. А переключится на другую, так нех йему бендже лепши (пусть ему будет лучше). Я, знаешь, тоже не люблю однообразия. 

Ну, не золото — моя любимая? Нет, конечно. Она намного дороже. 

Профессор Татиашвили сразу обрушил на нас кучу дел. Переписать мой доклад на съезде психофизиологов с учётом его поправок. Собственно, именно на этот съезд были официально приглашены индийские гости. Проанализировать работу “заек”, как-то упорядочить их и свои наработки и попробовать сотворить более или менее внятное описание метода, хотя бы эскизно. С теоретическим обоснованием, а как же. “Я же тебе говорил, генацвале: отдыхай и думай. Ладно, я тут сам кое-что набросал. Дальше — сам.” И самое сложное: набрать людей для планомерной работы. 

Я бы с удовольствием взял всю четверку с Димой во главе. Особенно Аллу и Валентину.  Обе девушки умницы — это главное. Они успели накопить нужный опыт и избавиться от всего ненужного. Свету и Жанну? Надо познакомиться. Но Дима в них недостатков не обнаружил. Ну да, я бы взял, а они сами дадут? Я имею в виду перетащить их в нашу глухомань из стольного града. Формально я теперь их главный начальник, но ни приказывать им (боже упаси!), ни даже уговаривать не могу. Они должны хотеть, их должно тянуть к нашей работе, как тянет меня, Олю, Эллу.  Как Таню. Она нянчит своих близнецов и ждёт-не дождется, когда сможет вернуться к нашим гетерам. Вот обожает она творить Женщин из кикимор. И чем они кикимористее, тем ей вкуснее. Комплекс альпиниста, блин. Тем более, что муж не против: она же с мужчинами не работает. 

А здесь надо оставить только тему по гомункулусу. И всё. Очень не хочется, но придется Диму оставить с одной их “заек”. Вот пусть они этим занимаются. Ну, и как спасатели, на экстренный случай. Эта идиотская война нам ещё таких задачек подкинет, будь она проклята, что мало не покажется. Ох, думай, голова, думай, шапку куплю. 

Утром шестого июля мы собрались в кабинете шефа. Мы — это “зайки”, Дима, Оля, сам Вахтангыч и аз, многогрешный. Мы с Олей с каждым из пятерки уже успели пообщаться заранее. Теперь собрались для решения. 

— Я всё же не понимаю, почему нельзя продолжить работу в Москве. Зачем переться, простите Марк Борисович, в такую глушь? Мы же тут не просто лечим. Мы проводим исследования, вырабатываем метод. А вся наука — она здесь. 

— Свет, это тебе непонятно. А мне — очень даже всё ясно. Пройдёт немного времени, и не тяжёлых больных ты будешь лечить, а ублажать этих, у кого лапа волосатее. Всем хорошо будет: и он не жене изменяет, а лечится, и ты не б ресторанная, а млосердная целительница. Тебе этого надо? 

Выждав, пока накал дискуссии спадёт, высказался Георгий Вахтангович. 

— Про волосатую лапу и... стесняюсь при дамах — это в мой огород камень, я правильно понял, гогона (девочка)? В мой. Спасибо. 

— Гергий Вахтангович, я же... 

— Не хотела меня обидеть? Верю. И не обижаюсь. Ты правильно всё поняла. Здесь наизнанку вывернется очень хорошее дело, что мы только начинаем. И я ничего с этим не смогу, даже сам наизнанку вывернусь — не смогу. Я директор НИИ — всего-навсего. Меня могут просто заменить. Прав был один мой земляк: незаменимых у нас нет. Да чего проще, я заболеть, умереть могу. Под трамвай попасть. И что? Вы разбежитесь по собственному желанию. Устроитесь, чего там. А делу, методу — кирдык. Марик, я не прав? 

— Правы, Георгий Вахтангович, на все сто. Можно я ещё объясню?   

Профессор утвердительно кивнул. 

— Девушки, зайки мои (Алла и Валя заулыбались), Оба правы: и Алла, и наш дорогой шеф. Вот смотрите: чем именно и как именно мы занимаемся, знают только присутствующие. И ещё несколько человек. И всё! Ольга Николаевна, если кто не знает, моя Учительница, с большой буквы Учительница. Это её идея — так лечить и спасать, хоть она по образованию не медик, а инженер-химик. Так вот, пока мы только экспериментируем, подбираем приёмы, нарабатываем опыт, учимся. Кое-чему научились. Вам напомнить, каких мы получали и какими люди уходят от нас? Сами помните, не сомневаюсь. А сколько ещё этой нашей помощи ждут в мучениях душевных и телесных! Да ладно, эта “ограниченная операция” когда-нибудь кончится. Но Оля, Ольга Николаевна начинала, когда этого кошмара и в помине не было. Войны не было, а кошмар был. Он всегда был и будет. Управы на него не было. Теперь есть. Но может исчезнуть. Пока удается сохранять секретность мы можем спокойно работать, лечить и излечивать. Пока к нам приводят единичных больных, то обставляют всё так, что информация не утекает. А вот только пойдёт поток... Неизбежны протечки. Пока они будут небольшими, на уровне слухов — да чёрт с ними. Много времени пройдёт, и мы много сумеем сделать. Пока что-то реальное дойдёт до волосатых лап, дойдёт до этих ответственных товарищей... Здоровые в в глушь не поедут, они и тут куда интереснее ублажаются, а больные... понятно? Мир тем временем изменяется. Может и мы так всё изменим, что сможем открыться. А пока: вопрос места — это вопрос времени. А время — условие успеха. Оля, вы решили тот вопрос? 

— Да. Девочки, поймите, мы не можем вам приказать. Вы просто уйдёте. Не хотим уговаривать. Почему? Объясняю. В нашем деле пока ещё очень мало науки. Мы занимаемся в большей степени искусством. Всё на чувствах, ощущениях, эмоциях, на интуиции. Мы ж не болванки обтачиваем. Мы человечьи души из праха оживляем. Простите за патетику. А искусства насильно не бывает. Были оркестры в концлагерях. Играли музыку. Правильно играли узники. Там не сфальшивишь. А искусство там было? Душа в той музыке была? Желание творить было? Знаете, я от всей души говорю: убеждена абсолютно — желание творить и желание любить не отличаются ничем. Оно изнутри идёт, его снаружи не приделаешь. И протезом не заменишь. С нами — только по желанию, по очень большому желанию. Только и никак иначе. 

После обсуждений и размышлений решили: в Тайнограде будут работать зайки и Жанна. У неё оказалась дополнительная, особо мощная мотивация: убраться как можно дальше от любящих родителей и прочих членов семьи. В общем, та же история, что у Риммы. Удивительно только, что психолог с дипломом МГУ не смогла сама разрулить свою ситуацию. Или не удивительно? 

"Длительная научная командировка" и "Не имею права разглашать, вы же знаете, куда меня устроили" мигом устранят все неразрешимые проблемы. И вранья ни капельки. 

С Димой у Оли состоялся ещё один разговор с глазу на глаз. 

— Дмитрий Алексеевич, мы понимаем и уважаем ваше стремление разрабатывать этот метод, но кому, как не вам, продвигать "Гомункулус"? У вас даже диссертация по нейропсихологии. Тем более, что тема открытая, настолько открытая, что мы работаем совместно с индийцами. По сути — это международный проект. Вы понимаете, какие тут у вас перспективы? Обязательно познакомим вас с профессором Раджем Чатурведи. Он прилетает завтра. Очень серьёзный ученый и милейший человек. Кстати, как у вас с английским? Не смущайтесь, мы с Марком поможем. Но потом беритесь за него всерьёз. Искать вам в Индии переводчика с русского — это проблема, увольте. 

Оля ещё пару секунд полюбовалась на хмурую физиономию и расхохоталась. 

— Вот же вам невезуха! То вами студент командует, то девчонка в мини платьице. Так жарко же. 

— Но в самом деле… 

— В самом деле у вас с Марком равные учёные степени. Неужели он не сказал? Это в его стиле. Так я вам за него похвастаюсь: он уже к.м.н. Присвоили без защиты, по совокупности заслуг, так сказать. Бывает. Я тоже вышла из "Менделеевки" с кандидатской, и тоже сразу завлабом. Правда, защищала диплом как диссертацию, и сдавала кандминимум. А сейчас я уже доктор и директор. Как видите, урону вашей чести нет. 

Дима хмыкнул. 

— Когда же вы это всё успели? 

Не так давно. Но вы правы в своих сомнениях. Просто я старше, чем выгляжу. Хорошо сохранилась. 

— В таком случае примите моё искреннее восхищение. 

— Так быть, принимаю. И вот еще что, Дмитрий Алексеевич, Марк очень хвалит вас, вашу работу с людьми. Я ему доверяю безусловно, но хочу составить собственное мнение. Если не возражаете, дам вам несколько раз… как это говорят военные? Да, несколько вводных. Если увижу, что справляетесь, ещё научу некоторым вещам, и продолжите работу. Марк хорошо сказал: "Война эта закончится, а ужасы будут всегда". Людям надо помогать прямо сейчас и работать на перспективу. Буду направлять к вам проблемных женщин. С ними вопросы секретности не столь актуальны. Согласны? Можете не отвечать, сама вижу. 

— А как вы будете давать эти ваши "вводные" и учить? 

— Как в своё время учила Марка — на себе. Есть вещи, которые способна почувствовать и объяснить только женщина. В противоположной ситуации — мужчина. Вам же это знакомо, вы учились друг на друге. Но я-то не “зайка”. Буду играть разные расстройства, а вы будете меня лечить. Вот и оценю ваши способности. По ходу дела буду поправлять и направлять. Так что, вы не против? Или... 

Дима сориентировался моментально. 

— Вы только скажите — когда. 

— И где. Вашу учебно-лечебную квартиру ещё не ликвидировали? 

— Пока нет. 

— Тогда поехали. Завтра у меня времени не будет. В десять утра прилетают индийцы. Мы с Марком их встречаем, везём в гостиницу, устраиваем их там и общаемся на разные темы. Потом два дня — съезд, выступления Марка и Раджа. Ожидаем бурную дискуссию. Вот там вы с ними познакомитесь. Не тушуйтесь, они очень милые люди. Завтра постарайтесь освежить свой инглиш. Пригодится. Побежали на улицу ловить такси, тайм из мани! 

Уже в машине, ошеломлённый таким потоком энергии, Дима, частично вернувшийся к способности соображать, осторожно спросил: 

— Про съезд я знаю, но я-то тут при чём? Как я туда попаду и с кем именно вы собрались меня знакомить? 

— Я же сказала: с Раджем Чатурведи, с Джоном — это его ассистент — и с Амалой Нандини. Марк вам рассказывал про метод СТС? Это она изобрела и практикует. По “гомункулусу” будете работать с Раджем, с Амалой — о чем мы сейчас говорили. Пленарное заседание начнётся в девять тридцать. Не опаздывайте. 

Бедняга Дима обалдел окончательно.  Ольга добыла из модного портфеля большой: конверт. 

— Тут всё. Потом сами разберётесь. 

— Чтто всё? 

— Ну, бейджик, без него не пропустят, и всякое там: программа, тезисы, адрес, телефоны. Приходите пораньше, займёте место с наушниками. Там будет синхроперевод. 

— Это вы что, не шутите? 

— Я шучу иначе. Сейчас проэкзаменую вас и, если наши с Марком мнения совпадут, продолжение будет гораздо серьёзнее. Приехали, кажется? 

Когда они вошли в квартиру, Ольга обратила внимание на три зелёных лампочки в прихожей, загоревшиеся, как только закрылась входная дверь. 

— Активный экран включается автоматически. Хорошо придумали, а то первый этаж и окна низко. Молодцы. Но кто-то же обратит внимание, что даже вечером в комнату не заглянешь. Надо просто повесить легкие жалюзи из бамбука или, знаете, из таких серебристых пластинок. Тогда можно будет окна открывать, а то тут душновато. Правда, звук... Этаж повыше в не самом тихом районе — это было бы лучше. 

— Проходите, пожалуйста, Ольга Николаевна. Так, что насчёт экзамена? Я готов. 

— Не терпится блеснуть? Или просто не терпится? Ладно, вот вам первая вводная, держитесь. Реальный случай из практики Марка: я — тридцатилетняя девственница, влюблена по уши — взаимно, имейте в виду, очень хочу замуж и при том панически боюсь секса. Пытались с возлюбленным, но: судорожный вагинизм, истерика. Одолевают мысли о самоубийстве. К врачам обращалась, к знахарям тоже. Без толку. Вы моя последняя надежда. Исцеляйте.  

Около девяти вечера Ольга вышла из ванной: великолепная, свежая и благоухающая. Неторопливо оделась. Поскольку весь её туалет состоял всего из трёх частей, включая босоножки, управилось быстро. И подвела итог:  

— Можешь! Зачтено! 

Критически обозрела валяющийся на кровати обессиленный Димин организм, спросила: 

— Ну, как тебе? Я очень страшный экзаменатор? 

— Вы чудо! В жизни никогда такого... 

— Стоп! Патетику на стопор. Я сурово и пристрастно тебя тестировала. Экзамен на профпригодность ты сдал. Работать сможешь и, если захочешь, будешь. Хотя до мастера тебе далеко, но за старшего подмастерья уже вполне сойдёшь.  

— Ольга Николаевна, а какую вы мне оценку поставили? 

— Не боись, без стипендии не останешься. 

— Ну, а всё же? 

— Четверку. С очень небольшим плюсом. На пятерку пока не тянешь. Но, знаешь, что я тебе скажу: ты ученик перспективный. Буду тебя учить. Будем. Ты мне сейчас хотел в благодарном восторге излиться. Так вот: это было тебе вместо похвальной грамоты за прилежание. Заслужишь, получишь ещё. 

— Спасибо! А когда будет новый урок? 

— Не знаю. Честно, Дима, не знаю. Съезд продлится два дня. Ещё два — дела и культурная программа. Это, вроде бы, всё. Профессор улетит на родину. Амала задержится дольше, на месяц может быть. Но с ней будет Марк. А вот Джон... Насколько босс позволит ему задержаться? Или не позволит? В любом разе я буду с ним. Он слегка влюбился в меня там, в ашраме, не хочу его обижать. Хороший он парень. 

Дима заметно приуныл, насупился. 

— Не страдай. Я часто бываю тут, в Минхимпроме и в НИИ химтехнологий по своим служебным делам. И в Тайноград не за границей. Тебе придётся у нас бывать. Ладно, побежала. 

— Вам такси вызвать? 

— Зачем? Пробегусь до метро, проветрюсь. Доеду до ВДНХ. Надо же Москву прочувствовать. Держи нос пистолетом, и не только нос. Послезавтра не опаздывай. 

“Совершил посадку самолёт авиакомпании Эйр-Индиа,  рейс номер... Встречающих просят пройти...” 

От прочих встречающих мы отличались отсутствием плакатиков и табличек с надписями латинским или индийским шрифтом, и полнейшим спокойствием. Своих друзей мы узнаем в любой толпе. Они нас — тоже. Так чего волноваться, не разминемся. 

Джон катил никелированную тележку с чемоданами. За ним с солидной неторопливостью шествовали профессор, одетый в легкий серый костюм, и статная красавица в строгом европейском платье цвета слоновой кости, деловой стиль которого только подчёркивал её безупречную фигуру. Когда они приблизились, мы с Олей изобразили традиционное намасте. После чего обменялись рукопожатиями, а наши дамы расцеловались. Меня тоже удостоили такого поцелуя, что до самого выхода меня провожали завистливыми взглядами встречающие и негодующими — встречаемые. У индийцев такое проявление чувств на публике — предел непристойности. 

 Блестящую чёрную “Волгу” предоставили в наше полное распоряжение на всё время визита высоких гостей. Не профессорский “Бентли”, ясное дело, но всё же вполне пристойный транспорт. Загрузились, Ольга устроилась за рулём — всё-таки она почти шесть лет прожила в Москве, город знала неплохо — и мы двинулись в “Космос”. А ещё через час подкатили к серебристо-фантастической полукруглой громадине. Мы с Ольгой обитали тут уже два дня в отдельных номерах. Забавно, но в суперсовременной АСУ (автоматической системе управления) этим отелем не учитывался пол постояльцев. Не было такой графы. Поскольку определить мой пол по фамилии невозможно, а из паспортов следовало, что мы не родственники даже, то ура высочайшей советской морали!                                                    Мы с индийцами оказались в отдельных, расположенных почти рядом, номерах на двадцать первом этаже двадцатипятиэтажки. Вид из окон — изумительный. Гостиница строилась специально для иностранцев, поэтому высшие достижения СССР были перед глазами: полукилометровая Останкинская башня, ослепительно сияющий на солнце титановый обелиск, и вся территория ВДНХ с её фонтанами, павильонами и гагаринской ракетой над круглым водоёмом. Красиво и грандиозно. Чёрт побери, умеют, когда надо! 

Съезжая с проспекта Мира на улицу Космонавтов, Оля как-то исхитрилась сделать почти полный круг вокруг стометровой параболы с памятником Циолковскому перед ней. Солнце стояло исключительно удачно: оно так отражалось в полированном металле, что это выглядело как яростное пламя, извергаемое стартующей ракетой. Даже нас впечатлило. Амала сильно сжала мою руку. 

— У нас ещё будет время тут погулять и всё осмотреть. В Москве заскучать трудно. 

Пока совершались формальности по оформлению наших гостей, через холл проследовали две красивых девушки, оживленно болтавшие по-английски со своими спутниками. Я узнал своих “боевых гетер”. Неплохое у них рабочее место. 

Отдыхать после утомительного перелёта профессор, его ассистент и прекрасная Амала наотрез отказались.  Выспались в самолёте. Я созвонился с Георгием Вахтанговичем, и Ольга повезла нас на Ленинские горы, в МГУ, где он ожидал нас в своём кабинете на факультете психологии. Мне вспомнилась наша с Джоном поездка из аэропорта в университет по улицам Дели. Вспомнился и анекдот, который я тут же рассказал, изменив национальность персонажа. Индийский турист пишет домой: “Москва — город тихий и спокойный. Людей на улицах мало”.  

Профессор Татиашвили принял гостей со всем грузинским радушием. Однако, после обычных в таких случаях приветствий, изысканных комплиментов неземной красоте дам — абсолютно искренних и столь же заслуженных, перешли к неотложным делам. Просмотрели и обсудили наши с Чатурведи сообщения, прикинули возможный ход дискуссии и прочее, и прочее, и прочее. После чего оба профессора погрузились в высоконаучные глубины, а молодёжи было предложено “проваливать и развлекаться, как угодно, но утром, чтобы как штык!” Нам с Ольгой пришлось изрядно напрячь все свои умственные и лингвистические способности, чтобы растолковать нашим друзьям связь развлечений, утра и холодного оружия. Не уверен, что нам это в полной мере удалось. Но предложение было принято с полным почтительным энтузиазмом и исполнено моментально. 

Пока Ольга вела их к смотровой площадке, я быстренько смотался к машине и вернулся как раз вовремя.  

— Ольечка, мы сможем приехать сюда ещё раз? Я оставила свою камеру в номере. Я же не знала, куда ты нас везёшь. 

— И мой “Канон” в отеле. Жалко, свет идеальный. 

— А что, вам обязательно снимать только своими камерами? 

— Конечно, можно купить шикарные панорамы, я видел там, в киоске. Но снимок, который сделал сам... Марк, ты же меня понимаешь. 

— Ещё как понимаю! Берите свои камеры. Снимайте, сколько угодно. 

С этими словами я, как фокусник из шляпы, вынул из сумки два “Горизонта” и подал их Джону и Амале. 

— Что это? 

— Подарок на память и для памяти. Штука не универсальная, но для такой съёмки — в самый раз. Владейте и снимайте. 

Джон моментально оценил оказавшийся у него в руках девайс и аж раскраснелся от удовольствия. Амала  повертела в руках необычное устройство, явно не зная, что с ним делать, и уставилась на меня в ожидании разъяснений. Но Джон меня опередил 

— Это же такая редкость! Марк, это королевский подарок. Право же... 

— Не драматизируй. Рыбак — рыбаку, как говорится. От никонианина — канониру. Снимай, пока свет не ушёл. В видоискателе увидишь уровень. Не забывай про него, а то завалишь горизонт. Плёнка заряжена, шестьдесят пять ASA, цветная. Двадцать пять кадров. UV фильтр я уже поставил. С остальным разберешься сам, а я пока Амале помогу.  

— Марк, что это за штука? 

— Единственная в мире любительская панорамная фотокамера. Мы с Олей запомнили ту историю. Ну, когда ты на карнавале отплясывала голышом и без фотоаппарата. Вот, не зря подстраховались. Давай, научу, как пользоваться. Очень просто, смотри...   

Мы вернулись в “Космос”, когда уже основательно стемнело. Я быстренько освежился под душем — липкая московская жара давала о себе знать — и вышел в гостиничный коридор. Успел увидеть, как за Ольгой закрывается дверь номера, где поселился Джон, и без стука вошёл к Амале. Дверь она оставила слегка приоткрытой. 

Комната была освещена только слабенькой лампочкой над изголовьем широкой кровати. Амала, одетая только в цветастый платок, завязанный на талии и наискось слегка прикрывающий бёдра, стояла у окна, любуясь городским пейзажем. Обернулась на звук моих шагов.  

— Нравится? — спросил я, кивнув в сторону окна. 

— Очень. Красивый город, красивые огни. 

— Тогда держи, они твои. 

В руках красавицы оказался большой флакон кобальтово-синего стекла со Спасской башней на этикетке. 

— Духи? 

— “Огни Москвы”. Надеюсь, тебе понравятся. 

— Открой.  

Я вытащил притёртую пробку, пролил несколько капель на изумительную грудь. Глубоко вдохнул.  

— Холодный Север и жаркий Юг. Фантастический аромат. 

— Ещё бы! Я же надушилась специально для тебя. 

Она наклонила голову, принюхалась. 

— А ты прав. Сочетание несовместимого, но результат потрясающий. Однако же, ты долго будешь меня обнюхивать? Или ты решил ограничиться только этим?! Живо сбрасывай тряпки! 

Платок упорхнул куда-то в пространство, следом за моими шмотками. Она обняла меня, прижалась всем телом, и мы упали на кровать. Целуя её, шепнул на ушко: 

— А ты знаешь, что этот отель построен специально для иностранцев и номера тут просматривает и прослушивает кей-джи-би? 

Несколько секунд до неё доходил смысл этих слов. Потом она отделилась от меня, даже оттолкнула и вскочила на ноги. 

— Противный мальчишка! Почему ты мне сразу не сказал? 

Негромкий щелчок, и комнату залил яркий свет. 

— Грешно наслаждаться самим и лишать других людей хоть какого-то удовольствия. Вот теперь им всё хорошо будет видно. Пусть и им хоть немного перепадёт, и пусть они до смерти обзавидуются.  

Амала вернулась в постель, прильнула ко мне. 

— Продолжим, милый. На чем мы остановились? 

Мы выключили свет только, когда вспомнили о завтрашнем съезде и необходимости всё-таки выспаться. Уже потом Амала рассказала нам с Олей об одной особенности восточного эротического искусства. На изображениях почти всегда присутствует некто третий, так называемый “свидетель”: служанка, слуга, ребёнок. “Свидетель” не участвует в сексе, он именно присутствует. Его присутствие (кстати, он всегда одет) обостряет, усиливает наслаждение. Так почему бы не использовать в этой роли парней из вашей тайной полиции? Ольечка, я уверена, что мы никак не оскорбили их чувств. Мы всё делали очень красиво. 

На съезд мы успели. Он проходил в одном из конференц-залов “Космоса”, оборудованном по последнему слову заседательной техники. Не надо было далеко ходить. Даже хватило времени познакомить Диму с нашими индийскими друзьями. Он, похоже, славно потрудился. Для знакомства и нескольких минут протокольного small tolk наша с Ольгой помощь ему не понадобилась. 

Дальше всё пошло по плану, хотя мыошиблись с прогнозами. Кроме нас с Чатурведи на связанную с йогой тему вы ступили болгары. Они в своей работе тоже задействовали энцефалограмму, но для обработки записей применили ЭВМ и получили очень занятные результаты. В принципе, их тема далека от наших мудр и гомункулусов, но сама методика экспериментов интереснейшая. 

Того эффекта от наших докладов, на который мы рассчитывали, не было. “Бомба” не получилась. Слишком далеко с нашей йогой мы оказались от мэйнстрима. Но болгар зацепило, и мы потом очень интересно пообщались, что называется, в кулуарах. Оба — Цветанка и Веселин — очень неплохо владели и русским, и английским. Дима оказался на высоте, отлично владел темой. Не знаю, когда ему придётся лететь в Индию, но в Болгарии он окажется скоро.                                                          Мы добросовестно прослушали все доклады, стараясь выловить мало-мальски для нас полезное. А через пару дней эта тягомотина кончилась, и мы занялись своими делами. Своими — это значит, что Дима оказался в цепких лапах двух профессоров, поскольку официально именно он будет дальше вести эту тему. Ему и достанутся все грядущие плюшки. И плюхи. А кто обещал, что будет легко? 

У нас с Амалой дела были свои, в которые посвящать почтенного Раджа Чатурведи никто не собирался. Конечно же, он свою бывшую докторантку узнал и о происходящем в её “ашрамах” был осведомлен вполне достаточно, чтобы спокойно всё это принять. В том числе — поправить своё здоровье на чудесном островке гостеприимной госпожи Даггубати. О белых вдовах он не подозревал, хвала Вишну с Кришной. В нашем с Амалой сотрудничестве его участия не требовалось. И всё же Оля права: человек он милейший.                                                                                         Когда программа визита подошла к её культурной части, нам было объявлено: “У нас с коллегой Татиашвили есть много чего интереснее театров и музеев, коих я насмотрелся предостаточно. А у вас — много чего, для меня УЖЕ неинтересного.” И лукавая понимающая улыбка. Джону он разрешил задержаться ещё на неделю. 

— Но ни дня больше, мистер Карнад. И благодарите вашего бога, что я не в состоянии отказать таким милым дамам, как моя ученица и мисс Ольга. Только ради них. Имейте это в виду. 

В “Третьяковке” мы остановились перед “Вирсавией” Брюллова. 

— Изумительная модель и гениальный живописец. Смотрите, он даже пренебрёг законами оптики и не стал искажать преломлением изображение её ноги, опущенной в воду. — задумчиво сказала Амала, не сводя глаз с полотна. — Интересно, был ли он в неё влюблён? Марк, ты об этом знаешь что-нибудь? 

— Почти ничего. Знаю, что позировала ему итальянка. 

— Ладно, пошли дальше. Здесь только русская живопись? 

— Я бы сказал — российская. Брюллов был немцем, Айвазовский — армянином, Левитан — евреем, Куинджи - греком. Наши страны похожи множеством народов. 

Амала остановилась. 

— Ты сказал Левитан. Откуда мне знакомо это имя? Есть, вспомнила! Тот каталог, что вы мне подарили. Да. Портрет Ольги. Твоя мать. Он же твой кузен? Я хочу, чтобы он нарисовал меня. Как же я забыла? Марк, я очень хочу! Это возможно? 

— Если только он не укатил куда-нибудь на каникулы. Он же студент. Они не знают, что я в Москве, иначе бы нам не отбиться от тётиного гостеприимства. Но, раз так, я позвоню и разузнаю. 

— Ты позвони Гале в НИИ. Наверняка у неё есть его телефон. Они его же иногда вызывают для срочной работы. 

Следующим утром Оля с Джоном остались изучать достижения народного хозяйства и что там им ещё вздумается, а мы с Амалой покатили к нашему художнику. 

Юрка с Верой обитали в деревянном доме на самой окраине, который превратили в студию. Когда-то это была дача, но город поглотил дачный посёлок. Но было тут пока тихо и красиво. Ну, насчёт тишины — это я ошибся. В доме было шумно. Ага, похоже, тут сабантуй молодых дарований. Вот это очень некстати. Но голоса трезвые. Я постучался в дверь. Потом в окно. Открыли без обычного “ктотама”.  

— Марик, заходи! Это здорово, что ты приехал не один! Проходите, Оля, не стесняйтесь. Тут все свои. 

Я вежливо пропустил вперёд Амалу. В первый момент Юра слегка опешил, но в следующий миг абсолютная зрительная память художника сработала безотказно и включила английский. 

— Dr. Nandini! Here with us! Oh my God! What a surprise! Happy to see you. Even in my dreams I didn’t hope to meet with you. Come in, come in, please. Sorry for the mess, we didn’t wait.  

— You forgive me for such a sudden visit, but Mark ...  

— Mark knows how to surprise. Yes, come in. A guest in a house is a god in a house, and you are truly a goddess. 

// — Доктор Нандини! Здесь, у нас! Боже мой! Вот это сюрприз! Счастлив вас видеть. Даже в мечтах не надеялся встетиться с вами. Входите, входите, пожалуйта. Простите за беспорядок, никак не ждали.  

 — Это вы простите за столь внезапный визит, но Марк ... 

 — Марк умеет удивлять. Да входите же. Гость в дом — бог в дом, а вы воистину богиня.// 

С комплиментами кузен ничуть не переборщил. В московской моде царил итальянский стиль. Амала нарядилась  соответственно, чтобы не слишком выделяться на общем фоне, но результат оказался противоположным. В сочетании с простеньким платьицем в крупный горох её экзотическая красота гарантированно сражала наповал в радиусе прямой видимости. 

Сабантуй оказался обсуждением последней Юркиной работы. Через несколько дней он собирался сдать в издательство серию иллюстраций для толстого литератувного журнала, но сначала захотел узнать мнение друзей. 

— Можно и мне посмотреть? Правда, я не знаю текстов, которые вы иллюстрируете, Юри, то так ещё интереснее: по рисункам догадаться об их содержании. Если вы, конечно, не против. 

— Ну, что вы, буду счастлив. Верочка... Ой, ещё раз простите. Ребята, а куда Вера подевалась? 

— Вышла в сад. Витька уже побежал за ней. 

Через минуту в комнате появилась Вера с большой миской, видимо только что сорванного, Белого налива в руках, в сопровождении означенного Витьки. Здорово она похорошела с тех пор, когда мы виделись последний раз, и... да, у Юрки с хромосомами всё в порядке. 

— Доктор Нандини, позвольте вам представить мою жену, Веру. Вера, это доктор Амала Нандини, из Индии. 

— Рада знакомству с прекрасной супругой замечательного художника. У вас такое красивое имя — Истина. 

Вера улыбнулась. 

— Оно не латинское, а славянское. Можно перевести как Belief или Creed, госпожа Нандини. 

— О, так ещё лучше. Знаете, вы родственники и друзья моего друга Марка. Позвольте мне вас считать моей подругой, если не возражаете. И без церемоний: просто Амала. Для всех вас я просто Амала, друзья мои. Юри, так, где же ваши рисунки? Я сгораю от нетерпения. 

Чёрт побери, как они с Ольгой похожи, особенно повадками. Так и в реинкарнацию уверуешь. А Юрка молодец, студию устроил, что надо. В два света, со всеми художественными причиндалами. Хоть он и график, но у них же в программе и живопись, и даже скульптура каким-то краем. И порядок тут очень нехудожественный. Это, ставлю сто к одному, заслуга Верочки. 

Пока Амала, удобно устроившись на диване, изучала Юркины творения, Вера подошла ко мне. 

— Продолжаешь творить чудеса, волшебник? Как это сокровище оказалось здесь? 

— Никакого колдовства. Прилетела на научный съезд. Съезд разъехался, она осталась — уже как туристка. Оля сейчас такого же туриста развлекает ракетой и фонтанами, а Амалу, как натуру утончённую, потянуло на высокое искусство. Мы ей когда-то подарили каталог. Ну, ту выставку помнишь? А теперь она хочет иметь свой портрет работы Левитана. Мои фоты ты же видела? Но не волнуйся, скоро её увезу. У нас в программе Ленинград и много чего ещё. 

— Видела. Не бойся, ревновать не буду. Тут уже столько голых натурщиц перебывало. И очень лаже не простых. Но Юркина — только я. На других он смотрит, как столяр на чурбак: что бы такое из этого выстрогать? 

Амала отложила планшет с рисунками. 

— Восхищена! Не нахожу других слов. Неужели вы ещё студент, Юри? Марк, вы с Верой судачите обо мне? Я расслышала своё имя. 

— О тебе, о цели нашего визита. Ты ещё не договорилась с Юрой? 

— Не успела, увлеклась его творениями. Юри, это изумительно. Я хочу, что бы ты рисовал меня. Марку я уже позировала, там, в моём ашраме. Изобразите меня в вашем любимом стиле — ню. Марк подтвердит: я очень послушная и терпеливая натурщица. И танцовщица неплохая. Ваши рисунки в динамике — ничего подобного не встречала. Разумеется, ваш труд будет вознаграждён достойно. Я отнюдь не бедна. Если вы согласны, готова приступить прямо сейчас. 

Юра немного подумал. Сложил листы с рисунками. Жестом предложил Амале встать и с очень задумчивым видом обозрел её с разных сторон. 

— Согласен. Но ни о какой плате мы больше не будем упоминать. Денег я не приму. Особенно, если вы позволите мне оставить себе копии и эскизы с правом их выставить. Когда-нибудь. Не позволите - я это спокойно переживу. 

— Но... 

— Вы не нуждаетесь в благотворительности? И я - нормальный человек, неплохо зарабатываю своим трудом. Но, Амала, тут есть большое НО. Марк сделал для меня и Веры, для нас обоих, столько и такого, что всё, что я могу сделать для него — это только возврат очень маленькой части долга. Марк, заткнись! Заказ для журнала закончен. Вам понравилось. Другой работы у меня сейчас нет. Можем начать сегодня. Расскажете, чего именно вы хотите, и приступим. 

 Мне хорошо было слышно, как Вера шёпотом перевела суть диалога их гостям — двум парням и девушке, слабо владевшим английским — и они засобирались уходить. Но расслышала и Амала. 

— Друзья мои, минутку. Похоже, я разрушила вашу дружескую встречу. Но не спешите. Я мало понимаю в искусстве, я не художник, а врач, но, просмотрев эти листы, убедилась: Юри такой же студент, каким был Марк там, у меня — год назад. И там он много сделал для меня. Чем он занимался больше — учился или учил и лечил — сама не знаю. Но знайте: я никогда не остаюсь в долгу. Вы все тоже художники? 

Вера перевела, ребята дружно закивали. 

— В таком случае, Юри, как это у вас в искусстве называется? Кажется, мастер-класс? Так вот, устроим мастер-класс. Я буду позировать для вас всех. На ваши работы не претендую. Подарите что-нибудь из них на память — приму с благодарностью.  Мастер, ну хоть такую плату вы согласитесь принять?