EN
Старый сайт
Детство
(быль)
Памяти моих родителей
Тамары Лозовской и
Самуила Зайцева
1. “ВЫСОКАЯ НРАВСТВЕННОСТЬ”
Все
начиналось прекрасно. У него были
замечательные мама и папа.
Он очень гордился ими. Мама работала на заводе и была
стахановкой. Ее портрет, большой портрет висел на площади заводского
поселка. Она была очень добрая и
ласковая. Умела так хорошо
рисовать и прекрасно вышивала. Правда, на это
у нее было очень мало времени - приходилось часто задерживаться на работе. И тогда из детского сада он шел к друзьям мамы и папы, где чувствовал себя уютно и свободно. Позже за ним
заходила мама и, если ему везло, то до того, как
его уложат спать, приходил папа. Отец тоже раньше работал на заводе, но потом его выдвинули на
руководящие должности. Ему поручали
строить новые предприятия.
Некоторые из них он потом возглавлял. Папа рано уходил и очень поздно возвращался домой. Но когда малышу
удавалось быть вместе с мамой и папой,
когда они никуда не спешили, - он был на седьмом небе. Он задавал волнующие его вопросы, делился
своими мыслями о том, что он хочет полезное изобрести…
Он был большой фантазёр, этот пятилетний мальчик, наивный, восторженный
и уверенный в том, что ему все по плечу,
что он станет большим человеком, и
будет приносить пользу людям. Все, что ему читали дома и в детском саду, было наполнено трудом,
героизмом, любовью к людям, желанием беззаветно служить им. У него была очень хорошая память. Стоило ему
услышать рассказ, который его захватил,
как он тут же мог пересказать его близко к тексту. А о стихах и говорить не приходится. Он быстро их запоминал и
потом пересказывал, как человек,
который сроднился с ними, как-будто они стали частью его самого.
Человек сказал Днепру:
Я стеной тебя запру!
О!… Как он восторгался этим большим, сильным и умным человеком. Человеком, которого ничто не может остановить, помешать ему делать трудное, но нужное дело.
Он мечтал стать таким человеком. И не сомневался, что его родители именно такие люди, знал, что тоже будет таким, когда вырастет.
У него было много детских книжек, которые он почти все знал наизусть, были игрушки. Но однажды отец принес ему большую звезду на подставке. Она была обтянута красным шелком, в каждом луче ее располагались под стеклышками фотографии героев Гражданской войны, самых видных военачальников. Здесь были фотографии Блюхера, Тухачевского, Якира... А в центре была большая фотография маршала Ворошилова. Предела радости ребенка не было. Он даже не помышлял о таком подарке. Мальчик подолгу разглядывал героев, знал каждую нашивку и каждый орден на их форме.
Звезда стояла на комоде недалеко от его кроватки. Когда он утром открывал глаза, первый взгляд его был - в сторону звезды. У мальчика еще много вопросов было к отцу. Например, за какое геройство был получен орден этим маршалом, или почему у одного орден Красного Знамени на подкладочке, а у другого - нет. Когда кто-нибудь приходил к ним, он первым долгом показывал звезду и был очень рад, если гость нуждался в его комментариях.
Как-то мама спросила сына, хочет ли он, чтобы у него была сестричка. Ну, конечно, он хотел, хотел быть старшим братом, который будет о ней заботиться и заступаться за нее. И как много он знал стихов для совсем маленьких.
Последнее время мама реже задерживалась на заводе и больше времени уделяла сыну. Мама сама забирала его из детского сада, и у него впереди был очень интересный вечер. В такие вечера он узнавал так много нового и очень любил, когда мама ему читала. Она умела объяснить все, что ему было непонятно, и так хорошо умела слушать то, что рассказывал ее подрастающий сын.
Но теперь папа приходил всегда так поздно, что мальчик его почти не видел, изредка видел только утром, когда его будили, чтобы вести в садик.
В те редкие дни, когда отец бывал дома, он не был таким веселым, как раньше. Они с мамой подолгу очень тихо о чем-то беседовали...
Однажды мальчик проснулся и, как всегда, посмотрел на звезду. Что такое?! В нем все всколыхнулось от возмущения. В одном окошке на звезде не было фотографии. Отец еще не ушел.
-Папа, - закричал он, - кто взял фотографию?!
-Тихо, сынок, - ответил отец, - ты не волнуйся, всех соседей разбудишь, ведь еще очень рано. Это я вынул фотографию.
-Зачем? - со слезами в голосе спросил мальчик.
-Видишь ли, сынок... он оказался... плохим человеком...
Глаза мальчика застлала какая-то пелена. Он ничего не понимал... Как? Как мог герой, который воевал с беляками и побеждал их, оказаться плохим человеком?! Бедный мальчик, как ему было знать, что на этот вопрос не могли ответить даже очень умные взрослые.
В детсаду он ничего никому не сказал. Он переживал это в одиночку, не переставая дуться на всех, а за что - и сам не знал. Что-то произошло нехорошее, о чем не хочется говорить, а забыть тоже не можешь. Но... Пасмурные дни только наступали. В звезде исчезла еще одна фотография.
- Папа, в следующий раз не рви фотографию, я хочу посмотреть, каким он стал, когда стал нехорошим.
- Не думай об этом, сынок. Ведь на фотографии ничего не меняется.
Когда исчезла еще одна фотография, он уже ничего не сказал отцу. Посмотрел и, с болью в маленьком сердечке, пошел в садик.
Однажды родители ушли куда-то вечером и должны были вернуться поздно. Они попросили соседей, чтобы мальчуган побыл у них, а когда придет время, уложить его спать. Он очень хорошо играл с девочками, которые были намного старше его, но играли с ним с удовольствием. Конечно, уложить спать его было нелегко. И ему все время удавалось получить отсрочку. Окна соседей выходили на проезжую дорогу. На улице давно зажглись фонари, было уже поздно. Дети сидели за столом и рисовали. С улицы послышался шум подъезжающей машины. Вдруг соседка, которая сидела вместе с детьми за столом, быстро поднялась, выключила в комнате свет и приникла лицом к оконному стеклу. Дети тоже подошли к окну. На улице было не очень светло, потому, что горели только фонари на столбах. А в окнах света не было. Почему все выключили свет? Или он просто во всем доме погас ? Из щели под дверью было видно, что в коридоре свет горит. Значит, свет выключили сами все жильцы дома. Соседка со вздохом облегчения сказала:
- Не к нам. - И, немного постояв, отошла от окна и зажгла свет.
- А к кому, мама? – Спросила старшая дочь.
- Не знаю. Остановились у третьего подъезда...
Мальчику показалось, что после приезда к их дому этой чёрной ЭМ'ки у всех пропал интерес к игре. Но спрашивать он ничего не стал и легко согласился отправиться в кровать. Лучше он потом спросит у мамы или у папы. На следующий день он хотел спросить у мамы, но каким-то десятым чувством ощутил, что этот вопрос не доставит маме удовольствия.
Была осень. Листья с деревьев облетели, шли дожди, дул сырой промозглый ветер. Может быть, поэтому настроение у людей было не очень радостное. И ребенок это чувствовал. Он даже старался не докучать родителям своими вопросами.
В детсаду детям много читали о Великой Октябрьской революции, о Гражданской войне, о героях-пограничниках. И он, конечно же, запоминал новые стихи. Им много читали и рассказывали о товарище Сталине. Все ребята знали, что он - вождь партии и лучший друг всех детей мира. Им всегда хотелось слышать рассказы о нем, их самом любимом человеке и герое.
Однажды ночью мальчик проснулся от какого-то шума и незнакомых голосов. Отец сидел за столом. Он был одет в свой обычный костюм, мама в халатике сидела на кровати. Один мужчина сидел за столом и о чем-то отрывисто спрашивал отца. Двое других ходили по комнате и что-то искали. Шкаф и комод были открыты. Разные журналы и газеты валялись на полу. Эти мужчины были в формах НКВД, и даже не сняли фуражек. Наконец, сидевший за столом (он, наверное, был самым главным) поднялся и спросил отца:
- Где ваше пальто?
- В коридоре... на вешалке.
- Пошли.
Тихо сидевшая до сих пор мама с рыданиями бросилась к отцу. Он поцеловал ее и тихо сказал:
-Это ошибка. Разберутся. Завтра я буду дома.
Он подошел к сыну, наклонился, поцеловал в щечку.
Первым пошел главный, за ним отец, сзади шли двое других военных.
Мама спохватилась:
- Милый, возьми думочку (так в Поволжье называли маленькую диванную подушечку), ведь ночь сидеть... хоть облокотишься.
- Не надо, не надо, родная, ни к чему носиться с ней...
А главный сказал:
- Тихо, гражданка, весь дом уже спит.
Они вышли на лестницу и стали спускаться вниз. Наступила жуткая тишина. Вскоре послышался шум отъезжающей ЭМ'ки.
Мама закрыла входную дверь, вернулась в комнату. Как-то безучастно оглядела разбросанные вещи, открытые дверцы шкафа и опустилась на кровать. Она сидела какое-то время с таким видом, что мальчику казалось, будто она ничего не видит. Потом повалилась на бок, вжалась лицом в подушку, и плечи ее задергались, как в судороге.
Малыш лежал тихо, почти не дыша. Он испытывал новые совершенно непонятные и какие-то жуткие чувства. Это был страх перед неизведанным. Это было возмущение бесцеремонностью вторжения чужих людей в его жизнь. Они даже его книжки с этажерки, стоящей в детском уголке, сбросили на пол! Это была, наверное, злость, остужаемая сознанием своего бессилия.
Маму не было слышно. Он подумал, что она уснула. Тихонько вылез из-под одеяла, перебежал к маминой кровати и обнял ее за плечи. Мама повернулась к нему и крепко-крепко прижала к себе. Так они лежали долго, эти две родные души. Лежали тихо, интуитивно чувствуя, что над ними нависло что-то страшное. Мать искала разумный судьбоносный выход для своего мальчика.
О судьбе шевелившегося в ней нового существа (она так хотела девочку...) она старалась не думать. Мальчик убеждал сам себя, что папа вернется и все будет по-прежнему. Его мечтам не суждено было сбыться.
Теперь он часто и подолгу находился у друзей их семьи, а мама туда не заходила. Часто он оставался дома один, засыпая на маминой кровати.
Приходя домой, мама растапливала печь в кухне и сжигала все газеты и журналы, даже новые.
Однажды мама сказала:
- Сынок, тебе часто приходится быть одному дома, я даже не всегда могу забирать тебя из садика. А я хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы о тебе заботились. Поэтому я написала бабушке, чтобы она приехала и взяла тебя к себе. Будешь жить в Севастополе, у Черного моря. Ты помнишь бабушку? Она очень хорошая и очень любит тебя. А когда вернется папа, мы приедем к вам в Севастополь, а потом вместе вернемся сюда.
Они были у бабушки в Севастополе два года назад. Он не очень хорошо помнил бабушку, но помнил, что ему там нравилось. И, конечно же, она его любит и, конечно, она хорошая. Ведь она мама его папы! Но ему очень не хотелось расставаться с мамой. Кто, кроме него, пожалеет ее? А с кем он сможет поделиться тем, что волнует его? Ему было грустно.
- Давай поедем вместе к бабушке.
- Я не могу, сынок. Я должна работать... Я здесь буду ждать папу... Не всегда получается так, как хочется, мой мальчик. Но мы скоро увидимся, и у нас опять все будет хорошо.
На следующий день мама принесла красивого шоколадного зайца, который сидел на задних лапках, а в передних держал морковку. Мама поставила зайца на комод и сказала:
- Когда приедет бабушка, ты подаришь ей этого зайца. Правда, красивый подарок?
Он был рад сделать такой подарок бабушке и заметно повеселел.
Но проходили дни, а бабушка все не приезжала.
Мама часто по вечерам ходила на переговорный пункт и оттуда разговаривала по телефону с бабушкой и еще с кем-то. Она торопила бабушку. Но бабушка почему-то уезжала в Москву, поэтому ее приезд к ним затягивался.
Как-то вечером малыш сидел на маминой кровати и с грустью смотрел на веселого зайца, расположившегося на комоде.
- Если тебе хочется, ты можешь съесть зайчика. - Сказала мама.
- А что я подарю бабушке... если она приедет?
- Она обязательно приедет, - твердо сказала мама, - просто она задерживается в Москве. У нее там очень важные дела. Она хочет узнать то, чего мы здесь не можем узнать... Но давай мы сделаем так: смотри, какие у него длинные уши. Мы их сейчас укоротим. Он и так будет очень симпатичным.
Мальчик не возражал, уж очень хотелось ему кусочек шоколада. Мама аккуратно отломила оба ушка и дала их сыну. Он взял и одно протянул маме.
-Спасибо, сынок, но мне сейчас нельзя есть шоколад. У меня болит животик. Ешь сам.
Это был очень вкусный шоколад... А бабушка все задерживалась.
Еще через день была отломлена морковка вместе с кусочком лапки, а заяц, все равно, был очень красивым и так же улыбался. « Все! Больше не отломаю ни кусочка» - дал он себе слово.
Больше ему не пришлось отламывать кусочки шоколада...
Поздно вечером, когда он уже засыпал, раздался стук во входную дверь...
Вошли двое мужчин в знакомой форме НКВД. Один из них что-то сказал маме. Она вынула из шкафа чемодан средних размеров, раскрыла его и поставила на стол. Доставая из узкого отделения шкафа стопками сложенные вещи ребенка, она складывала их в приготовленный чемодан. В это время второй военный, как бы нехотя, обходил комнату, осматривая все находившееся в ней, почти ни к чему не прикасаясь. Мама быстро уложила чемодан, закрыла его и поставила у стенки возле шкафа, где уже несколько дней стоял другой собранный маленький чемоданчик. Потом она подошла к сыну. Он лежал с широко раскрытыми глазами. Опять этот, уже знакомый, гаденький страх сковал его. Мама подняла его и, усадив в кроватке, начала одевать. При этом она очень спокойно и тихо говорила ему:
- Бабушка не успела приехать, но она обязательно приедет. И скоро.
За окном сверкали молнии и дул сильный порывистый ветер.
Мама надела на сына теплый шерстяной костюмчик, теплое пальто, шапку, подняла воротник пальто и поверх него повязала шарфик.
Сама она быстро оделась, взяла оба чемоданчика и поставила их в коридоре, вынула ключ из двери и протянула его одному из мужчин в форме. Тот запер дверь, еще немного повозился возле нее, привесив что-то на веревочке и приклеив бумажку с печатью. Второй взял больший чемоданчик и пошел впереди по лестнице. За ним шла мама, держа за руку ребенка, маленький чемоданчик она несла в другой руке.
На улице стояла черная ЭМ'ка. Они с мамой сели на заднее сиденье. Те оба сели впереди: один за рулем, другой - рядом. Машина быстро поехала по безлюдным улицам.
Страх, поначалу сковавший ребенка, постепенно испарился, а вместо него появилась какая-то воинственная задиристость.
- Куда вы нас везете?! - грубым голосом (как ему казалось) спросил мальчик.
Ответа не последовало. Мама склонилась к ушку сына:
- Не надо, сыночек. Ты спрашивай у меня..
- Куда нас везут? - очень тихо спросил он.
- До тех пор, пока приедет бабушка, ты поживешь в доме, где много деток
. - В детском доме? В таком, в каком жила раньше ты?
- Да, примерно, в таком. А меня высадят раньше. Я буду работать не на заводе, а в другом месте. Я еще не знаю где.
- Мама, расскажи мне еще раз, как получаются молнии. Ты мне уже рассказывала, но таких сильных молний я еще не видел.
Она судорожно гладила его щечки и молчала. То ли она забыла, как получаются молнии, то ли ей мешали раскаты грома...
Машина затормозила. Сидевший впереди сопровождающий, вышел из машины и открыл заднюю дверцу с той стороны, где сидела мама. Она вышла, взяв с собой маленький чемоданчик. Припала к сыну и быстро зашептала:
- Ты ничего не бойся, сыночек, скоро за тобой приедет бабушка, тебе будет хорошо у нее...
Военный тронул ее за локоть, она отстранилась от сына, пытаясь сказать что-то еще. Дверь захлопнулась. Мальчик смотрел вслед удаляющейся маме.
Подойдя к зданию с большими решетчатыми воротами, в которых открылась калитка, сопровождающий отдал вышедшему дежурному в форме какие-то бумаги. Тот что-то сказал маме, и они пошли вглубь... Больше мамы не было видно.
Все произошло так быстро, что когда малыш перевел взгляд на каменный затылок шофера, к машине уже подбежал второй, который провожал маму. Машина рванула с места. Видно они очень торопились.
Странно... Мальчику даже не хотелось плакать. Он как-то весь подобрался, как человек, ожидающий удара. Ехали не долго. Вскоре его вывели из машины и завели в небольшой дом, где было тепло и светло, невзирая на поздний час. И что больше всего поразило ребенка, что в комнате, куда его привели, сидел человек в такой же форме. Вскоре в комнату вошли две женщины. Одна подошла к мальчику, расстегнула ему пальто, сняла шапку. Потом поставила чемодан на черный кожаный диван, открыла его, перебрала и, видимо, не найдя нужного, закрыла и отдала другой женщине, которая унесла куда-то чемодан и вернулась.
- Вот что, мальчик, сейчас тебя отведут в другое здание. Там тебе покажут, где ты сегодня будешь спать, а завтра тебя переведут в другую комнату к ребятам, с которыми ты будешь жить. Понял?
Он молчал.
- Почему ты молчишь? Тебя же спрашивает старший!
- Да.
- Что «да»?
- Понял, - сказал он и всем своим существом ощутил, как он ее ненавидит.
- Отведи его! - повернулась она к стоящей в углу женщине.
Эта женщина, которая казалась намного добрее первой, надела ему шапку, застегнула пальто и взяла его за руку. Они прошли по коридору и, через дверь в конце его, вышли во двор. Рядом с этой дверью во дворе стояла скамейка, на которой в длинном плаще с капюшоном сидел сторож с винтовкой в руках. Справа от скамейки располагались большие деревянные ворота с калиткой. Напротив дома, из которого они вышли, стоял большой двухэтажный дом с одним парадным. К нему они и направились. В парадном было темно. Лампочки горели только в коридоре да ито очень тускло.Часть 2
Поднявшись на второй этаж и пройдя в конец коридора, они оказались перед дверью, которую женщина открыла имеющимся у нее ключом. Комнатка была совсем маленькая. В ней стояли только кровать и тумбочка.
Женщина помогла ему раздеться.
-Костюмчик не снимай. Здесь прохладно, спи так. Идем, я тебя провожу в туалет. Запоминай дорогу. Утром я зайду за тобой. Спокойной ночи, не волнуйся, тебя здесь никто не обидит. Свет пусть горит, а дверь закрой.
-Спокойной ночи, - сказал он каким-то слабым, отрешенным голосом.
Женщина ушла. Пока слышались ее шаги по коридору (она еще куда-то заходила) и по лестнице он сидел на кровати, ни о чем не думая. Когда послышался стук входной двери, и наступила полная тишина, на него навалилось (он ощутил это физически) безысходное отчаяние одиночества. Но плакать не хотелось. Он весь сжался, как пружина, в головке роились мысли о бабушке, о единственно родном человеке, которого он еще надеялся увидеть. Он мысленно убеждал себя в том, что бабушка непременно заберет его отсюда... С этой мыслью он залез под легкое байковое одеяло, накрылся с головой и вскоре уснул. Ведь день был такой длинный и такой страшный. Душевные и физические силы ребенка были предельно истощены.
Рано утром его разбудила все та же служащая. Он побывал в туалете, умылся. Потом они вдвоем вошли в комнату, где сидела строгая женщина. Мальчик поздоровался. Она внимательно оглядела его:
-Да, такой маленький... одет не совсем так, как нужно, но, я думаю, мы это уладим. Ну что ж, пошли.
Они миновали несколько дверей и остановились у последней в этом крыле коридора. Без стука вошли в небольшую комнату. Там стояли четыре кровати, на одной из них никто не спал. На трех других лежали мальчики. Но... они ведь такие большие. Да, этим мальчикам было по десять - тринадцать лет.
-Пальто будешь вешать сюда, - указала служащая на вешалку, прибитую к стене возле двери, - а остальные вещи - на спинку кровати. Полотенце всегда должно висеть на той спинке. На завтрак придешь вместе с этими мальчиками.
Женщины ушли. Он постоял, огляделся, осмотрел каждого из мальчиков, они уже не спали, но лежали тихо. В комнате был всего один стул, но и он показался каким-то грязным. Малыш взобрался на кровать и сел, очутившись спиной к двум ребятам и лицом к одному мальчику, кровать которого стояла напротив, за высокой круглой печью черного цвета, которая называлась давно забытым словом «груба» с ударением на букве «у». Ему сразу понравился этот мальчик с темными искрящимися глазами и доброй улыбкой.
-Как звать тебя, малец?
-Рэм.
-...? Чудно. Вот тот, рядом с тобой, Игорь, а тот, возле окна, Степка. Я - Виталька. У тебя отец есть?
-Есть.
-А где он?
-В армии...- Он сам обрадовался этой спасительной мысли и был даже горд таким ответом.
-Брось, малец,- как-то по-доброму сказал Виталька жестокие слова, - у кого отцы в армии - сюда не попадают.
-Забрали твоего отца! - Грубо и, казалось злорадно, сказал Степка.
Воцарилась тишина. Кровь прилила к лицу Рэма. В душе ребенка бушевала буря страстей, которые вряд ли испытывают взрослые из-за их загрубелости. Мальчик впервые полностью осознал горькую, ужасную правду.
В коридоре раздался резкий звонок. Ребята начали быстро одеваться.
-Бери полотенце и айда в уборную, - сказал Виталька.
-Я уже был... и умылся.
-Тогда жди здесь.
Ребята убежали. Их не было довольно долго. Только сейчас, сидя один и оглядывая комнату, Рэм ощутил как здесь холодно. Груба была холодная. Он открыл железную дверцу и тут же закрыл ее. Оттуда, изнутри очень плохо пахло.
Вернулись ребята, повесили полотенца на спинки кроватей у изголовья.
-Виталик, я хочу сесть рядом с тобой в столовой, - тихо сказал Рэм.
-Это уж куда посадят. Но ты не бойся, я всегда за тебя заступлюсь.
В столовой возле длинных узких столов стояли стулья или лавки. Посадили мальчика на стул прямо напротив Степки. Виталий сидел на Степкиной стороне, но через нескольких человек от него. На столах на некотором расстоянии друг от друга стояли тарелки с хлебом. Ребята, в ожидании команды, стояли возле своих мест. Когда разрешили сесть, раздался невообразимый, но короткий шум и все тарелки от хлеба оказались пустыми. Малыш был шокирован. Не из-за того, что ему не досталось хлеба, а из-за поведения ребят. Под Степкиной рукой на столе была стопка кусочков хлеба. В другой руке он держал горбушку. Рэм перевел взгляд на Витальку. Тот тоже прикрывал ладошкой несколько кусочков хлеба. Ему стало не по себе. Значит, здесь все поступают так. Позже он усвоит понятие «на-хапок». Некоторым мальчикам тоже не досталось хлеба. Благо, кашу и чай ставили каждому.
За завтраком объявили, что после еды по звонку все должны собраться в зале. Когда огласили завтрак законченным, все кинулись к двери, где сразу же образовалась пробка. Гвалт и окрики воспитателей продолжались не долго. Вскоре столовая опустела. Рэм вышел последним. Он все ясней ощущал свою беззащитность, так как увидел, что он здесь самый маленький.
Войдя в комнату, он застал такую картину. Игорь и Степка держали стул, на спинке которого стоял Виталий и клал на грубу (а она немного не доходила до потолка) кусочки хлеба. Когда Виталий спрыгнул на пол, Рэм спросил его:
-Зачем класть туда хлеб? Там же грязно! - Он вспомнил запах, который исходил из печи, когда открывал дверцу.
-Вечером жрать захочешь - грязным не покажется, - спокойно ответил Виталий.
По звонку они все вместе пошли в зал, или, как его иначе называли, «красный уголок». Там стояли длинные скамейки, а впереди, где находилась низкая сцена, на стене, задрапированной кумачом, висел большой портрет товарища Сталина. На сцене стоял стол, покрытый красным сукном и стул. Двое мужчин-воспитателей следили за порядком в зале. Ребята захватили последнюю скамейку. К столу подошла строгая женщина с блокнотом или книжкой в руках. Рэм обрадовался, подумал, что сейчас им будут читать что-нибудь интересное. В зале сразу стих шум. Громким, поставленным голосом воспитательница начала рассказывать им о каких-то правилах. Кого-то поднимала с места, и что-то выговаривала ему четко и бесстрастно. Через несколько минут Рэма охватила такая скука, что он, чтобы не заснуть, крутил головой, оглядывая окна и стены зала. Эта пытка скукой продолжалась очень долго. И он твердо решил всегда занимать место только на последней скамейке. Когда все закончилось, и ребята стояли в коридоре, Виталий сказал ему:
-Будешь вертеться в зале во время занятий (занятий?) - тебя накажут. Здесь, брат, строго.
-Я ничего не понимаю, что она говорит, - ответил Рэм, потупившись, - мне неинтересно.
-Всем неинтересно. А ты не слушай, думай о чем-нибудь. Здесь вообще все плохо. Надо потерпеть. Потом, когда нас распределят в детские дома, будет лучше. Там интересней и легче.
-А разве это не детский дом?
-Нет, конечно, дурачок. Это детприемник. Здесь воспитывают (он смачно выругался), а потом разошлют в детские дома.
-Что, в разные?
-Конечно, в разные.
-Я хотел бы попасть с тобой вместе, - тихо и, как-то, просяще, сказал Рэм.
-Там видно будет... может и повезет, попадем вместе... но до этого еще далеко.
Рэм хотел сказать, что его может забрать бабушка, но что-то остановило его. Наверное, он не хотел показаться в лучшем положении, чем Виталька.
Через пару дней, ранним утром пришла воспитательница, которая привела его в эту комнату, принесла вещи. В них он должен был переодеться. Это были его розовая байковая пижама, которую почему-то покрасили в коричневый цвет, рубашка, лифчик с резинками и чулки. Шерстяной костюмчик, в котором он был, она забрала. Он попросил лучше оставить ему костюмчик, но, ответив «не положено», она ушла. В пижаме было намного холодней.
На ночь он снимал с себя только пальто и ботинки с ботами. Пальто он клал поверх одеяла, сложенного вдвое (это подсказал и помог ему сложить Виталий). Утром Рэм расправлял одеяло и застилал постель, тоже с его помощью. Но все равно было холодно. Ночью, идя в туалет, а из-за холода он стал часто ходить ночами, он обязательно обувал ботиночки с ботами, потому что там всегда было много воды на полу.
Ребята мочились прямо в грубу. Они и его заставляли, но он противился этому. Да и не получалось у него: с полу он не доставал, а со стула не попадал - было высоковато и неудобно.
Игорь, который спал рядом, был тихим, задумчивым и немногословным. Нет, он тоже сквернословил, но делал это всегда к месту и очень редко, потому что вообще редко открывал рот. Он был каким-то безвредным и безучастным. В кровати он всегда лежал на спине, глядя в одну точку на стене под потолком, пока глаза его не закрывались, и он засыпал. О чем он думал? Трудно сказать. По его лицу ничего нельзя было прочитать.
Степка - неприятный, ехидный и злой мальчишка. Рэма он явно невзлюбил. Проходя мимо, он не упускал возможности дать ему подзатыльник или влепить шалабан. Причем, делал он это всегда исподтишка и с большим злорадством. Рэм всегда сторонился его, стараясь не оказываться рядом.
Виталий все больше нравился Рэму, он казался ему правильным и надежным человеком. Такого он хотел бы называть своим другом.
Однажды вечером Виталий достал с грубы сухой хлеб и раздал всем по кусочку, в том числе и Рэму. Степка, глядя на мальчика, ехидно сказал:
-А тебе за что? Ты же хлеб не носишь.
Малыш чуть не подавился куском. Он повернулся к этому ненавистному гаду и заорал:
-Потому что ты весь хлеб забираешь, падла!
Впервые в жизни у него вырвалось ругательство, и он даже не заметил этого. Цепкая память мальчугана фиксировала все, что он слышал. Просто он не хотел применять все те слова, которые так и сыпались вокруг.
Степка остолбенел, губы его побелели, он вскочил на ноги. Но в это время раздался грубый окрик Витальки:
-Сядь, сука! И запомни: теперь ты каждый день будешь приносить хлеб и на его долю.
В этот момент Рэм понял, что у него появился злейший враг и что нужно быть всегда начеку. Особенно нужно быть внимательным на прогулках, во дворе.
Двор представлял собой каре, ограниченное четырьмя домами. Два двухэтажных дома располагались напротив друг друга. В одном из них жили мальчики, в другом - девочки. С одной стороны между этими корпусами была глухая стена двухэтажного дома, с другой одноэтажное административное здание и те самые ворота с калиткой и «глазком», примыкавшие к корпусу мальчиков, которые увидел Рэм ночью по прибытии сюда.
Во время прогулок разрешалось во что-нибудь играть, иногда давали мяч, если во дворе не было грязи. За окна не следовало беспокоиться, - они были зарешечены.
Во время игр Рэм всегда стоял в стороне: уж очень большое несоответствие было в возможностях его и ребят.
Однажды его окликнул сторож, сидевший возле ворот на скамейке:
-А, ты, почему не играешь с пацанами?
-Да они большие. Я не успеваю...
-Ну, ничего, паря, и ты подрастешь скоро. А где ты жил?
-В заводском поселке. На Тракторном.
-А-а-а... Зовут. Пора в корпус. Будешь гулять, - заглядывай, - поговорим.
- Спасибо! До свидания!
Этот сторож был добрым, он это сразу увидел.
Лежа в кровати, накрыв лицо меховым воротником пальто, мальчик думал о стороже. Он обязательно подружится с ним.
Выпал снег. Относительно тепло было только в красном уголке: там топилась груба. Но красный уголок разрешалось посещать лишь во время занятий или каких-то других мероприятий.
Видя как утомительно сидеть на занятиях малышу, воспитательница, проводившая их, как-то сказала:
-Мальчик в последнем ряду, ты можешь погулять, пока мы занимаемся.
Он понял эту фразу, как разрешение выйти во двор, надел пальто и, с радостью, поспешил туда. Он очень хотел увидеть сторожа, поговорить с ним. На его счастье дежурил тот самый сторож.
-А, милок, как ты здесь оказался, ведь не время прогулки?
-Мне воспитательница разрешила погулять.
-Ну, здравствуй, как тебя величают?
-Здравствуйте, меня зовут Рэм. Это революционное имя. А как вас зовут?
-Меня - Николай Иннокентьевич, да просто дядя Коля. Ты, паря, я вижу, замерз. Штаны у тебя какие-то жидкие.
Рэм потупился.
-Они забрали мой костюмчик..., а зачем - не знаю.
-Ну-ка, давай сюда.
Он распахнул полу большого тулупа, надетого поверх ватника, посадил мальчика на скамейку прямо на мех и укутал. Так они сидели рядом. Мальчугану было так хорошо! Он был преисполнен благодарностью к этому большому и доброму человеку, которого он ощутил родным.
-Пацаны тебя не обижают?
-Нет... один только есть там, противный. Но, зато, другой - очень хороший - Виталька. Он добрый и честный. Мы с ним дружим.
-Дружите? Это хорошо, а с тем плохим старайся не водиться. А родичи у тебя есть?
-Есть бабушка. Она должна была за мной приехать, но все не едет. То ей в Москву надо, то еще куда..., а я здесь...- Не сдержался малыш, уткнулся в бок сторожа и всхлипнул.
-Ну, ну... приедет твоя бабушка, раз должна была. А в Москву она ездит не просто - хлопочет.
-А что это такое?
-Добивается, значит. Выясняет что-то. Может быть, даже выясняет где ты. Все не так просто, брат. Ты уж потерпи.
-А ей обязательно скажут, где я?
-Ты не сомневайся. Добьется твоя бабушка. Приедет. Ну, согрелся? Иди наверх. А то хватятся тебя. Ты ко мне всегда приходи. Ну, бывай.
Вечером, уже лежа в постели, мальчик думал о дяде Коле, мысленно продолжая разговаривать с ним. Он очень хотел, чтобы дядя Коля понял, какие хорошие у него мама и папа. Эти мысли согревали его и не оставляли места другим думам.
Однажды, он сидел у дяди Коли под тулупом, когда во дворе были девочки. (Время пребывания во дворе мальчиков и девочек не совпадало). Мальчик наблюдал за их играми, и на душе у него было очень тоскливо. Девочки играли совсем не так, как пацаны. Они тоже бегали и шумели, но не так грубо и необузданно. И никто не ругался матом, и не затевались драки.
-Я тебя сейчас познакомлю с девчатами. У них скоро заканчивается прогулка, - сказал дядя Коля. - Светланка,- позвал он одну из девочек. - Возьмите к себе парнишку, пусть погреется у вас полчасика. Малой он совсем.
В это время подбежали еще две девочки.
-Как тебя зовут? - наклонилась к нему Света.
-Рэм. - И, увидев недоумение на ее лице, пояснил.
-Это революционное имя. Оно означает: революция, электрификация, мир.
-Понятно. Меня зовут Света, а у этой девочки тоже революционное имя - ее зовут Октябрина.
-Знаю такие имена. У нас в детском саду была девочка Сталина.
-А это Валя. Хочешь пойти к нам в гости?
-Хочу! - Чуть не закричал Рэм.
-Пошли.
Рэм с благодарностью помахал рукой дяде Коле. Они поднялись на второй этаж девичьего корпуса и вошли в комнату, где жили Света, Валя и другие девочки, которые уже были там. Комната была большая и светлая, в ней стояло шесть или семь кроватей. Было чисто и очень тепло. Здесь, возле двери, стояла такая же печь, как и в комнате мальчиков, только она топилась.
Рэму помогли снять пальто, усадили его на стул, около грубы. Светлана рассказала девочкам как его зовут, и что означает его имя.
-А сколько тебе лет? - спросила одна девочка.
-Уже пять с половиной.
-Ты уже большой. А стихи ты знаешь?
Ни о каком другом вопросе он не мечтал так, как об этом. Он ожил.
-Конечно! Я знаю много стихов!
-А что ты нам расскажешь?
-Хотите, я расскажу про войну с Днепром?
Девочки поставили его на стул.
Еще никогда он не декламировал с таким упоением. Ведь перед ним сидели добрые и благодарные слушатели.
Закончив, он сказал им, что знает много разных стихов. Просто он очень любит такие, как это стихотворение. Оказалось, что девочки тоже знают много стихов. Вскоре они предложили ему игру. Кто-то из девочек декламировал первую строчку, а Рэм продолжал. Иногда он продолжал читать стихотворение уже после первого слова, произнесенного кем-нибудь.
Счастью мальчика не было предела. Но... Все хорошее почему-то проходит очень быстро. Держа его пальтишко в руках, Света сказала ему, что скоро обед, и он должен быть у себя в корпусе.
-Ты будешь теперь приходить к нам часто. Когда сможешь, выходи во двор к концу нашей прогулки, и мы вместе пойдем к нам.
Видя, как настроение малыша сразу упало и, глубоко сочувствуя ему, она добавила:
-Ты нам очень понравился, и мы постараемся, чтобы ты часто бывал у нас.
Мальчик воспрянул духом.
-Вы все мне тоже очень понравились, - робко, но страстно с ударением на слове «очень», тихо, почти шепотом, сказал Рэм.
Светлана проводила его до входной двери, и он побежал в свой корпус.
Весь этот день у Рэма было прекрасное настроение, а, засыпая, он думал о том, что завтра расскажет дяде Коле, как хорошо ему было у девочек, какие все они добрые и что самая добрая из них Света. Утром он даже не так остро, как всегда, ощутил этот сковывающий холод, когда вылезал из-под одеяла с пальто поверх него. Он вообще как-то не замечал того, что так досаждало ему раньше. Он жил ожиданием... А, когда у человека есть, что ждать, ему всегда легче. Даже ожидание приезда бабушки отодвинулось на второй план. Оно не стало для него таким тягостным.
Дядя Коля слушал этот восторженный рассказ Рэма о проведенном времени у девочек. Слушал, не перебивая. Только иногда крепче прижимая его к себе.
Хороший человек был этот дядя Коля.
* * *
Рэм несколько раз умудрялся выскакивать в нужное время во двор к концу прогулки девочек и, конечно же, попадал к ним в гости. Это были для него счастливые дни, которые заряжали его бодростью и оптимизмом, залечивая его душевные раны. И когда ему не удавалось попасть к людям, ставшим такими близкими, он не унывал, так как знал, что девочки тоже скучают по нему, и он обязательно увидится с ними в другой день, может быть, завтра.
Он всегда бывал только в комнате, где жила Света, но девочки из других комнат забегали поздороваться, сказать ему что-нибудь хорошее и даже угостить чем-нибудь, вынесенным из столовой и припрятанным к его приходу. Это был кусочек хлеба - горбушка или печенье. Он бывал там полчаса - час, не более. Если девочки были заняты, - они оставляли на время его одного и периодически забегали посмотреть как он там. В такие минуты ему было скучно, но, все равно, хорошо. Он сидел в тепле и, с нетерпением, ждал девочек. Иногда его клонило в сон и, тогда он дремал, сидя на стуле.
Однажды девочки должны были идти на какое-то занятие или собрание, и они предложили мальчику лечь на кровать поверх одеяла, сняв только боты, оставаясь в ботиночках. Он не заметил, как уснул.
Случилось так, что после собрания вместе с девочками в комнату вошла воспитательница. Увидев мальчика, она вскрикнула так, будто произошло что-то страшное.
-Что это такое?!
Девочки окружили ее и наперебой объясняли ей, что мальчик очень маленький и что его привели сюда погреться... Она ничего не хотела слушать.
-Мальчик - в комнате девочек! Это б е з н р а в с т в е н н о!!!
Девочки сразу замолчали. Потом робко попытались все-таки объяснить что-то еще. Бесполезно.
-Света! - Раздалась категорическая команда воспитательницы. - Немедленно отведи мальчика к дверям его корпуса и возвращайся! И, чтобы больше этого никогда не повторилось!
-Но, Людмила Федоровна...
-Никаких «но»! От тебя, Света, я этого не ожидала!
Они вышли. Света хотела сказать мальчику какие-то теплые слова, но таких слов не находила.
-Ты не переживай, Рэм, может быть, позже разрешат..., но ты обязательно выходи во двор, когда мы на прогулке..., ты только не переживай, - скороговоркой заговорила она, увидев лицо мальчика, искаженное мукой. - Мы все тебя очень любим... Все будет хорошо, вот увидишь.
Боясь разреветься, он быстро вошел в корпус. Никого не хотелось видеть, поэтому он стоял на лестничной клетке, пытаясь понять, что произошло. Обида и злость душили его. Он ненавидел взрослых. Где же эти большие люди, на которых он так хотел быть похож?! Из всех, с кем он сталкивался последнее время, один только сторож был хорошим добрым человеком. Все другие были ненавистны ему. Что это за слово - «безнравственно»? Что оно означает? Это, когда что-то не нравится...? Спросить ему было не у кого, да и не хотел он ни с кем разговаривать. Все в его жизни рухнуло. Он чувствовал себя выброшенной пылинкой, до которой никому не было дела.
Медленно поднявшись по лестнице, он вошел в комнату. Виталий и Игорь сидели на кровати и о чем-то разговаривали. Рэм, повернувшись к ним спиной, снял пальто и шапку и бросил их на кровать. В это время в комнату вошел Степка. Проходя мимо Рэма, он отпустил ему легкий подзатыльник... Это был взрыв, который вмиг снял невидимые оковы с малыша.
-Падла, говно, курва... тра-та-та, тра-та-та...- Он изрыгал самые грязные слова, самый тяжелый мат, накопившийся в головке ребенка.
Он подлетел к Степке, желая вцепиться ему в горло... но не достал и ухватил его за рубашку на груди. Он пытался свалить Степку, чтобы дорваться до его ненавистной рожи. Степка, не ожидая такого шквального натиска, пятился назад, пытаясь отбиться от Рэма, и даже пустил в ход кулаки, но не мог изловчиться для удара и только елозил своими грязными лапами по лицу мальчика. Подлетел Виталька, оторвал от него Рэма и одним толчком отправил Степку на пол в промежутке между кроватями.
-Еще раз тронешь мальца,- кровавой юшкой умоешься, сука! - И, повернувшись к Рэму, тихо, но повелительно, сказал:
-Возьми полотенце и пойди умойся.
Это было спасительное указание. Мальчик сорвал со спинки кровати полотенце и бросился из комнаты.
В туалете он плескал ледяной водой себе в лицо, на котором вздулись рубцы от Степкиных пальцев. Из груди его вырывались сдавленные звуки, которые он не мог сдерживать. Это были не рыдания, это были обрывки воя загнанного зверя.
Излившиеся слезы и ледяная вода сделали свое дело. Он начал успокаиваться, если только это определение, хоть в какой-то мере могло охарактеризовать его состояние. Обмотав полотенце вокруг шеи, мальчик медленно пошел в комнату. Сейчас его, наверное, можно было сравнить с роботом, в программу которого заложены какие-то действия в определённой последовательности. Душа же его, словно, окаменела.
Виталька оглядел его и, улыбаясь, сказал:
-Если пацаны будут спрашивать, - посылай их на... я буду близко. Айда в столовую. Голову слишком высоко не поднимай.
Как прошел день, Рэм не заметил. Мысли его путались, желаний он никаких не испытывал.
После отбоя в их комнату, как обычно, зашла дежурная воспитательница. Осмотрев комнату и ребят, она вдруг воскликнула, глядя на Рэма:
-Э, что это с твоим лицом?!
-Это я упал... и об тумбочку, - угрюмо ответил Рэм.
-Как это, как можно упасть «и об тумбочку»? Не подрались ли вы здесь?
-Кто же будет драться с малышом?! Ботиночки у него скользкие, на коже. Вот и падает. - Спокойно и, по-взрослому, рассудительно объяснил Игорь.
Воспитательница потушила свет и вышла.
-Молодец, пацан! Давай спи. Завтра в снежки поиграем.- Очень по-доброму сказал Виталька.
Мальчик свернулся калачиком, натянул, как обычно, меховой воротник пальто на голову, ощутил, как никогда остро, сиротское одиночество и... забылся тяжелым сном.
На следующий день, после завтрака, как только начались занятия, Рэм выскочил во двор к дяде Коле. Какая же это была радость сидеть с таким близким человеком, закутанным полой его тулупа! Как оттаивало сердце мальчика в такие минуты. Дядя Коля, хоть и не дежурил вчера днем, а все, что произошло в корпусе девочек, знал. Наверное, он уже разговаривал с девочками. Рэм рассказал ему о драке.
-Не горюй, парень. Все это ерунда. С девочками будешь видеться во дворе. А с пацанами... Виталька тебя в обиду не даст, он надежный друг. Да и ты, я вижу, не промах. Правильно. Никому не разрешай глумиться над собой. Но лучше, конечно, не драться. Они вон все в два раза выше тебя. Но, все равно спуску не давай.
Во время прогулки он играл с ребятами в снежки на равных. Ребята не лепили такие крепкие снежки, как обычно.
Жизнь продолжалась. Мальчуган уже стал привыкать к тому, что судьба его не балует, и втайне надеялся все-таки, что бабушка приедет за ним. Однажды, когда он вышел с пацанами на прогулку, дядя Коля, энергичными жестами, стал подзывать его к себе. Рэм, с радостью, подбежал к нему.
-А у меня для тебя хорошие новости, - широко улыбаясь, сказал дядя Коля.
-Что, разрешили приходить к девочкам?! - С нетерпением и надеждой спросил Рэм.
-Нет, парень, лучше: вчера приходила твоя бабушка!
«Как? Бабушка была здесь и даже не зашла к нему?» Малыш недоумевал. Он даже боялся думать дальше.
Дядя Коля все понял.
-Глупыш ты. Она была у начальства. Хлопочет, значит, чтобы забрать тебя.
Сердце мальчика теперь забилось радостно. Но... он тут же подумал, что все еще может рухнуть, не сбыться. И от этой мысли мурашки пробежали у него по спине.
-Спасибо, дядя Коля. - Рэм прильнул лицом к тулупу...
Бабушка зачастила. Дядя Коля сказал мальчику, что она почти каждый день появляется здесь. Однажды даже, когда бабушка вышла из административного здания и переходила улицу, дядя Коля поднял малыша и он в «глазок» увидел бабушку в спину. На всю жизнь он запомнил этот «глазок» в воротах. Рэм в душе начал злиться на бабушку: «что она не понимает как ему плохо? Почему она не торопится забрать его?» Никто не мог объяснить ребенку, что, согласно коммунистической морали, матери «врага народа» не доверяли воспитание внука, то есть сына «врага народа».
Проходили так долго тянувшиеся дни. Бабушка уже много дней не появлялась у начальства. Душа ребенка черствела. Он почти ни с кем не разговаривал, ни чему не верил и ничему не радовался, все больше ощущая свою обреченность. Однажды вечером во время ужина подошла воспитательница, помогла ему надеть пальто и они вместе пришли в административный корпус.
Рэм опять оказался в той комнате с письменным столом, за которым сидел мужчина в форме, и черным кожаным диваном. Воспитательница помогла мальчику снять пальто, и сказала, чтобы он посидел на диване. Он сидел, теряясь в догадках, что его ждет. В хорошее он уже мало верил и, все-таки, надежда теплилась в нем. Мужчина в форме встал из-за стола, подошел к мальчику (сердце ребенка сжалось) и протянул ему небольшую круглую коробку конфет. Это были помадки, которые очень хорошо пахли.
-Это тебе. Кушай.
Малыш не удержался и съел две помадки подряд. Потом, заискивающе глядя на воспитательницу, спросил:
-А можно я возьму конфеты с собой? - Ему так хотелось угостить ребят!
Он даже искренне хотел угостить Степку.
-Нет, нет. Здесь кушай, сколько хочешь, а туда нельзя. Коробка будет вот здесь и, если захочешь, можешь и завтра поесть.
Мальчишка сразу сник. Он вошел в свое обычное состояние. Слез с дивана, положил коробку на маленький столик, стоявший неподалеку, и опять сел.
Военный куда-то ушел и вскоре возвратился с маленькой женщиной. Рэм по леопардовому полушубку, который он видел на бабушке в «глазок», узнал ее. Он вскочил с дивана и стоял, глядя в глаза бабушке. Бабушка прижала его к себе.
-Вы меня заберете отсюда? - Очень тихо спросил он.
Бабушка, тоже очень тихо, сказала ему на ушко, что сегодня они могут только повидаться, потому что еще не все готово, а очень скоро, через несколько дней, она его заберет и они уедут в Севастополь.
-Пожалуйста, побыстрей.... - Он боялся, что опять произойдет что-то такое, что помешает этому осуществиться.
Свидание было коротким. Воспитательница отвела Рэма назад в их корпус. Когда ребята укладывались спать, Виталий спросил, куда его водили.
-В корпус начальства, - ответил Рэм, - у меня было свидание с бабушкой... Может быть, она меня заберет отсюда...
Виталька бурно воспринял эту новость:
-Вот видишь, малец, как хорошо! Это же здорово! И не надо будет тебе ехать ни в какой детский дом.
-Это хорошо, что у тебя есть бабушка, и что она сумела тебя забрать, - солидно, как всегда, сказал Игорь.
Степка молчал, но долго и беззлобно смотрел на Рэма. О чем он думал, и о чем думали другие ребята, сказать трудно. Да и вряд ли они сами разбирались в своих думах. Ясно одно, что им всем было несладко. И самой светлой мечтой их было скорее попасть в детский дом, где жизнь, как им казалось, будет более сытной, свободной и обустроенной.
Рэм следующим утром крутился у окон коридора, чтобы не пропустить момент, когда выйдут девочки. Он хотел поделиться с ними своей радостной новостью.
Выслушав малыша, девочки зажужжали как пчелки, а Света, присев на корточки, обнимала и целовала его.
-Я тебя никогда не забуду...
-Я тебя тоже, - сквозь слезы шепнул он.
Через несколько дней бабушка забрала мальчика. Когда они вышли из административного здания приемника, уже почти стемнело.
-Куда мы пойдем? К Дмитрию Ивановичу? - Спросил Рэм. В его голосе звучала надежда.
-Нет, мой мальчик. К Клавдии Ивановне. Ты ее знаешь?
-Знаю. Я всегда из детского садика шел к Дмитрию Ивановичу. Они все были бы очень рады, если бы я к ним пришел! А что... с ними что-нибудь случилось? Чувствовалось, что мальчик боится услышать что-то недоброе. Бабушка это поняла и постаралась поскорее успокоить малыша.
-Нет-нет, мой мальчик, с ними все в порядке. Просто сейчас уже поздно, и нам лучше поехать к Клавдии Ивановне.
А случилось вот что. По приезде в Сталинград бабушка, конечно же, остановилась в семье Дмитрия Ивановича, с которым ее сын был очень дружен. Дмитрий Иванович был старше отца Рэма. Это был большевик-путиловец, которого направили сюда на строительство тракторного завода, где он теперь работал мастером цеха.
Бабушка ранним утром уезжала из поселка в город хлопотать о разрешении забрать внука, и возвращалась поздно вечером. Переночевав, она так же начинала новый день. Через два или три дня Дмитрия Ивановича вызвали в партком. Там его пропесочили за то, что он принимает у себя мать «врага народа».
-Она приехала забрать мальчишку-малолетку. Документы оформляет. Через пару дней уедет. - Объяснил Дмитрий Иванович.
-Какие «пару дней»? Ты, что не понимаешь, кого ты пригрел?! Немедленно выдворяй ее! Будь на твоем месте другой, - мы бы не цацкались!
-Куда ж ее, на мороз? - Сделал робкую попытку Дмитрий Иванович.
-Это не твое дело! Защитник нашелся. Иди! Мы тебя предупредили!
Домой пришел Дмитрий Иванович пасмурный и подавленный. Бабушка сразу это заметила и сказала:
-Что-нибудь, случилось, Дмитрий Иванович? Что-то связано со мной? Не стесняйтесь, - говорите. Я уже готова ко всему. Боюсь только причинить вам неприятности.
-Вызвали меня сегодня в партком. Кто-то уже донес, что вы здесь. Черт бы их побрал!
Было непонятно, к кому относится последняя фраза: к парткому или к стукачам. А может быть и к тем и к другим. Бабушка лихорадочно начала собираться.
-Оставьте, Мария Львовна! Ночь на дворе и мороз трещит. Вы лучше сейчас ложитесь спать. Завтра раненько встанем, и я вас отведу к Клавдии Ивановне. У вашего сына есть здесь надежные друзья. Это другой поселок. Там небольшие одноэтажные домики. Там поменьше глаз.
-Хорошо. Только вы мне расскажите и нарисуйте, как туда добраться, а со мной вам ходить нельзя. У вас могут быть большие неприятности, не дай Бог.
-Ложитесь спать. Я вас разбужу очень рано. Пойдем вместе.
Так бабушка оказалась в семье Клавдии Ивановны, чудесной женщины. Клавдия Ивановна жила вдвоем с мужем в маленьком домике. Из сеней попадаешь в первую комнату (она же кухня), из нее - в комнату побольше, которая служила хозяевам и спальней и гостиной. В первой комнате, рядом с кухонным столиком, стоял огромный сундук с плоской крышкой, покрытой домотканым ковриком. На этом сундуке устроили постель бабушке. Из сундука была извлечена одежда, хранимая там. Муж Клавдии Ивановны на ободок сундука под крышкой набил невысокие планочки, чтобы крышка закрывалась не плотно. Это было необходимо на тот случай, если в дом заглянут соседи, и бабушке придется спрятаться в сундук. Как оказалось, это была не излишняя мера предосторожности.
Встреча с Клавдией Ивановной не обошлась без слез. Она долго обнимала и целовала мальчика, бессвязно шептала ему какие-то нежные слова. Мальчик тоже что-то шептал. Он так отвык от ласки, что не мог опомниться от счастья. Эта ласка исходила не от кого ни будь, а от близкого человека, который хорошо знал и любил его родителей, которому не надо было объяснять и доказывать, что его мама и папа хорошие. А это сейчас для малыша, наверное, было самым главным. Бабушка сидела, отвернувшись, приложив платок к глазам.
Спали они с бабушкой на сундуке. Рэм впервые спал без одежды. Здесь было тепло и очень уютно. Он даже во сне чувствовал, как ему хорошо.
Рано утром, еще затемно, бабушка отправилась покупать железнодорожные билеты. Вернуться она должна была только после того, как стемнеет. Мальчик был оставлен на попечение мужа Клавдии Ивановны, который вернулся с ночной смены. Она же сама ушла на работу. Почти все время Рэм рассматривал картинки в книгах, и даже засыпал над ними. Время тянулось долго, но после обеда пришла Клавдия Ивановна, и малыш в полной мере ощутил любовь и внимание близкого человека. Она хлопотала по хозяйству, разговаривая с ним. Но в разговоре ни один из них ни разу не упомянул о его родителях. Видимо, для обоих это была очень болезненная тема. С наступлением темноты пришла бабушка. Она купила билеты на поезд, который отправлялся поздно вечером следующего дня.
Поужинав, они стали готовиться ко сну. Бабушка постелила на сундуке с помощью Клавдии Ивановны, которая тоже отправилась спать. Муж ее ушел в ночную смену.
Но, видимо, проведению было угодно подвергнуть бабушку и внука еще одному унижению. Ведь провидение тоже служило системе. Когда они уже засыпали, в дверь раздался стук. Клавдия Ивановна зажгла в своей комнате свет, накинула халат, и они вместе с бабушкой быстро опустили постель в сундук. Первой в сундук залезла бабушка, за ней - Рэм. Хозяйка покрыла сундук ковриком.
-Кто там? - Спросила она, выйдя в сени.
-Открой на минутку, Клава.
-Ефросинья, ты? На ночь-то глядя? Что случилось?
-Извини, Клава, - сказала она, входя в комнату,- понимаешь, затеяла щи варить, кинулась, а в доме ни крошки соли. Насыпь немножко, - протянула она стакан. - Слушай, а что там у вас Надька сегодня натворила? - тараторила она, явно желая задержаться здесь подольше. Клавдия Ивановна насыпала ей соль и уселась на сундук.
-О Надежде завтра поговорим. Ты меня с постели подняла. И по полу тянет, у меня ноги голые. И заснула уж я. Мне завтра с утра на работу. Ступай, Фрося. Соседка нехотя ушла.
Закрыв за ней дверь, Клавдия Ивановна выключила свет, и помогла бабушке с внуком вылезть из сундука, застелить его и вновь улечься.
Рэм долго не спал. Он лежал с открытыми глазами. Мысли путались в его голове, а перед глазами стояла картинка: бабушка залезает в сундук. Ему было не по себе. Он уже знал, что такое унижение, но думал, что его больше никогда не будет в жизни, как только он выберется оттуда. Оказалось - он ошибался. Рухнула одна из его самых главных надежд.
Вечером следующего дня, когда было уже совсем темно, они с бабушкой отправились на вокзал. Прощание было коротким и трогательным. Обе женщины плакали. Бабушка благодарила Клавдию Ивановну за ее смелость, доброту и человечность. В ответ она услышала благодарность за спасение мальчика.
Поездка в поезде подействовала на малыша успокаивающе. Мысли его потекли по новому руслу. Он уже не сомневался, что там будет все иначе, там будет хорошо. Все плохое, невзгоды и унижения он связывал с местом. Откуда ему было знать о существовании системы...? Его ждала новая жизнь! Жизнь без лишений и обид. Жизнь, в которой опять появятся его мама и папа.
(Окончание следует)
Белоцкий Сандро 
Дорман Валентин 
Стефанюк Cтанислав. 
Талейсник Семен 
Хаустов Андрей 
Андерс Валерия 
Борисов Владимир 
