-----------------------------
Дом второй
Программа «Первый дом на Родине» подошла к концу. Но ни денег, чтобы покинуть кибуц и снять квартиру, ни конкретных планов на будущее у нас не было. И не только у нас, в таком же положении находились сотни семей, разбросанных по кибуцам от Севера до Юга страны. И тогда правительство приняло новое решение: продлить программу «Первый дом на Родине», назвав ее, недолго думая, «Второй дом на Родине». Семьям было разрешено еще на полгода остаться в кибуцах, но уже самим зарабатывать деньги, чтобы оплачивать свое проживание.
Лена и Саша
Саше посчастливилось устроиться рабочим на бетонный завод «Блокаль». Учитывая безработицу того времени, это было, действительно, счастье. Первый месяц ему давали только вторую смену, вынуждая Лену одиноко проводить ночи в холодной постели. Но по истечении четырех недель начальство сжалилось, и к великой радости Лены, вписало имя Саши в колонку дневных работ. Первый день работы при дневном свете совпал с 10-м числом, когда Саше, как и всему израильскому народу, выдали зарплату. Пришел он домой поздно, когда девочки уже спали. Торжественно вынул из кармана рабочих штанов «тлуш маскорет» (ведомость) и вручил жене.
Увидев сумму зарплаты, Лена ахнула от радости и решила подарить мужу в эту ночь самые нежные ласки. «Любимый, ты у меня герой» - она потянулась для поцелуя, но он холодно отстранил ее. «Или зарплата, или секс!» - сказал Саша и решительно раздвинул их сохнутовские кровати*. Разделся, рухнул на свою постель и тут же забылся тяжелым сном труженика.
А Лена проплакала в подушку всю ночь. Но на этом неприятности не закончились. Как говорится в народе, «беда не приходит одна». В этот раз она пришла в образе Сарит. Утром, когда Саша уже ушел совершать свой трудовой подвиг, а девочки собирались в школу, Сарит заскочила попросить у Лены немного кофе. Соседка сразу заметила опухшие от слез глаза Лены. Опытным взглядом бывалой женщины она оглядела комнату, увидела две кровати, раздвинутые по разным углам. Заподозрила неладное, заглянула в комнатку девочек, но и там вместо супружеского ложа увидела две детские кровати. Забыв про кофе, Сарит бросилась сообщить кибуцу тревожную новость: у «русских» проблемы!
- Кто?! – с ужасом подумал каждый. «Гарри завел шуры-муры с русской?» - решила его жена Яффа. «Неужели Арье? Теперь он потихоньку бегает от меня?» - вздрогнула Анат. «Женька, сволочь!» - подумала Верунчик. «Амирам!!!» - грустно решили про себя три одинокие женщины Сарит, Дорит и Аяла, поскольку каждая была тайно влюблена в него и надеялась на взаимность.
Неспокойно было и на мужской стороне: - «Неужели этот «русский» кобель после двенадцатичасовой смены еще и заглядывается на наших жен?! Но кто? Яффа? Анат? Сарит? Аяла? Верочка?» - думал каждый.
Холодная стена отчуждения и подозрения возникла между кибуцниками и несчастной «русской» супружеской парой. Каждый их шаг, вздох, взгляд, слово запоминались и анализировались. Вначале Лена очень переживала. Она решила, что женщины осуждают ее за холодное отношение к мужу. Но почему она стала вдруг ловить на себе оценивающие взгляды мужчин, как будто раздевающие ее? Неужели они думают, что она способна предать своего обожаемого Сашу в эту тяжелую для их семьи минуту? Или ей это только так кажется в силу сексуальной неудовлетворенности? Она уже была готова обратиться с этим вопросом к психоаналитику, но нашлось более удачное, а главное, дешевое решение этой проблемы.
Лена пошла убирать трехэтажные виллы в соседнем поселке - пять часов, которые экономные хозяйки оплачивали за уборку своих огромных домов. Пять часов беготни по лестницам с ведром, тряпкой, шваброй, коврами. Пять часов уборки в бешеном темпе, чтобы конкурировать с арабскими уборщицами из соседней деревни. Каждый день недели другой дом, чтобы за пять часов убрать всю недельную грязь! Пять часов в день, шесть раз в неделю – и никаких гормональных бурь и душевных терзаний!
Что же касается Саши, то он вообще ничего не замечал. Работая на заводе, он быстро пришел к выводу, что для достижения наркотического дурмана, пьянящего состояния беззаботности и бесчувственности, совсем не обязательно тратить огромные деньги на марихуану и героин. Двенадцатичасовой рабочий день на бетонном заводе «Блокаль» мог полностью заменить сильный наркотик. Поэтому на второй месяц работы Саша уже с трудом отличал день и ночь, он плохо помнил, какой сегодня день недели, и даже стал забывать месяца года, так как в Израиле всегда стояло бесконечное лето.
Женя и Вера
Женя тоже устроился поначалу на завод, но увидев страшное состояние Саши, решил, пока не поздно, соскочить с наркотической иглы и бросил беспросветную работу на бетонном заводе «Блокаль».
По нескольку дней сидел он в кибуцной столовой, обложившись русскими газетами, и карандашом подчеркивал заманчивые предложения. Потом вдруг исчезал на целый день, чтобы вернуться вечером к Верочке счастливым, вдохновленным и обязательно с букетом роз.
Из первой своей поездки он вернулся с огромным круглым значком на груди и большим красивым пакетом в руках.
- Верунчик, любовь моя, выбирай, какого цвета мерседес мы закажем? – И он выложил перед ошеломленной женой красочные проспекты фирмы «Гербалайф»!
-Сколько? – закричала Вера.
- Около 10 тысяч долларов ежемесячно! И это только в начале! Лидеры «Гербалайф» получают чеки по миллиону долларов, а Марк Хьюз…
- Сколько ты заплатил за эту гадость, спрашиваю я? – заорала Вера.
- Всего лишь девять тысяч шекелей, это начальный взнос, чтобы стать супервайзером. Я снял деньги с нашего счета, как раз вчера зашла сумма на приобретение электротоваров.
Дальше из домика «русских» слышались крики, звон посуды, рыдания.
- Если он тебя бьет, ты не скрывай, мы мигом позвоним в женскую организацию НААМАТ, это тебе не Россия, - утешали Верочку женщины кибуца.
Из следующей поездки Женя вернулся с большим красивым фотоальбомом.
-Птица моя, - ласково обратился он к жене, - выбирай, где ты хочешь провести очередной отпуск: на Мальдивах или в Рио де Жанейро? Мне предрекли большое будущее, я стану топ-моделью, на мне будут демонстрировать свои товары лучшие фирмы, выпускающие мужскую одежду и обувь. Вот снимки с первой моей фотосессии. – Женя протянул Верочке альбом.
-Сколько? – закричала Вера.
- Около тысячи долларов за один выход на подиум! И это только в начале! Раскрученные топ модели получают чеки по миллиону долларов, а…
- Сколько ты заплатил за этот альбом, спрашиваю я? – заорала Вера.
- А, всего лишь две тысячи шекелей, я снял деньги с нашего счета, как раз вчера зашел последний платеж из министерства абсорбции.
Дальше из домика «русских» слышались крики, звон посуды, рыдания.
Из третий поездки Женя вернулся с пустыми руками, но по- прежнему счастливый.
- Моя белая госпожа, - высокопарно обратился он к супруге, - теперь тебе придется научиться правильно везти себя с черной прислугой. Быть демократичной с одной стороны, но с другой - держать дистанцию. Мы с тобой едем в ЮАР на поиски алмазов! Я уже сегодня подписал договор.
- Сколько? – закричала Вера.
- Около 5 тысяч долларов за каждый найденный алмаз средней величины. Но если повезет найти большой алмаз…
- Сколько ты заплатил за договор, спрашиваю я? – заорала Вера.
- Всего тысячу шекелей, осталось только купить билеты на самолет и оплатить первые дни проживания в отеле…
Дальше из домика «русских» слышались крики, звон посуды, рыдания. Кибуцники вызвали полицию. Женя провел в полицейском участке несколько дней и подписал договор, что ближе, чем на пять метров к супруге не приблизится.
Женя вернулся домой тихий и грустный. Он больше не читал газет с карандашом в руках и никуда не ездил.
На целый день уходил он в соседний поселок в поисках черной работы и каждый вечер, молча, отдавал жене 150 тяжело заработанных шекелей.
Верочке удалось устроиться в гостиницу, куда только что привезли из Эфиопии темнокожих евреев. Неизвестно, чувствовала ли она себя белой госпожой, убирая за ними мусор и отмывая грязь в унитазах, но зарплата стабильно заходила на их совместный с Женей счет.
Два месяца все было чинно и благородно. За наличные деньги, которые приносил Женя, Верочка купила кое-что из одежды, обуви и посуды. Ведь людям, приехавшим в другую страну с двумя чемоданами, столько надо приобрести. Деньги с банковского счета она не снимала. Копила, чтобы расплатиться с кибуцем. И вот день расплаты настал… Утром веселая Верочка уехала в банк за деньгами, а уже днем кибуцники услышали из их домика крики, звон посуды и рыдания…
Банковский счет оказался пустым! Ежедневно Женя снимал со счета по двести шекелей.
- Ты отдавал мне только сто пятьдесят, где оставшиеся пятьдесят шекелей? – вопила обезумевшая «белая госпожа».
- На них я пил пиво и обедал, надо же мне было что-то делать весь день, - оправдывался Женя.
Новый виток напряженности
После того как Гарри перевел кибуц на йоговское питание, «русские семьи» стали получать продукты сухим пайком. В назначенный день, в назначенный час подошли Лена и Вера к продуктовому складу возле столовой и покорно сели на скамейку в ожидании Гарри. К этому времени они уже хорошо знали слова «совланут» и «леат-леат», а также народную поговорку, что израильтянин не опаздывает только тогда, когда не приходит совсем.
Чтобы скоротать время, подружки завели профессиональный разговор, обсуждая проблемы на работе.
- Моя хозяйка требует, чтобы я хлорку выливала на ершик, а потом терла им унитаз. Говорит, так экономнее, – начала Лена.
- Что за бред?! - Живо откликнулась Верочка. - Я лью хлор прямо в унитаз, а потом тру щеткой.
- Вот-вот, бред, ты правильно заметила. Она, вообще, сложный человек. Недавно протянула в спальню шланг, поливает из него пол и стены, а меня заставляет сгребать воду в специальную дырку в полу.
- Дикари! Они здесь все дикари! А помнишь, как она спрашивала тебя, есть ли у тебя высшее образование? Видите ли, у них все работники с высшим образованием, и посудомойка в их частном кафе, и рабочие в их гараже, а теперь вот и уборщица!
- А сама-то, сама! – подхватила Лена. - Села в свой мерседес за покупками ехать, штаны на коленках вытянуты, майка мятая, а на ногах, не поверишь, – шлепанцы! О прическе и макияже вообще молчу. А у нас, в совхозе «Октябрьский» на Камчатке женщины в магазин не выходили без того, чтобы губки не подкрасить. Да что там губки, на каблучках по досточкам бежали в весеннюю слякоть. А тут в шлепках на мерседесе!
- Дикари, все они здесь дикари. У меня тоже на работе весело. Вчера одну эфиопку ловили. У них традиция такая во время месячных из дома уходить, типа грязная она. Ну и убежала женщина, еще младенца своего прихватила, чтобы грудью кормить. Спряталась в зарослях между улицей Герцль и проспектом Бен-Гуриона. Еле нашли!
- Ну, а что они, вообще, за люди – эти эфиопы? – с любопытством спросила Лена.
- Да так, люди, как люди. Иврит учить не хотят. Ульпан прогуливают. В общем, нормальные люди, сидят целыми днями на полу, кофе пьют... Меня угощали, очень крепкий кофе и еда вся очень острая.
- А мне хозяйка говорит: «Делай перерыв, пей кофе, бери из холодильника и с полочек все, что хочешь». Ну, я и взяла недавно печенье к кофейку. Чувствую, странные они такие на вкус. Пригляделась к пакету, а это собачий корм. Представь!
- Это я как раз легко представляю. Я вот только не могу понять, куда это Гарри сегодня делся! Уже сорок минут его ждем. Ведь договаривались, один час в неделю без медитаций и релаксации. Где его носит, черт возьми!
И, окончательно потеряв свой «савланут», проголодавшиеся подруги пошли на поиски «кормильца».
Кибуц жил своей обычной жизнью. Амирам подстригал розы. Бени с несколькими последователями, скрутившись в позе лотоса, пребывали в глубокой нирване. Анат и Арье любовно ворковали друг с другом, примостившись на бортике песочницы, где играла их дочка. Все три «груши», Сарит, Дорит и Аяла, сидели прямо на асфальтовой дорожке и пили кофе. Все были на своих местах, и никто не видел Гарри. Правда, Амирам с загадочной улыбкой высказал предположение, что председатель кибуца скорее всего у себя дома.
Набравшись смелости, пошли в гости к Гарри. На стук в дверь никто не откликнулся, но она была, естественно, не заперта. Из дома доносились какие-то странные звуки. Голодные женщины, набравшись наглости, зашли без приглашения…
Гарри лежал на кровати, лицо его выражало вселенское счастье, но эта была не медитация. Гарри напряженно следил за происходящим в глубине комнаты. Там, на тумбочке, бережно накрытый сверху красным знаменем, стоял телевизор. На экране двигались колонны радостных людей. Развивались красные флаги. «Мир, труд, май!» - захлебывался от счастья комментатор.
- Да сегодня же Первое Мая! – воскликнула Лена. - А мы и забыли совсем.
- Вот он, - Верочка гневно указала на лежащего Гарри. – Полюбуйся, истинный большевик. Твои голодные дети сейчас вернутся из школы, наши измученные непосильным трудом мужья придут с работы, а кормить их нечем! Потому что этот коммунист лежит себе и смотрит демонстрацию.
- А ты знаешь о преступлениях большевиков? – обратилась Вера к лежащему председателю кибуца. Вера считала себя политически очень подкованной женщиной. В перерыве между первым и вторым замужеством, проживая с родителями в хмуром Ленинграде, без работы и без каких-либо определенных перспектив на будущее, она целыми днями читала разоблачающую советскую власть литературу и смотрела соответствующие передачи по телевизору. Ей давно хотелось поделиться своими знаниями, и тут настал подходящий момент. Перекрикивая телевизионного комментатора, на своем слабеньком иврите, употребляя глаголы в инфинитиве и начисто игнорируя предлоги, Вера произносила свою пламенную речь перед ошеломленными Леной и Гарри. Она говорила эмоционально, подражая ораторам, выступавшим на митингах во время Перестройки. Когда не хватало слов, Вера помогала себе мимикой и жестами. Она хотела открыть Гарри глаза на истинный облик коммунизма. И, действительно, после каждой фразы глаза Гарри все больше и больше расширялись от ужаса. «Прозревает», - решила Вера и еще поддала жару своим речам.
На шум сбежались «груши».
- Ма кара, ма кара (что случилось)? – закудахтали они.
- «Русские», - Гарри указал на Веру и Лену, - хотят захватить власть в кибуце! Они угрожали мне!
- Опять началось! – закричали наперебой Сарит и Дорит. – Хватит, натерпелись. Надо их было выгнать сразу же после новогодней выходки. Все ты, Аяла! Ты защищала их и взяла на поруки! Полюбуйся, теперь.
Аяла молчала. Она, действительно, пожалела русские семьи после новогоднего скандала и поручилась за них.
Поездка к врачу
Женя прогуливался по кибуцу уже третий час. Прошел столовую, детский сад, «рощу груш», домик правления, стоянку кибуцных машин, потом опять столовую и все далее по кругу. Он тщетно придумывал причину, которая помогла бы ему улизнуть от Верочки в Тверию и немного развеяться.
Верочка устроила «генеральную» уборку, вымещая всю свою злость на несчастных подушках, матрасе, швабре и щетках. Кибуцную столовую украшали к празднику Шавуот. Нет, решительно некуда было деться сегодня неприкаянному Жене, чтобы скоротать нудные, тягучие вечерние часы. От безделья он даже стал присматривать дерево, на которое привяжет веревку и все, конец! Плачущая Вера, скорбное лицо Гарри, понурые фигуры кибуцников. Хорошо бы, чтобы об этом узнала и та сволочь из Сохнута…
От этих грустных мыслей стало немного веселее. Женя перевел взгляд от толстой ветки на дорожку, по которой в его фантазиях должна бежать обезумевшая от горя Верочка, но увидел Лену. Лицо у Лены было грустное, несчастное, в глазах стояли слезы. Жене даже на миг показалось, что тело его уже висит на дереве, и он наблюдает за Леной с небес. Вот сейчас она закричит и без сил упадет на землю. Лена, действительно, вскрикнула и тяжело села на камень.
- Нога… столик упал, когда я убирала виллу. Точнее, столешница, гранитная, она не была прикреплена, я столик подняла, а она упала и прямо на ногу… - И только тут Женя увидел, что одна нога у Лены распухшая, сине- красная, огромная, и к ступне, которая не поместилась бы теперь ни в один ботинок, трогательно привязана веревочкой картонка.
План созрел мгновенно.
- К врачу, срочно к врачу в Тверию! – Из несчастного, прибитого жизнью скитальца Женя вмиг превратился в сгусток энергии. – Я возьму у Гарри кибуцную машину, по такому случаю он даст, и повезу тебя в травмопункт!
Женя побежал искать Гарри, весело напевая: «Увезу тебя в травмпункт я, увезу к седым пескам…. Мы поедем, мы помчимся на машине, на кибуцной…».
А Лена поплелась домой, посмотреть, вернулись ли из школы дети.
Марина, старшая, как всегда сидела в кресле и читала книгу, а Вика носилась возле дома на велосипеде. Саша спал перед ночной сменой. Лена стала будить его и просить присмотреть за Викой. За Марину она в данной ситуации не беспокоилась. Девочка полностью ушла от действительности в мир книг, и вряд ли поднимется со своего кресла до ночи. А вот Вика, напротив, в последнее время стала совсем неуправляемой. Саша с трудом открыл один глаз, посоветовал ей забрать своих детей с собой, напомнил про зарплату и еще добавил что-то неразборчиво. То есть Лена, к сожалению, разобрала, но решила, что это было неразборчиво, со сна, и ей это послышалось. Но в травмопункт ехать сразу расхотелось, лучше она останется здесь, с Викой. А нога… Что ж, Саша потом раскается, и дочки всплакнут. Даже не оторвались от своих дел, не подошли к больной матери. Хорошо, чтобы об этом узнала и та сволочь из Сохнута…
От грустных мыслей ее оторвал настойчивый автомобильный гудок.
Опытный Женя предусмотрел эту ситуацию. Он лихо подкатил к домику Лены на кибуцной машине вместе с Верочкой. Узнав о таком несчастье, Вера сменила гнев на милость, сразу же согласилась присмотреть за детьми, накормить их ужином и даже пыталась переодеть Лену из рабочей одежды во что-то соответствующее предстоящей поездке в город. Но старые, потертые штаны Лены никак не хотели слезать с распухшей ноги, а разрезать их Лена категорически отказалась. Вера аккуратно подвернула штанину, закатала ее до колена, привязала потуже картонку к ступне и, тяжело вздохнув, отпустила мужа с подругой в Тверию.
Не успели они выехать за территорию кибуца, как Женя стал жаловаться на сексуальную холодность Верочки, на ее постоянные попреки и свое бесконечное одиночество.
- А ведь это она, стерва, притащила меня в Израиль! Променять Питер на этот убогий кибуц! Дурак, какой я дурак! Белые ночи, влюбленные пары на набережной Невы, толпы туристов! А работа у меня была, можно сказать, романтическая: я по ночам хлеб развозил по магазинам и всякую там свежую выпечку. И вот представь, еду я по Питеру, мосты развели, народ возбужденный, магазины закрыты…. А у меня в машине, кроме мучного, всегда было несколько ящиков водки на продажу! Понимаешь?! Да ничего ты не понимаешь! Я за одну белую ночь столько имел, сколько ты за год в своем совхозе на Камчатке не получала! Да слышал я про твои ранние помидоры! Но все это фигня, уж поверь мне. Пачки, пачки денег. Руки уставали их считать! И вот на нашей тусовке появилась она, загадочная иностранка, Верочка, только что из Туниса! Сколько в ней было заграничного шарма! И я влюбился, как дурак. Как мальчишка! На беду, она ответила взаимностью, я приглянулся ей пятой графой! И вот я здесь! А сколько раз я спрашивал ее: «Верочка, скажи правду, Израиль – это Европа?» «Европа, Женечка, Европа», - отвечала эта иностранка и игриво ласкала меня. А где теперь эта игривость, где эти ласки? Так я тебе отвечу, Лена, отвечу честно, там же, где и эта Европа… А я вот смотрю на тебя, Лена, и восхищаюсь. И муж у тебя ухоженный, и дети воспитанные, еще и работать умудряешься, и как тяжело работаешь! Да ты, Лена, просто цены себе не знаешь, ты такая…такая… да, ты просто трехжильная!
И Женька аккуратно притормозил перед травмопунктом, до которого они уже успели доехать.
- Иди, Леночка, иди. Осторожно ступай, береги ногу. А я по магазинам прошвырнусь и часа через два заеду за тобой.
Как только Лена захлопнула дверцу машины, Женька ударил «по газам» и, напевая: «На машине на кибуцной…», скрылся за поворотом.
«Шалом, ма нишма(Как дела) ?! – радостно бросилась к Лене девушка-секретарша. Посмотрев на распухшую ногу, покачала головой: «Русья, Чернобыль…» и протянула Лене номерок в очередь к ортопеду. Лена нашла свободный стул и села. Народу было много, но больные все продолжали и продолжали поступать. Кто хромал на костылях, кого вкатывали на кресле-каталке, а некоторых даже вносили на носилках. И для всех у девушки-секретаря было готово радостное приветствие: «Шалом, ма нишма?» - как будто встречала она не больных в травмопункте, а дорогих гостей на вечеринке.
Наконец-то подошла очередь Лены. Врач, строгий пожилой мужчина, внимательно выслушал рассказ Лены, поправляя неправильно произнесенные на иврите слова, заставляя употреблять глаголы в прошедшем времени, а не в инфинитиве и правильно пользоваться предлогами: «Стол не падать, а упал. Не в ногу, а на ногу», - терпеливо объяснял он пациентке. Потом, заставив Лену еще раз повторить весь рассказ, но уже без лингвистических ошибок, поставил диагноз:
- Это перелом, несомненно, перелом. Кость сломалась! – И, подумав, что, возможно, Лена не знает этих ивритских слов, схватил со стола карандаш и с треском разломал его пополам:
- Теперь поняла? - Он поднес к лицу Лены острые обломки карандаша, радуясь своей находчивости. – Теперь ты будешь знать два новых слова: «перелом» и «кость». А сейчас иди на рентген. Уверен, что это перелом. Но по правилам больничной кассы должен предоставить тебе полное обслуживание.
Через час Лена протянула врачу рентгеновские снимки. Доктор уверенно взял их, посмотрел на свет и вдруг закричал по-русски:
- Блин, кость цела! Да как же так? Ведь по всем признакам, это перелом!
- Вы говорите по-русски? – удивилась Лена. - Тогда зачем вы заставляли меня все рассказывать на иврите?
- Для тебя же старался. Ты должна использовать любую возможность, чтобы практиковаться в языке. Иначе ты его никогда не выучишь. Никогда! А сейчас ступай домой и приложи к ноге что-нибудь холодное. Надо же, кость цела!
Доктор швырнул Лене рентгеновские снимки, как будто она была виновата в неправильном диагнозе.
Через полчаса появился разрумянившийся и веселый Женька. Ему хотелось еще оттянуть момент встречи с Верочкой, и план у него был уже готов!
- Тебе фатально не везет, - Женя с трудом изобразил скорбное выражение лица. - Я хочу помочь тебе. Мы сейчас поедем в Капернаум, там в Церкви Двенадцати Апостолов ты поставишь свечку. Ничем не рискуем, но я уверен, поможет.
Переубеждать Женю уже не было сил. Поехали в Капернаум. По дороге Женя опять жаловался на сексуальную холодность Верочки, но ничего нового для себя Лена уже не узнала. На комплементе «ты – трехжильная…» Женя притормозил на стоянке недалеко от церкви.
- Ты посиди здесь, - он указал Лене на пыльную скамеечку. – А я сбегаю, посмотрю, открыт ли храм, в крайнем случае, разыщу батюшку, попрошу у него ключ, по такому случаю он даст…
Женька убежал, а Лена положила распухшую ногу на скамейку и стала с ужасом разглядывать ее. Вид у ноги был страшный, да и сама ноющая боль превратилась в острую, почти нестерпимую. Нога настолько распухла, что старая штанина начала расходиться по шву. Картонка, привязанная к ступне, почти стерлась и была сейчас на размер меньше распухшей ноги.
Она отвязала картонку и положила рядом с собой. От веревок на ступне остались красные рубцы. «Пусть нога отдохнет. Она такая страшная. Да и я, наверное, жутко выгляжу. Вот бы посмотреть в зеркало»… - подумала Лена. Она вдруг вспомнила, что не умывалась и не расчесывалась после работы, а также ничего не ела и не пила. Потом махнула рукой на эти мелочи. Все равно вокруг никого нет, какая разница, как она выглядит.
Но Лена ошиблась. На стоянку заехал шикарный автобус. Из него вышли иностранные туристы и чинно пошли по направлению к церкви. Увидев Лену, они начали возбужденно переговариваться между собой, полезли за кошельками, и тут, к ужасу Лены, на картонку начали сыпаться доллары.
- Не надо, не надо, я не нищая! - Закричала Лена на русском, потом на иврите, а потом просто заплакала. Но туристы поняли слова Лены неправильно. Они стали гладить Лену по голове, перекрестили ее, а одна верующая даже крепко расцеловала в обе щеки, три раза по христианскому обычаю.
Дальше Лена уже ничего не помнила. Она очнулась в своем кибуцном домике. Вера заботливо положила лед к ноге и холодную повязку на лоб. Саша уже был на работе, девочки спали, но обиднее всего было то, что об этом не узнала та сволочь … из Сохнута.
Собрание
Вера стояла на автобусной остановке и обдумывала ситуацию: мужа надо было срочно менять – это ясно. И страну тоже желательно поменять, даже не страну, а регион. Надо брать значительно севернее, подальше от Африки.
- Можно вам задать один вопрос? – неожиданно обратились к Вере две стоявшие рядом женщины. – Вы верите в Бога живого? Верите, что Создатель желает своей пастве только благо?
- Ну, допустим….
- Тогда мы приглашаем вас на наше собрание «Евреи, верующие в Христа». В этот шабат будет особая молитва, к нам приезжают братья по вере из Финляндии.
Что ж, Финляндия, это совсем не плохо. И Верочка тут же стала решать организационные вопросы. Ее, Лену и девочек (это, чтобы не вызвать преждевременных подозрений у ревнивого Женьки) заберут прямо из кибуца на микроавтобусе «братьев по вере». А вечером вернут назад.
Лену долго уговаривать не пришлось. Она уже почти вылечила ногу и практически не хромала. Но все равно очередной шабат не предвещал никакой радости. Саша весь день будет спать перед ночной сменой, а она с девочками часами гулять по кибуцу от одной загородки с колючей проволокой до другой, разглядывая бедуинских коров, пасущихся на каменистых склонах.
Таким образом, неожиданно для себя, Вера и Лена с дочками оказались среди евреев, верующих в Христа.
Девочек забрали на детские занятия, Верочка сразу куда-то упорхнула, а Лена зашла в большой зал, полный верующих. Она с облегчением отметила, что люди вокруг приятные, доброжелательные, празднично одетые. На сцене стояли электроорган и две гитары.
- Прославление! - Закричал кто-то.
И тут же на сцену выскочили двое молодых парней. Они ударили по струнам и бодро запели. Через мгновение к ним присоединилась красивая девушка. Она играла на электрооргане. Зрители стали раскачиваться в такт и поднимать к небу руки. Все это больше было похоже на дискотеку в школе, где училась Лена, чем на богослужение.
После Прославления по рядам пустили пластиковое ведерко для сбора пожертвований. Несколько человек по очереди рассказывали, какие чудесные изменения произошли в их жизни после того, как они стали отдавать десятину.
Наконец, появились братья по вере из Финляндии. Как объяснил пастырь, на них недавно снизошла божественная сила, и теперь они ездят по свету, исцеляют больных и помогают страждущим.
Из зала вышли желающие исцелиться. Братья возлагали им на плечи руки, шептали молитву, и люди падали на спину, как подкошенные. Видимо, такое исцеление было здесь не в новинку, так как падающих подхватывали и осторожно укладывали на пол.
Неожиданно и Лена оказалась перед братьями. Один из них положил ей руки на плечи. Руки были горячие, и от них, действительно, исходила какая-то положительная энергия. Лена зажмурилась. Руки слегка подтолкнули ее назад, но она не упала. «Молись, сестра, молись!» - Кричал ей кто-то так, как когда-то в роддоме кричала акушерка: «Тужься, милая, тужься». Лена молилась изо всех сил. Но тогда после потуг раздался детский крик, а сейчас ничего не произошло. Она так и не упала в заботливо расставленные сзади руки. Просто отошла от братьев и вышла на улицу.
Во дворе был уже накрыт стол с легким угощением: нарезанные на четыре части питы, хумус, соленые огурцы и оливки. Стояли кувшины с холодной сладкой водой, а на соседнем столике дымился электросамовар, окруженный вазочками с пакетиками чая, сахара и кофе.
К Лене подбежала младшая дочка Вика.
- Мама, смотри, нас учили рисовать голубя!
Голубь в изображении Вики был очень похож на цыпленка из кибуцного курятника, такой же длинноногий и несуразный.
Тут же к ним подскочила Верочка:
- Я тут смотрела комнаты для обездоленных, - радостно сообщила она. - Найду там для себя временное пристанище, если нас все-таки выпрут из кибуца за долги. А Женька пусть катится на все четыре стороны. Ну, а ты как? Вижу, что тоже развеялась немного! Ой, какая курочка-ряба, - Верочка похвалила Вику. - Рисуй, рисуй, детка, вырастешь, художницей станешь!
И Верочка снова куда-то ускакала.
Старшая дочь Марина к столу даже не подошла. Она сидела в тени оливкового дерева и увлеченно читала Библию.
Лена выпила немного воды и снова зашла в зал. Во втором отделении продолжалась проповедь пастыря.
Говорил пастырь на английском, а красивая девушка-пианистка синхронно переводила проповедь на русский. Лена с интересом слушала. Пастырь обрисовывал Всевышнего в образе доброго председателя профсоюза, раздающего нуждающимся по их просьбам: кому здоровье, кому материальный достаток, кому детей. Раздавал щедро, но только членам своего профсоюза, и только тем, кто регулярно платит взносы.
Напоследок помолились еще раз и разошлись по машинам.
Вера и девочки тут же заснули. А Лена смотрела в окно.
Вот они проезжают реку Иордан. К святому месту идет группа желающих креститься. Впереди идет пастырь. За ним верующие, у каждого в руках только что купленная белая крестильная рубашка.
Чуть дальше к могиле праведника Рамбам'а поднимается группа мужчин в черных сюртуках и черных шляпах.
По озеру Кинерет плывут несколько кораблей с паломниками. Паломники сидят на палубе. Поют псалмы, поднимают глаза к небесам и изредка подглядывают в листочки с текстом.
А по улицам Тверии уже спешат в синагогу верующие евреи. У мужчин в руках аккуратно сложенный талес и книга священных писаний. Женщины одеты в нарядные шабатние платья. Скоро начнется вечерняя молитва.
Мимо проносятся туристические автобусы. Они спешат к вечерне в Церковь Двенадцати Апостолов и в Церковь Нагорной проповеди.
Напряженный будет сегодня вечер в небесной канцелярии. Много просьб и молитв вознесутся к небу.
***
В кибуц вернулись затемно. Лена взяла спящую Вику на руки, осторожно разбудила Марину и повела полусонную девочку к их временному жилищу. В окне горел свет, и это было странно, потому что Саша давно должен был быть на работе.
Саша вышел им навстречу. Спокойный, добродушный, уверенный в себе.
- Я ушел с этого жуткого завода. Мы переедем в Хайфу, пойдем на курсы, найдем нормальную работу. Девочки будут учиться в городской школе. Все устроится…
-----------------------------
фото - Борис Аарон