В апреле 2005 года в звукосвет молодой, но уже матерый зэк Муха проснулся и крякнул:

- Аб-бал-деть!..

Ему приснился удивительный сон - амнистия! На воле в пивной он отчитывается за годы, прошедшие за решёткой.

- Я - мужик! - объясняет Муха друзьям. - Я видел жизнь!..

И внимают ему приятели, и подливают они ему водочки в посудину, и тянут они к нему руки поочередно, чтобы хотя бы на миг прикоснуться к великомученику, принявшему крест…

- Муха - герой!.. Муха не сотрудничал с администрацией колонии!.. Честь ему и хвала!..

В действительности же было хуже…
В помещении старой сырой казармы, где он находился, под потолком на полке, небрежно сколоченной из серых плохо оструганных, пахнущих плесенью досок, надрывался телевизор времен развитого социализма. Шла передача об амнистии, посвященной шестидесятилетию победы советского народа в Великой Отечественной войне. Со второго 
яруса коек Мухе хорошо было видно оратора – баламута из Государственной Думы, которого осужденные любили за «правду-матушку» о России больше, чем Петросяна и Задорного вместе взятых. Теледебаты этого политика запоминались надолго. Его афоризмами зэки поносили администрацию лагеря и друг друга во время разборок.

Динамик хрипел, хрустел и кашлял – речь об амнистии временами казалась нечленораздельной. Муха смачно выругался, прислушиваясь к перечислению статей, подлежащих освобождению. Но тщетно - одышка астматика уже несколько лет тиранила избитый со всех сторон ящик. Осужденный быстро скатился со шконки на пол, и, на ходу застегивая черные зэковские брюки, помчался ближе к экрану. До белизны затертые на ягодицах места светились, подпрыгивая в такт стремительному полету Мухи…

- Говорила мне мама - учись, а я её не слушал, - цинично заметил охмуренный зэк.

Слишком мудрено рассказывал диктор. Собрав свою волю в кулак, Муха подложил его под нижнюю челюсть, как Мыслитель и, сидя на табуретке, начал сверлить глазами землю, стараясь осмыслить те малые крохи информации, полученные извне.

- Сто пятая, сто одиннадцатая, сто восемнадцатая - пополам?.. И домой!.. Неужели это правда?..

Нужную ему сто пятьдесят восьмую статью зэк не услышал. От скорого переутомления мозги у
Мухи вспотели и замкнули накоротко. Яркая вспышка безумия его ослепила: голова закружилась, горькая изжога ударила в нос карамельной брагой.

- Это тепловой удар!.. – догадался зэк, отрыгнул, очнулся и сделал вывод. - Надо поменьше думать… Череп - он уже наверняка в курсе всех событий… Он и растолкует мне: что и почем…

Его друг носился по коридору взад и вперед, догоняя и даже перегоняя собственные фантазии…

- Ты про амнистию слышал? - спросил Муха.

Тот остановился, как вкопанный…

- Всех тяжелостатейников выпускают на волю!..
- Ты чего это, Муха?.. С ума, что ли, спятил?

Глаза в орбитах у Черепа ворочались со скрипом, источая сомнение.

- Душегубов освобождают!..
- Не может быть!.. А нас?

Теперь уже Муха кипел и радовался тому, что оказался информативней:

- Ты ещё ничего не знаешь?.. Балда!

На лысине у Черепа неистово заиграли желваки и мышцы. Уши, как бицепсы, оттопырились, шевельнулись от гнева, - он туго соображал: почему грубит ему Муха.
- Этот фуфлыжник из Государственной Думы шерстил, как сорока, цитируя президента…
- Заткнись!.. - оборвал его Череп.
Но тот слюнявил дальше, орошая приятеля:

- Неужели домой?.. А, Череп? - изрисованный с ног и до головы наколками, он нетерпеливо отплясывал около молчаливой глыбы – товарища по казарме, одухотворенного раздумьем. – Дождались!.. Дождались… Я же говорю тебе, что все тяжелостатейники выходят на волю, но… после нас - в России плохая рождаемость, а мы её повысим. Как ты на это смотришь?..

Муха нежно заглядывал собеседнику в лицо, надеясь на его скорые конструктивные соображения. Но Череп не торопился с ответом. Он заторможено водил глазами вокруг и не находил опору для новой мысли – для того толчка, который бы «…сдвинул землю с места», мельтешивший перед ним приятель мешал сосредоточиться на самом главном: на воле у Черепа не было дома, он думал: как дальше жить. Морщины на лице разгладились, кожа на нём надулась, словно воздушный шар, лысина стала красной. Первые горячие капельки пота медленно покатились с неё на одежду. Так через закрашенное суриком стекло просачивается ночами из бани грязный свет. Доходило до Черепа долго и вдруг осенило...

- Знаю... Амнистия!.. Наконец-то… Я не даром на Путина поставил четыре пачки фильтровых сигарет!.. А ты по какому каналу видел? – выпалил он, выпуская на время жар из раскалённого тела.
- По НТВ.
- Надо было по первому, - его суровое лицо округлилось вторично:
- Балбес!.. - нравоучительно отметил он Мухе. - Это же канал барыг и политиков! Простому российскому человеку их не понять - евреи!.. Говорят, что они из бункера новости чешут... А где этот бункер?..
- Не знаю…
- Никто не знает!.. Даже КГБ... Путин хотел их, было, закрыть, да руки коротки - не взять за жабры…
- Ты думаешь, что по Первому больше скажут?..
- Конечно не больше, но внятнее… Вон с «Добрым утром», например… Сразу их видно, кто есть кто… Это дети великих артистов заколачивают деньжищи… Отсидели полтора – два часа за столиками, опохмелились, попили чайку на халяву, кофе там, соку всякого: «Наш сад», например, - «бабки» в карман и домой… И, самое главное, они не умничают, как те на НТВ… Простые, как мы…
- Айда-ка в клуб… - предложил Муха.

Недавно «новые русские» провели на зоне спартакиаду, патронируя бывших спортсменов, стоявших на страже их бизнеса несколько лет назад. Один из богатырей, осужденный на двадцать четыре года за поджог шашлычной, где «…задохнулись чурки-лаврушники, мешающие России жить в полную меру», выиграл широкоформатный телевизор «Samsung», который по воле администрации лагеря сегодня находился в помещении для воспитательной работы - в так называемом клубе «Весёлый триколор», куда отправились Муха и Череп за свежими новостями. Туда же спешили другие люди - зона уже кишела домыслами по поводу предстоящей амнистии. Разномастная орава, толкаясь, мчалась по коридору, и каждый в ней разговаривал сам с собою и одновременно со всеми, освобождая душу для позитива. Люди шутили и зубоскалили, не внимая друг другу, иные серчали, предполагая подвохи со стороны, искали поводы для ссор.

В клубе две с половиной тысячи осужденных должны были прилежно разместиться на тридцати лавках длиною полтора метра. Классическая пропорция ФСИН России. Судорожно протирая скамейки штанами, зэки не остывая, продолжали неистово спорить о предстоящей амнистии. Душа рвалась навстречу теле- радиоволне из Москвы - наверх, а тело тянуло на пятую точку - на задницу, и, устремленная в будущее, голова не контролировала тело. Прицельное попадание ягодиц на нужную лавку случалось все реже и реже.

Перегоняя друг друга, шипели программы… Шла реклама: памперсы, таблетки, дезодоранты. Черно-белый автоматчик со знаменем штурмовал рейхстаг - документальная хроника: «Мы помним!..», дирол с ксилитом и карбонитом, колготки и снова памперсы… Кто-то, захвативший первым пульт управления телевизором, начал яростно переключать каналы. Еще долго набежавшие отовсюду в комнату зэки не могли разобраться в том, что они смотрят. Спорили о предстоящей амнистии до хрипоты, доходило до драк. Самые ретивые забияки выясняли отношения один на один, не дожидаясь
окончания рекламы. И вот, наконец, забурлила музыка перед новостями Первого канала.

Череп с уже непереносимым напряжением следил, как молодой, еще не сидевший, тележурналист из Москвы готовился огласить приговор Госдумы. В ушах стучала кровь. Слова с экрана осужденный не слышал, а угадывал, впитывая глазами диктора. Тот умышленно затягивал время, чтобы взвинтить страдающую от нетерпения публику. Словно «ни о чем», рассказывал о массовой драке в парламенте при подписании документов по амнистии. Мимо! Сегодня это не пройдет… Даже Чубайс, задумай он покаяться в это время за все свои грехи, не заслужил бы мелких жидких аплодисментов. И, словно чувствуя напряженность всего российского пространства (кто это говорил, что звери в лесах начали поститься?), диктор даже свой голос изменил под Левитана:

- Сегодня в пятнадцать часов по общероссийскому времени на одиннадцатом году жизни Российской Федерации после долгих и продолжительных дебатов в кремлевском Дворце Съездов в Георгиевском зале подписан политический документ исторической важности о всеобщей майской амнистии, посвященной шестидесятилетию победы советского народа в Великой Отечественной войне. Подлежат амнистии все заключенные России, получившие срок до 1 мая 2005 года, независимо от мест отбывания наказания. Таким образом, правительства всех стран обязаны отпустить россиян, солидарно с руководством РФ. Статьи 105, 111-116 сокращаются наполовину. Отбывшие половину срока тяжелостатейники, подлежат немедленному освобождению. Начисленные им иски граждане могут погасить любой иностранной валютой из расчета 1:1. Статья 158 отменяется и изымается из УК. Освобождающиеся из мест заключения люди немедленно восстанавливаются в гражданских правах.

В комнате стояла гробовая тишина. Мутные глаза осужденных тупо смотрели мимо телевизора и сквозь него - в стену. Кто-то тонко и протяжно завыл. В унисон ему замычали другие, а когда раздался залихватский свист с призывом заткнуться немедленно, чей-то липкий затылок бойко шмякнулся на пол. Завороженная толпа утихла.

- Отмененные статьи 158 - 159 подлежат изъятию из уголовного кодекса РФ. Граждане сами обязаны защищать свою собственность, либо по договоренности с администрацией субъектов Федерации организовывать собственные суды. Единоличный самосуд запрещен Минздравом РФ.

- Не подлежат амнистии мэры, губернаторы и все бизнесмены. Дачи, коттеджи, садовые домики (более трех) подлежат перерегистрации в местных органах самоуправления с обязательными документами по идентификационному номеру…

Далее диктор начал нести что-то малопонятное о невыплаченных налогах при продаже российской нефти, газа и леса. Его речь запестрела юридическими и бухгалтерскими оборотами…

- Ура-а-а Путину! - тонким фальцетом заверещал худой янычар, стоявший у телевизора.
- Ура-а-а!.. - подхватила толпа и забилась в истерике. Резко выхлопнул в сторону улицы и порвался в клочья полиэтиленовый мешок, заменявший в казарме разбитые стекла.
- А-га-га…а… - звуковая волна, как при взрыве, сотрясала стекла окрестных пятиэтажек, кольцом окружавших зону строгого режима.
- Молодец, Путин! Прижучил гадов!.. - восторженно-одобрительные отклики страдающего народа рвали небо, тяжелые тучи рассеялись, и озоновая дыра разверзлась над городом.
- Воруют - пускай и другим официально разрешат! - ликовало все население колонии. Это было самое разумное за последние годы решение правительства России.
- Ура Путину… Ура Жириновскому!.. - гремело из окон зоны.

В здании администрации неистово молились, каялись в житейских грехах и просили защиты у бога. Зарывали немногие ценности в землю, ругались, торопили к отъезду детей и жен. Каждому офицеру колонии хотелось быстрее исчезнуть из города. С ужасом ожидали реванша все, когда-либо носившие погоны… Сломленный этой внезапной радостью тихо отъехал Череп…




2. Ворота в рай

 

Сломленный внезапной радостью, отъехал Череп.
Стоявшие рядом с ним стеною, зэки отодвинулись, пропуская на пол обмякшее тело друга. Первый закон тюрьмы - не мешай! И последнее, что увидел он, взлетая над миром, это было беснующееся муторно-вишневое пространство над зоной. Кровавые завихрения эфира уносили астральное тело мученика в озоновую дыру космоса на суд божий. Робкие горожане выглядывали в разбитые окна своих квартир, провожая глазами в небо это бешеное торнадо, не понимая происходящего.

У небесных ворот его встретил древний старик в белом.

- Здравствуйте, Виктор Антонович! - шагнул он ему навстречу.

Череп изумленно рассматривал деда: поп он или не поп?.. Врач он или не врач?.. А может быть, это дурка?..

- Куда я попал?
- Виктор Антонович! - заговорил с ним старик. - Я обращаюсь к вам повторно. Я - Святой Петр! Вы уже позабыли свое имя?..

Видя его недоумение, он объяснил:

- Вы прибыли по новому сроку на небеса… - и, достав белоснежный пергамент, добавил: - Сейчас я вас заточкую, а потом будет дружественный шмон небесной администрации.

Череп съежился и неуверенно отступил на полшага назад.

- Тебе понравится, не кони… - старик уже разговаривал по-свойски. - Шмон - это положено… Это не на Земле. У тебя ничего не отнимут…

Он хохотнул. Только тут Череп сообразил, что стоит совершенно голый - в чем мать родила…

- Шмонать тебя будут не для того, чтобы что-то забрать… - старик опять хохотнул. - Было бы что забрать, я и сам бы тебя обшмонал. Шмонают для того, чтобы ты быстрее пришел в себя, оклемался, очухался. Феску дадут, тапочки. Форму ни разу не стиранную - новье!.. Ложку, кружку, миску и сумку для конфет… Ты не стесняйся…

В этот момент раздался суровый голос Бога. Белое кучерявое облако, висевшее над ними, приняло черты человеческого лица, и у Черепа исчезли последние сомнения по поводу существования инстанции, в которую неоднократно посылали молитвы люди, не знающие уголовно-процессуального права, незаслуженно обиженные законом.

- Святой Пётр, - начал торжественно Бог разнос, – ко мне обратился с молитвой мой помазанник из России, как её там по-божески?
- Раша, - подсказал Святой Пётр. – Последний оплот православия на Земле, сотворённой вами, о Боже.
- Правильно, Рашша!.. Он говорил со мною по поводу некоего Бориса Ельцина, утратившего божественность в новом тысячелетии, сыгравшего в ящик в позапрошлом году на почве алкоголизма. Просил ему рая в загробной жизни. Вы куда поместили душонку этого человека?
- Где и положено быть правителю, обокравшему народ ... Но как вы узнали об этом, Боже?
- Вы плохо блокируете средства связи с Кремлём. Путём спиритического сеанса новому русскому помазаннику удалось узнать у Ельцина о беспределе, якобы, творимом нами в чистилище. Доморощенные земные демократы обвиняют меня в нарушении божественной конвенции, по которой всякому сатрапу, возводившему Храмы на Земле в критические для веры дни, положен эдем в загробной жизни. Как мне теперь обустроить Бориса Ельцина в раю среди праведников? Как мне его назвать? Ведь у него даже яблоко отныне никто из рук не возьмёт: ни Гайдар, ни Черномырдин. Вы об этом подумали, когда творили добро?

- Ельцин проклят людьми, - оправдался апостол. – Да и сам по прибытию в рай сознался, что неприкасаемый... Могу показать пергамент за подписью его души.

- Проклятие на правителя налагает церковь, а не народ, и перед Небом у этого бывшего помазанника нет греха – он свят. Я вынужден вам заметить, Святой Пётр, о несоответствии занимаемой вами должности на административном посту, о самоуправстве при очищении душ. Вы умышлено перепутали неприкосновенность и неприкасаемость. От меня - не скрыть!

- Разве вы уже забыли, о Боже, сколько работы было у моих архангелов во время его правления? У каждого второго Хранителя - патология крыльев. И доныне они хромают в полёте без выходных, а русский народ вымирает, не дав приплода. Напраслину на небо возводят баламуты Кремля. Да и не демократы они, о Боже, а душегубы… Сколько наших лучших ангелов остались бескрылыми во время трагедии в Беслане? Земные попы утверждали, что это Илья-пророк набедокурил, скорбели понуро, брехали миру о том, что пути господни неисповедимы, обеляя вину того, кто отдал приказ о поджоге школы. Да я, ведь, отсюда вижу, куда пихают пачками бюллетени за партию их власти. Воруют, убивают, прелюбодействуют в Куршавеле, презирая всякую работу… Вот эта свежемерзкая душонка, о Боже, прибыла по амнистии в рай по протекции их президента, - заметил Святой Пётр, показывая на Черепа пальцем. – Расскажи-ка правду-матушку Богу о жизни в России. Чего молчишь?.. Или всё ещё не веришь в Бога, сынок?

- Да разве Бог не знает о нашей жизни? – удивился новопреставленный.
- Ты за что сидел? – ощетинился Господь. – Как стоишь перед Богом, скотина? На колени, руки за голову, ноги врозь.

Череп упал ниц и осторожно начал перечислять судимости, выбирая момент для раскаяния: - Сто пятьдесят восьмая статья, вторая часть, - но Господь Бог его остановил: - Знаю, знаю, Череп... На роже написано – хочешь в рай, а за душою – пусто – не веришь в меня, как в судебную власть России! – и попрощался: - До встречи, Череп, надейся на лучшее и молись…

- Ну что я говорил, о Господи, - сказал Святой Пётр вслед растаявшему облаку, бывшему Богом, и сердито добавил Черепу, толкая его ногою в приподнятый зад: - Вставай, с-собака, чего раскорячился?.. Я научу тебя Бога любить…

Он вернулся к пергаменту, выцарапал данные Черепа: день и час смерти, время прибытия в рай, удельный вес его души, ее предварительный диагноз, дал методические рекомендации по оздоровлению, очищению и укреплению воли и убрал за ухо измусоленный карандаш. Потом достал из-за другого уха вполне земную «беломорину», ткнул ее через облако насквозь - вниз, и чуть было не выругался, обжегшись. («Это был ад!» - догадался Череп.) Вытащив раскочегаренную папиросу обратно на небо, старый хрыч глубоко затянулся ею, наслаждаясь небесной властью над человеком.

- Чай и курить тебе выдаст смотрящий. Шевелись!.. А вот и следующая особа.

Позади у Черепа зашуршало. Это прилетела в рай расфуфыренная молодка. В ушах у нее торчали золотые кольца, в сосках булавки, пупок был проткнут прищепкой.

- Иди-иди, не задерживайся! Не подсматривай, - подтолкнул привратник Черепа в спину к двери, ведущей в рай. - Шею сломаешь… Таких, как ты, там очень много… В раю-то - напутствовал он.

Старик пошарил в соседнем облаке рукой, достал на свет старый железный ключ, размером с резиновую дубинку, какими воспитывают в неволе подвешенных дыбом зэков, не угодивших администрации. Долго водил им около небесной двери, наблюдая за реакцией вновь прибывших. Череп и молодуха не одобряли Святого.

- У бабы тоже сто пятьдесят восьмая статья...

Старик это просек и, размахнувшись, воткнул тяжелый ключ в замочную скважину. Ворота в рай со скрипом отворились.


 
3. Небесный шмон

Ворота в рай со скрипом отворились…
Два могучих архангела услужливо подхватили Черепа под руки. Их удивительно честные лики излучали божественное тепло. Но камуфляжного цвета одежда насторожила зэка. Белая в серых яблоках, она напоминала маскировочные халаты полярников, и действительно - на груди у архангелов мерцали большие буквы «БО». Это была божественная охрана потустороннего мира.

- Не рыпайся, - пропели солдаты в дрожащую душу. - Облака будешь грызть.

Могучее воинство могло поломать его, как спичку. За спиною клацнула и навсегда захлопнулась дверь первоприёмной.

Архангелы шептались между собой. Они были в курсе того, что минуту назад Господь Бог посетил их лагерь с инспекцией по сигналу, поступившему из Москвы.
- Сам устроил разнос Петру, - услышал Череп в правое ухо.
- Так ему и надо, - раздалось слева.
- Два года назад одна наспиртованная душонка развела в раю пожар, во время которого дерево познания добра и зла обуглилось до корней.
- Удивительный случай…
- Змей соблазнитель выставил ангельской службе претензию, мотивируя тем, что на Земле упала рождаемость, якобы это связано напрямую с неурожаем яблок в раю.
- Она и в самом деле упала.
- Но наши эксперты доказали этому змею, что во всём виноваты нанотехнологии землян, творящих сегодня делишки не хуже бога. В Библии сказано, что он создал человека по образу и духу своему, то есть бракоделом. Наши ангелы-дознаватели выяснили, что поджигатель прожил на таблетках, по меньшей мере, лишние четверть века – завидное творчество землян их сатанинские порошки от гипертонии. Его перенасыщенное ядами тело стало откладывать в душу стойкие ацетаты зла, и вот результат… Проспиртованная душонка загорелась на подступах к аду, куда её волокли на пропарку опьяневшие от общения с ней архангелы. Виною оказалась случайная щепка  из-под сковороды с кипящим маслом, попавшая на дорогу по воле космического ветра. Дрова оказались подмоченными. Они постреливали во время горения угольками. Так, по крайней мере, сегодня написано в Новейшей истории рая. Набедокурившие черти отказались пытать виновника пожара огнём и определили его паршивую душу на хозяйственные работы.

- Очищение трудом бывает порою для души более существенным наказанием, нежели пытки раскалёнными прутьями, ежели эта душонка приехала в рай на чужом горбу.
- Это как в неё плюнуть... Для её перевоспитания нужен хороший бригадир из усопших. Люди не хуже чертей тиранят друг друга, когда дорвутся до власти.
- Но кто же будет сотрудничать с нами в этом вопросе?
- Может быть, вот этот новый зэк, не наживший извилин банкира?

Во втором круге рая Черепа ожидали нелегкие испытания. Контора небесной администрации не отличалась богатым убранством. Повсюду лежали сугробы окаменевшего пара, из которых, словно надолбы, торчали острые ледяные зубья. Оштукатуренные «под шубу» стены были желты. В проёмах чернели решётки. Полы сочились липкой мастикой, напоминающей желатин. Местами она отвердела, как камень, но в самом центре облака, где находился ведомый грешник, раскисла и шевелилась, словно живая, мешая передвигаться.

«Не увязнуть бы в ней», - задумался Череп, переминая ногами грязь. «А вдруг они меня загнут и не разогнут… и в петушатник», - припомнил он недавний разговор Святого Петра и Бога, испугавшись последствий такого подхода к нему сотрудников рая, но:

- Беспредела не будет, - успокоил его охранник. – Посохи у нас не для того, чтобы ворочать в чреслах у грешников, а для того, чтобы метать на землю громы и молнии, предостерегая заблудших от дурного. Все проктологические операции в чистилище выполняются вручную.

«Они читают мысли», - насторожился зэк и бросил думать.

- Этот материал под ногами называется пластиком. Он имеет свойство впитывать в себя историю Мира без фальсификации. В нём содержатся похоти всех поколений людей, когда-либо живших на белом свете. Ты чуешь?

Тянуло хлоркой.

- У нас в раю процессы перевоспитания более гуманны, нежели в пенитенциарной системе Земли. Иные из зэков не выдерживают давления специальных средств воздействия на их душу при очистке её от скверны и реагируют неадекватно. Из-под них сочится на облако зло, накопленное годами жизни, порою через задний проход. Но мы не мучаем за это повторно, как надзиратели на Земле, увидев кровавые экскременты. Да не дрожи ты от страха, - ухмыльнулся он Черепу. – Твоя душа бескровна…

У окна стояли плотно вбитые в облако табуреты и стол. Над ним возвышался начальник, которого за глаза называли «хозяином» поднебесья. На плечах под рясой у него темнели не застиранные места от милицейских погон.

- Садитесь, – сказал он Черепу. Тот очнулся и шагнул к табуретке. «Генерал-ефрейтор! - стремительно пронеслось в голове у зэка. – Не иначе он из усопших тиранов. Не о нём ли шептались архангелы?». При жизни никогда не служивший в армии, Череп с трудом различал воинские звания. «Просветление», - догадался он. Приятели не единожды ему рассказывали, что после смерти все люди становятся умными.

- Ми вас будем немношко искать! - прошелестел елейный голос военного.
«Иностра-анец!.. С акцентом… - мысли у зэка заметались с удвоенной силой. - Кто он, немец или казах?.. Итальянец или мордвин, а может быть он коварный прибалт?»
«Во-олжанин из Киева», - подсказывало сознание, но Череп путался в мыслях.

Подопечные импортного начальника начали методический обыск. Они виртуозно владели профессией. У зэка создалось впечатление, что его ощупывает целая бригада искателей. Первый полез ему мозолистыми пальцами в нос, второй оккупировал душу сзади. Оскорблённый Череп едва не задохнулся от негодования. Его непоруганная девственность затрещала по швам.

- Спокойнее, уважаемый мой друг, спокойнее!.. Будьте попроще, - генерал-ефрейтор внимательно следил из-за стола за каждой реакцией обыскиваемого.
- Расслабьтесь, - сказал он Черепу. Зэк обмяк.
- Вот так, - нравоучительно заметил хозяин. - «Не спеши, слепая, в баню, ибо тело обожжёшь».
- Тяжело, начальник, - смирился Череп. – Больно что-то…
- А кому сейчас легко? - пропели архангелы, наворачивая руками в душе.

Обследуемый зэк каждой клеткой своего существа прислушивался к происходящему, новые ощущения будоражили, беспокойная дрожь перекатывалась зернистой волной от ног по спине и выше.

«Значит, вот оно какое - небесное счастье», - замерцало в голове.

Водворённые в душу пальцы совершали круговые движения, ежеминутно извлекая на свет какую-то слизь, стряхивали её под ноги, от чего полы становились более липкими. Зэк уже не мог оторвать стопы, прирастая к Истории Мира всеми своими грехами. Безжалостно разминая руками астральное тело Черепа, санитары-архангелы изучали в нём каждую мелочь: мозоли, ногти, шрамы, копошились на лысине, искали рога… Небесные сыщики вывернули наизнанку полголовы, взяли из неё на анализы какое-то серое вещество, напоминавшее студень. «Неужели мои мозги такие противные?» - удивился зэк. Потрогав во рту оставшиеся два жёлтых зуба – клыки, ими Череп гордился особо, святые переглянулись и брезгливо защёлкали всеми пальцами сразу, так отмахиваются от грязи люди, когда работа не по плечу. Белое хлористое облако возникло по мановению пальцев сидевшего генерала. Продезинфицировав руки в нём, санитары продолжили очищение духа: осмотрели гортань, неумолимая длань проникла в желудок и ниже. Она массировала Черепу поджелудочную железу, вскрывала каждую язву – зарубцованную ли, кричащую, искала двенадцатипёрстную кишку, селезёнку, печень. Покосившись глазами на эту карающую руку, Череп увидел на ней гранулированную шкалу. На плече у архангела светилась татуировка – метр пятнадцать.

- Это какая рука в желудке? - выдавил он из носа.
- Что значит «какая»?.. - переспросил генерал.
- Здесь руки моют?
- Наши руки отмыты от крови, а ваши души бескровны, я же тебе уже сказал об этом, болван, - грубо ответил архангел.
- Не жалуйся, - рыкнул второй и ущипнул свою жертву за мечевидный отросток.

От страха у Черепа стали произрастать и подниматься дыбом волосы на голове, выпавшие тридцать лет назад в Соликамске. Но на этой торжественной ноте досмотр закончился.

- Высшая ГУИНовская квалификация, - похвастался ефрейтор. – Это наше призвание, это династия.

Ошеломленный Череп увидел на столе стопку пергамента протокола обыска. И совершенно сбитый с толку, он машинально подписывал все, что ему предлагали...

- Теперь в карантин на девять дней… А потом - в распределительный отряд, а там… Как проявишь себя!.. - генерал-ефрейтор ознакомил его с небесным режимом. - За нарушение распорядка дня на костер к чертям - на пятнадцать суток, и увидев, что воспрянувший было духом Череп снова расстроился и сник, ободрительно ухмыльнулся:

- Не бойся… Тот и не зэк, кто на киче не был… Разве можно в полной мере насладиться небесным покоем, не познав сковороды с кипящим маслом?..

Во втором круге рая все архангелы улыбались. Даже сам Череп, все еще испуганно озиравшийся по сторонам, вторил им, оскалившись до ушей. Он хохотнул для пробы и, видя, что его никто за это не бьёт, осмелел и заржал как необузданный жеребец – неистово, звонко, подпевая служителям небесной администрации.

- Но-о я хочу предупредить о главном! - лицо у столоначальника стало серьезным. - Если ты провинишься или неоднократно попадешь в списки злостных нарушителей небесного режима - выкинем тебя назад, на Землю, к Типпелю и Бычкову, откуда примчался...

Настроение у Черепа сегодня менялось, как в детском калейдоскопе. Из серого оно стало радужным, но небесные тона снова поблекли и обесцветились…

- До сорока дней - строгий режим и все передвижения по раю только с сопровождающим! - отчеканил ефрейтор...


4. Ночь в раю

- До сорока дней - строгий режим и все передвижения по раю только с сопровождающим! - отчеканил ефрейтор...

К шапочному разбору, к отбою Череп уже совершенно не стоял на ногах. Изнанка внутренностей болела. Ему стоило немалого труда затянуть на прежние места среднее ухо, желудок, двенадцатиперстную кишку и селезенку. Непредсказуемые сокращения печени тяжелой болью ложились справа.

- Надо было меньше пить карамельную брагу при жизни.

Черепа удручило то, что даже после смерти понятие о физической боли не исчезло. Церковные умники много рассказывали о душевных муках, которые можно было исцелить раскаянием - он этим неоднократно пользовался перед лицом земных судей, и - помогало, но ничего никогда ему не говорили о муках телесных после смерти. И верно, если рай и ад существуют, как две зоны - жилая и промышленная, - то и небесные ощущения должны быть идентичны земным: радикулит неизлечим, а хромота пожизненна, хотя, как знать, какие-то чудеса всё-таки были - волосы у него на лысине выросли. Для уверенности он погладил себя по макушке пальцами и сказал в темноту:

 - На месте!

Полюса поменялись, на том уже свете, откуда он прибыл на небеса, душа была вторична, а тело первично - она болела при теле, а по эту сторону жизни – в раю все было наоборот, измученное тело сопровождало душу во всём, и уже физическая боль лечилась раскаяньем. Раздумывая о геморрое: «Какого отныне цвета кровь, и что будет с ним, если порвётся важная вена?» - удрученный зэк смирился с неизбежностью земных патологий и уснул, похрапывая басом, на облачном шконаре. Первый день в раю был прожит…

Болезненный тычок в бочину сдернул его с небес.
- Ты, сука вонючая, перестанешь храпеть или тебе объяснить доступнее! - над очумевшим Черепом в темноте светилась небритая райская рожа. Библейские надписи на теле у образины не предвещали доброго…

- Небесная инквизиция! КГБ загробный, ОМОН, спецназ, черт из потусторонней жизни, - вездесущий Череп лихорадочно вспоминал, как надо креститься - справа налево или слева направо.

Голова у пришельца кишела светом. Череп увидел до боли знакомую комнату - камеру зоновского общежития.

- Не может быть, - испугался он. Но стоявшая перед ним фигура в наколках была знакома. - Ангел-смотрящий.

В безумии Череп оскалился клыками на свет в его сторону, защищаясь ладонями от кошмара.

- Зубами к стенке, собака! - свирепая рожа над ним распоясывалась все больше и больше. - Он еще и лыбится, вы посмотрите!.. Людям спать не даешь… Еще один раз захрапишь – по своему тебя вычистим и растопчем…

Костлявые, расписанные тушью ноги чудовища зашаркали сланцами между рядами коек в небесную глубину. Выспавшиеся за день зэки ночью чутко следили за тишиной, как и на земле, безжалостно расталкивая измученных трудом работяг. К Черепу медленно возвращалось сознание и осознание действительности, от жалости к себе он заплакал - скупая слеза бороздила щёки.

Вот и настало утро… Старый, но юркий завхоз карантина оказался толстым и вечно улыбающимся добряком. Сквозь голубую робу в облаке его души светились протуберанцами огненно-горящие изречения, когда-то выколотые на коже. Симбиоз мыслей горел светофорным светом...

- Заслуженный ветеран! - проинтуичило яснознание в облаке у Черепа. - Две сто пятых - первых, три сто пятых - вторых, сто тринадцатая, сто шестнадцатая, сто восемьдесят третья статьи. Тридцать семь лет горячего стажа. Весь Советский Союз объездил: Колумб… Васко де Гамма… Крузенштерн! Весь мир у его ног, - голова закружилась.

Мудреные имена ломали язык, и, здраво решив, что все эти люди вроде нашего Миклухо-Маклая, которого так и не съели людоеды в неволе, Череп не стал перенапрягаться. Но собственное эго выступило на первый план.

- Я тоже не лыком шит! - брызнуло в голове. - Мензелинск, Мордовия, Северный и Южный Урал, Казахстан, Краслаг…

Он с удовольствием вспоминал свои путешествия. Начав карьеру мученика-страдальца-географа в родной деревеньке, Череп очень скоро перебрался в райцентр. Только самоотверженным трудом и незаурядной волей ему удалось покорить почти полмира. Он вынудил государство бесплатно покатать его по всей стране. Каждый по-своему понимает духовный подвиг - да, ему пришлось пожертвовать собою и собственным благополучием... Но жизнь тяжела и быстротечна… Была ли у него семья? Конечно. И не одна!.. Но где же они - его неблагодарные дети? Не успеешь освободиться - месяц-другой, - и опять в тюрьму. А еще через пару месяцев очередная, но уже бывшая сожительница поздравляет его с рождением сына или дочки... Поначалу он пытался считать: «Я два месяца прожил с ней на воле… Два я - в тюрьме?.. И нате вам - пожалуйста! Она же только четыре месяца носила ребёнка?». Но добрые зэки успокаивали.

- Может быть и два дня… Как постараешься…

И в самом деле… После многолетнего воздержания энергии у него было с гаком.

Еще долгие годы шли к нему поздравления с отцовством. Он уже путал от кого ребенок и с трудом вспоминал лицо счастливой мамаши. В тюремных снах к нему приходили вместе с новорожденными детьми небритые петухи в наколках, и несколько раз, сославшись на занятость, оставляли детей под шконкой. Утром же, обалдевший от карамельной браги, Череп лазил под всеми кроватями, разыскивая потомство. По самым скромным подсчетам детей у него было, как у персидского шаха в гареме. Вот только одна беда - не знал он их… И каждого ребенка на улице считал своим.

Мягко воркуя, завхоз карантина повел его «в люди» на облако-плац.
- Если ты хочешь, мы можем отыскать всех твоих детей, - его маленькие глазки светились. - У нас это быстро… Только не надо этого делать: все дети божьи, все дети наши…



5. Воскрешение из мёртвых
 

Воркуя, завхоз повел его «в люди» на облако-плац.

- Если ты хочешь, мы можем отыскать твоих детей, - его маленькие глазки светились. - У нас это быстро… Только не надо этого делать: все дети божьи, все дети наши…

Небесный гудок на завтрак по силе напоминал школьный звонок, засунутый внутрь головы осужденного. Его потренькивание вызывало вибрацию, среднее ухо функционировало нормально. Череп обрадовался. Вчерашний шмон проводился не для блезира, какая-то часть его существа уже очистилась от грязи и приготовилась к жизни на небе.

Столовое облако ломились от яств: черная икорка с телятиной, пельмени, жаркое, шашлычок - объедение. Шипучие напитки без градуса. Что-то подсказывало Черепу, что градус не нужен по достижении нирваны, что рай - не за семью замками, – вот он рай, где все жители пьяны вечностью бытия! Новопреставленные давились, глотая вместе с пищей приступы счастливого смеха: чавкали, наворачивая усами в щах, щёлкали челюстями, не обращая внимания друг на друга. Старожилы шутили, стоя поодаль, о том как оголодали прибывшие земляне.

- Это ветераны карантина готовятся к переводу в распределительный отряд на седьмое небо, - додумался Череп. – Должно быть там питание лучше, да и отношение доброжелательнее, нежели здесь – более высокий уровень рая.

Он затравлено оглянулся вокруг, но другого подвоха не было и, догоняя соседей по застолью, набросился на еду. Пища была на редкость нежной и мягкой, мясо без сухожилий, похлебка не обжигала горло…

- Не надо зубов, - восхитился зэк. - На земле вставные челюсти стоят немалых денег, а лопата не лицу мужику, сохранившему честь в неволе…

Но, покосившись, похолодел. У соседа, уплетавшего запечённого поросёнка, из-под лавки тянулся дымок. В сомнениях Череп стремительно нагнулся к своей промежности и вывернул под неё голову так, что нос оказался напротив «географического центра», откуда тянуло вонючим одеколоном времён перестройки социализма. Вино-водочные магазины России были в то время окованы броневыми листами. Водки выбрасывали немного и её забирали штурмом могучие люди, ломая кости слабакам во время толкучки. Череп не был в прошедшей жизни богатырём для таких побед, но выход нашёлся, - три-четыре фонфурика «Шипра» травили душу не хуже водки. Под шансовитые песни Круга на танцплощадке охмелевший молодчик выстукивал каблуками ботинок чечётку и щёлкал пальцами рук, изображая из себя «парнишку-лимона» - честного фраера всех времён и народов. «Маруськи» висели на шее каждую ночь. Но небесный рай не соответствовал земному. Обнаруженное им в промежности эфирное масло ударило преющей правдой в лицо, и началось внеочередное очищение духа от скверны - дурные мечты по мановению памяти покидали тело. Лужа под лавкой у Черепа была не меньше, чем у соседа. Облако пожелтело. Душевные экскременты грешников превратили его в тяжёлую тучу. Она нырнула к земле, как самолёт, попавший в воздушную яму, и новые чакры открылись навстречу Великой сущности за пределами смерти – Черепа стошнило. Где-то ударила молния… От содрогания неба столы на какое-то время стали бесформенными вместе со всеми людьми, увлечёнными пищей, но они обрели рельефность, едва утихло. Осенённый догадкой зэк руками начал перемешивать небесную пищу. Та оказалась газово-воздушной, нематериальной, внешне напоминавшей земные яства обличием. Это была небесная проверка на жадность, устроенная архангелами по воле бога, и большинство людей за столами глотали фальшивую амброзию, как и при жизни, выискивая лакомые куски, вырывая их друг у друга из рук…

- Первый экзамен на небесах я завалил, - сознался Череп, покидая застолье. Он огорчился, но ненадолго: - Во всяком случае, я не последний, кто не наелся на этом фальшивом завтраке. Самая паршивая работа достанется им…
- Уборщики посуды встать, – раздался торжественный крик завхоза.
Ложки, чашки, вилки полетели по столу в поиске самого голодного едока.

По окончанию завтрака была передышка перед просчётом. Свежело. Двести измученных душ топтали ногами небесную твердь. Клокочущие инстинкты выходили наружу. Души курили. Плевались. Кашляли. Иные из них ликовали, подпрыгивая, почувствовав крылья, выделяясь из общей массы незаурядностью, в надежде оторваться и улететь на седьмое небо счастья заблаговременно. В стратосферу, куда ежедневно спешили грудные дети с мусорных свалок и подвалов, где их оставили мамаши. Летели, минуя очистку от грешности - в слоистый мир облаков более светлых, нежели тучи, загаженные насквозь. Но находились руки, хватавшие их за ноги, пачкали грязью, прерывая полёт. Каждому в этой заблудшей толпе хотелось небесной гадости ближнему - более доброму, менее грешному - свернуть напоследок кровь, чтобы «…не выпендривался из общей массы и жил по понятиям». Там внизу на Земле душа рвалась наверх, а на небе маялась воспоминаниями о прошлом - психозы, шизофрения, панические атаки, фобии рвали её на части. Эскулапы-архангелы ждали, пока не затянутся струпьями эти раны, пока не отвалится с них короста, предоставляя чуткую свежесть исцелённому духу, дорога в перистый рай - на седьмое небо была закрыта, дабы не испугать сердца, живущих на нём музыкантов, поэтов и мыслителей, давно уже позабывших о скверне. Шел карантин…

Накопленная после очищения грешников грязь, была ядовита и нуждалась в переработке прежде, чем упасть на Землю в виде дождя или снега. Трудовая терапия стала неотъемлемой частью реабилитации духа перед последним подъёмом в рай. После просчёта новопреставленные пошли на хозяйственные работы по фильтрации шлама, окаменевшего в облаке во время проведения вчерашних санитарных процедур. Самые ретивые души заупрямились, но их загнали обратно на плац и построили по пятёркам. Генерал-ефрейтор ударил посохом о небесную твердь, и после команды: «Вперёд!», облако вздрогнуло и прогнулось. Ведомый к месту работы, Череп услышал из-за спины солдафонские крики: «Выше ногу, отмашка рук… Р-раз, два, р-раз, два!.. Забудьте свою земную жизнь». Где-то внизу на Урале рухнула дряхлая школа. Пятеро детских душ взметнулись в небо, как взрыв. «Вспышка слева!» - заорал ефрейтор, и от упавших на облако рекрутов произошло такое сотрясение пара, что посыпался град: ядовитый, зелёно-жёлтый, не профильтрованный через сито. «Не беда, в Казахстан… - ухмыльнулся сопровождающий Черепа архангел. – Под нами пустыня, там и так никто не живёт, кроме скорпионов, которые ядовиты не менее наших грешников, хотя душою чище!»


Они подошли к месту работы в экскрементальный забой, где все душевные отходы делили на фракции и разбрасывали их на Землю по ареалам. Более чистые мягкие капли падали на плодородную почву, а грязные потоки на безлюдье. Три ожидавшие работы душонки лежали вразвалку на свежей перине, скомканной наспех из наиболее чистых частей облачной массы, и отдыхали.


- Не положено, – завёлся архангел. – После работы напишете объяснительную записку по поводу разгильдяйства на важном объекте…


Душонки засуетились, схватившись за сито.


- Святой Матвеевич, - обратилась одна из них к архангелу, оправдываясь за безделье. – Сито уже затёртое до дыр, через него на Черноземье сочится зараза. Люди будут болеть от урожая.


- Не заговаривай мне зубы, Борис Николаевич. О людях надо было раньше заботиться, когда верховодил в Кремле. Научился мне, понимаете ли, лгать на Земле!.. Я тебе не электорат, я – архангел. Бери лопату и кидай отходы на сито, иначе - на плац!.. От сих и до сих, - Святой Матвеевич отмерил крыльями дневную норму. Как по команде на плацу грохнула песня первого отрицательного отряда маршевиков:

Комбат, комбат, батяня комбат,
Ты сердце не прятал за спину ребят.
Летят самолёты и танки горят…

- Огонь, тля-я, огонь, тля-я, канба-ат!.. – возвышался над всеми парадный тенор генерала-ефрейтора из райской администрации. – Второй отрицательный отряд с песней навстречу первому - марш!

- Дойчланд зольдатен унд унтер оффицирен, - ревело небо.

Борис Николаевич и его товарищи схватили лопаты и в бешенном темпе начали кидать на сито осколки небесной грязи. Оно бойко вибрировало от шума идеологий и маршей, пропуская на оскудевшую Землю ласковый дождик. Когда патриотические крики немного затихли, и вибрация уменьшилась, архангел представил Черепа людям.

- Ваш новый бригадир Виктор Антонович Черепков: Краслаг, Мензелинск, Мордовия, Казахстан… Знает пенитенциарную географию на уровне подангела. Это его шанс по очищению совести за бездеятельность в прежней жизни.

- Очень приятно, Виктор Антонович, – приблизились к нему нижестоящие люди.
- Твои подчинённые, - строго сказал архангел: - Борис Николаевич Ельцин, Александр Иванович Лебедь, Андрей Романович Чикатило - активная преступная личность, хотя и уступает по грешности товарищам по лопате. Мы его хотели перевести на облегчённые условия содержания, но после нынешнего простоя…

Андрей Романович вздрогнул и заплакал, его напарники рассмеялись.

- Господин архангел, господин архангел!.. Я прошу вас меня помиловать… - промолвил Чикатило. - Сорок лет я отработал на благо Родины, на их благо, - показал он на Ельцина пальцем, - тридцать лет я в рядах КПСС на стройках Коммунизма. Всю жизнь прожил в трудностях. Хочу пожить после их смерти при новой Конституции, где гарантированы все свободы и Права человека, когда наша Россия возвращается в число цивилизованных народов после Коммунистической тирании… Я писал ему об этом, - показал он на Ельцина, - а он меня убил…

- Поработайте с ними, Виктор Антонович, - подтолкнул архангел Черепа к людям и обратился к нытику: - Андрей Романович, дисциплинарные взыскания снимаются автоматически через полгода, не убивайтесь. За это время наше грязное облако должно поредеть, стать перистым, чистым и подняться в иные выси.

- Верните меня на Землю, я знаю, что ещё не поздно, я буду жить честно, господин архангел, - рыдал Чикатило, - в раю мне не место. Они меня мучают каждый божий день, вчера хотели порвать на красное знамя…

- Уймите его истерию, Виктор Антонович…

Череп взял Чикатило за кадык и стоны прекратились. Когда жертва обмякла, новый бригадир оставил её в покое, обошёл захватку, которую отмерил архангел, увеличил её на две сажени и приказал трудиться.

- Не кипятись, мил человек, - осадил его Ельцин. – Не делай ошибок. Мы все когда-то начинали кричать, а кончили на лопате…

- Хорошо, что ещё не у чёрта на сковородке, - добавил Лебедь.

Рядом вспорхнуло облако, белое, чистое, мягкое, оторванное с высокой земной горы, куда ещё не поднимались отходы цивилизации. На таких облаках обычно путешествуют дети. Но в эту минуту никто из них не умер, и оно летело напрасно. Борис Николаевич поддел это нежное облако лопатой и подтолкнул его поближе Черепу.

- Ляг, полежи, отдохни, Виктор Антонович… Проснёшься – план будет готов. Ты мне поверь, я не одну пятилетку освоил при коммунизме.

Бригадир послушно уселся в небесное ложе и утомленно закрыл глаза. Во сне он увидел мёртвое тело, в котором жил на Земле. В кармане приспущенных брюк лежала набитая анашой папироса.

- В американском парламенте полчаса мне стоя хлопали, когда я развалил Россию, Украину и Белоруссию на три независимых государства, – бахвалился Ельцин товарищам по лопате.

Черепу приснилось, что он раскумарился, а между тем Ельцин и Лебедь напали на Чикатило за то, что тот пожаловался администрации на притеснения с их стороны. Андрей Романович защищался, отбиваясь молитвой, кричал, что на небе светлые души друг друга изнанкой не карают, но авторитарные лицемеры вносили поправки в небесную конституцию так, как это делали на Земле, всеми неправдами. Они распяли слабую жертву на лопате, как на шампуре. Потёртое сито лопнуло, и Чикатило сорвался вниз, увлекая за собою, как камнепад, большие неотфильтованные глыбы экскрементов. На Земле произошла техногенная катастрофа, а на небе озабоченные архангелы заметались в поисках бреши, откуда вышла эта кара.

Виктор Антонович почивал, когда к нему подкрались два ощипанных полуангела - цыплята завхоза. Они забубнили про дисциплину, про небесный распорядок, захватили клещами всё облако и дернули – резко, быстро, опрокидывая храпящего лодыря в пространство, через которое Чикатило недавно покинул рай. В полёте Череп проснулся и заорал. Его нарастающий вопль зашкалил все системы радиолокации на Земле. Наводящий ужас визг американских бомбардировщиков, в пике выходящих на цель, был бы мягким шелестом листьев в осеннем парке по сравнению с этим криком. Страшила скорость полета – Череп мог протаранить Землю. Но удар состоялся, и она не сошла с орбиты нисколько. Небесный паломник вернулся домой, в своё тело, лежавшее навзничь...

- Ты слышал крик? - влюблено спросила молодуха у ухажера на грязной улице захолустья в небольшом городке далекой от Москвы губернии. - Журавли летят!

Она мечтательно повела плечами.

Молодой наркоман поискал глазами вокруг причину её восторга, и не найдя ничего занятного, начал рассматривать сверкающую в ухе у девушки сережку. Она восприняла его взгляд как поощрение.

- Пойдем-ка ко мне домой, займёмся любовью… Может быть, журавли и к нам залетят…

Ее остекленевший кавалер был счастлив. Теперь он уже впился глазами в нос подруге и выдавил через силу:

- Пойдем, оторвемся от жизни…

Долго и мучительно очухивался Череп от полета в рай. Опухшее тело гудело, глаза слезились. Перед ним была зона… Старый магнитофон, аквариум, четки на тумбочке - чужие четки, занавески в проходе - отдельная холодная комната…

- О, Боже!..

Исколотые тушью лица, шрамы на них, кровоподтеки… Его соседи стонали, оскаливаясь беззубыми ртами, потирали ушибы, плакали во сне. Череп валялся среди них, как мешок со старым окаменевшим цементом. Ему захотелось умереть повторно, сиюминутно - от горя, не дожидаясь утра, но дорога в рай была заказана зэку…


6. Эпилог
 
Муха освободился только через полгода. Работать на администрацию он так и не стал. Чтобы освободиться условно-досрочно, сегодня не надо сотрудничать с офицерами зоны - достаточно дать кому-нибудь из них посильную взятку. Да-да, именно посильную… Такса, конечно, существует, и ее стараются придерживаться все уважающие себя взяточники, но что возьмешь с босяка, не имеющего богатых родственников... Хоть что-то… Две трехлитровые банки меда и полторы тысячи рублей передала его матушка отряднику на воле. Нарушения у Мухи были сняты, и дело ушло в суд.

Сегодня Муху можно встретить в пивной в окружении малолеток. Каждое утро он выпрашивает у старухи-матери пятьдесят рублей на сигареты и, выпив с молодыми парнями бутылку-другую пива, передает им свой богатый тюремный опыт.

- Ссучиться еще полбеды, - натаскивает он слушателей. - Самое последнее в нашей жизни - это опуститься на дно и стать петухом…
- Расскажи-ка ты лучше про Черепа…

Эта поучительная история стала хитом в устах у Мухи.

- Во время передачи об амнистии он отъехал в рай и жил бы там честно при мужиках, да вот только один петух - очень слабохарактерный зэк, в прошлом медик, вернул ему жизнь. Ударил по грудной клетке несколько раз кулаком, вытащил наружу язык и вдохнул ему в легкие воздух - рот в рот. Кто же мог знать, что воскреснет детина?.. И куда его девать после нежностей с петухами? Это уже не человек. Вот и определили его в петушатник.

- Но разве Череп не зарезал обидчика?
- Хотел… Но того перевели на другую зону…
- И никто его не убил за это…
- Жив…
- Мельчают нравы…

Люди подсаживались к Мухе, угощали его. К вечеру, основательно поднабравшись спиртного, он заявлялся домой и уже матушке раскладывал по понятиям недосказанное в пивной.

- Ранее воры все решали, а ныне деньги… Да где же это такое видано, чтобы петух на мужика руку поднял и жив остался?.. Чтобы взятки несли офицерам…
 
Матушка плакала, ставила ему компрессы на горячую голову, умоляла его одуматься… Муха кричал на нее, отталкивал, гнал ее прочь от себя - суку поганую, а утром выпрашивал деньги. И дрожащая старуха отдавала ему последнее, и молилась, когда ее сын уходил из дома на вахту в пивную, где снова орал:

 - Я мужик!.. Я видел жизнь!..

 Чему же она молилась?