1.

Как всегда на Крещение мы с инспектором Рябовым купались в ледяной проруби. Малиново ярились колокола сельского храма Марии Магдалины. Вокруг предела с церковными стягами расхаживали брюхастые священники, минорно роняя «Аллилуйя!».

Гениальный сыщик, несмотря на свою относительную молодость и безупречную физическую свежесть, был загадочно молчалив и угрюм.

После водной процедуры я, акушер второго разряда Петр Кусков, посинев до гусиных пупырышек, растирался китайским махровым полотенцем. Испуганно скосился на своего наставника:

— Рябов, никак не могу уразуметь причину вашей хандры.

— Ах, Петя, Петя! Сейчас в России нет мне по плечу ни одного дела. Всё какая-то шелупонь и отстойная шняга. Не отыскивать же мне пропавшего пуделя Патриарха всея Руси?

— Плевать на пуделя Артемона! А сексдомогательства? Этот грандиозный скандал сотрясает весь земной шарик!

— Пока ко мне никто не обращался. Кажется, эта сексуальная фиеста всех устраивает.

Тут прямо к проруби, распугав монахов со знаменами и какими-то хоругвями в намоленных руках, свернул роскошный красный «Ягуар». Из него вышмыгнул человечек в восточной чалме и белой накидке до пят.

Моя рука тотчас потянулась к именному браунингу. Еще бы! Ведь многим, очень многим арабам мы крепко насолили с инспектором.

— Кто вы такой? — гортанно выкрикнул я, снимая браунинг с предохранителя.

Коротышка сдернул чалму, протер ей вспотевшую лысину.

— Я есть миллиардер, олигарх, иорданец.

— А фамилия ваша как? — молодо скрипнул зубами Рябов.

— Али Абу Мум.

— Али Абу Мум? Это точно? — нахмурился сыщик. — Напоминает название сиропа от кашля.

— Зуб даю! — иорданец ковырнул пальцем передний золотой зуб.

— Так что же вам угодно? — отложив оружие, я с отвращением натягивал промороженные, покрытые инеем, пятнистые брюки.

 — Мне угодно, чтобы вы дали мне убежище… — олигарх, очевидно, не являлся коренным носителем русского языка. Изъяснялся коряво, на уровне дворника таджика. А, может, и того хуже.

— От кого убежище? — Рябов, подобно гончей, упруго подобрался. Он растирал вафельным полотенцем шашечки своего брюшного пресса. Какие же это изумительные шашечки! Хоть играй в русские шашки.

— Убежище от Елизаветы Воронцовой, моей приемной дочери. Ей 22 года.

— Хочет вас укокошить? — игриво подмигнул я.

— Типа того! Или опорочить мою репутацию. А я ведь иорданец. Араб. Почти таджик. Карательным органам только дай повод на меня накинуться.

Рябов с ликующим свистом застегнул молнию зиппера:

— Подробности?

— Грозится подать на меня в суд за сексдомогательства.

— А вы домогались ее? — заиграл я желваками.

Али Абу Мум молитвенно сложил на груди руки:

— Ни боже мой! Аллах свидетель!

2.

Домой, на Трубную, мы шли весело похрустывая валенками.

Я гулко сглотнул слюну. Я всегда гулко сглатываю слюну перед большим делом.

— Рябов, как мы возьмем быка за рога? Допросим Елизавету Воронцову с пристрастием?

— И сразу потеряем все свои козыри? Нет, Петечка, нет! Здесь надо придумать ход заковыристей. Наконец-таки появилась настоящая мозговая работа. На кону наша, не побоюсь этого слова, честь!

— Так что же вы предлагаете?

— Лиза Воронцова должна домогаться вас.

— Да кто я такой? Выгляжу непрезентабельно. Ни кола, ни двора. Если уж и домогаться, то именно вас. Человека с большой буквы. А какие у вас шашечки брюшного пресса! Загляденье…

— Петя, тормозните! Вы говорите, как стопроцентный педик.

— Да никакой я не педик. Просто для фемин представляю интерес почти нулевой.

— Ладно. Ввяжемся в драку, а там посмотрим.

Ноги, меж тем, нас принесли не на Трубную, а к Красным Воротам, к семиэтажной домине г-жи Воронцовой, арабский олигарх нам черканул адрес.

Когда мы подошли к обитой розовым дерматином двери Елизаветы, то услышали блатную песню в исполнении  Северного.

С добрым утром, тетя Хая!

Ай-ай-ай!

Вам посылка из Шанхая.

Ой-ой-ой!

А в посылке три китайца.

Ай-ай-ай!

Три китайца красят яйца.

Ой-ой-ой…

Рябов скривился:

— Петя, сия песенка весьма пошловата, вы не находите?

— Увы мне, увы! — всплеснул я руками. — Родина подсела на блатной шансон. Причем поголовно! От президента РФ до последнего поца.

— Вот! — Рябов протянул мне кроваво-красную таблетку.

— Что такое? — отпрянул я.

— Это колесико сделает вас дьявольски привлекательным для женского пола.

Таблетку я разом проглотил, прокомментировав:

— Давненько я не имел дела с противоположным полом.

— Это вы зря! — дернул губой Рябов. — Вы как молодой конь, застоявшийся в стойле. Конь, я бы сказал, стальные яйца.

— Рябов, я старше вас на два года.

— Тем более! Однако на своем сравнении я настаиваю.

— Вам виднее…

Повторяю, мы стояли перед дерматиновой дверью. А Северный, этот безвременно сгинувший шансонье, только что допел свою разухабистую песенку о тете Хае.

— Какие ощущения от таблетки?

— Капсула где-то застряла в дебрях пищевода. Я же на запил водой.

Сыскарь треснул меня ладонью по спине:

— Теперь?

— Проскочила. Рассасывается. Пока ничего не чувствую.

И вдруг я ощутил могучую эрекцию. Мой застоявшийся скакун буквально раздирал походные пятнистые брюки.

Рябов хлопнул меня по плечу:

— Дружище! Вы готовы к сексуальным ристалищам!

3.

Лиза открыла нам.

Бледностью, да и всей своей статью, она напоминала бледную поганку. Зато какую поганку! С какой изысканной бледностью!

Грудь, например, у нее была высокая, тяжкая. Талия тонкая. Тонкими оказались и ее нежные руки.

— Что господам угодно? — с крайним изумлением скосилась на мою жеребячью ширинку.

— Мы из ЖЭКа! — брякнул я, крайне смутился.

— Мы — частные сыщики! — Рябов протянул к носу г-жи Воронцовой краснокожую книжицу.

— Так из ЖЭКа или сыщики? Ой, я срочно должна пописать! — всполохнулась хозяйка. — Проходите в зал. Там три китайца.

— Из песни? — нахмурился я.

— Из жизни! — усмехнулась Лиза.

Воронцова свернула в ватерклозет, мы же поворотили в зал, в скромный такой зал малогабаритной квартиры.

И что мы видим? Точнее, кого?

Мы видим трех малолетних китайцев (или корейцев?). Они сидят за круглым столом и беличьими кисточками красят пасхальные яйца. Хотя до Пасхи еще так далеко. Только Крещение. Мы же только-только резвились в ледяной проруби.

Китайцы (будем для внятности называть их китайцами) встали из-за стола и вежливо поклонились.

— Хо! — представился один.

— Ши! — произнес другой.

— Мин! — завершил представление третий.

— До Пасхи еще так далеко! — внезапно взорвался я. — Чего вы красите?

Видимо, кроваво-красная таблетка вызвала в моей душе мужскую истерику.

— Готовь сани летом! — парировал Хо.

— Господа китайцы, — улыбнулся Рябов, — на дворе мороз в 20 градусов. Летом это назвать чрезвычайно трудно.

Одергивая легкое ситцевое платье, явилась хозяйка. Как же она хороша, вопреки своей бледности! Высокая грудь так контрастирует с осиной талией. Да и возраст! Подумать только, всего-то 22 года. Почти малолетка!

— Господа, присаживайтесь! — Лиза указала нам на белый, хотя и ветхий, диван. — Так сыщики вы или работники коммунальных служб?

— Про ЖЭК я брякнул для прикрытия… — прикрыл я ладонями свою ширинку.

— Да уберите вы руки. Я все равно вижу. Есть такая болезнь. Весьма мучительная. Постоянная эрекция. Готовность к сексуальным ристалищам. Я вам сочувствую. Попробуйте пить настой валерьянки с пустырником.

— Неужели мужская эрекция вас не заводит? — обалдел Рябов.

— Как вам сказать? — Лиза накрутила на указательный палец свой золотистый локон. — Когда как… Зависит от менструального цикла, хода Луны и т.д. и т.п. Кстати, вы познакомились с моими приемными детьми? С Хо, с Ши и Мином?

— Вне всякого сомнения… — Рябов потер мускулистой ладонью двухдневную щетину. — Но о китайцах потом.

— Если честно, они вьетнамцы, — нахмурилась Лиза.

— Тогда тем более! — Рябов высоко приподнял брови. — Нам настоятельно хотелось бы уточнить ваши отношения с Али Абу Мумом.

— Ах, с этим козлом? — Лица демонстративно поправила свою вызывающую грудь. — Этот урод меня домогался. Хотя я ему приемная дочь. Приехала в одних тапках из Могилева. Я почти беженка.

— Зачем вы приехали? — прошептал я.

— Как это зачем? Покорять Москву! Зачем все провинциалки сюда лезут?

4.

Голосок Лизы звучал серебряным родником, слушать ее было одно удовольствие. Да и вьетнамцы особенно не мешали, красили да красили свои пресловутые яйца.

— Я — могилевская сирота… — начала исповедь г-жа Воронцова.

— Мы уже слышали, — я нетерпеливо поелозил ягодицами на продавленном диване.

— Петя, наберитесь терпения! — осек меня Рябов.

— Не буду сопли жевать… — насупилась Лиза. — У Али Абу Мума есть парочка двойников. Я даже толком не знаю, кто меня пытался изнасиловать, а кто усыновил.

— Вот так поворот! — горлово вскрикнул Рябов.

— Рябов, наберитесь терпения! — мстительно толкнул я ищейку.

— Так вот… — Лиза забросила ножку на ножку. О, какие же были дивные икры. Будто у теннисистки с Уимблдона. — Этот иорданец — трехголовый дракон. С каким из них разговариваешь. Загадка!

— Кстати, двойников за солидную мзду готовят в секретном колледже ФСБ, — глухо пробормотал Рябов.

Вьетнамец Мин, самый крупный, на кривых ножках, подошел к красному магнитофону «Sony», нажал копку. Грянула разухабистая песенка Северного:

С добрым утром, тетя Хая!

Ай-ай-ай!

Вам посылка из Шанхая…

— Мин, немедля выключи! — топнула ножкой Елизавета. — Разве не видишь, твоя приемная мать говорит с солидными господами?!

Мин покорно исполнил приказ и на своих же кривых ножках отправился к столу, докрашивать яйца.

— Как вы сошлись с иорданцем? — гортанно спросил я.

— На выставке французских импрессионистов в «Русском музее». Я там подрабатывала экскурсоводом. Обожаю художников? Вы любите живопись?

— Да-да… — перекатил желваки Рябов. — Шишкин, Васнецов и этот, дай бог памяти, Репин.

Лиза озорно рассмеялась:

— Вы стопорнули на замшелом уровне передвижников. Ничего, если будет желание, я залатаю прорехи в вашем культурном развитии.

— Речь не обо мне, — побагровел Рябов.

— А о чем же?

— Али Абу Мум просит его оградить от ваших преследований.

— Ничего не понимаю. То я его преследую, то он меня. Так кто же кого? А ведь я люблю его дурака! Втрескалась по уши… Но первым втрескался он, тогда на выставке. Я что-то тараторила о картинах Клода Моне, а он влюбился в мой серебристый голос.

— И решил удочерить вас? — подался я всем телом.

— Знаете… да! Ведь у нас разница в 40 лет. Это не шутки! Так ведь? Удочерив же, он хотел меня завалить?

— Завалить? То есть, убить? — сощурился сыщик.

— Вовсе нет! Завалить в постель. Другими словами, иметь сексуальный контакт. Ну, джаги-джаги… Вы меня понимаете? Я же тогда была еще девственницей. Хотя и приехала на перекладных из Могилева.

— Фу! Голова закружилась! — потер я виски.

— Ой, я опять в ватерклозет… — вспорхнула Воронцова. — Вчера забыла под джинсы надеть колготки. Замерзла как цуцик. Может быть, заработала цистит. Или того хуже. Не грустите, господа. Я мигом!

5.

Прошло несколько месяцев. Вот-вот заблаговестит Пасха. Всего несколько лун, а сколько событий!

Иорданца Али Абу Мума сослали в лагерь Мордовии, за сексдомогательства и сопутствующие им экономические преступления.

Солидный куш по суду отхватила Елизавета Васильевна Воронцова. На вырученные деньжата она завела свою личную картинную галерею, в народе ее тут же прозвали «Воронцовкой».

Мы же в это время пару раз спасали мир- от бубонной чумы и безумного випа из КНДР с ядерным чемоданчиком. Об этом расскажу как-нибудь в другой раз.

Так вот… Как-то нам позвонила г-жа Воронцова.

— Вы в курсе, что моего приемного отца зверски пытают в Мордовии? Принуждают стоять на одной ноге. На ночь отставляют без сладкого.

— Кровавая гэбня и не на такое способна, — отреагировал я. И всполохнулся: — А чего вы звоните? Не вы ли своего горячо любимого папку закатали в узилище? Причем закатали со всеми его тремя головами.

— Я закатала? Вы ошибаетесь. Все сложнее… А чего звоню? Хочу пригласить вас с Рябовым в «Воронцовку», на выставку «Россия, вперед!». Под патронажем, между прочим, Патриарха Руси и президента РФ.

— Полотна Шишкина и Васнецова? — усмехнулся Рябов.

— Вы бредите, сыщик! Полотна молодых постмодернистов, Галкина, Чучкова, Помётова…

— Годится! — тихо произнес я, смутно на что-то надеясь в сексуальном плане. И зачем мне тогда Рябов дал кроваво-красную таблетку? Вышло всё так нелепо.

— Замётано… — г-жа Воронцова положила трубку.

— Рябов! — резко повернулся я к наставнику. — А зачем вы тогда мне дали таблетку? Со своей грандиозной эрекцией я выглядел дико комично.

— Петечка, о чем вы? Ах, это! Зачем же ворошить седую старину?

Выставка г-жи Воронцовой открылась в самую Пасху. Могуче гудели колокола Храма Христа Спасителя. Под вывеской «Россия, вперед!» сидели три вьетнамца, Хо, Ши и Мин. Они совершенно безвозмездно раздавали прохожим радужные яйца.

Елизавета Воронцова сказочно похорошела. Видимо, где-то оттянулась в теплых краях. И теперь вовсе не напоминала бледную поганку с тяжкими грудями на хрупких бледных ножках. Кажется, даже подросла сантиметра на два. Или же надела каблучки. Молодая, красивая, нежная. Клубничный румянец играл на ее упругих щеках.

— Господа! — кинулась она к нам со всех своих божественных ног. — Как я вам рада!

— Почему же? — Рябов из одного угла рта передвинул в другой бычок гаванской сигары.

— У нас ведь общее прошлое.

— Ничего не понимаю! — чуть не упал я в обморок. — Это какой-то клубок змей! То он вас насиловал. То вы его любили. То у него, как у дракона, три головы. Двойники! Причем вышколенные в секретном колледже ФСБ. То…

— Думаете, я что-нибудь понимаю в этом безумном, безумном, безумном мире…

Щуплый вьетнамец Хо подошел ко мне и протянул желтое пасхальное яичко, на нем был изображен зеленый трехголовый дракон.

Я отпрянул:

— Вьетнамец Хо! Вы в своем уме? Яйца я категорически не употребляю. У меня диабет. Почти!

— Возьмите, Петр Петрович, яичко, — подмигнула Лиза. — Оно не простое. С секретом.

6.

Полотна российских постмодернистов мне не понравились. Смахивали на холсты фашистских живописцев периода расцвета Третьего рейха. Какие-то грудастые одухотворенные бабы. Крепкие парни со вспученными гульфиками, будто после кроваво-красной таблетки.

— Ну, как вам? — скосилась Лиза.

— Знаете, барышня, я стараюсь держаться подальше от политики, — помрачнел Рябов.

— И очень зря! — к нам без всякой помпы подошел президент всея Руси, Юрий Абрамкин. — Политика — квинтэссенция современного мира.

— Аллилуйя! — подоспевший Патриарх всея Руси, осенил нас тяжким крестом.

Г-жа Воронцова заметно смешалась, опустила голову.

— Рады вас видеть, господин президент! — верноподданно щелкнул я каблуками китайских туфель.

Юрий Абрамкин с отеческой добротой глянул на меня:

— От какой очередной напасти спасаете родину?

— Сейчас затишье… — Рябов сунул руки в карманы. — Хотели вот пособить Али Абу Муму, да вы его закатали в Мордовию.

— И правильно закатали! — медово пропел патриарх Филарет. — Зачем он сексуально домогался госпожи Воронцовой?

— Хотя я ведь его любила, дуралея… — побледнела Лиза, отчетливо проступили золотые веснушки.

— Домогательства не причем! — топнул ногой президент. — Вор должен сидеть в тюрьме. Помните вещие слова капитана Жеглова?

— А он, этот Али, был вором? — облизнул я губы.

— Клейма негде ставить! — Абрамкин с наполеоновским вызовом скрестил на груди руки. — Он сказочно нажился, завозя в Россию нелегалов вьетнамцев.

— Что здесь плохого? — выпятил я подбородок.

— Плохого? Да эти нелегалы, как Тузик грелку, разорвали нашу экономику. А мы ведь только вставали с колен. Крым вот колонизировали, да чуть не подавились.

— Мне срочно нужно в ватерклозет! — громким шепотом произнесла г-жа Воронцова.

— Это еще зачем? — сжал пудовые кулаки патриарх Филарет, по молодости он был чемпионом СССР по боксу, выступая за общество «Трудовые резервы».

— Хочу пи-пи… — вся залилась малиновой краской Елизавета.

Лиза ушла.

Куда-то вбок свернули и президент с Патриархом. Толстенький и тоненький, Гога и Магога. Будто десяточка. Единица и нолик.

— Петя, а какое яичко вам дал вьетнамец Хо? — насел на меня Рябов.

— Вот оно! Желтое. С трехглавым драконом.

Сыщик выхватил пасхальный дар, приложил его к своему уху, прокомментировал:

— Нет ли в нем тротилового эквивалента с часовым механизмом?

Я изумился:

— Зачем же г-же Воронцовой вдребезги пополам разносить собственную галерею? Она только открылась?

— Разве мы до конца понимаем бабий ум? Он всегда с двойным или даже тройным дном.

Рябов стремительно облупил яйцо. А в нем вместо привычного белка с желтком — шоколад.

— Киндер-сюрприз… — мелово побледнел я.

— Петя, какой же вы умный! — сыскарь облупил шоколад, достал пластмассовый контейнер кроваво-красного цвета, достал записку.

— Что там? — прохрипел я.

— Быстро только кошки родятся! — Рябов отошел к окну, к свету. Сощурился. — Читаю… «Господа сыскари! Имею честь предложить вам долю в своем бизнесе завоза вьетнамцев нелегалов. И еще! Петечка, а вы очень даже ничего. Хотя мне больше по вкусу инспектор Рябов. Обожаю брутальность. Лиза».

— Да что же это такое! — не на шутку я расстроился. — Опять отвергли. Как жить-то?

— Вы только о себе, дорогом, и радеете! Стыдно! Ага… Вот наша цаца вывернула из уборной. Держится, как ни в чем не бывало. Петя! Подтяните молнию на ширинке. Наполовину расстегнута.

— Бегунок ослаб.

— На досуге подожмите плоскогубцами.

Г-жа Воронцова не шла к нам, летела. Что у нее на уме? Ласково улыбалась. За ней же гуськом следовали вьетнамцы Хо, Ши и Мин. Тоже сладостно щерились.

Я резко подтянул зиппер.

                                                            *  *  *