1.

Вечером разглядывала своего мужа, Гарри Пелипенко. Как он ужасен! Артритные ноги. Тусклый взгляд. Весь осыпан серым пеплом «Мальборо». Нет, для ее страны грез этот кадр решительно не годится! Ей, Аллочке Хогарт, всего-то 45-ть. Значит, опять ягодка. Именно она напишет эпохальный роман «Венок из одуванчиков», от коего весь мир сначала вздрогнет, потом перевернется.

Пока же г-жа Хогарт затаилась, аккумулировала духовную энергию, собирала стратегический материал. В метро зорко разглядывала пассажиров, а именно — самцов. Кто из них годится для ее книжки? Кандидатур пока, увы, не было. Надо пошукать в каком другом месте.

В марте, когда стал сходить грязный снег, почувствовала себя невротичкой. Где в этом чмошном мире ее солнечный остров с ароматом мускуса и тонкого порока?

— Что-то ты, матушка, сама не в себе, — заметил Гарри. Он лежал на тахте перед телевизором «Витязь», в трусах и майке, глядел игру своей любимой футбольной команды «Торпедо» Москва.

— А что ты вообще думаешь о любви?! — эдаким раненным навылет буревестником, вскрикнула Алла.

— Пустота. Жупел. Выдумка для идиотов. Сексом занимаются и барсуки с кроликами. Какие-нибудь микробы, и те, наяривают.

Не проронив ни словечка, Алла убежала в свой кабинет. Камертон, золотой ключик к ее роману найден. Главный герой, Альберт Гриф, будет полной противоположностью ее лежалого мужа.

Стоп-стоп… Хочет ли на одной делянке сойтись с Иваном Буниным и Генри Миллером? Нет! Она будет писать от лица женщины, дьявольски искушенной в постельных баталиях.

Роман двигался туго. Если честно, то опыт сексуальной жизни у Аллы был не велик. Мизер! Один, насквозь прокуренный, осветитель Гарри Пелипенко, выгнанный из Останкино за черное пьянство.

Потом в мозгах что-то перещелкнуло. И она застрочила яростно, шариковая ручка на поворотах разрывала бумагу. Уже не понимала что, собственно, пишет. Поток сознания бросил ее куда-то под облака, к золотым звездам.

Она писала:

«Альберт обнял Милу за талию. Глаза его, цвета лесного ореха, приветливо залучились.

— Ты хочешь меня? — спросили ее пухлые, чуть растрескавшиеся на тропическом солнце, губы.

Альберт вместо ответа нежно завел ее в бунгало, грациозно сооруженное из ветвей авокадо. Сорвал с нее полупрозрачную блузку. Взял в ладони ее груди с затвердевшими сразу сосками.

Рука ее сама собой потянулась к его жезлу любви. И тут же отдернулась. Тысячелетний опыт женщин управлял ею. Надо еще поиграть. Накалить страсть до взрывной грани».

Обнаружила себя Аллочка только утром. Перед ней лежала гора мелко исписанной бумаги. Похоже, плотину творчества (ура!) прорвало.

2.

К июлю роман был написан. Двигался он какими-то родовыми судорогами. То густо, то пусто. Существуя вот уж какой год на акции «Газпрома», доставшиеся по наследству от папы, Алла жизни не знала. Приходилось, подобно пауку, вытаскивать всю творческую нить из себя, полагаясь лишь на ускользающую подсознанку.

Гарри косился на супругу с некоторым испугом. Отродясь ничего не писала. А вот, гляди-ка!

— Ты чего, мать, ступила на тропу Льва Толстого? — Гарри почесал волосатое брюхо под майкой.

— Не доставай, а?!

— Только о тебе и радею… — багровел муж. — Ты посмотри на себя! Девочка из Бухенвальда. Кожа да кости.

— Работу себе подыщи. Какой уж месяц байбаком валяешься с пивом.

Гарри, щелкая тапками, бежал к холодильнику. Яростно открывал жестянку.

— В Останкино тянут лямку продавшиеся скоты. Изощренные манипуляторы сознанием. Погонщики бараньего стада. Я ничего не хочу иметь с ними общего.

— Врешь! Тебя под зад коленом.

— Да какая разница?! Главное, я остался кристально честным. Солженицын правильно писал, надо жить не по лжи.

Алла отправилась в ванную комнату. Зорко глянула в зеркало. Неужели она и впрямь дурно выглядит?

Да, видок еще тот!

Лиловые круги под глазами. Не левой щеке появилось пигментное пятнышко. А ведь самое трудное еще впереди. Опыта издания романов решительно нет. Придется бегать по редакциям. Унижаться. Клянчить.

Алла в «Википедии» нашла адреса дюжины российских издательств, веером разослала им аннотации.

Почувствовала облегчение, будто сбросила с плеч свинцовую плиту.

Потом прожгло от макушки до пяток. Так ли хорош ее опус? Творила-то его в каком-то параноидальном бреду.

Ровно через две недели ей позвонили из книжного холдинга «Красный витязь».

— Алла Хогарт? Очень приятно… Роман ваш мы напечатаем. Хотя женские романы категорически не публикуем.

— Почему же тогда?

— Есть в нем какая-то тайная свобода. Открытое дыхание. Вы понимаете?

3.

«Венок из одуванчиков» вышел и в обществе произвел фурор.
Может, тут сказалась усталость от политики и кренделей, кои выписывал президент РФ, выхвативший флаг борьбы с коррупцией из рук козырного оппозиционера. Или еще что-то еще… Фортуна — баба истеричная, своенравно поворачивается, то медовым передом, то гнусным задом.

Пробный тираж в 1000 экземпляров разошелся в три дня. А ведь кто до этого слышал об Аллочке Хогарт, скромной домохозяйке с Котельнической набережной? Никто!

Следующие пять тысяч разлетелись за месяц.

Вышла сдержанно похвальная рецензия Георгия Мармеладова в «Независимой газете».

Журнал «Огонек» опубликовал две главы.

И тут… будто прорвало! О новом романе заговорили все. Посыл же таков: «В наше паскудно безнадежное время именно такие книги дарят эмоциональную разрядку. Пусть она не Набоков, не Бунин, даже не Пелевин. Она эксклюзив! Соло! И роман ее — глоток горного кислорода».

К Алле домой приехал сам гендир «Красного витязя», Филипп Филиппович Янтарский, в круглых очках с чудовищными диоптриями.

— Поклон гению всех времен и народов… — склонил в венчике серебряных волос плешивую голову.

— Ну, ё-моё! — щелкнул резинкой растянутых спортивных штанов Гарри Пелипенко. — Какие гости, и без охраны.

Янтарский с изумлением скосился на Гарри.

— Это мой непутевый супруг, — смутилась звезда беллетристики. — Отставной осветитель Останкино. Имеет второй юношеский разряд по пляжному бадминтону.

Янтарский сел в покойное кресло. Щелкнул замками дипломата.

— А я к вам с живой наличностью. И свежеиспеченный договор длительного сотрудничества. Могу я с вами иметь конфиденциальный разговор?

— Я пока пивка долбану! — осклабился Гарри.

Пелипенко, виляя женственными ягодицами, удалился.

— Буду предельно откровенен, — глуховатым баском заговорил Филиппович. — Природу успеха вашего романа не догоняю.

— Мне же говорили редактора о тайной свободе.

— Не люблю метафизику.

— Мы много чего не понимаем. Черные дыры, закон всемирного тяготения, вертикаль нашей власти.

— Ага. Яблоки Ньютона… Яблоки на снегу… Яблоки не люблю. Кислые. Вернемся к нашим баранам. В новом договоре заявлен полумиллионный тираж. Перевод на все европейские языки. Включая, албанский. И билет в кругосветный рекламный круиз. Каюта, между прочим, хай-класса.

4.

Наконец-таки Алла Хогарт оказалась в медитативном одиночестве. На теплоходе «Victory» были сплошь иностранцы. Теперь у нее личные корабельные хоромы. Зал, спальная с альковом, кабинет, ванна с душем Шарко. Из широких иллюминаторов вид на безбрежное море.

Как же она устала от папарацци! От клацанья ослепляющих блицев. От своих выступлений на каналах TV. Какая лавина писем хлынула к ней со всех медвежьих уголков нашей безоглядной родины. Сколько признаний в высокой и нежной любви. Несколько мужиков прислали свои фотки с воспрявшими фаллосами. Один чудак свой мужской отросток даже отксерил. Сильнее же всего уязвило в самое сердце послание матушки Матроны из Архангельского скита. Игуменья грозилась приехать в Златоглавую и лично выколоть Алле ее голубые глазоньки. Именно ее, Аллу Хогарт, она обвинила в том половодье разврата, кое разлилось по Руси. Гомосексуальные свадьбы, съезды педофилов, бурная смена пола, многотомные иллюстрированные энциклопедии садо-мазо.

И с чего, спрашивается, Матрона взяла, что у нее голубые глаза? Они у нее зеленовато-карие.

Крезанутое послание Алла решила оставить без ответа. Даже не уведомила о нем полицию. Пронюхают журналюги, не избежать бузы. А эти ребятки безжалостные, бьют ниже пояса.

Каждый божий день Алла читала по 200-300 страниц настоящего текста. Бродский и Евтушенко, Достоевский и Ницше, Пифагор и Мопассан, Фрейд и Акунин…

Критик Георгий Мармеладов как-то обмолвился, что бэкграунд г-жи Хогарт оставляет желать лучшего. Короче, он ужасающ, как у пэтэушницы. Знает ли она ведущих философов современности и психоаналитики? Агнию Барто, и ту, не знает.

Так! Следующий роман написать на интеллектуальном уровне.

Кроме книг Алла взяла на белоснежный лайнер DVD-проигрыватель. Стыдно сказать, она даже не видела саги о Эммануэль, французской жене дипломата, курочкой сигающей из постели в постель. Вообще фильмы непристойного содержания для нее терра инкогнита.

К тому же, она не знает ни одного иноземного языка. Не ведает, что творится в астрофизике и кибернетике. Что греха таить, она почти Маугли! Успех же ее романа — улыбка Бога.

Алла, с подрагивающими руками, вышла на палубу.

Никого… Лишь сечет мелкий дождь. Вдалеке, в сиреневом мареве тает Амстердам. Город высоких технологий и дерзкого порока.

5.

Никогда еще пассажиры океанского лайнера не видели такую скучную знаменитость. Аллочка почти не выходила из каюты, на палубе появлялась исключительно ночью.

Хотя, если честно, никакой мировой звездой г-жа Хогарт еще не была, роман в переводах пока не вышел.

Посмотрела «Эммануэль». Глупая киношка. И почему от этого бреда сходили с ума? Тупого траха полно и в курятнике. Чем, блин, любоваться?

Второй роман никак не писался. Неужели она бабочка-однодневка? Всплеснула радужными крылышками и… адью. Душа выскоблена, будто ложечкой яйцо «в мешочке».

Зачем она согласилась на этот круиз? От качки мутило. Злые крики портовых чаек вызывали мигрень.

Еще бесило огромное зеркало в ванной. Господи! Как же она стареет. В каштановых волосах сверкает проседь. По ночам мучило сердцебиение. Появилась отдышка.

Лишь когда судно пришло в Бангкок, столицу Таиланда, она будто проснулась. С горькой усмешкой вспомнила о приключениях похотливой курицы Эммануэль в этой злачной точке.

Натянула зеленые шортики, маечку с надписью «Love», белые босоножки. Отправилась на выгул по вонючим (амбре из кофешопов) улочкам.

В одном тупичке обнаружила лавку с плакатом «Таблетки щастья».

Что за напасть?

Крохотное помещение тускло освещено 30-ти ваттной лампой. За прилавком узкоглазый пацан.

— На плакате ошибка… — улыбнулась Алла.

— Так прикольней. А таблетки — супер! Мне вот 51 год. А разве дадите?

— Что вы говорите?! Максимум пятнадцать лет.

Заплатив нехилые бабки, Алла взяла серый пакетик. Принимать утром натощак, по одной штучке в сутки.

Конечно, это лабуда и лохотрон. Но ведь можно попробовать?

6.

Пересекая Бермудский треугольник, г-жа Хогарт поняла, что беременна. От кого? Ведь она переспала чуть не со всем мужским московским стриптизом «Алые паруса», что подсел в Сан-Франциско.

Отличные ребята. Кровь с молоком! Или даже молоко с кровью. Многие с русскими корнями. Эмигранты из Москвы, Одессы, Жиздры.

Именно в Сан-Франциско тайские таблетки стали работать. Исчезла седина, подтянулись мешки под глазами, на щеке пропало пигментное пятно, на ляжках исчез целлюлит. В паху же загорелся негасимый огонь. Вторая, как ни крути, молодость.

От кого же она понесла плод? Григорий, Максим, Всеволод? В «Алых парусах» полста парней. Всех не упомнишь. Они Аллу передавали из рук в руки, как олимпийский факел.

Появились наметки следующего романа. Так его и назовет — «Алые паруса». Привет Александру Грину, с его капитаном Греем и Ассолью! Ассоль теперь носит имя Аллы Хогарт.

В Гаване мужской коллектив сошел на брег. Ангажирован на юбилей острова Свободы самим Кастро.

Ну, и отлично! Нужно малехо передохнуть от большого секса. Не все же вертеться обезьянкой на вертеле. Надо подумать о маленьком бэби. Какие памперсы лучше покупать, какие присыпки от аллергии. И на какой, елы-палы, день зарубцуется пуповина?

Судно покидало Кубу. За бортом пальмовые острова, розовые фламинго выпархивают с изумрудного болотца. Ожившая реклама шоколадного батончика «Баунти».

Тут Алла почувствовала, как холодный твердый предмет ткнулся ей чуть выше копчика.

Оглянулась.

В черной сутане, горя черными же очами, стояла монашка, в маленькой руке держала черный пистолет.

— Вы, собственно, по какому вопросу? — спросила Алла.

— Хвала Вседержителю, я нагнала тебя.

— Вы кто?

— Матрона. Из Архангельска.

— Спрячьте пистолет. Я беременна.

— От кого? — мстительница оторопела.

— Откуда мне знать. Может, от Святого Духа.

— Не богохульствуй! Аборт будешь делать?

— Только рожать! Стану второй наседкой, Наташей Ростовой. Думать буду о памперсах и присыпках. Кстати, на какой день рубцуется пупок?

— Надо посмотреть в Википедии… А твои книги? Твои сатанинские книжки?!

— Буду теперь писать целомудренно. Нежно и чисто! Ни слова о сексе. Только любовь. А всю себя отдам материнству. Россия же вымирает. Вы, чай, в курсе?

— Как ты помолодела… — игуменья сглотнула. — С чего вдруг?

— Потом объясню. А пока… — полезла в карман куртки. — Я, так и быть, отсыплю вам чуток таблеток щастья.

— Идиотская шутка! — Матрона, сплюнув, дробно побежала по стальным ступенькам. 

                                                   /Рисунок из интернета/.

                                                               *  *  *