1.

Ведь было же, было! Еще недавно власть обожала своих писателей.
Щедро одаривала их квартирами, автомобилями и ударными турвояжами. А сейчас? Ноль! Полный разрыв цепочки: «Панегирик беллетриста — власть — блага жизни — вновь панегирик».

И как прикажите жить в это блевотно изобильное время? Какие-то козлы подсуетились, рассекают теперь на яхтах с вагинально изощренными топ-моделями, жрут из золотого корыта. А ты что? Аутсайдер? Лузер? Маргинал с авторучкой?

Последняя книга Сержа Кряквина вышла аж 10 лет назад. Теперь же издатели шарахаются от него, как от прокаженного. Мол, он противник вертикали, подрыватель основ. Брехня! Он слуга царю, отец солдатам.
Если под солдатами понимать весь русский люд.

Серега мрачно напивался в подвальном ресторанчике ЦДЛ. Напротив него сидела поэтесса Алевтина Чучкова, пила из высокогорлого бокала элитный портвейн «Массандра».

— Понимаешь, Аля, — Серж гладил тоненькую конопатую руку поэтессы, — жизнь уходит в песок. Пустыня! А ведь мне полтинник… Где забота Кремля?
Союз писателей и тот сгнил под корень.

— Взял бы ты меня, беллетрист, замуж.

— С этим подождет. Я тебе толкую о метафизике.

— Мне тридцать три года.

— Возраст Христа. У тебя, Алька, еще все будет. Неужели они там, в Кремле, не понимают, что прозаики — это опора власти? Становой хребет? Кто прославлял Сталина? Фадеев, Катаев, Кочетов, Павленко… Писателей мы этих забыли, а вот лучезарный образ "отца народа" живет до сих пор во многих сердцах.

— Серега, а на что ты живешь? — Алевтина откусывала бутерброд с полукопченой колбаской.

— Стыдно сказать… Езжу на Беговую. Ставлю на ипподромных лошадок. Мне везет. Пока.

Аля запрыгнула Сергею на колени, обняла его, зашептала в ухо:

— Дорогуля, а ты напиши письмо президенту РФ. Все растолкуй. Ведь он же адекватный мужик. Вдруг откликнется.

2.

В этот раз на ипподроме ничего не обломилось. Его лошадка по прозвищу Кучерявка (за фактурный хвост) пришла предпоследней. Просадил все бабки. С горя зашел в ломбард, заложил часы «Слава», презентованные ему главредом газеты «Завтра» в чумовые 90-е годы. Купил пару пузырей водки, живых раков. Напьется в гордом одиночестве, без всяких посторонних вскриков и взвизгов.

Пришел домой, в однокомнатную хрущевку на Полежаевской, ан пить расхотелось. И так уже замучили желудочные рези и бессонница. Сел писать письмо президенту.

Сочинял с яростной страстностью А.С. Пушкина.
Гора черновиков, мелко исписанных, крест-накрест перечеркнутых, летела в корзину. В итоге текст получился всего на страницу. Зато какой текст! Какой месседж!
Каждая строка гудела вечевым колоколом.

Ахнул стакан водки «Молодецкая», зажевал рдяным раком. Вышел на балкон, закурил ностальгическую «Яву». Тихонько запел свое любимое, из Макаревича: «Вот новый поворот! И мотор ревет. Что он нам несет? Пропасть или взлет?»

Через неделю получил ответ из администрации.

Роскошная веленевая бумага, текст распечатанный на лазерном принтере. Суть такова:
 - Хотите прославлять, так прославляйте. Никто вам палки в колеса совать не будет. Но и на народные бонусные денежки не надейтесь.

Серега схватил себя за виски:
«Это писец!»

Потом приметил внизу страницы приписку грифельным карандашом, школярским почерком: «Президенту понравилось ваше письмо. Позвоните».

Неужели будет личная встреча?! Такого не мог представить и в бредовом сне.

Набрал поэтессу:

— Алька, козочка моя, меня инкогнито ангажируют в сам Кремль.

— Возьми меня в жены, будешь всегда на коне.

— Да погоди ты со своим конем. За наводку мерси!

— Я поэму сочинила. Хочешь, прочту.

— Потом! Сейчас буду собирать гардероб. Не двинешь же к кремлевским звездам в маргинальном прикиде?!

3.

В этот же день (дорога ложка к обеду!) позвонил в администрацию. Ему назначили четверг, ровно в полдень.

Шел на подгибающихся коленках. Вот-вот мечта станет явью. Прикоснется к тайне, к сокровенному ядру государственности.

Двухметровый охранник долго вел его по витой лестнице куда-то вниз и вниз.

— В секретное бомбоубежище? — скосился на детину Серж Кряквин.

— Типа того… Только, чувак, здесь вопросы не задают. Лучше помалкивай.

— Могила!

Никогда б не подумал, что Юрий Абрамкин такой субтильный. Метр с кепкой. Смахивает на препода физры начальных классов. В черном трико. А вокруг реальный антураж спортзала. Шведская стенка. В туманную даль потолка уходящий канат. Турник. Брусья. Стопка из кожзама матов.

— Ах, вот вы какой Серж Кряквин! — кинулся к нему президент. — Кряжистый богатырь! Разве беллетристы такие бывают?

— Отец мой подковы гнул. С Урала я, — покраснел Серега.

— Плоть от плоти электората. Без подделки. Ты свободен, Иван, — повернулся Абрамкин к секьюрити.

Ваня козырнул, деликатно стараясь не громыхать тяжелыми башмаками, удалился.

— Хороший парняга, только кровь горчит, — проводил его взглядом Абрамкин.

— Не понял?

— Не гони лошадей. Не все сразу.

Президент подскочил к турнику и принялся вертеть «солнце». Тело его, смачно разрезая воздух, свистело пропеллером

«Мал, да удал!» — подумал Серега.

Абрамкин спрыгнул, потер ладони, подмигнул подначивающе:

— Могешь так?

— Вряд ли…

Президент вплотную подошел к инженеру человеческих душ, голубые глаза льдисто вспыхнули:

— А нам все по плечу, вампирам.

— Кому? — отшатнулся Кряквин.

— Не боись! Кусать не буду. Сыт по горло. Так вот… Читал я твое письмо. Правильно мыслишь. Хочешь прославлять меня — прославляй. Только не выставляй идиотом. Не окажи медвежью услугу. Не прощу. Я человек мстительный.

— Ага… Только хотел бы уточнение о вампирах… — Серега, покачнувшись, сел на маты.

— Тогда уточню.

4.

Абрамкин шагнул к Сержу, склонился к его уху, будто для доверительного слова. А сам укусил. Слегка так. По касательной.

Серж взлетел:

— Что, блин, такое?

— Это посвящение. Теперь ты наш. В Ордене упырей! Заклей… — Абрамкин протянул пластырь.

Под бактерицидной нашлепкой укус напоминал себя лишь жжением. Сознание г-на Кряквин вдруг расширилось и просветлело. Руки-ноги налились неслыханной силой. Какой-то мажор пёр изнутри, не сдержать.

Серега подпрыгнул, цепко схватился за перекладину турника, с удалым свистом стал вертеть «солнце».

— Наш! — засмеялся Абрамкин.

Серега спрыгнул, потер ладони, ласково улыбнулся:

— Пусть я теперь вампир. Допустим… Только сосать кровь из своего ближнего — это, согласитесь, моветон, пошло.

— А никто и не требует сосать. Погужуй на воле. Пиши про меня добрые и честные книги. Теперь за твое творчество я спокоен. Черкни на всякий случай мою мобилу.

— Это честь для меня.

— Не надо расшаркиваться. Итак! Девять семерок. Записал. Ага… У поэтессы Алевтины Чучковой, слыхал, трое детей от разных браков.

— Вы в курсе?

— Президент я или не президент? Резюме! Чад ее ангажируем в школу кремлевских пажей. А ты, не валяй дурака, бери ее в жены, да и привлекай к святому делу честного беллетриста.

— Есть такая буква! Только ведь она все строчит про сферы, так сказать, инфернальные. Ударена метафизикой.

— Ты ее, голубушку, прикуси за ухо. Слегка. Забудет об инфернальщине, опустится на грешную Землю.

5.

События развивались по крутой спирали. Детей Чучковой забрали в школу Кремлевских пажей. Серега слегка укусил Алевтину. Она стала одной из них: прямиком в Орден. Забыла про сиреневую вуаль на кладбище надежды, жаждала прямого и энергичного действия.

Через пару месяцев роман «Между молотом и наковальней» был написан. С вкраплениями поэтических опусов г-жи Чучковой.

— Прочитал я книжку. Ничего. На троечку, — позвонил Абрамкин. — Хвали меня как-нибудь похитрей, по ленте Мебиуса. В лоб не надо. И не употребляй слова — упырь, вампир, кровососы… Народ же не в курсе. Только догадывается.

— Вас понял! Мы с Алей хотим официально зарегистрировать свои отношения. Свадьба в следующую субботу.

— Загляни в Кремль. Здесь тебя ждут ключи от новой квартиры. Ничего хатенка. На свадьбу приду. Или пришлю кого. Пресс-секретаря, например.

Новоселье справили в Доме на Набережной. В том самом, в коем гнездились сталинские соколы. Маршалы авиации, либреттисты Больших и Малых театров, беллетристы-стахановцы… Их, правда, всех потом передушили, сгноили в Гулаге. Да ведь когда это было!

В одной из комнат Сережа и Аля устроили спортзал. Турник, брусья, шведская стенка, «козел», канат. В полнолуние, используя спецкрепления, они с супругой прицеплялись к турнику вниз головой.  Типа кровососов летучих мышей. Такое блаженство!

— А тебе черное трико очень к лицу, — косился на Алю беллетрист Кряквин.

— Милый, как же клево быть упырем.

Серж вздохнул:

— Мы пока на испытательном сроке. Скоро должен состояться обряд инициации.

— Это не больно?

— Президент заверил меня, что не больнее, чем потеря девичьей невинности.

— Тогда ничего… С целомудрием своим я рассталась…

— Ой, не надо об этом. Я же ревную тебя к твоим бывшим.

Президент не звонил. Серега сам набрал девять семерок.

— Обряд инициации? — переспросил Абрамкин. — Лезешь раньше батьки в пекло? Думаешь, в сане полновесного вампира тебя ждут исключительно медовые пряники?

— Я готов ждать всю жизнь.

— Правильный ответ!.. Ты, брат, извини, что не присутствовал на твоей свадьбе. И никого не прислал. Активизировался, зараза, мой старый ревматизм. Скрутило поясницу. Ты будешь смеяться, но и упыри болеют.

6.

Обряд инициации был почему-то назначен в московском зоопарке, у метро «Баррикадная». Если точнее — возле клетки с летучими мышами.

Президент явился с двухметровым секьюрити Ваней. Загримированы оба под дворников-таджиков. Легкая щетина, восточная смуглость, морковного цвета безрукавки с бликующими сигнальными полосами.

Раннее апрельское утро. Подмораживало. Посетителей нет. Лишь какой-то забулдыга выуживает из урны жестяные банки.

Серж с Алей нервно поеживались.

— Иван, выдай им на-гора! — приказал Абрамкин.

Секьюрити протянул широкую ладонь с парой кровяных крупинок.

— Глотайте одновременно! — подмигнул президент.

— Почему у вольера с пернатыми мышами? — облизнулась Аля.

— Не догадываетесь? — усмехнулся Ваня. — Включайте воображение. Интеллигенты вы или же хрен собачий?!

— Иван, не груби, — нахмурился Абрамкин. — Глотайте.

Они проглотили.

Одежда на супружеской чете разошлась по шву. Ноги-руки обратились когтистыми лапами. Тела обросли коричневатой шерстью. Ба! Руки-то стали еще и крыльями!

Серж с Алей взмыли в промытое дождем апрельское небушко.

Бомж с полосатой сумкой, набитой пивными жестянками, рухнул на пятую точку. Таких огромных и красивых летучих мышей он еще не видел.

А они, эти голубки, в образе летучих мышей, нарезали круги все выше и выше. Осталась далеко позади готическая сталинская высотка, мелькнула Поварская, Большая Никитская, впереди ласково засияли стены Кремля.

— Ви-ви! — завизжал Серж, ему хотелось сказать Але, как он счастлив.

— Ви-ви! — с не меньшим информационным посылом пискнула Аля.

«Дорогая моя столица! Золотая моя Москва!» — внутренне запел Серж.

— Дорогая моя столица! Золотая моя Москва! — Аля запела в голос.

                                                   *  *  *

                   /Фото из сети- Вид на кремль./

                                              *  *  *