1.

— Почему Грязный Гарри? Обидное имя. Оскорбительное…

Мои слова Евдокима Петровича нисколько не тронули. Он энергично расхаживал по кабинету. В туманной юности полковник Солоницин был чемпионом Москвы по сумо, обладал соответственной статью, вес под 200 кг. И ни капельки жира, отечности, сплошные жилы и мышцы.

— Оленька, ласточка, солнышко… — элегантно склонил ко мне могучий свой стан. — Чем меньше погоняло подходит агенту ФСБ — тем лучше. Один из наших самых прославленных агентов носил кодовое имя «Моль». А ведь богатырь, столько героических дел наворотил, до сих пор расхлебываем.

— Полковник, давайте перейдем к сути дела.

— Охотно… Итак, вы, Ольга Васильевна, прославленная в узких кругах поэтесса. Пишите о восходах и заходах, о голубой луне, даже о свистунах-сусликах. А не пора ли вам взяться за настоящее дело?

— Что вы имеете в виду? Выражайте четче свой месседж.

— Куда уж четче? Вы должны отдать свой нешуточный талант родине. Михал Иванович очень на этом настаивает.

— Михал Иваныч?

— Мой куратор. Полный, между прочим, генерал ФСБ. Именно он поручил мне установить с вами контакт.

Руки мои подрагивали, в висках ломило.

— Можно я закурю?

— Да сколько угодно. Так вот… Близится славный юбилей карательных органов. В условиях экономического кризиса он, понятно, будет проведен с особым размахом. Сам президент РФ потрясет мошну толстосумов.

— Что нужно от меня?

— У нас нет стихов, прославляющих рыцарей без страха и упрека, бессребреников ЧК-НКВД-КГБ-ФСБ.

Я затянулась «Кэмелом» до рези в горле:

— Ничего не понимаю. Вы обратились не по адресу. Да я пишу о луне и сусликах. Вам нужен поэт с матрицей Маяковского. Какое-то погоняло… Грязный Гарри… Охота вам надо мной издеваться? Мне уже 29 лет! Чай, не девчонка…

Евдоким Петрович поддернул белые носки, единственная деталь его туалета, коя меня коробила.

— Угомонитесь, родная! Грязный Гарри необходим лишь для финансовой отчетности. И дослушайте до конца. Неужели вам самой не надоело жить в чмошной квартирке в Новых Черемушках. Пора, ой, пора перебираться поближе к Лубянке, т.е. к Кремлю.

— Финансовая составляющая проекта меня не интересует! — затушив бычок в хрустальной пепельнице, я резко встала.

Полковник поймал мою руку, потянул:

— Нет, вы садитесь. Вы и представить не можете, как славные органы могут переломать вашу жизнь. Что вы побледнели? Шучу, шучу… Дать валидол? Нет? А вот «Ессентуки №17». Отличная, между прочим, вода. С огненными пузырьками!

2.

Стихи под грифом «Грязный Гарри» получились не очень. Не моя тема. Я не горлан, не пропагандист, а человек заточенный совсем под иное.

Перечитала Маяковского, Евтушенко. Вошла во вкус. Строфы стали выходить литыми, исполненными внутренней энергии, между словами проскакивала молния.

— Что ж… Очень недурно… — листал мою рукопись куратор проекта Михал Иваныч Бесфамильный. — Мы сделали ставку на верную лошадку.

— Я, заметьте, не лошадь.

— Не спорю. Вы прекрасная дама.

В отличие от Евдокима Петровича генерал был маленького роста, почти карлик. Остроносое его личико слегка напоминало суслика. Или, скорее, хорька.

Михал  Иваныч вышел из-за огромного стола, обтянутого зеленым биллиардным сукном. Положил руку на мое плечо.

— Одним словом, с заданием справились «на ять».

— А в вашем кабинете не пытали? — зачем-то спросила я.

— Может и пытали… — лукаво подмигнул генерал. — В злополучные времена Лаврентия Берии. Поэтому нашим органам и нужен ребрендинг. Резкая и благотворная смена имиджа.

— Я, по природе своей, гуманист. Сами знаете, пишу в основном о голубой луне, заходах-восходах да наших братьях меньших.

— А мы не гуманисты?! Еще какие! Книгу вашу издадим. Приличным тиражом. На веленевой бумаге. Обложку закажем приличному художнику, не забулдыге какому-нибудь.

— Я ведь не получила гонорар… — вспомнила я.

— Берите! — генерал резко открыл ящик стола, протянул мне толстый конверт. — Это аванс.

— Ого!

— Там и пластик с пин-кодом. На него будет скинута основная сумма. Есть у меня к вам еще разговор. Точнее, задание. Нам нужна поэма. Именно поэма.

— О чем? Опять о ФСБ?

— Нет. Лишь по касательной. Вы должны изобразить работников безопасности, как нео-дворянство. В 17-м году дворян большевики всех перещелкали, а мы, на Лубянке, в 21-м веке новое дворянство возродили. Знаете, кто я?

— Кто? — охолонуло меня.

— Князь! Пока еще, увы, не великий.

3.

— Давненько мы ждали такие строки! — с хрустом потер ладони главред «Литгазеты» Юрий Карнавалов. — Наконец-таки стали говорить о самом главном. О новом дворянстве!

— Это только зачин, — улыбнулась я. — Спасибо за подборку.

— Вам спасибо!

И тут грянули колокола. Редакция располагалась на взгорке Китай-города, а вокруг храмы, церкви, колокольни, намоленный воздух.

— Добрый знак… Эти колокола! — с хрустом потянулась я.

Юрий же Карнавалов, дородный мужчина в блескучем костюме, достал из нагрудного кармана электронную сигарету, выпусти в мое лицо клуб молочного дыма.

— Меня ведь, Ольга, кое-кто обвиняет в связях с ФСБ. Махровая ложь! Но даже, если это именно так? Россия находится в огненном кольце врагов. США, Великобритания, Турция, Гондурас… Брожение, точнее, оранжевая революция в людоедской Африке.

— Я пойду?

— Сразу налево. Там касса. Гонорар выписал по высшему разряду. Будто вы Бродский и Маяковский в одном флаконе.

Смутные чувства охватили меня при выходе из приземистого здания. Да тут опять ударили колокола. Сразу отпустило.

Через пару недель подоспела моя книжка под грифом «Грязный Гарри».

Иду в издательство.

Цвет здания «Эксмо» у метро Полежаевская мне не понравился. Какой-то кроваво-красный, пыточный.

Внутри же ничего. Мебель в стиле хай-тек. По стенам картины Шилова-Глазунов. Живенько.

Редактора, делопроизводители, корректора вытягивались предо мною в струнку, как перед полным генералом.

— Конечно, вшивые интеллигенты взвоют… — ласково улыбалась главред Варвара Качелькина. — Не любят они чекистов. Что там не любят, ненавидят люто.

— Чекисты — становой хребет государства. Его мозжечок. Мозговая косточка.

— Именно! Подписываюсь под этим двумя руками. Была бы третья, подписалась и третьей. Ногами, увы, не умею. Шутка! Можете забрать пяток своих сигнальных экземпляров.

— А гонорар?

— Все на карточку скинуто.

С деньгами у меня стало хорошо. Яхту с алыми парусами, конечно, не купишь. Но о бытовых затратах уже не думаешь. А ведь еще недавно пересчитывала в ладони остатнюю мелочь. Не было даже на проезд в метро. Сейчас же — прыг в такси, мотай куда хочешь.

4.

Грянуло предновогоднее время, рыцари Лубянки пригласили меня на свой карнавал.

Забавно, что и говорить, видеть верблюда с бейджиком — «Маркиз», пуму-барона, мой Евдоким Петрович в костюме бегемота оказался графом.

— Что-то вы оделись скромновато … — сделал мне полковник ласковый выговор.

На мне был костюм рыжей лисицы, по лощеному паркету волочился огненный хвост.

— Почему скромновато. Я — Лиса Алиса из сказки «Золотой ключик».

— Тогда ничего… — засмеялся граф. — Символично! Вы свой золотой ключик уже раздобыли.

— Только, простите, пришла без бейджика. Я ведь не знаю, в каком я звании. Да и есть ли у меня вообще таковое.

— И правильно сделали. Вы еще не дворянка. Вот сварганите полностью поэму, сразу произведем в княжны.

— В великие?

— Чего в великие?

— В великие княжны?

— Ну, у вас и замах! Тщеславие выше крыши. Смиряйте гордыню.

Я понурилась. Сразу же захотелось сорвать с себя проклятущий наряд, оторвать рыжий хвост.

— Не печальтесь! — чутко поймал мое настроение полковник. — Книгу ваших стихов хвалил сам министр культуры РФ, господин Медовкин. Кое-что из вашего даже включено в школьную программу.

— Этого не знала…

— И не могли знать. Мы это решение министру культуры подскажем на этом карнавале.

— Спасибо.

— Как знать, может быть, дорастете и до великой княжны. Не сразу Москва строилась. Потерпите!

Оркестр заиграл вальс «Амурские волны», полковник подхватил меня за талию и закружил по залу. Несмотря на свою тушу в 200 кг, танцевал он отменно.

— Ожидаем самого президента РФ, — шепнул он мне в ухо. — Хотя вряд ли придет. Предпочитает оставаться анахоретом. Почти всегда соло. Не считая, конечно, батальона охранников.

— Хоть бы пришел. Михал Иваныч-то здесь?

— А где ему быть? Хотя он может находиться и в заветной комнате.

— Какой заветной?

— Советуется с Лаврентием Берией. Шучу, шучу…

5.

Поэма моя получилась. Я это ощущала нутром, селезенкой. Вся вербальность была на естественной музыкальной связке.

Евдоким Петрович одолел «Чекистские огни» в один присест. Поднял на меня, умытые слезами, очи.

— Да вы понимаете сами-то, что вы такое написали?! Это же триумф! Виктория! Оправдание всей моей скотской жизни. Я теперь отпускаю себе все грехи. Мордобой, государственный рэкет, прочие мерзости.

— Это серьезно?

— Вы, Оленька, переплюнули саму себя. Точнее, прыгнули выше головы. А над вашей головой семицветная радуга тотальной удачи.

— А вы романтик!

— Нет, мы — реалисты. Хотя и мечтатели. Самое время вам показать нашу заветную комнату.

— С Берией?

— С ним!

— А я думала, вы тогда хохмили.

Лицо полковника налилось лютой кровью:

— Какие тут хохмы? Молча-ать! — крикнул он.

— Полковник, вы чего? Сами же нахваливали мою поэму.

Евдоким Петрович обмяк:

— Извиняйте… Предо мной пронеслось всё мое прошлое. Мой дедушка Мазай, его длинноухие зайцы. Мои агенты. Знаете, как тяжело работать с агентурой? Ведь сдадут за ломаный грош. Подлецы такие, клейма негде ставить.

— Что вы говорите?

— Пойдемте! В эту комнату могу входить только я, да Михал Иваныч. Поторапливайтесь! Пользуйтесь, пока я добрый…

6.

Голова Берии пребывала в хрустальном шаре. И хотя полицейский нарком спал, в глаз его был вдет монокль. Я сразу вспомнила известное фото М.А. Булгакова. Хотя причем тут классик?

— Где тело? — прошептала я.

— Вас, дорогая Оленька, больше ничего не удивляет?

Я огляделась. Вся комната в иконах. Троица, Божья Матерь, Святитель Пантелеймон, Николай Угодник и т.д. В красном же углу скульптурное распятие Христа почти в полный рост. Лицо Иисуса подозрительно напоминает лик ныне действующего президента, Юрий Абрамкина.

— Ничего не пойму! — потерла я лоб.

— А чего понимать? — полковник истово перекрестился. — Надеюсь. вы верующая?

Я тоже на всякий случай перекрестилась. Страшно захотелось по малому в туалет. Вот некстати!

Евдоким Петрович упал пред распятием на колени, из кармана его брюк торчала рифленая рукоятка браунинга.

Наверное, в этом помещении была странная аура. Что сподвигло? Я на цыпочках подошла к полковнику, потянула рукоятку. Тяжелый! Ага… Вот и собачка предохранителя. На всякий случай ее сдвинула. 

В юности я успешно занималась стендовой стрельбой в обществе «Буревестник». Стреляла и по бегущим мишеням. Браунингом меня не удивишь.

Петрович, покряхтывая, встал с колен, отряхнул их.

— Ах, возраст, возраст… А ведь когда-то делал 200 приседаний. Единым чохом! Какое здоровье было. Просрал все в гэбне. А сколько у меня было женщин?! Я ведь еще тот ходок! От фемин дурею.

У меня же от нахлынувшего ужаса чуть не оборвалось сердце. Ну и зачем я сперла оружие? Экая дура! Дабы унять волнение, спокойно спросила:

— А это голова когда-нибудь бодрствует?

— Как же иначе?

— Треплите ее за нос дабы разбудить?

— Почти… Щекочем в ноздре балабановской спичкой.

— Как интересно! Так это реальная голова?

— Ну что вы… Ее клон. Маршал Жуков сам скребком взял образец биологической материи сразу после расстрела Берии.

— Вы меня путаете. Клонирование изобретено совсем недавно.

— Вранье! В недрах НКВД о нем уже знали со времен Сталина. Как же мы потом смеялись над английской овечкой Долли.

— Почему вы думаете, что клон говорит хоть что-нибудь дельное?

— А Гагарин? А хоккей? Балет? Как они, эти лебеди, прыгают в пачках? Наш президент РФ, наконец! Все это же с его подсказки.

— Продемонстрируйте.

Евдоким внимательно посмотрел на мою высокую и, верно, зазывную грудь, засопел:

— Сейчас, кроша моя, я тебе такое продемонстрирую.

И он залез мне под юбку.

Я отшатнулась.

7.

— Нет, для начала послушаем Берию.

— Лады, — Евдоким Петрович, похотливо дыша, снял хрустальный шар, покрутил спичкой в наркомовской ноздре.

Берия зыркнул на меня через пенсне. Сказал:

— Расстрелять!

— Да она же — Грязный Гарри. Наш агент. Проверенная поэтесса.

— Она, сучка, бурят-монгольская шпионка.

Полковник сунул руку в задний карман, а браунинг, с его рифленой рукояткой, пребывал у меня.

Вот так штука!

И что мне делать?

Первую пулю я всадила полковнику в лоб. Вторую в лоб Берии, тот только дернулся.

И с монстрами ЧК-НКВД-КГБ-ФСБ было покончено.

Дело происходило глубоко за полночь. Браунинг, на мое счастье, стрелял бесшумно. К тому же, стены заветной комнаты были обиты войлоком.

Как я выбиралась из здания Лубянки — дело техники. Хорошо, что Евдоким еще раньше хвастался предо мной потайными подземными ходами.

Короче!

Я теперь обитаю в Майями, США, штат Флорида.

Почему именно здесь?

Потому что сразу после смерти клона Берии в России произошла оранжевая революция. И мне со своими верноподданническими стишатами там не место. Америка же — свободная страна для свободных людей.

Я изменила фамилию и трансформировала лицо. Хотела даже переменить пол, да вовремя тормознула.

Теперь работаю серой мышкой, корректором, в чмошной русской газетенке «Огни Майями». На моем банковском счету есть приличные деньги, принесенные книжкой «Чекистские огни».

А что с Россией?

Там теперь новый президент, Михал Иваныч Бесфамильный. Помните карлика-князя?

Он!

Иваныч теперь перековал меч на орало. Публично покаялся в своем проклятущем прошлом, подвергся люстрации, да и стал президентом. К гэбешному прошлому больше никогда не вернется.

Я ему верю и… не верю.

Во-первых, все коротышки честолюбивы.

Во-вторых, не успел ли он взять образцы биологической материи с головы Берии?

Хотя можно ли делать клон с клона?

Надо на досуге почитать Википедию.

И напоследок. Я наконец-таки занялась личной жизнью. Встречаюсь с Гарри, он бармен одного люксового отеля «Дзержинский». Да-да, у америкосов отменное чувство юмора. Гарри, как и я, пишет стихи. Графоман вопиющий. Но это не важно! Зато как благоухает! Этого Гарри трудно назвать Грязным. Моется трижды в сутки.

На радостях я стала писать стихи на английском языке. Вернулась к прежним темам. Восходы и закаты, голубая луна, опять же суслики. Кстати, несколько моих четверостиший опубликовал престижный журнал «Нью-Йоркер».