Космополитесса

 ... Мишку Бехтмана - моего зем­ляка и однокурсника - я узнала только ког­да это толстолицее, нагруженное по те­мечко сумками и мешками создание ок­ликнуло меня только нам двоим извест­ной университетской кликухой.

- Зазналась? Своих не замечаешь? - опу­стив мешки и коробки на лавочку и с наслаждениям отдуваясь и отфыркиваясь, прохрипел Мишка.

- Тебя узнаешь среди этой горы авосек... На маланьину свадьбу, что ли, собрался?

- Да... понимаешь, ураза-байрам се­годня у нас...

- Ну и что? Ты-то тут при чем? Твои праздники - пурим, шавуот. Ту би Шват, вон, на дворе...

- Мои-то - да, но Мила...

-А!! - стукнула я себя по лбу. - "Се­мен Семеныч!!" Мила твоя - мусуль­манка!?

- Ты в своем уме? Милочка Розенблат, наша однокурсница.

- Так... ты... все еще с ней? При чем тогда, и в самом деле, ураза-байрам?

- Длинная история. Приходи к нам часиков в семь - у нее все и спросишь.

- А это... удобно?

- Гость для правоверного мусульма­нина - святое. Ждем в семь.

Ровно в семь, даже без трех, я яви­лась к Бехтманам. В подарок принесла кило риса и набор сухофруктов: если Мишка сказал правду - для плова пойдет восточного, если наврал - аккурат к Ту би Швату приспеет.

***

Милочка чуть подороднела, но в це­лом мало изменилась.

- Рады гостям! - приветливо сказала она, а я тем временем обозрела комна­ту на предмет коврика для молений и всяких других намеков. Ничего.

- С ураза-байрамом тебя! Или "с уразой"- не знаю, как правильно...

- Спасибо. И тебя.

- Ко мне-то это никакого отношения не имеет.

- Это тебе только так кажется. Еще как имеет. Ко всем имеет...

- Ну, видишь? - вмешался Мишка и покрутил пальцем у виска. - Мусульман­ство тут, конечно, ни при чем. Она и про­тестантка, в таком случае, и буддистка, и католичка, и лютеранка, и иудейка, и православная, и мусульманка... Космополитичка, одним словом.

- Как косметичка какая-то, - обиде­лась Мила. – Тогда уж - космополитесса...

Внимательно присмотревшись к Милке, я поняла, что ее космополитизм - просто повод лишний раз позастольничать. В смысле - поесть. При случае - и в одиночку.

- Думаешь, как и все, что дело в жрачке?

- Ну... ведь Мишка был увешан не духовной литературой мусульманских пророков, а пирогами, фруктами, кура­ми...

- Эх, никто меня не понимает, рассу­док мой изнемогает и молча гибнуть... Вот; скажи, когда будет китайский Новый год?

- В конце января где-нибудь...

- "Где-нибудь" - пристыдила меня Мила. - А ведь шестая часть человече­ства сядет в этот день за стол встречать его...

- Вот видишь, сядет за стол. И что? Один миллиард как-нибудь и без твоей поддержки обойдется.

- Как ты не понимаешь?!. Это чув­ство... великого единения... оно в возду­хе будет витать...

- А тебе это единение что дает?

- Не могу тебе объяснить... Миха­ил, вон, меня не понимает. Какое-то одухотворение и очеловечивание внут­реннее происходит. Слияние с миром. Очищение. И приближение к понима­нию чего-то очень важного в этой жиз­ни...

- Стоит ей только услышать... Она и мимуну справляет. С эфиопами - эфиопские праздники празднует, с марок­канцами - марокканские, с племенем тиу-тиу - тиу-тианские...

Мила ловко запустила ему в голову яблоко, а он ловко увернулся. Праздни­ков много - реакция выработалась от­менная. Никакому Агасси и во сне не снилось...

Мы сели за стол и, надо отдать Ми­лочке должное, баранина была - как лебяжий пух, рис - как мелкие жемчужи­ны, а салат, с виду обыкновенный, пря­ности превратили в деликатес, и рука не поднималась взять добавку, тогда как совесть давно молчала, "жуя" на халяву восточные угощенья.

- И всегда так? На христианские праздники - христианская еда, на мусульманские - мусульманская? Или, как правило, в душе одно, а на столе - другое?

- Приходи к нам двадцать третьего января. Это как раз будет китайский Новый год. Поешь китайских деликатесов.

- При чем тут деликатесы? Это - один из атрибутов, не самый важный. Дума­ешь, когда в холодильнике пусто, я "за­бываю" о праздниках? Но ощущение, что в этот миг вместе с тобой радуются приходу Нового года миллионы людей - ни с чем не сравнимое чувство... При­чем, у одних это – начало третьего тысячеления, а у нас –вторая половина шестого... Ну разве это может не волновать?

- А Рождество ты тоже дважды справляешь: двадцать пятого декабря - католическое и седьмого января - православное?

– Конечно, - вступил в разговор сытый и потому терпимый Мишка. - В этом мире столько зла, столько отрицательных эмоций каждый раз вы­валивается на голову... Надо же как-то защищаться...

- Ну, судя по брюшку, ты почти на­учился защищаться от житейских бурь? - хитро вопросила я.

- Оно у него как раз в другие дни на­полняется - в будни, на работе. Как на­вернет две питы с шуармой - еле дышит. Какая там от него отдача - не представ­ляю.

- Та, что и должна быть от сытого и довольного человека: победитель соцсо­ревнования, держатель переходящего красного вымпела и тэ дэ...

- А... - я не знала, как поделикатнее спросить, - сама ты веришь в какого-ни­будь Бога?

- Конечно. В Бога-Природу, в Бога-Эволюцию. В Бога-Случай еще.

- И где же храм таких, как ты? Где ты общаешься с Ним, где молишь его о милости, просишь прощения?

- Везде. Мой храм - и мечеть, и цер­ковь, и синагога. А лучше всего меня слышат, когда я одна далеко в море раз­говариваю с небом. Я серьезно. Ну... вам, я вижу, этого не понять... Слава Богу, я не стремлюсь быть поня­той. Никому не навязываю своих взгля­дов, никого не агитирую. Время пока­жет, кто прав. Да и... не бывает, навер­ное, в этом деле правоты... Вернее, она у каждого своя. Все правы.

- Счастливая ты, Милка!

- Жизнь побьет - и ты такой станешь. Ну что, четвертого февраля - ждем?

- Непременно. Непременно!!