— Вот уж в чём, а в оригинальности ей не откажешь. И как написано! Без обсуждений — в следующий номер. 

— Так вы со мной согласны, Николай Андреевич? 

— Целиком и полностью. Разумеется, после редактирования по тем аспектам, что и в прошлый раз. Но какая женщина! С таким экстерьером она должна быть куклой, дурой набитой, а вот поди ж ты... Нет, вы только взгляните на неё! 

Главред был в полнейшем восторге. От текста статьи и от фотографии, которая пришла опять вместе с письмом, но оно из отдела корреспонденции как-то попало сперва в руки арт-директора. Восторг пришлось делить на двоих. Впрочем, если подумать, то какая разница? Это же кадр из фильма. Так что его всё равно все увидят 

На фото была Элла Файна в образе хозяйки “Салона Неглиже”, тот кадр, где она спускается по парадной лестнице в наряде спартанской аристократки. 

— Вы обратили внимание, Дмитрий Петрович, на приписку? 

— Да уж, обратил. Чувство юмора у неё тоже на высоте, ничего не скажешь. Предлагает использовать это изображение, если мы захотим сопровождать её статьи портретом автора. 

— Хулиганка, чёрт её дери! Но, если, как она пишет, у неё роль отчаянной пиратки и дамы французского высшего света в восемнадцатом веке, то другую и не взяли бы. Но до чего хороша, чертовка! Ладно, как мы решили: слегка подредактируем и после корректуры — в набор. 

— Никлой Андреевич, а вот кому ещё могло прийти в голову такое: статья об ассистенте оператора, да ещё с двумя интервью: с нашим и французом. В такой журнал, как наш! Вот, скажите честно, что мы с вами знали об этом? Оператор — это да, это фигура! А ассистент? Мальчик на побегушках. И всё? А вот и нет! Он фокусник, на жаргоне киношников. Резкость изображения, фокусировка — это целиком его работа и его заслуга. А как она это “и всё” подаёт?  Вот: неполный список обязанностей. 

Настраивать объектив камеры и фокусировочное кольцо. 

Держать кадры в фокусе во время движения актеров и реквизита. 

Общаться с другими операторами. 

Чистить объективы камер в конце каждого съемочного дня. 

Организовывать и обслуживать оборудование и аксессуары               
Размещать метки на полу съёмочной площадки, ограничивающие перемещение актёров пределами зоны фокусировки. 

И ещё много чего, что делает второй помощник. 

Это ж каким профессионалом надо быть, вы подумайте. Похоже, самому оператору остаётся только на “Пуск” и “Стоп” нажимать. 

— Не утрируйте, Дмитрий Петрович. Но в чём-то она права. У нас в фокусе звёзды, а вот кто эти звёзды зажигает для тех, кому это нужно — о них мы ни гу-гу. А от них-то ой, как много зависит. “Если буфетчик оставит актёра голодным или накормит тем, что тому повредит, сцена будет угроблена, будь этот актёр хоть трижды гениальным”. Каково? 

— Ну, это у французов. Она, что, и о буфетчиках собирается писать? 

— Пусть пишет о ком угодно, только бы про фотографии не забывала. 

Оба расхохотались. 

— Ближе к делу, барон. Где вы найдёте мальчиков для салона нашей очаровательной маркизы? Подданных Его Величества, владеющих в равной степени французским и немецким, предостаточно. Но нам нужны именно дворянские юнцы лет двенадцати-четырнадцати, а их образование ещё далеко от завершения. Как вы собираетесь решить эту проблему. 

Де Сегюр усмехнулся. 

— Это не проблема, маркиз. В Лотарингии, которая не раз переходила из рук в руки, у народа в ходу оба языка, особенно у дворянства и купцов. А уж на берегах Рейна двуязычие просто нормально во всех сословиях. 

— Хм, как-то я об этом не подумал. Но погодите, Эркюль, по Рейну идёт сообщение с Голландией, а это значит... 

— Это значит, что на днях я отправлюсь в Страсбург. Разберусь на месте, что к чему, а отец Бонифаций составит мне компанию. Если вы не против, разумеется. 

— Никаких возражений, Эркюль. Но то, о чём вы сейчас сообщили, значительно облегчает нашу задачу. Нет смысла ограничиваться отпрысками дворянских семейств. Посулите простолюдину богатство и карьеру в случае верной и успешной службы и страшную кару за измену, и он ваш, душой и телом. Ваш отец Бонифаций тут будет очень кстати. 

— Это справедливо и для юных дворян, тем более что им крайне невыгодно разглашение их такой, весьма особой службы, но я с вами согласен. Трое моих людей верно служат маркизе, и ещё никому не удалось их переманить или подкупить. Ладно, определюсь на месте. 

“Определение на месте” изрядно облегчил папский нунций, пребывавший в это время в Версале. Срочно вызванный из провинции отец Бонифаций получил от него полномочия визитатора и поручение проинспектировать монастыри в Лотарингии. Его высокопреосвященство был весьма обеспокоен активностью сатанистов и прочими тяжкими безобразиями в тех краях, особенно после того, как маркиз д’Эртре показал ему некоторые результаты расследования, проведенного Советом Огня по делу о заговоре, случайно раскрытом Мирэй. Война за испанское наследство чрезвычайно осложнила отношения воюющих сторон со Священным Престолом, и нунций с удовольствием переложил часть своих забот на плечи трудолюбивого священника. А у барона де Сегюра полномочий и без того было предостаточно. 

— По вашему виду, отче, не скажешь, что вы слишком утомлены нашим путешествием и исполнением поручения Его Высокопреосвященства. 

— Что бы, барон! Я от души благодарен вам. Признаться, я совсем было затосковал от скуки в нашем приходе. Если бы не ваши балы, я, наверно, умер бы от того, что Гиппократ именовал меланхолией, а эти еретики островитян — сплином. А после того происшествия в доселе неведомых подземельях народ стал уж слишком благочестивым. Теперь даже на исповеди не услышишь чего ни будь этакого, пикантного. 

Эркюль усмехнулся. 

— Неужели Кларисса и Жоржетт позволяли вам скучать? Уж мне-то доподлинно известно, что соскучиться с ними так же невозможно, как протащить верблюда через ушко игольное. 

— Увы, сын мой, после упомянутых событий они столь прониклись благочестием, что соглашаются утешать меня в моих печалях только наедине с каждой из них, а не вместе, как бывало прежде. И только ночью, при свете всего одной тонкой свечи, представляете? O tempora, o mores! 

— Я преисполнен сочувствия, отче. Однако, мы с вами не виделись почти две недели. Вижу, вы вернулись не с пустыми руками. Нашли искомое? 

— Нашёл, и даже в изобилии, коего никак не ожидал, и даже вообразить не мог. Давненько я не посещал святых обителей. Ваши балы, барон, по сравнению с этим, суть истинные образцы благочестия, да простит меня Всевышний. 

Барон расхохотался. 

— Стало быть, и вы не скучали, отче, и кардинал будет доволен вашим отчётом. Ладно, поделитесь добычей. 

Отец Бонифаций скорчил постную рожу, но хватило его ненадолго. Отсмеявшись, он отпил вина из серебряного бокала, утёр губы кружевным платком. 

— Ладно, поведаю вам несколько историй, достойных пера старика Раблэ или Бокаччо. Вот вообразите себе: некий виконт, заядлый охотник, спозаранку отправился со старшим сыном на охоту. С самого начала она как-то не задалась. То ли погода внезапно испортилась, то ли ещё что-то. Сие не существенно. Вернувшись домой, граф проследовал в покои своей супруги, где обнаружил её в компании с их средним и младшим сыном, тринадцати и двеннадцати лет соответственно, четырнадцатилетней дочерью и двумя служанками. Все были нагими, аки прародители наши в раю. Виконт застал их в тот самый момент, когда один из сыновей со стонами сладострастия проник в лоно своей матери, а второй — совершал то же самое со своей родною сестрой. Как им помогали в этом служанки, мне доподлинно известно, но я, право же, стесняюсь рассказать. Но можете себе представить. 

— Ещё как представил! - снова расхохотался барон. — Но виконт не остался в обиде: служанки были к его услугам. 

— Увы, сын мой, вы ошибаетесь. Виконт чрезвычайно набожен, посему готовил своих детей, кроме старшего, к духовной карьере. А в силу своей, достойной всяческого уважения, набожности и неукоснительного соблюдения постов и взятых на себя обетов, он не уделял графине достаточно мужского внимания, что и стало первопричиной описанного события. По крайней мере, так это объяснила мне бедняжка графиня. Она же так жалела своих детей, обреченных на обет безбрачия! Воистину, столь безутешна сия грешница была в своей монастырской келье, что я едва не рыдал от сострадания, столь велики прегрешения её, ибо завещано Господом нашим в книге Левит:  

 “Наготы отца твоего и наготы матери твоей не открывай: она мать твоя, не открывай наготы ее.      Наготы жены отца твоего не открывай: это нагота отца твоего.   
      Наготы сестры твоей, дочери отца твоего или дочери матери твоей, родившейся в доме или вне дома, не открывай наготы их.                                                        
  Наготы дочери сына твоего или дочери дочери твоей, не открывай наготы их, ибо они твоя нагота.                                                                                    
Наготы дочери жены отца твоего, родившейся от отца твоего, она сестра твоя, не открывай наготы ее”.                                                                         
Ужасные грехи, барон, воистину ужасные! 

— И потому вы двое суток не покидали грешницу в её келье, отпуская грехи её и наставляя на путь истинный, не покладая рук своих и... Чего вы там ещё своего не покладали, святой отец? - невозмутимо осведомился де Сегюр.
— Здешнее вино восхитительно. Пейте ещё, всё равно за веселыми детками мы отправимся только завтра. Сегодня до темноты не успеем добраться в Месанталь, где вы оставили их на попечение тамошнего кюре.  Юный шевалье де Брессон, составит нам компанию. Жду его с часу на час. 

Священник подскочил, расплескав вино на стол и своё облачение. 

— Да откуда вы всё это знаете?! Как?! А, впрочем, кого я спрашиваю. Вы страшный человек, барон. 

Де Сегюр улыбнулся и дружески похлопал по плечу своего давнего приятеля. 

— Да, страшный. Но только для врагов, и ни в коем случае не для друзей, как говорит о себе наша несравненная Мирэй. Успокойтесь и поведайте мне ещё пару-другую ваших занятных историй. Увы, я осведомлен далеко не так полно, как вам представляется. 

— Уффф... - перевёл дух отец Бонифаций, снова осенил себя крестным знамением и допил оставшийся в бокале напиток. 

— Не вы ли, друг мой, как-то убеждали застенчивую голенькую Жанну, которую сами же раздели, обнажить и вас для углублённого служения Всевышнему, исполнением заповеди Его: “Плодитесь и размножайтесь”, коему служению грешные одеяния только препятствуют? Право же, мы с Марселиной были совершенно растроганы этой сценой. 

— О, да! Вы с Марселиной были столь растроганы, что тут же со свойственным вам изяществом столь красиво и убедительно показали юнице сей, сколь восхитительно приятно таковое служение, что она, тут же, отринув свою милую стыдливость и ложные сомнения, по вашему примеру проследовала со мной по пути истинному и рассталась с девственностью своей почти без страдания, но с наслаждением. Правы утверждающие, что лучше один раз увидеть. 

— Вот именно, отче, вот именно. С тех пор Жанна, даже выйдя замуж, столь регулярно ходит к вам на исповедь, что я прямо-таки жажду хотя бы разок узреть это ваше священнодействие. 

Отец Бонифаций побледнел и истово перекрестился. 

— Помилуйте, барон! Да сохранят нас Господь и все святые от этого. Ведь нарушение тайны исповеди есть грех неотмолимый. Отпущение коего может дать только сам Понтифик, если соблаговолит сие. 

— Это воистину ужасно. Однако же, успокойтесь. Завтра мы с вами узрим вашу грешную троицу, а Эмиль оценит, подойдут ли они для службы у нашей маркизы, и согласятся ли они на такую службу.  Но мне нужен ещё один мальчишка. 

— А вы и в самом деле не всеведущи. Есть у меня для вас мальчишка, сынок прогоревшего торговца. Плесните мне ещё вина. Воистину божественный напиток 

Элла вытащила из машинки последний отпечатанный лист, добавила в стопку, перевернула и перечитала всё наработанное за день. Вроде бы неплохо получилось. Жаль только, что сцена с виконтессой и сыновьями в сценарий вряд ли войдёт. Разве что размытым фоном к рассказу попа. А могло бы получиться так волнующе и красиво. Проклятые предрассудки! Однако, пора ехать на студию. Последняя примерка нарядов для фестивалей. Мамо боза! Девчонка-хулиганка из Станислава, "врачиха" из глубочайшей провинции — и вот на тебе: на красной дорожке под руку с мировой знаменитостью. Среди таких имён, что голова идёт кругом. На рее фрегата не кружилась, а тут вот... А тут вот стоп! Стоп эмоциям, а то недолго и сорваться, упасть, как с того новогоднего стола. Только падать придётся с настолько большей высоты, что... А ничего. Нам ли растекаться слёзной лужею? И помимо вшистких дьяблов не спадне, бедзе латач! (Всем чертям назло, не упаду, взлечу!). Как там в анекдоте: блокаду пережили — изобилие переживём? Вот так и никак иначе! Засиделась, графоманка, затекла вся. 

Энергичная разминка, холодный душ, джинсы, топик, кроссовки. Маленький белый “Пежо” уверенно вписался в поток разноцветных машин и устремился к киностудии. 

Генеральная примерка прошла “на ура”. Как-ни как, Париж - столица мира моды.                                                                                                                                 
В спорах с модельерами победила Элла. За основу был взят стиль Жаклин Кеннеди — дорогая элегантная простота. Разумеется, осовременненый и скорректированный под великолепную фигуру актрисы. Никаких вычурностей, шлейфов, прозрачностей и декольте ниже пупка. Строгий белый брючный костюм, белые же туфли на не слишком высоком каблуке. Грива от природы слегка вьющихся блестящих чёрных волос собрана в простой “конский хвост”. Серьги с впечатляющего размера розовыми жемчужинами и жемчужное ожерелье дополнялись массивным серебряным браслетом. Образ дипломата от великой державы или аргентинской миллиардерши, но никак не актрисы остросюжетно-эротического фильма. 

Элла прошествовала по (пока ещё студийной) красной дорожке под дружные аплодисменты всех присутствующих. Торжественно-деловой костюм удивительным образом подчёркивал её вызывающую сексуальность. 

Одеяние Катрин оказалось противоположностью костюма Эллы. Его можно было бы назвать строгим черным платьем, закрытым, даже без намёка на декольте, если бы не ткани, из которых оно было сшито. Чёрный бархат сочетался с чёрной, но почти совершенно прозрачной вставкой. Спереди бархат только слегка прикрывал небольшую изящную грудь и только уже ниже линии бикини сложным изгибом закрывал до пола левую сторону тела. Сзади было точно так же, но прозрачной была вся левая сторона. Строгая причёска и никаких украшений, только отвлекающих внимание от главного. Аплодисменты были оглушительными. 

Довольно утомительный процесс наконец завершился. На генеральной примерке не только демонстрировались наряды, но и макияж, репетировались походка, речь и прочее. Этикет не проще королевского, но, как оказалось, мало его соблюдать. Его ещё надо было научиться совершенно случайно, но в нужные моменты, правильно нарушать. 

Успевшие подружиться за время съёмок, Элла и Катрин устроились за столиком уютного кафе недалеко от киностудии. 

— Давно мы с тобой не виделись, с того балета, наверно. 

— После него мы ещё переснимали эпизод, где Мирэй и Окайя переодеваются перед церемонией в Версале. Жаннэ совсем нас тогда замучил. 

— Причем меня гораздо больше, чем тебя. Ты вообще сильно изменилась. Прямо расцвела. Как это получилось, убей, не пойму. 

Катрин расхохоталась так, что на них заоглядывались другие посетители кафе. 

— Отлично ты всё понимаешь. Как ты сказала: “Я всегда помню, что я голая под своим платьем”? С тех пор и я всегда помню. Только и всего. 

— Сказала не я, а Мэрилин Монро. Я только повторила. Давай серьёзно: я же вижу, что ты... как это по-французски? Новая родилась?  

— Переродилась. Наверно. Да, именно так. Всё из-за тебя. 

— Опять я виновата. 

— Ты. Большое тебе спасибо! Знаешь, это началось с того острова, когда ты содрала с меня купальник на пляже. 

— Ага, ты так возмущалась, что потом не слишком-то спешила одеваться. 

— Возмущалась. Но вдруг поняла, что мне так нравится, что мне так приятно с тобой и теми парнями водолазами. Необычное было чувство. А потом все эти пересъёмки, голый балет... 

— Понятно. Кстати, о балете. Твой муж, Бернар, кажется. Кстати, чем он занимается? Такой солидный мужчина. 

— Промышленный дизайнер. У него бюро в Дефанс. 

— И как же он воспринимает такие в тебе перемены.? Он знает, что на экране будешь голой ты сама, а не дублёрша? И это твоё голое платье? 

— Ты удивишься: с восторгом! Не только ты спорила с модельерами. Это он придумал такой крой, что при ходьбе, когда мне этого захочется, полностью открывается то правая грудь, то вся попа. Знаешь, он сказал, что всегда знал, что у него очень красивая жена, но только сейчас понял, что значит это “очень”. 

Теперь расхохоталась Элла. 

— А я-то удивлялась его невозмутимости в театре. Поняла наконец. Но ладно, тропики, профессия актрисы, тыры-пыры... То ты, такая верная супруга и добродетельная мать, прямо викторианская дама, и вдруг... Кстати, а твои дети, как они будут, когда увидят тебя в фильме? Увидят же. 

— Уже видели. Ты не спросила, как началось здесь, в Париже? А это забавная история. Всё хотела тебе рассказать, но мы же не встречались. 

Элла поудобнее устроилась на стуле и приготовилась слушать. 

— Оба моих уха на гвозде внимания. 

— Внимай. Это было через пару дней после возвращения домой. Я вернулась с пробежки и, естественно, сразу заскочила под душ. Потом захотелось посмотреться в зеркало. Оно у нас в ванной большое, но сильно запотевает. Вышла, как есть, голая, в комнату. Верчусь перед зеркалом, любуюсь собой и вдруг слышу два голоса: 

— Мам, какая же ты красивая! 

— Я чуть в обморок не упала. Пресвятые угодники! Я же совсем забыла, что у моих мальчишек каникулы, и они оба дома. Вот это была мизансцена! Господи, что делать? 

— Визжать и удирать обратно в ванную. 

— Так бы оно и было. До тебя. Как-то сразу вспомнилась твоя история про родителей, как они показали тебе секс, и мир от этого не рухнул. Повернулась к своим ребятам всем фасадом и преспокойно так (чего мне это стоило!) сказала: “Так я же актриса, это моя профессия — быть красивой и показывать людям красоту. Что тут особенного?”. И получаю ответ: “ Красивых актрис много, а ты самая-пресамая красивая! Мам, ну правда, мы не врём”. И всё. Накинула халат и пошла готовить завтрак. Всё, как обычно. 

— А вечером вернулся Бернар, и? 

— И между прочей болтовнёй они ему рассказали, что их мама, оказывается, красивее всех других актрис на свете. Бернар подтвердил, что-так оно и есть. А мне потом ночью шепнул, что всегда хотел, чтобы мы хоть иногда ходили по дому голышом, и даже когда-то давно просил меня об этом, а я отказалась. А он так меня любит, что боялся задеть мои чувства и предстать каким-то развратником. И вот, похоже, его желание осуществилось.  Я сказала, что не “похоже”, а осуществилось. Утром одеваться не стали.  Ребята отнеслись к этому вполне спокойно. Поэтому за их реакцию я ничуть не опасаюсь. 

Элла захлопала в ладоши. 

— Замечательно! Они будут тобой гордиться. Это имело продолжение? 

— Имеет. Но у нас не как в твоей семье, а скорее, как в нашем фильме, у капитана де Моро. Нам безразлично: одетые мы или нет. Какая разница? Хотя, знаешь, был один случай вскоре после того. Мы с Бернаром смотрели фильм по телевизору, и вдруг заявляются Роже и Алекс — оба голые, как херувимы — и вопрошают: “А мы тоже красивые?”.  

Элла хохотнула. 

— И что вы им ответили? 

— Что они, разумеется, красивые. Они же наши дети. Но они же сами видят, что женская и мужская красота очень разные. А поскольку они мальчики, то если хотят вырасти красивыми мужчинами, то им надо старательно заниматься своим телом, но иначе чем это делаю я. В общем, объяснили нашим лентяям пользу физических упражнений. Они прониклись. 

— Надолго? 

— Бернар установил им турник, и они подтягиваются и размахивают гантелями каждую свободную минуту. Что скажешь? 

— Что вы с Бернаром очень правильно воспитываете своих Аполлонов. Дай им бог здоровья. 

— Спасибо. Чем думаешь заняться до фестиваля? Две недели ещё. Слышала, ты пишешь книгу. Продолжение наших приключений? 

— Да. Но сейчас больше статьи. И готовлюсь к интервью с разными знаменитостями.  Я же не только актриса, но и корреспондент нашего журнала о киноискусстве. Утру нос другим журналистам. Я же буду внутри, своя среди своих. Совершенно свободно буду общаться. А им такое — фигушки. 

— Не знала. Здорово! Теперь понятно, почему ты выбрала такой стиль. 

— И поэтому тоже. Но не только. Я же представляю страну, а страна у нас особая. Я бы и посмелее тебя нарядилась. Знаешь, как говорят? Что бы стать кинозвездой достаточно оголиться на красной дорожке. Потом можно одеться нормально. Но меня на родине просто съедят. И фильм заодно. Хоть не возвращайся. 

— Ну и оставайся у нас. Карьера тебе обеспечена. 

Элла тяжко вздохнула. 

— Знаю. Но не могу, Катрин, не могу. Ты же не первая мне это предлагаешь. Подставлю под страшный удар очень хороших людей, которым обязана всем. Всем своим ...ну, ты понимаешь.  

— Стараюсь понять. Как-то странно у вас всё. 

— Не старайся. Не поймёшь. У нас в одном фильме царь говорит; “Он, лукавый, самым злым заплатил за самое доброе”. Я лукавая, не отрицаю. Но за добро плачу только добром. Иначе не способна. 

— Оставим это. Рукопись твою дашь почитать? 

— А вот за это гран мерси. Критика мне очень нужна. Забегай, когда захочешь. А то я по своему невежеству такого насочиняю, что всю жизнь будет стыдно. 

— Тебе?! 

Изумление Катрин было совершенно искренним. Раскосые глаза округлились. 

— Мне. Мне иногда бывает очень стыдно. Ты пойми, стыд бывает очень разным. Тот, от которого ты с моей помощью освободилась — эта пустяк, глупая условность, просто мешающая наслаждаться жизнью. Это ты уже поняла. А вот оголить свою глупость, совершить подлость, обидеть зря... Мне не хватает французских слов. Даже нечаянно, по недоразумению. Бывало со мной такое. Не хотелось жить. 

Изумление сменилось состраданием. 

— Успокойся. Кажется, я поняла. Но всё-таки странная ты, не такая как мы все. Другая. 

Главный редактор встретил арт-директора в коридоре редакции вопросом: 

— Есть что-то новое от неё? 

— Есть, Николай Андреевич. Как раз иду в отдел писем, звонили оттуда. 

— И сразу ко мне. 

— Непременно. 

Конверт на этот раз оказался большого формата.  Когда арт-директор пришел к начальнику, у того уже шло какое-то экстренное совещание. Ничуть н огорчившись, он уединился в своём кабинете и внимательно просмотрел содержимое. В нём была газета “Тринидад и Тобаго Гардиан”, рукописный (идеальным почерком) перевод статьи, фотографии с пояснениями на обратной стороне и, собственно, письмо. Всё это он внимательно прочёл и, преисполнившись энтузиазма, сеова поднялся на третий этаж редакции. 

 Начали, естественно с фотографий. 

— Ох, ничего себе пара кадров из подводных сцен! Ну да, мы же читали сценарий. 

— Так то сценарий, Дмитрий Петрович, а тут, ну до чего красиво! 

— А это? Господи, с ума сойти! Что там на обороте? Из двух сцен с бароном де Сегюром. А это? Уффф, прямо как из “Плейбоя” какого-то. Так, что там на обороте? Ага, маркиза д’Олжернон позирует епископу для портрета в образе куртизанки. 

— Да, помню такое в сценарии. Но там, вроде, речь шла о спящей гетере?— А не один чёрт? Поменяли по ходу съёмок. Обычное дело. Но хороша, до чего хороша! Фантастическая женщина! Вот только наши на экран такое не пропустят. Всё повырежут. 

— Не всё вырежут, Николай Андреевич. Вот, смотрите что она пишет. 

Главред пробежал глазами текст. 

— Ну, хитра баба, ну хитра! Надо же до такого додуматься! Фестиваль у них когда? Ага, значит, это фото сразу в номер. Сам чёрт не отличит, где декорация, а где настоящая красная дорожка. Мы будем первыми! Ну, а текст для вас не проблема. Ну, там, что-то вроде: “Наш спецкор, исполнительница главной роли...”. Не мне вас учить. И все кадры из фильма. Это бы только через Главлит протащить. Есть там у меня человечек. 

— Не пропустят. 

— Вы не поняли. На это и расчёт. Они не пропустят всё, но обязательно оставят что-то. Помните, как у Гайдая с атомным взрывом. Сработает, ручаюсь. 

— Попробуем. Так, что там в этом “Гардиан”? Читали? 

— И очень даже внимательно. Один заголовок чего стоит! 

 “Советская актриса спасла жизнь французскому водолазу.” 

Мы уже сообщали нашим читателям о драматическом инциденте на съёмочной площадке французско-советской киногруппы. Во время репетиции одной из подводных сцен (которых будет множество в будущем остросюжетном фильме о карибских пиратах) один из аквалангистов внезапно потерял сознание. 

 Первой это заметила исполнительница главной роли, молодая советская актриса Элла Файна. Она мгновенно приняла единственно верное и, как оказалось, спасительное решение. Освободив дайвера от тяжёлых частей снаряжения, она вытолкнула его на поверхность, а потом, проявив необычайную для столь изящной женщины физическую силу, на руках вынесла на берег. Не теряя ни секунды, она приступила к реанимационным мероприятиям, которые продолжила с помощью дежурившего на берегу врача, доктора Джона Рэдвуда. При этом актриса быстро и успешно выполнила весьма непростую медицинскую манипуляцию, оказавшуюся решающей для спасения жизни. 

— Так это же настоящий подвиг! А у нас — ни гу-гу почему-то. 

— Наверно ждут её возвращения. А вот в интервью, смотрите: 

 В настоящее время пострадавший находится в больнице Скарборо. Медики обещают, что в самом скором времени молодой человек будет совершенно здоров. 

 Нашему корреспонденту удалось взять интервью у героини этой поистине драматической истории. 

 ….... 

Наш корр. 

 — Но подобные сцены обычно исполняют каскадеры. 

 Э.Ф. 

 — Обычно, но далеко не всегда. Например, в до сих пор популярном советском фильм “Человек - амфибия” все подводные сцены исполняли сами актёры: Владимир Коренев — в роли Ихтиандра, и Анастасия Вертинская — Гутиэре. Я просто продолжаю традицию. 

 Наш корр. 

 — Я помню этот фильм. Там подводные сцены были значительно проще и короче по времени. 

 Э.Ф. 

 — Просто я лучше подготовлена физически. Только и всего. 

 Наш корр. 

 — Мне показали видеозапись одной из ваших кинопроб. Шесть минут под водой — это экстраординарно. Кстати, что вы там смастерили из проволоки на дне бассейна? Я не понял. 

 Э.Ф. 

. Кириллицей, разумеется. И ничего экстраординарного. Японские ныряльщицы ама работают под водой по двадцать минут. Мне до них далеко. И не такая уж редкость, когда актёры сами выполняют сложные трюки. 

   Например, Василий Лановой – в фильме «Офицеры» сам выполнял сложные сцены на лошади, драки и акробатические элементы.                                                       Маргарита Терехова – в «Собаке на сене» и «Трех мушкетерах» ездила на лошади и участвовала в трюковых сценах.                                                                                                               А Андрей Миронов спускался на ковровой дорожке с шестого этажа гостиницы «Астория» в Ленинграде, висел над Невой, уцепившись за край разведённого моста на высоте примерно двадцати этажей, прополз по выдвинутой вперёд на одиннадцать метров лестнице пожарной машины до крыши «Жигулей» и влез в его салон, в то время как оба автомобиля мчались на приличной скорости.   Куда мне до них. 

Главред хмыкнул: 

— Какова скромница! Особенно после этого: 

Наш корр. 

 — В этом эпизоде вы были совершенно обнажённой. Примите также восхищение вашей красотой. 

 Э.Ф. (смеётся) 

 — Ну, куда от вас денешься? Принимаю. И предвижу ваш следующий вопрос. Мы снимаем не эротический и, боже упаси, не порнографический, а именно исторический фильм. Стремимся к максимальной достоверности. Действие происходит в самом конце семнадцатого века. Купальные костюмы — в нашем понимании — тогда ещё не изобрели. Люди купались либо нагими, либо... Вспомните эту сцену из фильма “Анжелика и король”, где король и придворные купаются в реке.         У нас будет исторический боевик, в котором много сцен я исполняю обнаженной. Не только я, кстати. Но у нас нагота — не самоцель. Она всегда ситуационно обоснована: как в воде, так и на суше. 

— Заменим “много” на “несколько”, пометьте. Так. Ага, понятно. Дальше: 

 Э.Ф. 

— Совсем недавно я была врачом. Проходила специализацию — у нас это называется клиническая ординатура — по неврологии. Друзья посоветовали попробовать себя в другой профессии. В театре получилось. Надеюсь, что получится и в кино. 

— Мисс, простите, доктор Файна, у меня просто нет слов. 

 Э.Ф. (хохочет) 

 — Зато у меня их сколько угодно. Спрашивайте дальше. 

Наш корр. 

— Но всё же, судя по благополучному исходу этого происшествия с водолазом, вы талантливый врач. Неужели простой совет друзей сподвигнул вас на столь радикальную смену профессии? Это нечто экстраординарное. 

Э.Ф. 

— Ничуть. Многие ныне знаменитые актёры пришли в кино из совершенно других профессий. Как у нас, в СССР, так и на Западе. 

Наш корр. 

— Простите, но верится с трудом. Вы можете привести примеры? 

Э.Ф. 

— Да сколько угодно. Вот вам примеры: 

Любовь Орлова – работала аккомпаниатором в Московском театре оперетты и даже преподавала игру на фортепиано. 

Фаина Раневская – до карьеры в кино и театре перепробовала множество занятий, включая работу стенографисткой и секретарём. 

Нонна Мордюкова – до поступления во ВГИК трудилась на железной дороге. 

Татьяна Пельтцер – работала машинисткой, переводчицей и делопроизводителем. 

Мэрилин Монро – работала на авиационном заводе, где красила самолёты во время Второй мировой войны. 

Одри Хепбёрн – была медсестрой во время войны, а также работала балериной. 

София Лорен – начинала как модель и участница конкурсов красоты. 

Шарлиз Терон – профессионально занималась балетом, но травма вынудила её оставить карьеру. 

Эва Мендес – начинала с работы в маркетинговом агентстве. 

Наш корр. 

— Потрясен вашей эрудицией. Вы как будто специально готовились к нашей с вами встрече. 

Э.Ф. 

— Готовилась. Но не к встрече с вами. Врачебная привычка: тщательно изучить все обстоятельства и лишь потом принимать решение. Как говорят у нас: “Не зная броду, не лезь в воду”. Вот я и изучала. А память у меня неплохая. 

Арт-директор налил в стакан воды из графина, промочил пересохшее горло. 

— Нет, правда: какова скромница! И что со всем этим будем делать?