Сейчас готовлю к изданию книгу "В ПОИСКАХ ЖАНРА". Я до сих пор так и не определился с ними - какой из них у меня главный. В книге будут представлены основные - ПОЭЗИЯ (юмор, сатира, лирика пародии и подражания) и ПРОЗА с побочными направлениями - эссеистикой, историческими исследованиями, сказками и памфлетами.
Хочу узнать мнение Островитян о вступлении в тему творческих мемуаров... Интересно ли будет продолжить чтение после такого вступления?
От автора
Родился я в середине ХХ века, захватив 7 месяцев правления Сталина. Это время своей жизни я плохо помню и могу чего-то по привычке соврать. Потому начну с немного более позднего периода — со школьных лет.
Первый класс пошел в фуражке с кокардой и школьной гимнастерке. Родителям и учителям тогда ставилась задача вырастить и воспитать человека будущего — умного, начитанного, честного, любящего свое Отечество. И они старались…
В 60-е годы мы с удовольствием ходили в школьные и городские библиотеки. Личные библиотеки были большой редкостью. Учителя задавали нам учить стихи о пользе чтения. которые потом читали на концертах перед родителями:
Девчонки и мальчишки,
Кто сможет мне сказать:
Зачем нужны нам книжки?
Зачем нам их читать?
Когда вдруг станет грустно,
На улице льёт дождь,
Нальёшь чай — самый вкусный —
И книжечку прочтёшь.
Про важность библиотек нам все время говорили, что это — место встречи людей и идей.
Идеи нас не интересовали — мы читали книги о рыцарях и индейцах, путешествиях, безразлично проходя мимо полных собраний сочинений классиков.
Не уступали им своей мощью и сочинения наших вождей. Двузначные цифры на толстых томах тех и этих нас отпугивали.
Потому фразу Ленина о значимости интеллигенции мы пропустили. Нам талдычили его главную мантру:
«Учится, учится и учится!»
Нам она прилично приелась и дедушку Ленина в этом вопросе мы не очень слушались.
Месяцами, а то и годами кроме уборщиц к томам вождей в библиотеках никто не прикасался.
Хорошо, что у классиков литературы были отдельные сборники, где можно было найти то, что заставляли читать учителя. Именно в их «Избранном» литературоведы и критики отбирали неповторимые образы и «жемчужины мысли» великих авторов.
У классиков марксизма это делать побаивались. У наших вождей все должно было быть идеальным.
Уже с детского сада мы признавали Ленина за своего пацана — нам так воспитатели внушали:
Когда был Ленин маленький,
похож он был на нас,
зимой носил он валенки,
и шарф носил, и варежки,
и падал в снег не раз.
Любил играть в лошадки,
и бегать, и скакать,
разгадывать загадки,
и в прятки поиграть.
В школе нам говорили, что он хорошо читал и писал. Я еще тогда подумал, что он и списывал видимо хорошо. Самому ведь столько написать - не реально.
В этом я убедился позже когда писал книгу о Ленине и осваивал политологию. Правда и до меня внимательные читатели определили, что в этих томах многое попахивало плагиатом. Например, то, что главный лозунг коммунистического манифеста:
«Пролетарии всех стран соединяйтесь!» —
это отнюдь не Карл Маркс сотворил. А ту самую мантру: «Учится, учится и учится» — без последнего повтора, французский журналист Лабуле.
Ленин, пытаясь переплюнуть Маркса, переписывал у европейских социал-демократов целые страницы своих будущих томов.
Сейчас найти настоящее авторство с помощью Интернета несложно. Тогда же в это утомительное дело никто не лез. Интересно, что одну цитату Ленина все же решились секвестировать, что по простому языку означает — обрубить или отсечь. Из фразы:
«Важнейшим из искусств для нас — является кино и цирк»
— убрали цирк. А почему? Потому, что интеллигенция называла революцию кровавым цирком. И только потом, уже при Сталине, обожавшем кино, обрезанная фраза стала цитатой. А Ленин к определениям интеллигенции «вшивая «и «гнилая» добавил намек, что она еще и вонючая. Просто из-за скорости написания трудов Ленин часто пропускал знаки препинания и истинные интеллигенты его поправляли при этом подшучивали.
Вот ее вычищали под корень. Сначала выселяли. Но все больше и больше ужесточали. Даже крестьянскому поэту Есенину не удалось уйти от расправы. Вполне возможно, что вот за эти строчки из поэмы "Гуляй поле":
Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, что в черных масках,
А он с сопливой детворой
зимой катался на салазках.
И не носил он тех волос,
что льют успех на женщин томных.
Он с лысиною, как поднос,
глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
сумел потрясть он шар земной?
Но он потряс…
Еще одной версией причины гибели поэта, была скрыта в его шальном поведении: Есенин с пьяных глаз рассказывал в кабаках как его и Маяковского под угрозами заставляли писать покойному гимны на тему его бессмертия. (В древнем Египте все умершие фараоны становились богами). После этих откровений поэт ушел в мир иной, и неожиданно для любителей его поэзии стал запрещенным.
Надо сказать, что Есенин обладал пророческим даром:
Для них не скажешь:
Ленин умер.
Их смерть к тоске не привела.
Еще суровей и угрюмей
Они творят его дела…
К 100-летию революции. я решил разобраться с мифами о вожде и посмотреть на него как на обычного человека со своими привычками и фобиями. Немного полистал его труды, имея вполне приличные знания об исторических событиях того времени. Столкнувшись с его словоблудием пришел к выводу:
Бывает, оставляет
свой на бумаге след,
и диких мыслей стая,
похожая на бред.
И тут вдруг подумал: а сам-то я чем отличаюсь? Все пишу и пишу. А не пора ли завязать с этим делом? Хотя, есть и небольшое оправдание - свою первую книгу издал по просьбе людей, кому читал свои сочинения. А потом пошло - поехало...
Когда число моих книг приблизилось к трем десяткам, решил, что мое полное собрание сочинений уж точно никому и не надо - Хватит и одной книжки.
Ведь если из нее до следующего века доживут хотя бы несколько фраз или стихов — это будет большая удача! В одной из первых книг, я, помнится, пошутил:
Ни "Библию, ни "Капитал" я не читал -
но по названью "Капитал" мне ближе...
До Библии все же добрался. Понял, что стать первооткрывателем в писательстве даже в принципе невозможно — все давно уже сказано. Или еще не все?
Понятно, что сначала люди хотели остановится на Библии. Но в нее все не уместилось. Народы стали выбирать все новые удобные правила жизни. И впрямь - прогресс не остановить.
А гении все рождались и рождались, народы делились и делились, истины находились и находились. Известно. Каждый народ имел свои устои и правила жизни. Известно, что алеутов и эскимосов Библия особо не впечатлила.
Процесс накопления народной мудрости везде был простым: сначала мысли гениев становились народными поговорками и только потом, жизненными аксиомами народов кому они наиболее близки. Имена авторов уходили в небытие.
Один пример: всем известное утверждение:
«В здоровом теле — здоровый дух»
и четкое определение — чем именно необходимо обеспечить народ, для спокойствия и тишины в любом государстве:
«Хлеба и зрелищ»
принадлежат одному человеку. Уверен - мало кто знает, что им уже два тысячелетия. Их высказал поэт, сатирик и моралист древнего Рима Ювенал. Его сатира была близка народу, но коробила власть. И за свой дар он был отправлен в ссылку — где и умер.
Но память о нем живет. А. С. Пушкин в одном из своих стихотворений заявил, что желал бы, чтобы его поэзия была разящей — подобна «мечу Ювенала».
Но сегодня как автора и поэта его уже никто не вспоминает. Лишь обозначение праведников — ювеналы стало теперь юридическим термином в определении — ювенальная полиция.
Читая философов, постепенно осознал главное: гнаться за древними мудрецами бесполезно! Все равно даже в первую сотню не войдешь.
Да и вообще столкнулся с проблемой - определиться с жанром мне было трудно. Передать все свои ощущения в каком-то одном из них было невозможно. До сих пор не подсчитать их количество. Подумал — если сам не могу разобраться в своем творчестве, то какого же будет потомкам?
В принципе я о них и не думал, но собратья по перу мне не раз говорили, что потомки меня оценят - льстили, конечно. Но было приятно.
Потому решил, не ждать их оценок. Сам отберу лучшее по своему вкусу. А еще разберу свое творчество с самого начала - как и откуда взялись его главные точки: чувство юмора и тяга к красоте, мои протест и вольнодумство, наглость (дерзость?) и протестный сарказм.
Чуть позже к ним прибавились лиричность, сентиментальность и философия. Именно тогда в голове стало все как-то выстраиваться и я определился с главным вектором:
Истина всегда в пути — от первого кто ее познал, до последнего, кто с ней согласится.
А еще смог определить тот момент когда, сплюнув «плевела», я тронулся в путь на поиск того самого «зерна».
Итак, что же у меня было накоплено на старте...