Бабич Ирина

 

Мы   помним... помним...


Какие реликвии хранятся у нас, относящиеся к величайшему из дней нашей жизни - Дню победы над фашизмом? Самые разные - это уж кому как повезет. Это может быть письмо - с фронта в тыл или, наоборот,  из тыла на фронт... Вот старинный нож  для разрезания бумаг, каким-то чудом сохранившийся в нашей разгромленной харьковской квартире...  Кисет, сшитый виде маленького клоуняшки с улыбкой до ушей, вышитой красной ниточкой по белому шелковому шарику лица - такие же шарики, только малюсенькие, это ручки, а жабо кокруг шеи - чтобы не высыпался табак (мы, школьницы, шили таких клоуняшек для посылок на фронт)... А вот мундштук из плексигласа - подарок одноклассника, ушедшего в «ремеслуху» - ремесленное училище,  он выточил его сам. Ну, что мог он еще подарить мне на день рождения - в  марте 1944-го, когда на улицах Харькова еще чернели на домах надписи: «Осторожно - мины» или «Мин нет». Это был царский подарок - сразу же в душе начинала звучать песня Клавдии Шульженко «Давай закурим», и в этой песне были слова :»Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать»... А я подарила ему - тоже на день рождения , но уже в июле  все того же незабвенного сорок четвертого - синенький скромный платочек, квадратик голубой ткани, вырезанный из блузки к ужасу мамы и бабушки («Что ты делаешь - это же почти целая кофточка!» Квадратик я обшила белой ниткой   этой же ниткой прикрепила к нему полоску бумаги со строчкой из собственного стихотворения: « И слышно, как идет Победа от Сталинграда на Берлин» Интересно, сохранил ли он мой подарок? Неведомо...А я вот мундштучок храню.

     Есть у меня еще коробка с названием «Память» - в ней сложены листочки в косую линейку, на них - мои стихи. На самом верхнем листке - мое послание к «ранбольным» в госпитале, откуда я буквально не вылезала: сначала читала письма, приходящие из дому, потом - газеты, после научилась делать  ватнички и тампоны из марли и выты, потом стала делать повязки после лечебных процедур... И очень переживала, что такие герои, такие замечательные хлопцы волнуются из-за своего будущего, ведь многим из них «светила» инвалидность. Как встретит невеста, как найдется работа?.. Вот оно - это послание:

      В покое тихом светлые палаты,

      Бушует город за окном вдали,

      А тут кровати, тумбочки, халаты,

     Приставленные к стенке костыли.

     Лишь прозвенят солдатские награды,

     Раздастся чей-то тихий разговор...

     У смерти не просили вы пощады

     И выжили судьбе наперекор.

      Бывали и удачи, и печали,

     Бывало счастье, злое, как беда...

     Но вы покоя легкого не знали

     И тишины не звали никогда.

     Нет, костыли - не слезы и не горе

     Для сильных сердцем, радостных душой:

     Сияют только утренние зори,

     Вам мир открыт, прекрасный и большой.

     Вперед, дорогой светлой и прямою,

     За счастьем ринуться, добыть его в боях!

     Беспомощен лишь тот, кто хром мечтою,

     И у кого душа на костылях!

Эти более, чем несовершенные строчки имели сокрушительный успех.А слова «душа на костылях» стали прямол-таки крылатой фразой среди этих искалеченных в боях мальчишек (я и х до сих пор не просто помню - вижу...)

     А еще в коробке хранится совершенно ветхий газетный листочек - без даты, зато с потрясающим заглавием: «Лучший юмор - казарменный».Сколько мне помнится,  я притащила где-то в июне-июле победного 1945- го эту бесценную страничку в госпиталь - бесценную потому, что уже не пафос, а юмор обретал в госпитальных палатах высочайшую цену. Повидимому это подборка записей какого-то курсанта военного училища - высказываний старшин или командиров. Например: «Сапоги должны блестеть, это ваше лицо.Сапоги надо чистить с вечера  и утром надевать на свежую голову... Форма одежды - голый торс. Все, что остается от голого торса, положить на скамейку... СОГНУТЬ НОСОК В КОЛЕНЕ! Что вы спите, стоя на ходу? Вот, отремонтировали танк, и он стал похож на человека... Боевой листок должен быть боевым листком, ведь это же - боевой листок!»

     Листочки, листочки...В середине сорок четвертого я узнала, что открывается литературная студия - для тех, кто пробует писать стихи и саже прозу.Среди тех кого приняли, как перспективных, я была самая младшая - единственная школьница 8 класса. Остальные были студентами, молодыми рабочими демобилизованными по ранению воинами. Я смотрела на них снизу вверх.  Но наш необыкновенный руководитель Григорий Михайлович Гельдфанбейн, он не делал разницы между нами ни по возрасту, ни по житейскому опыту, ни даже по способностям. Он просто учил нас любить литературу - так, как сам он ее любил. И  мы читали взахлеб прекрасные книги, список которых он постоянно обновлял. И писали, писали...Помню, как замирая от страха, я встала и сказала, что «решила описать первые три года войны». Кто-то из студийцев засмеялся, но Григорий Михайлович постучал карандашом по столу и сказал: «Читай». И я начала:

      -СОРОК ПЕРВЫЙ ГОД

Луч прожектора режет небо,

Позывные звучат нежданно,

Протянувшийся хвост за хлебом

И чеканная скорбь Левитана.

И забыв виноватых и правых

Сердце рвалося: Стойте, люди!

Харьков отдан врагам на расправу -

Что с моими друзьями будет?

Там ступает сапог тяжелый

По дорожкам пустынных скверов,

Немцы спалят дома и школы        

И взорвут Дворец пионеров...

Люди, слышите - грозные вести,

В захлебнувшемся горле вокзала...

И рождалось желание мести

И заснуть по ночам не давало

    
  Я сглотнула слюну и быстро сказала :

 - СОРОК ВТОРОЙ-  самый страшный...

Смерти смотри в глаза,

Помни, боец, присягу,

Сказано - ни шагу назад,

Значит, назад ни шагу.

Собою не дорожи -

Ты у стен Сталинграда.

У тебя есть жизнь -

Отдай ее, если надо

     Все молчали, и я почему-то сказала, что у меня на фронте папа и два дяди и двоюродный брат... И уже в полном отчаянии прошелестела, что есть еще одно стихотворение - СОРОК ТРЕТИЙ...

Темнее вечер за окном,

Приходит отдых долгожданный,

И лишь сосед мой неустанный

Сидит за новым чертежом...

А в городе моем теперь

Лишь только сумерки сереют,

И отдыхают батареи,

Еще не подсчитав потерь.

Солдаты спят - их ждут бои,

Их ждет удачи верткий мячик...

Старуха молится и плачет,

И шепчет, что пришли СВОИ!

В окне светлеет неба клин,

Свет гаснет

в комнате соседа,

И слышно, как идет Победа -

От Сталинграда на Берлин.

     Победа,  Победа... Еще не закончился сорок четвертый, еще приходили в дома похоронки и не было им числа, а мы жили Победой. И  - дождались! Только все было ох как непросто...Вот скомканный, а после бережно разлаженный листок с точной датой - 9 мая 1945 года. Но стихи на нем горькие...

Тебя я сразу увидала

У входа в харьковский вокзал

И кто такая ты - узнала

По скорбным и сухим глазам.

Мы шли, смеясь и распевая,

У каждого в руках букет!

Простоволосая, седая,

Ты молча нам глядела вслед.

Ты судорожно рот сжимала,

Стараяся не закричать...

На фронт ты сына провожала,

А с фронта некого встречать.

     Я очень хорошо помню этот день - вот уж воистину праздник со слезами на глазах... Именно этот самый первый день ПОБЕДЫ...не могу...не буду рассказывать...Лучше закончим стихотворением , праздничным по-настоящему, оно датировало тоже 9-м мая, но уже мирного - сорок шестого года:

По небу прожекторы шарят,

Ракеты горят в вышине,

Прозрачный резиновый шарик

Купили товарищи мне.

Как светел сегодняшний вечер -

Ютится в развалинах мгла.

Высокие белые свечи

Весна на каштанах зажгла.

И мы не за праздничным чаем

И не за искристым вином -

Мы праздник Победы встречаем

На улицах светлых втроем.

Ракеты, как птицы, взлетают,

Кромсая ненужную тень!

Девятое звонкое мая -

Какой замечательный день!

А дружба в сиянье салюта

Прекрасною  встала такой,

Что вечностью стала минута,

А шарик воздушный - Землей!


          


          



Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться
  • Замётано! Спасибо, дорогой Семён за исполнение просьбы... До связи!
    С обожанием - Ариша.

  • Дорогие дамы, чувствую себя виноватым, что не дождался окончания комментоав и не увидел обращение ко мне. Прошу великодушно меня извинить. Отвлёкся на \"баталии\" с Людмилой Волковой и на другие поступления, идущие нас друг за другом Non-Stop...
    Буду рад нашим контактам. Мой телефон - 08-920-43-67
    логин Skype - nevron981

    Милая Ариша! Теперь я внимательно рассмотрю всё, что связано с Вашей статьёй в книге \"Эвакуация\", так как я не был уверен, что это Вы. Мало ли однофамильцев у нас. Ват и \"брат\" Борис появился, а Ирин - пруд пруди. Мне было приятно видеть и познакомиться со всеми участниками создания проекта. Поговорим подробнее.
    Ещё раз прошу меня извинить за невнимательность.
    С уважением, С.т.

  • Дорогая Ирина, буду рада услышать ваш голос не только по радио, но и по телефону - Беэр-Шева
    № 08-628-03-91 Звоните мне после десяти утра, на это есть свои причины...
    С любовью - Ариша.

  • Гость - 'Гость'

    огромное-преогромное спасибо! я долго сомневалась - можно ли посылать подростковые стишата.Решилась - и вот ваши такие искренние отзывы.Сперва низкий поклон харьковчанину Валерию - и за отзыв, и за отрывок из любимой мною книги Людмилы Гурченко.Ариша, дорогая, рада каждому вашему слову.Вот бы получить ваш телефон...Еще очень хочу телефон Семена Талейсника - \"есть обо что поговорить\"! Отдельно - несколько слов Генералу.Ваше превосходительство,я польщена вниманием.Хочется только узнать: какие именно стилистические неправильности в двух первых предложениях моего скромного опуса? Буду искренне признательна за ответ.Служу литературе (как умею). И теперь середечное спасибо Вам, Иегуда, за \"БУХАНКУ\" - от всей души.К слову: я и теперь вещаю по Рэке -через воскресенье,в 11 утра после НОВОСТЕЙ.

  • Гость - 'Гость'

    Дорогая Ирочка!
    Простите, что не сразу отозвался на Вашу публикацию. Всё думал, какие подобрать слова, чтобы передать те чувства, которые испытал, прочитав эти чистые, сердечные и такие искренние строчки, которыми Вы с нами поделились.

    Зная Вашу биографию по многочисленным рассказам и воспоминаниям, которые готов слушать бесконечно, еще и еще раз преклоняюсь перед Вашим удивительным талантом - Человека, преданного Друга, Писателя, Журналиста и Поэта.

    На всю жизнь запомню недавнее 17-е июня, когда мы по нашей давней и доброй традиции собрались у Вас в доме, чтобы отметить 99-летие со дня рождения Виктора Некрасова, фронтовика окопов Сталинграда, классика военной прозы (да и не только военной), Вашего близкого друга-киевлянина, который для Вас и Дани (Вашего супруга,которого мы нежно любим и гордимся нашей дружбой) навсегда остался просто ВИКОЙ.

    Нас было семеро за праздничным столом, поистине \"солдатским\". Водка, картошка, капуста, огурцы и фигурные \"ежистые\" сардельки из духовки, которые Вы образно и точно назвали \"противотанковыми надолбами\".

    Знал бы Виктор Платонович (а, возможно, видел из вселенских высот), что в далеком Израиле, на Земле Обетованной его помнят и пьют за светлую память о нем.

    Ирочка, родная, боюсь что моё письмо разрастётся до огромнейших масштабов и всё равно не вместит в себя всё ту любовь, которую мы испытываем к Вам.
    Закончу сердечным пожеланием: будьте здоровы и такой же молодой и неповторимой!
    Целуем Вас и любим,
    Ваши АЛИК + ЛЮДА.

  • Дорогой Семён, как же так получилось, что я оказалась не в курсе Вашего присутствия на презинтации книги - \"Эвакуация\", в музее Яд ва Шем?! Александр Берман лично приглашал меня, но он в курсе моего состояния и знал, что я не смогу присутствовать на презинтации. Однако я попросила свою близкую подругу, бывшую соседку по Баку, которая проживает и работает в Иерусалиме, чтобы она в своём лице представляла меня. И она готовилась к выступлению, но времени оказалось в обрез из-за выступлений депутатов Кнессета. Фоторепортёр газеты \"Вести\", тоже бакинец, Григорий, сделал интересное фото моей подруги Виктории Каплицкой с книгой в руках и развёрнутой на странице, где стоят воспоминания, со слов моей свекрови написанные мною - Автор Ирина Вайнер. Вика держит книгу вместе с Александром Берманом. Вы всмотритесь, увидите фото Миши с его мамой и фото, на котором вся его семья. Книга, конечно же, у меня дома. Ой, как мне хочеться поговорить с вами. Срочно напишите мне по емеле свой № телефона, хорошо? Сегодня Александр сделал объявление по радио о презентации книги в самом Кнессете, дабы обратить внимание правительства на детей переживших катастрофу в эвакуации. Если вы желаете присутствовать на ней, обязательно позвоните ему и сделайте заявку на своё имя. Если Вам нужна будет связь с ним, скажите мне. Вот это новость!!!
    С обожанием - Ваша Ариша.

  • Милая Ирина, всё, что связано с войной, меня потрясает до глубины души. Мы с вами - ДЕТИ ВОЙНЫ, познавшие её жестокое, безжалостное дыхание, но сумевшие чудом выжить. Всё меньше и меньше остаётся ветеранов и участников ВОВ... Да, время безжалостно. И вот сейчас настал и наш час, написать о том, что мы пережили в годы войны и оставить своим детям и внукам память о тех страшных годах. Ирина, сердечное спасибо за Ваши воспоминания и за замечательные стихи. Всё, что только у нас осталось - это ПАМЯТЬ.
    Ирочка просмотрите ещё раз текст, в начале его есть несколько ошибок, скорее всего опечаток.
    Сегодня, 20 июня слушала очередной Ваш радио-репортаж. Очень интересная тема и преподнесена она была Вами с большим темпераментом.
    С безграничным уважением - Ариша.

  • Людмила Гурченко. Аплодисменты


    …24 октября 1941 года в Харьков вошли немцы. В городе как будто все вымерло. Только по булыжной мостовой Клочковской улицы шли немецкие войска, ехали машины, танки, орудия. Не было ни выстрелов, ни шума. Жители группками осторожно спускались вниз по Клочковской, чтобы поближе
    разглядеть: какие же они, немцы?
    Немцы шли, ехали молча. Никакой радости, никакого ликования по поводу взятия крупного города не было. Все холодно, четко, равнодушно. На жителей не смотрели. Мы разглядывали их дымчато-серую форму, лица, погоны. У некоторых под подбородками висели железные кресты. Впервые увидели и
    немецкие танки, тоже с крестами.
    Несколько дней было затишье. Вообще не чувствовалось, что вошли враги. Началось все позже. Началось с того, что собрали всех жителей нашего дома, оставшихся в
    оккупации, и приказали освободить дом. \"Здесь будет расквартировываться немецкая часть\". Первый раз я услышала немецкую речь. Немецкий офицер был немолодой, говорил вежливо. А вот переводчиком... - как же это? Вот это да! Из нашего дома - Илья?!
    - Илья, мам, смотри, дядя Илья! Ты видишь, мама? - дернула я маму за
    платье, пытаясь развернуть ее к себе. Мне нужно было заглянуть ей в лицо.
    Мама меня сильно ударила, испуганно оглянулась на жителей нашего дома и шепотом приказала, чтобы я никогда больше не болтала глупостей...
    …В городе самым ходовым стало слово \"грабиловка\". Что это такое? Если бомба попадала в склад с продуктами, люди, вооружившись мешками и ведрами, толкая и обгоняя друг друга, бежали \"грабить\". Многие не возвращались. Немцы расстреливали тех, кто замешкался и не успел скрыться. Люди хватали
    все подряд, что близко лежало, не нюхая, не читая надписей на ящиках. Лишь бы добыть что-то и поскорее унести домой.
    Мама всегда боялась. Но страх, что я совсем ослабею от голода, заставлял ее пересиливать себя и тоже оказываться в этой толпе...
    …Я увидела ее, как только она появилась из-за угла Клочковской. Она медленно поднималась вверх по нашему крутому переулку. На спине мама несла, согнувшись, тяжелый ящик. Я побежала ей навстречу. Я так была счастлива,
    что она жива, что она вернулась! И вдруг из парадного ей преграждает путь мужчина без пальто и шапки, толкает ее; ящик падает на землю. Я вижу, как мама умоляюще протянула к нему руки. Еще быстрее бегу вниз. Мужчина здоровенный. Эх! Был бы сейчас мой сильный папа! Он бы его одним ударом
    сбил с ног. И вдруг я как закричу: \"Мамочка! Не бойся! Вон наш папа уже бежит!\" Вырвалось у меня это. Вырвалось - и все! Мужчина воровато оглянулся, схватил банки, которые высыпались из ящика, и быстро исчез в подъезде. Я успела его рассмотреть. Вблизи он не казался таким огромным. Он
    был черный, волосатый, похоже, что армянин…

    …Главным местом всех событий в городе был наш Благовещенский базар. Здесь немцы вешали, здесь устраивали \"показательные\" казни, расстрелы.
    Жители города сотнями шли со всех концов на базар. Образовывался плотныйкруг. Впереди - обязательно дети, чтоб маленьким все было видно. Внутри круга - деревянная виселица со спущенными веревками. На земле несколько
    простых домашних скамеек или деревянных ящиков. Дети должны были видеть и запоминать с детства, что воровать нельзя, что поджогом заниматься нельзя. А если ты помогаешь партизанам, то смотри, что за это тебе будет...
    …Из темных машин выводили в нижнем белье мужчин с дощечками на груди:
    \"Вор\", \"Поджигатель\", \"Партизан\".
    Тех, кто \"Вор\" и \"Поджигатель\", подводили к виселице, вталкивали на
    скамейку и, не дав опомниться, выбивали скамейку из-под ног…
    …Процветал тот, кто принял железную логику - или ты, или тебя. Эти люди будто вынырнули из-под земли. Одни работали у немцев. Другие открывали лавочки, кафе. А самые страшные стали полицаями. Их боялись больше, чем немцев. Если полицай кого-то невзлюбит... Все! Полицаю достаточно намекнуть немцу, что ты связан с партизанами... И тогда - конец!
    Люди боялись друг друга. Разговаривали шепотом, с оглядкой. О делах на фронте - единственном, что волновало всех, - боялись заикнуться…

    …Ночью над городом стояло красивое зловещее зарево. Оно уходило высоко в
    небо. Внизу красное, потом черное, а в небе серое. А в городе, внизу -
    тихо-тихо. Страшно.
    15 февраля 1943 года Красная Армия первый раз освободила город Харьков.
    Когда уже всюду раздавалось радостное - \"наши\", - мама меня осторожно вывела по ступенькам с четвертого этажа на Мордвиновский. Целую зиму я не была на улице. Столько людей - все плачут, обнимаются. Мы спустились на Клочковскую. Тут входили войска... Какие они - \"наши\"? Может кто-нибудь
    знает папу? А может от него есть письмо? А вдруг мы сейчас его встретим…
    ... По Клочковской проехало несколько мотоциклов с колясками. В них солдаты в белых маскхалатах, с автоматами наготове. Потом тишина. Потом опять такая же группа мотоциклистов. И только вслед за ними в город вступила армия.
    Это были изнуренные, усталые люди. Машин мало. Орудия тянули лошади. 15 февраля... а весна ранняя. И валенки по мокрому снегу: хлюп-хлюп. Ничего заправского, довоенного...
    …Выдавали предателей. Выдавали полицаев, - тех, кто не успел уйти за немецкой армией. Чинили \"самосуд\" сами жители. Расстреливали пленных немцев. Трупы их валялись всюду... Совершенно голые... только на головах
    шапочки с козырьками. Сапоги, шинели, даже нижнее белье люди с дракой, с озверением вырывали друг у друга.
    Рядом, совсем близко, я видела, как расстреливали пленного немецкого летчика. Это было в самый первый день прихода \"наших\". Его вывели из ворот дома, следующего от нашего Мордвиновского, 17, где я родилась. Там до сих пор остались следы пуль.
    - Еще пленный! Сюда! Вон! Ведут! Сюда-а! - Около дома сразу образовалась
    толпа.
    - Смотри... летчик... совсем молодой - перешептывались между собой.
    Пленный был очень высокий, очень бледный, с голубыми глазами, со светлыми волосами. Шинель его была в саже. В толпе шептали, будто бы его спрятала в дымоходе какая-то женщина... Но ее уже расстреляли... Это еще больше
    разжигало любопытство к этому молодому пленному... Он шел с поднятыми руками, заглядывая в глаза всем, кто на него смотрел... Его вели трое наших. Немец шел в середине. Впереди самый старший, в белой плащ-палатке с обветренным и приятным открытым лицом. Пленного приставили к кирпичной стене...
    - Давай его фрица! Давай гада! Солдатик, родимый, отомсти! - кричали в толпе... И опять дети стояли впереди. Мы уже так выстраивались сами. Мы должны стоять близко и все запоминать. На всю жизнь...
    Старший ткнул в грудь пленного. Тот прижался к кирпичной стене. Раздалась автоматная очередь... Он все еще пытливо заглядывал всем в глаза... Смотрел прямо в глаза... Чего он так открыто смотрел...?
    Потом он стал медленно оседать... Толпа с гиком накинулась на него...
    Через несколько минут он был голый...
    Наутро его кто-то перевернул на живот и прикрыл тело марлей...

    …\"Это было при \"первых немцах\", а это было при \"вторых немцах\" - выражения знакомы всем тем, кто пережил войну в Харькове.
    \"Первые немцы\" навсегда ушли. Пришли наши. Но бои за город продолжались. Немцы стояли на окраине Харькова, в районе Холодной горы. Нашим город пробыл около двух недель. В течение этих двух недель во дворе у нас был
    красноармейский госпиталь. Беспрерывно возили тяжелораненых. Женщины-медсестры развешивали рядами бинты. А наутро от мороза и ветра бинты торчали колом во все стороны...

    …Но наши отступили. Пришли \"вторые немцы\". У тети Валиных окон мы опять заняли свой наблюдательный пункт. Опять на Клочковской та же картина. Только входят немцы уже из центра, от площади Тевелева…
    ... По нашему переулку, под нами, несколько красноармейцев в зелено-желтых плащ-палатках перебегали от двора к двору. Они направлялись к Рымарской. А с Клочковской короткими автоматными очередями стреляли \"вторые немцы\". Их еще не было видно из нашего окна. Вокруг из окон выглядывали
    люди. Все следили... Откуда-то раздалось: \"Налево! За угол налево!\"
    Красноармейцы скрылись налево за углом, по направлению к опере... Мама сказала: \"Хоть бы успели до сада Шевченко, там все-таки деревья\". А тетя Валя сказала: \"А что деревья? Ведь сейчас зима...\" А я подумала: \"Почему на них не белые халаты, а пятнистые?\"
    \"Леля! Леля! Скорей! Совсем, а-а! Совсем другие войська... и форма\".
    \"Вторые немцы\" шли, тесно прижавшись друг к другу, шеренгой от тротуара до тротуара. Они разряжали автоматы в малейший звук, в движение, в окна, в двери, вбок, вверх, в стороны...
    Это были отборные войска СС. Отрывисто-лающая речь, черная форма и особенно отчеканенный \"Хайль\" - ничего похожего на \"первых немцев\".
    Звук кованых сапог раздавался всюду. На следующий день он раздался и на нашей каменной лестнице. Сначала внизу, потом на третьем этаже. Мы все собрались на кухне и ждали.
    Немцы вошли четко. Двое остались у наружных дверей. Двое прошли по комнатам, потом на кухню. Оба очень молодые, совершенно одинаковые, с мертвыми, бесцветными глазами. Я стояла перед мамой, упираясь затылком в ее худой, провалившийся живот. Они с ног до головы обшарили всех взрослых. Я
    смотрела на них со страхом, но и с огромным интересом. Что это за люди?
    Вроде люди... и не люди...

    …Немцы увели из нашего дома двух последних пожилых мужчин. Они действительно повсюду искали партизан или раненых красноармейцев, не успевших скрыться…
    …\"Вторые немцы\" объявили комендантский час. Нельзя появляться на улице после шести вечера - расстрел на месте. За время оккупации было столько приказов, столько распоряжений и угроз, что бдительность у людей ослабла.
    Но когда после приказа о комендантском часе на следующее же утро на улице были убитые, стало ясно, что \"вторые немцы\" приказы приводят в исполнение.
    И после шести вечера город был мертвым. Только редкие выстрелы. Только звук железных подков.
    Зато утром, чуть свет, начиналась жизнь. Но какая! Люди как будто наверстывали за вечер. Все выныривали из своих домов и бежали на базар! Там все: еда, одежда, деньги, надежда - жизнь! - Людмила Гурченко. «Аплодисменты»

  • У меня есть качественные фотографии Харькова, Госпрома, улицы Пушкинской, улицы Сумской, харьковчан, малых детей Харькова в годы нацистской оккупации. Вглядываюсь в их лица, фигуры и ловлю себя на мысли, что те были другими, совершенно непохожими на нынешних – каких-то очень уж разнокалиберных и часто совершенно без царя в голове и какой бы то мысли в глазах. Война все-таки самых лучших выбила в первую очередь, самых красивых.

  • Когда-то с огромным удовольствием слушал вас на радио...
    Прочел-пролетел ваши строчки моментально, хотя мне еще нелегко и читать...
    Разбудили многие ассоциации, память...
    На моей страничке давненько стоит \"Буханка\", рассказ о мальчике 5-ти лет, незаметно \"кончившем\" кирпич-ббуханку военного з хлеба, так и оставшийся голодным...
    Спасибо вам за произведение.
    А это вступление к \"Буханке\" для вас.

    ***
    Буханка хлеба

    Голод, беспрестанное желание что-то пожевать, постоянное ощущение пустого живота, подкатывающиеся к горлу спазмы голода, слюна, набирающаяся во рту даже от воспоминания о пище... Военное детство. Моей мечтой были несколько вариантов: кусок свежего белого хлеба, намазанный сливочным маслом, со стаканом молока; хлеб с куском настоящей колбасы; яичница-глазунья со свежим хлебом, который мог бы обмакнуть в еще не застывший желток.


    Мы ели все, что можно было жевать. Большой удачей считалось добыть кусок «жмыха» - черного с антрацитовым блеском вещества, которое создавалось под прессом из подсолнечных отжимок. Его мы долго обсасывали, иногда пытаясь грызть. Но какое это было лакомство!
    Или борщ, сваренный из крапивы, которую собирали под заборами, отмывая от дорожной пыли. А лебеда на сковородке заменяла жареные грибы. Вам не понять...

    Хлеб выпекали из невероятного состава, где натуральной муки была самая малость. В нем попадались и опилки, не говоря о мелких камешках, щепочек и прочей «нечисти». Говорили, что находили и тараканов, и мух, и иногда даже запеченных мышат. Но каким вкусным был этот хлеб с припеком толщиною в сантиметр, т.е. недопеченной каймой! За таким хлебом, выдаваемым на карточки, мы выстаивали долгие, дремучие и небезопасные очереди, иногда занимая ее с вечера.
    Хлеб значил все.
    Пайка (кажется, 150-300гр на душу) не хватало даже «заморить червячка».

  • Дорогая Ирина! Наше с Вами поколение – это поколение детей войны, многие из которых, как сейчас это уже принято и узаконено в Израиле, перенесли свою Катастрофу – бегство от уничтожения с потерей всего имущества и тяжкими испытаниями чужбиной, голодом, холодом, болезнями и потерей близких. Это была ЭВАКУАЦИЯ!
    Это была в Союзе запретная тема, а для многих и позорная. Нередко об эвакуированных мужчинах и женщинах говорили, что они, мол, «воевали» (либо прятались) в Ташкенте, хоть и оказались там лишь по возрасту, инвалидности, направлению на работу в вывезенных заводах, фабриках, научных учреждениях, театрах, киностудиях и т.п.… Было немало и таких, которые едва успели убежать или уехать буквально под огнём наступавших вражеских войск и чудим избежавшим смерти или пленения, что фактически было одним и тем же…
    И вот к 65-летию Победы в Израиле вышла объёмистая, большого формаnа прекрасно оформленная книга:
    ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ, ОПАЛЁННОМ ОГНЁМ КАТАСТРОФЫ. СССР,1941-1945.
    Как пишет известный израильский писатель Владимир Канович на обложке книги: - « Эвакуация, конечно, ни в коем случае нельзя сравнивать с концлагерями и гетто. Но несть числа так называемым «выковырянным», которые полегли от холода и голода на просторах бескрайней чужбины. Нет никакого сомнения, что счастливчики, выжившие в тяжелейших условиях эвакуации, по сей день ощущают последствия того ужасающего перелома в их жизни, калечившего не только душу, но и плоть, и заслуживают всяческого понимания и помощи».
    Обо всём этом и написана книга в виде воспоминания выживших авторов, детей войны.
    Будучи одним из таких счастливчиков, я как соавтор присутствовал на презентации этой книги в музее Холокоста ЯД ВАШЕМ в Иерусалиме.
    Книга богато иллюстрирована снимками детей до войны, во время эвакуации и после неё… С мамами, папами, бабушками и дедушками, многие из которых остались только на снимках до войны или до эвакуации…
    Спасибо Вам за воспоминания, благодаря которым , я воспользовался своим комментом, чтобы рассказать авторам сайта и читателям о книге воспоминаний эвакуированных…

  • С волнением прочитала Ваши трепетные строки, пережила вместе с Вами память о войне. Кто-то может критиковать стихи по формальному признаку (размер, ударения), а я принимаю поэзию не умом, а чувством. Ваше восприятие мира в годы войны удивительно яркое для ребенка, пронизано надеждой и радостью и, невозможной для взрослого человека, искренностью. Ожидание величайшей радости - Победы - и трагизм войны на фоне этой радости - необычно глубокое для детей понимание. Хотя, дети того времени были, наверное, намного взрослее детей нынешних.
    Моя мама тоже работала в госпитале, с одиннадцати с половиной лет была принята на полную ставку. И бинты крутила, и пилюли делала, и растворы. После работы шла в палаты читать газеты, писать письма.
    Моей маме не разрешили увезти с собой в Австралию медаль \"За Победу над Германией\", да и в этом году пришлось мне \"побороться\" с консулом России за юбилейную медаль. Реликвии все остались в прошлом, только память всегда с нами.
    Спасибо Вам еще раз, Ирина!

  • Гость - 'Гость'

    Трудно критиковать воспоминания о войне. Тема-то ведь какая!? И куда, к какому жанру отнести воспоминания? Мемуары?
    И всё-таки, замечания по тексту делать можно.
    Но неужели никто не видит, как трудно, как стилистически неправильно написаны первые два предложения?
    Вот, например:
    \"- Какие реликвии хранятся у нас, относящиеся к величайшему из дней нашей жизни - Дню победы над фашизмом? Самые разные - это уж кому как повезет.\"
    Что значит самые разные?
    И что означает:- кому, как повезёт?
    Получил орден - повезло.
    Получил медаль – не повезло?!

    Я понимаю, что вроде не хорошо делать замечания в рассказах на такую тему, но тогда нельзя делать замечания и на другие темы?!

    Может быть, начало будет так лучше и понятнее?

    У многих из нас хранятся реликвии относящиеся к величайшему дню - Дню победы над фашизмом?

    Для многих из нас - письмо с фронта, старинный нож для разрезания бумаги, кисет, мундштук из плексигласа, ордена и медали, похоронки, это единственная память о тех, кого уже нет рядом с нами.И т. д и т.п.

    Автору моё уважение и понимание.
    Генерал.

  • Гость - 'Гость'

    К счастью, наверное, мы - дети войны - ничего о ней не помним. Храним лишь рассказы своих близких и родных о том невероятно трудном, трагическом времени. Выжить самим, выходить детей, чтобы не прерывался вечный поток жизни. Теперь пытаемся представить себе, как всё было, очистить правду от лжи, разделить реальность и мифы.
    Понравилось, как сказала Ирина Коровкина: \"Трогательные воспоминанья нежной девочки о жестоком, грубом времени. Простые, щемящие строки и талантливые стихи\". Присоединяюсь и желаю всего самого доброго.
    Марк Аврутин.

  • Конечно, мы помним, конечно,
    Той страшной войны каждый год,
    И день тот, прекрасный, вешний,
    Что ныне от нас далеко...
    ***
    Вспоминая ушедших близких,
    с искренней благодарностью
    и самыми добрыми пожеланиями,
    А.Андреевский

  • Ирина, спасибо вам...Мелочи, оказываются не мелочами, а связаны историей, вспоминанием-напоминанием. Стихотворение о костылях - настоещей поддержкой солдатам-инвалидам, Хорошо, что вы написали это - это важно.
    С уважением
    Наташа

  • В преддверии тяжелой даты - 22 июня публикуются вспоминания Ирины Бабич. О Войне, о своем детстве, о том времени... Трогательные воспоминанья нежной девочки о жестоком, грубом времени. Простые, щемящие строки и талантливые стихи.
    Спасибо Вам, Ирина, что своим талантом сказали то, что чувствовали миллионы, но не могли передать.

Последние поступления

Кто сейчас на сайте?

Голод Аркадий   Шашков Андрей   Лерман Леонид  

Посетители

  • Пользователей на сайте: 3
  • Пользователей не на сайте: 2,320
  • Гостей: 1,646