Мы помним... помним...
Какие реликвии хранятся у нас, относящиеся к величайшему из дней нашей жизни - Дню победы над фашизмом? Самые разные - это уж кому как повезет. Это может быть письмо - с фронта в тыл или, наоборот, из тыла на фронт... Вот старинный нож для разрезания бумаг, каким-то чудом сохранившийся в нашей разгромленной харьковской квартире... Кисет, сшитый виде маленького клоуняшки с улыбкой до ушей, вышитой красной ниточкой по белому шелковому шарику лица - такие же шарики, только малюсенькие, это ручки, а жабо кокруг шеи - чтобы не высыпался табак (мы, школьницы, шили таких клоуняшек для посылок на фронт)... А вот мундштук из плексигласа - подарок одноклассника, ушедшего в «ремеслуху» - ремесленное училище, он выточил его сам. Ну, что мог он еще подарить мне на день рождения - в марте 1944-го, когда на улицах Харькова еще чернели на домах надписи: «Осторожно - мины» или «Мин нет». Это был царский подарок - сразу же в душе начинала звучать песня Клавдии Шульженко «Давай закурим», и в этой песне были слова :»Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать»... А я подарила ему - тоже на день рождения , но уже в июле все того же незабвенного сорок четвертого - синенький скромный платочек, квадратик голубой ткани, вырезанный из блузки к ужасу мамы и бабушки («Что ты делаешь - это же почти целая кофточка!» Квадратик я обшила белой ниткой этой же ниткой прикрепила к нему полоску бумаги со строчкой из собственного стихотворения: « И слышно, как идет Победа от Сталинграда на Берлин» Интересно, сохранил ли он мой подарок? Неведомо...А я вот мундштучок храню.
Есть у меня еще коробка с названием «Память» - в ней сложены листочки в косую линейку, на них - мои стихи. На самом верхнем листке - мое послание к «ранбольным» в госпитале, откуда я буквально не вылезала: сначала читала письма, приходящие из дому, потом - газеты, после научилась делать ватнички и тампоны из марли и выты, потом стала делать повязки после лечебных процедур... И очень переживала, что такие герои, такие замечательные хлопцы волнуются из-за своего будущего, ведь многим из них «светила» инвалидность. Как встретит невеста, как найдется работа?.. Вот оно - это послание:
В покое тихом светлые палаты,
Бушует город за окном вдали,
А тут кровати, тумбочки, халаты,
Приставленные к стенке костыли.
Лишь прозвенят солдатские награды,
Раздастся чей-то тихий разговор...
У смерти не просили вы пощады
И выжили судьбе наперекор.
Бывали и удачи, и печали,
Бывало счастье, злое, как беда...
Но вы покоя легкого не знали
И тишины не звали никогда.
Нет, костыли - не слезы и не горе
Для сильных сердцем, радостных душой:
Сияют только утренние зори,
Вам мир открыт, прекрасный и большой.
Вперед, дорогой светлой и прямою,
За счастьем ринуться, добыть его в боях!
Беспомощен лишь тот, кто хром мечтою,
И у кого душа на костылях!
Эти более, чем несовершенные строчки имели сокрушительный успех.А слова «душа на костылях» стали прямол-таки крылатой фразой среди этих искалеченных в боях мальчишек (я и х до сих пор не просто помню - вижу...)
А еще в коробке хранится совершенно ветхий газетный листочек - без даты, зато с потрясающим заглавием: «Лучший юмор - казарменный».Сколько мне помнится, я притащила где-то в июне-июле победного 1945- го эту бесценную страничку в госпиталь - бесценную потому, что уже не пафос, а юмор обретал в госпитальных палатах высочайшую цену. Повидимому это подборка записей какого-то курсанта военного училища - высказываний старшин или командиров. Например: «Сапоги должны блестеть, это ваше лицо.Сапоги надо чистить с вечера и утром надевать на свежую голову... Форма одежды - голый торс. Все, что остается от голого торса, положить на скамейку... СОГНУТЬ НОСОК В КОЛЕНЕ! Что вы спите, стоя на ходу? Вот, отремонтировали танк, и он стал похож на человека... Боевой листок должен быть боевым листком, ведь это же - боевой листок!»
Листочки, листочки...В середине сорок четвертого я узнала, что открывается литературная студия - для тех, кто пробует писать стихи и саже прозу.Среди тех кого приняли, как перспективных, я была самая младшая - единственная школьница 8 класса. Остальные были студентами, молодыми рабочими демобилизованными по ранению воинами. Я смотрела на них снизу вверх. Но наш необыкновенный руководитель Григорий Михайлович Гельдфанбейн, он не делал разницы между нами ни по возрасту, ни по житейскому опыту, ни даже по способностям. Он просто учил нас любить литературу - так, как сам он ее любил. И мы читали взахлеб прекрасные книги, список которых он постоянно обновлял. И писали, писали...Помню, как замирая от страха, я встала и сказала, что «решила описать первые три года войны». Кто-то из студийцев засмеялся, но Григорий Михайлович постучал карандашом по столу и сказал: «Читай». И я начала:
-СОРОК ПЕРВЫЙ ГОД
Луч прожектора режет небо,
Позывные звучат нежданно,
Протянувшийся хвост за хлебом
И чеканная скорбь Левитана.
И забыв виноватых и правых
Сердце рвалося: Стойте, люди!
Харьков отдан врагам на расправу -
Что с моими друзьями будет?
Там ступает сапог тяжелый
По дорожкам пустынных скверов,
Немцы спалят дома и школы
И взорвут Дворец пионеров...
Люди, слышите - грозные вести,
В захлебнувшемся горле вокзала...
И рождалось желание мести
И заснуть по ночам не давало
Я сглотнула слюну и быстро сказала :
- СОРОК ВТОРОЙ- самый страшный...
Смерти смотри в глаза,
Помни, боец, присягу,
Сказано - ни шагу назад,
Значит, назад ни шагу.
Собою не дорожи -
Ты у стен Сталинграда.
У тебя есть жизнь -
Отдай ее, если надо
Все молчали, и я почему-то сказала, что у меня на фронте папа и два дяди и двоюродный брат... И уже в полном отчаянии прошелестела, что есть еще одно стихотворение - СОРОК ТРЕТИЙ...
Темнее вечер за окном,
Приходит отдых долгожданный,
И лишь сосед мой неустанный
Сидит за новым чертежом...
А в городе моем теперь
Лишь только сумерки сереют,
И отдыхают батареи,
Еще не подсчитав потерь.
Солдаты спят - их ждут бои,
Их ждет удачи верткий мячик...
Старуха молится и плачет,
И шепчет, что пришли СВОИ!
В окне светлеет неба клин,
Свет гаснет
в комнате соседа,
И слышно, как идет Победа -
От Сталинграда на Берлин.
Победа, Победа... Еще не закончился сорок четвертый, еще приходили в дома похоронки и не было им числа, а мы жили Победой. И - дождались! Только все было ох как непросто...Вот скомканный, а после бережно разлаженный листок с точной датой - 9 мая 1945 года. Но стихи на нем горькие...
Тебя я сразу увидала
У входа в харьковский вокзал
И кто такая ты - узнала
По скорбным и сухим глазам.
Мы шли, смеясь и распевая,
У каждого в руках букет!
Простоволосая, седая,
Ты молча нам глядела вслед.
Ты судорожно рот сжимала,
Стараяся не закричать...
На фронт ты сына провожала,
А с фронта некого встречать.
Я очень хорошо помню этот день - вот уж воистину праздник со слезами на глазах... Именно этот самый первый день ПОБЕДЫ...не могу...не буду рассказывать...Лучше закончим стихотворением , праздничным по-настоящему, оно датировало тоже 9-м мая, но уже мирного - сорок шестого года:
По небу прожекторы шарят,
Ракеты горят в вышине,
Прозрачный резиновый шарик
Купили товарищи мне.
Как светел сегодняшний вечер -
Ютится в развалинах мгла.
Высокие белые свечи
Весна на каштанах зажгла.
И мы не за праздничным чаем
И не за искристым вином -
Мы праздник Победы встречаем
На улицах светлых втроем.
Ракеты, как птицы, взлетают,
Кромсая ненужную тень!
Девятое звонкое мая -
Какой замечательный день!
А дружба в сиянье салюта
Прекрасною встала такой,
Что вечностью стала минута,
А шарик воздушный - Землей!