—Товарищи, вы из какой группы?  

 — Ни из какой, мы сами по себе.  

 Салон ИЛа постепенно наполняется. Полтора месяца индийского праздника закончились. Настроение у нас Ольгой не то, чтобы совсем уж простоквашное, но от радостного далеко. Расставаться с этими чудесными людьми было не просто грустно. Больно — нет, какая там боль — жалко. Как будто получил дорогой и милый тебе подарок, и только начал по-настоящему наслаждаться им, как приходится отдавать. И на душе такая рогатая жаба. Правда, с профессором Чатурведи мы, скорее всего, ещё увидимся. Летом он собирается в Москву. Похоже, у него с Вахтангычем намечается серьёзная совместная работа, в которой и мне достанется вкусный кусочек, если ничего не сорвётся. А если не сорвётся, то в Индии мне ещё удастся побывать.  От Дели до берега Качского залива по любому ближе, чем от Москвы. Но всё это когда ещё будет, и будет ли вообще?  

 В дьюти-фри потратили оставшиеся рупии на сувениры. Расставаться с подарками от ставших такими близкими нам людей мы не собирались, хотя подарков было столько, что мы, прилетев в Индию налегке, возвращались с солидным багажом. Пришлось обзавестись чемоданами. Оля не выпускала из рук портфель с документами. Ей удалось завязать несколько деловых контактов через доктора Самратха Сингха, с которым мы познакомились по пути в Дели и через бразильца Рафаэла с длинной португальской фамилией. Этого гостя “Нирваны” заинтересовала Ольга сначала своей необычностью: как это молодая красавица ухитрилась оказаться директором завода в России и одновременно “временной сотрудницей” индийского ашрама? А когда ему в руки попал Олин сувенир — ажурный неубиваемый глобус из “инвиктита”, в нём пробудился и вполне профессиональный интерес. Пришлось Амале и ему дать доступ к своей оргтехнике. Теперь у Ольги в портфеле вместе с индийским договором, результатами наших опытов в лаборатории ашрама, видео и аудиокассетами и отснятыми фотоплёнкам лежала контактная информация нескольких бразильских фирм. Я всегда знало её замечательных организаторских способностях, но чтоб “простая советская баба”, как она любит себя называть, оказалась таким коммерсантом! Когда-то давно она пообещала, что ещё будет меня удивлять. Да уж, моя Учительница свои обещания исполняет.  

 А я не расставался с большим футляром. В нём скрывался ситар. На прощание Амала подарила мне свой инструмент. Такой вот, дорогой во всех отношениях, подарок от удивительной женщины.   После нескольких занятий с ней я научился исполнять несложные мелодии.  В Ольгином портфеле лежала книжка и несколько кассет с уроками великого Рави Шанкара. “Возьмёшь в руки ситар и услышишь мой голос.” Да я и сейчас его слышу, без всякого ситара.  

 — Товарищи, вы из какой группы?  

— Мы уже несколько раз отвечали: мы не из группы. Мы сами по себе. Оставьте уже нас в покое, наконец! Доложите, кто там у вас главный, что мы не туристы. Мы возвращаемся из командировки. При пересчёте по головам нас учитывать не надо.  

 Самолёт постепенно заполнился. Леденцы розданы, ремни пристёгнуты. Взлетели. Индийцев среди пассажиров нет. Несколько костюмированных товарищей в передней части салона. Вся остальная публика — туристы и их сопровождение. Рейс удобный.  Летим против вращения шарика, поэтому, хотя вылетели из Дели в десять утра, через семь часов полёта в два с минутами мы уже будем в Москве. Нам с Олей достались места по разным сторонам прохода, что нас вполне устроило. Когда никто не ходит, можно вытянуть ноги и капельку расслабиться. Хоть это не самое тесное транспортное средство “Аэрофлота”, но для нас расстояние между рядами маловато. А когда захочется пройтись, не придётся никого беспокоить. Длинный футляр с ситаром сначала требовали сдать в багаж. Справедливое требование, что и говорить, но я недавно прочитал “Аэропорт” Артура Хейли и весьма впечатлился. Оказывается, грузчики обращаются с вещами пассажиров как со злейшими врагами. Хрен с ними, с чемоданами, но нежный музыкальный инструмент такого отношения к себе точно не переживёт. Вот в чем ещё прелесть Индии: маленький бакшиш легко решает большие проблемы. А бакшиш не очень маленький вызывает недоумение: где тут проблема? Покажите нам её! Проблема, аууу! А на входе в самолёт:  

 — Нет, я не спорю, вы совершенно правы. Если бы нам кто-нибудь сказал, так я бы сразу. Я же сознательный советский человек. Что вы посоветуете? Отнести в отдел багажа? За полчаса я его найду? Товарищ командир, будьте добры, официальную бумагу, что задержка рейса... Спасибо, спасибо! Я размещу его так, что он никому не будет мешать и не создаст угрозы в аварийной ситуации. Нет, артист я пока не очень известный, но раз в месяц в тайноградском мединституте, милости прошу.  

 Просто поразительно, сколько ценных вещей можно накупить всего за сорок долларов. Или за восемьдесят на двоих. Особенно, если потерять бинокль и фотоаппарат, раздарить матрёшек и выпить всю водку. Ну, всем же всё понятно. Так за каким дьяволом позорить страну, унижая собственных граждан? Солидных, достойных людей превращать в побирушек, торгующихся на базаре за каждую ану с полуграмотным продавцом в замаранном дхоти. Представил себя на месте нашего туриста, и так затошнило... У советских собственная гордость.  

 — А вы вправду были в командировке? — обратился ко мне сосед, интеллигентного вида мужчина лет сорока, в очках. Они с женой занимали два кресла слева от меня.  

— Правда. Мы слишком молодо выглядим?  

 — Простите... Честно говоря, да. Извините за любопытство. Лететь нам долго. Владимир Иванович Доронин. Моя супруга — Светлана Андреевна. Будем знакомы.  

 — Очень приятно. Марк Борисович Штерн. Ольга Николаевна Черникова. Мы действительно были в командировке, вернее, в научной экспедиции. Вот, возвращаемся.  

— Как интересно! Если не секрет...  

 — Не секрет. Мы собирали материал по прикладным аспектам традиционных индийских метафизических практик. Применительно к медицине.  

 — Сложно звучит. Это, стало быть, йога, Аюрведа и всякое такое...  

 — В общем, да. Предвижу ваш следующий вопрос. Не надо путать йогов с базарными факирами. Это всё очень разное. Было много телесной практики, поэтому от старших и умудрённых-остепененных толку немного.  

 Мне было хорошо слышно, что Ольга ведёт с соседями точно такой же разговор. Дальше пошёл обычный трёп о достопримечательностях, гостиницах, еде и покупках. Нас от души пожалели, потому что мы, оказывается, Индии совсем не видели. Ни Тадж-Махала, ни Красного форта, ни всякого такого прочего. А в Индии, знаете ли, есть чего посмотреть. Как это мы ни кожаного пальто не купили, ни золотых украшений с настоящими самоцветами на Ольге не видно? Неужели нас никуда не отпускали? И мы только целый месяц работали? Где, кстати, если, опять-таки, не секрет?  

 — Не секрет. В Дели, в университете, и в глубинке — на берегу Аравийского моря есть уединённый ашрам. В штате Гуджарат.  

 Светлана Андреевна ахнула:  

 — Одни, вдвоём среди этих … индусов?! Целый месяц?!  

 — Вы правильно сделали, что проглотили слово “диких”. Индийцы — замечательные люди. А что касается культуры, то, когда на Русской равнине люди в звериных шкурах добивали последних мамонтов, у них уже были настоящие государства, укреплённые города, письменность, наука, медицина, техника, регулярные армии... И сейчас: они другие, но не дикари. Дикари, они чаще в шмотках от лучших домов и в шикарных авто... Я вас не агитирую за интернационализм и дружбу народов. Вас агитаторы сопровождали, надоели, наверно, до чёртиков. А мы с этими людьми жили вместе, учились у них, подружились.  

 — Кстати, а что у вас в этом футляре? Вы его так нежно обнимаете.  

 — Ситар. Музыкальный инструмент. Вы его, наверно, много раз видели и слышали издалека.  

 Я опустил подлокотники кресла, достал ситар и положил себе на колени.  

 — Можете посмотреть вблизи. Его изобрели в тринадцатом веке или немного раньше.  

 — Какая красота!  

 — И какой сложный! Вы говорите, тринадцатый век? В Европе тогда была лютня... А на Руси — гусли. Коробка со струнами.  

 —Вы умеете на нём играть?  

 — Совсем немного. Мало было времени на учёбу. Но есть книга, кассеты с уроками.  

 Я спрятал инструмент в футляр, тщательно защёлкнул замки.  

 — Сколько же стоит такое сокровище?  

 — Даже не представляю. Это подарок. От человека, который меня учил. От замечательного, удивительного человека.  

 Доронины многозначительно переглянулись.  

 — Такой подарок надо заслужить. Я вам даже не завидую.  

 — А я, пожалуй, сочувствую. Вы надеетесь хоть когда-нибудь туда вернуться, в этот... как вы сказали...?  

 — Спасибо. Вы необычайно проницательны.  

 — Я женщина.  

 Как мог, сидя в самолётном кресле, почтительно поклонился.  

Приземлились. Мы были готовы к какой-нибудь пакости, наподобие той, что нам устроил бдительный товарищ на паспортном контроле. Но всё прошло на удивление гладко. Когда со всеми своими пожитками в руках мы вышли на свободу, от толпы встречающих отделились знакомые фигуры: Лида с Олегом. Вот теперь всё понятно. Мы забрали из камеры хранения зимнюю амуницию, облачились по погоде, и на знакомой уже серой “Волге” двинули к Левитанам.  

 Расспросы начались сразу, как только мы выбрались из Шереметева на московскую трассу. Ещё бы: больше месяца в чуть ли не в самой сказочной в мире стране! Спрашивала, в основном, Лида. Несмотря на выходной день, движение было здорово напряжённым, и Олег старался не отвлекаться. Но любопытно же! Поэтому он попросил:  

 — Девочки, вы пока обсуждайте наряды и побрякушки. Мне оно как-то не очень. А самое интересное — когда приедем. Вас там куча народу ждёт. Так, чтоб не повторяться. Марк, только пока мы тут сугубо свои, что я могу сразу передать, ты нашёл что-то интересное для наших гетер? Будешь их как-то иначе учить?  

 — Нашёл. Буду. Но ты знаешь, туда надо послать женщину. При всех моих колоссальных достоинствах, которые я всячески боюсь преуменьшить, есть вещи, которые по-настоящему для мужских чувств недоступны. Мозг иначе работает. А для передачи — тем более. Вот спроси у Оли.  

 —  Подтверждаю. И у меня полно интересного. Очень много дала Амала. Я потом расскажу, кто это. Важно, что она колоссальный талант. И она люто ненавидит исламистов. И прочих святош. Когда я ей рассказала про Колю и ещё про пару случаев... Фурию можешь себе представить?  

 — Значит съездили не зря. Это помимо твоих успехов в коммерции и Марка в — науке? Здорово! Ну, вы молодцы. Никто такого даже не ожидал. Мы уже готовим визит профессора Раджа Чатурведи в Москву.  

 Оля приняла мой сигнал и перехватила взгляд в зеркале. Улыбнулась.   

 — И доктора Амалы Нандини. Радж в курсе её дел. Тут могут быть интересные варианты. И с наукой тоже. Но, главное, она наверно сможет прочитать несколько лекций для психологов и психотерапевтов. Думаю, не откажется.  

 —  Это что-то совсем новое. Я передам Виктору Евгеньевичу, вы с ним обсудите потом. Время есть. Дамы, простите, что отвлёк от самого насущного. Служба. Марк, ты мне потом подскажи, как тут лучше подъехать. Две улицы перекопаны. 

 У Левитанов собралась все наши. Кроме Раисы Львовны и Якова Мироныча нас ждали Юра с Верочкой, Наташа и Лена. Олег попытался смыться, ссылаясь на служебные дела. Ага, счас! Забыл, с кем имеет дело. Похитителя своего ненаглядного сыночка тётушка мигом опознала и атаковала всем своим колоссальным радушием. Дяде для рукопожатия достались жалкие помятые остатки. Когда весь этот тарарам взаимных представлений, объятий, рукопожатий и поцелуев слегка поутих, тётя Рая пригласила всех к столу. Слегка перекусить чем бог послал.  

 — Если вы с дороги, значит голодные. Вот заморите червячка, тогда и будем вас расспрашивать.  

 — Какого червячка, тётя Раечка?! Тут сам великий Каа лопнет! Ладно, Олег на казённой машине. Хрен с ними, с рессорами. Но нас то за что?!  

 — Марк, — философическим тоном изрёк дядя Яша, откупоривая бутылку. — ты же тут лучше всех знаешь: если женщина хочет...  

 Общий хохот, переходящий в бурную овацию.     

 Потом мы с Олей раздали подарки и стали отвечать на вопросы. Фотоплёнки были проявлены ещё там, в Индии, кроме самых последних. Снимал я в основном на слайдовые. У них отличное разрешение и идеальная цветопередача. И отпечатать при желании всегда можно. Лишняя возня окупается качеством отпечатков. Но пока я не сделал нормальные слайды в рамках, показать ничего не мог. Пришлось ограничиться купленными в Дели фотоальбомами, очень, надо сказать, красивыми.   Парочку я тут же подарил дорогим родственникам. Мы почти ничего не скрывали, когда рассказывали о нашем путешествии. Олега до слёз рассмешила наша проделка с “Никодимом” в самолёте. Он, оказывается, ничего об этом не знал.  

 — Так дураку и надо. Интересно, сумел он это дело скрыть? В любом случае — отлетался.  

 Наши рассказы о полётах на “Чите”, о райском ашраме Амалы и об институте Аюрведы на уединённом островке вызвали не только живейший интерес, но и зависть. Простым туристам такое недоступно. Оля тут же уточнила, что мы там не столько развлекались, сколько трудились аки пчёлки. И рассказала про случай с француженкой Мишель. Про Шеппардов мы упомянули коротко, зато в деталях поведали о преображении португальцев. Оля извинилась и отлучилась на минутку, оставив меня отдуваться за двоих. Я прислушался к звукам из-за закрытой двери Юркиной комнаты и притянул к себе поближе футляр с ситаром.  

 — Ну да, по вас видно, как вы тяжело там вкалывали. Что ты, что Ольга. Вид у вас... Кстати, пока её нет, расскажи, про индийских женщин, как они на самом деле. На картинках и наши колхозницы не хуже. Я же понимаю, что ты там не только француженку пользовал. — съехидничал дядя Яша. — Уж ты, что это за штука? Какая красота!  

 — Ситар. Национальный инструмент. Очень древний, но, как видите, почти новый. Начинает проникать на Запад понемногу. Даже кто-то из битлов его освоил.  

 Я пробежал пальцами по струнам, проверив настройку, и исполнил одну из тех мелодий, что успел выучить с Амалой.  

 — Про индийских женщин, дядюшка? А чего рассказывать, если можете посмотреть.  

— Как это?  

 Дядя осёкся. Дверь открылась, и под мой аккомпанемент в комнату вошла, нет — вплыла Ольга: в лазурного цвета с золотым орнаментом по краю сари, с красной тикой на лбу, большими золотыми серьгами в ушах и звенящими браслетами на запястьях. Прекрасная и благоухающая экзотическим ароматом. Склонила голову над сложенными ладонями — намасте. Немая сцена под мудрую мелодию ситара. Удивительный голос у этого инструмента. Сама великая Индия перенеслась сюда в образах этой статной красавицы в сари и какой-то вечной, вневременной музыки.  Ольга в такт неторопливым размеренным звукам исполнила несколько движений индийского танца, давая разглядеть себя со всех сторон.    

 Я взглянул на Юру. Его карандаш уже метался по бумаге. Когда он только успел? Понял это Ольгино “на минутку” правильно и сразу схватил свои рисовальные причиндалы.  Растёт, однако!  Убрал руки со струн, дал погаснуть звуку.  

 Оля несколько секунд любовалась ошарашенной публикой. Сквозь звенящую тишину пробилось:  

 — Ольга Николаевна, какая же вы...  

 — Вот такая. Яков Миронович, вы хотели увидеть индийскую женщину не на картинке. Смотрите. Верочка, я — Оля. И для вас, девчонки, я — просто Оля.   Вы — свои! Ну как, Яков Миронович, впечатлились? Ну, очнитесь же!      

 Все разъехались поздно вечером. Вернее, уехали с Олегом и Лидой. “Волга” —машина пятиместная, но изящная Верочка удобно устроилась у Юрки на коленях. Мы с Олей помогли навести порядок. Дядины протесты Оля пресекла самым решительным образом.    

 — Яков Мироныч, я не махарани и даже не какая-нибудь занюханная рани. Я Оля Черникова, подруга этого балбеса, вашего племянника. Простая русская баба. И требую к себе соответствующего отношения. А ну, отдайте веник!   

 Мы успели созвониться с профессором Татиашвили. Утром в воскресенье поехали к нему домой. Снова рассказы со всеми подробностями, но уже на профессиональном   уровне. Кроме сувениров и письма от его индийского коллеги оставили ему видеозаписи лечения раненой Мишель и ещё нескольких интересных эпизодов. К величайшему его и нашему сожалению задержаться в Москве мы не могли никак. Наша отпускная командировка и без того затянулась неприлично.  

 — Понимаю, всё понимаю. Но так жалко вас отпускать! С Раджем мы здесь ещё встретимся обязательно. А с этой дамой... вах, как интересно! Доктор Амала Нандини. Красивое имя. Ох, как интересно. В лепёшку расшибусь, но она тут будет.  

 — Георгий Вахтангович, вы нам всё-таки нужны в трёхмерном виде.  

 — Шутники. Ладно, счастливо вам добраться.  

 Вечером мы улетели домой.      

— Где ты так ударно трудился, что вид у тебя как прямо с курорта? В Сочи вкалывал? Хотя нет, там сейчас не сезон. Опять про “прикладную психофизиологию” будешь заливать?   

 — Не в Сочи, Василий Данилович, гораздо южнее. В Дели и в Гуджарате. В рамках международного научного сотрудничества братских народов СССР и Индии. Заливать ничего не собираюсь. У них там свой, очень интересный и эффективный подход к проблеме коррекции психосоматических расстройств. Аюрведа, йога, Тантра в свете современной научной парадигмы. А у меня кое-какие идеи на эту тему. Вот и проверяли их на практике. Я учился у индийцев, они кое-что переняли у меня. Никаких военных тайн. Чистая медицина. Естественно, оздоровительный эффект от таких занятий налицо. Вернее, на лице. Ну, не гримом же мне мазаться!  

 Он вздохнул.  

— Не врёшь. Вижу, что не врёшь. Ладно, расскажешь нам... что можно?   

 — Можно. Только без лишней публичности.  Мне совсем не нужна шумная слава. Она никому (подчеркнул интонацией) не нужна. Лишние проблемы. Но некоторой информацией для психотерапевтов, физиотерапевтов и сексологов могу поделиться. Вот только один неудобный момент...  

 — Яйцо кур учит?  

 — Оно самое. И вообще, тут слишком много необычного.  И сам факт этой, скажем, экспедиции. Надо хорошо подумать, как это преподнести.  

— Понятно. С Маргаритой Львовной это можно обсудить?  

 — С ней лучше всего.  

 — Тогда всё. Зачёты сдашь в рабочем порядке. Ты на этот раз не так уж много пропустил.     

 С однокурсниками было просто. Таня под большущим секретом насплетничала паре подруг, о том, что меня привлекли к особо секретной работе, о которой расспрашивать вредно для здоровья. Причём обе получил разные, вполне себе взаимоисключающие версии. Поэтому ко мне никто особо не приставал. И продолжилась обычная житейская рутина. Мама настояла на том, чтобы я работал в профилактории не больше двух дней в неделю, по крайней мере, пока не проявятся последствия нашей с Олей индийской командировки. А что последствия будут, никто из нас не сомневался. Поэтому я не стал с ней спорить и всё свободное время проводил дома. Разобрал все фотоматериалы, оформил и упорядочил слайды, отпечатал всё, достойное печати, оформил несколько альбомов. Теперь у меня получился полный набор иллюстраций к подробному отчёту и что-то вроде методичек, на всякий случай. Вот не знал, что бумажная работа окажется настолько увлекательной. Отчёт я переделывал несколько раз. А в конце ещё прибавил план работы на будущее: аж в четырёх вариантах. Убрал весь рабочий мусор, учинил основательную уборку и разложил на столе готовые папки, альбомы и коробки со слайдами. Полюбовался делом рук и мозгов своих. “Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился”.  

 Так, это Оля повезёт Вахтангычу. На днях она собирается в столицу. Вот только отметим новоселье. Директору завода принимать важных иностранных гостей в её хрущёвской однушке...  Это даже как-то неприлично, товарищи.  

 Это — генералу. Вернее, тем, кто будет этим заниматься.  

 А это я оставляю себе. Всё я оставляю себе, все оригиналы. Но здесь то, что приготовил для будущих лекций или, как сейчас модно говорить, презентаций.  Готово. Finis coronat opus. Хрен-с-два coronat. Надо же внедрять в советскую медицину передовые методы. Была бы это хирургия, ладно. А вот лечение депрессии по Амале: СТС — сон-тренировки-секс — как прикажете изложить? Но тантра-йога, хатха-йога с позиций нейрофизиологии пойдёт и будет понята. Только книги профессора Чатурведи надо проштудировать основательно и набросать план лекций. А про регенерацию — ни-ни. Сейчас в моде филлипинские холеры. Хрен их знает, что он там вытворяют, но их уже ловили на куриных потрохах и прочих примитивных фокусах... С этими ребятами не желаю никаких ассоциаций. 

 — Алло! 

— Слушаю вас. 

— Здравствуйте. Если я не ошиблась номером, можно поговорить с Учителем? 

— Можно, конечно. Слушаю вас. Откуда у вас мой телефон? 

— Мне его дали знакомые. Вы вылечили их родственника, Николая. Его контузило в Афганистане. Говорят, что вся медицина от него уже отказалась, а вы, как экстрасенс... 

— Экстрасенсов не бывает! Это сказки. Простите, что перебил. У вас какие-то проблемы или просто мучает любопытство? 

— Проблемы, да, очень серьёзные проблемы. Но, знаете, не хотелось бы по телефону. 

— Это понятно. Сейчас я свободен. Потом я буду очень занят, но пара свободных вечеров на этой неделе будет.  

— Можно сегодня? Если вас не очень... 

— Запишите адрес. 

— Не надо. Спасибо. Нам его дали вместе с телефоном. 

Ну, вот теперь я окончательно вернулся. Жизнь продолжается.  Интересно, как это бывает, когда скучно?  

— Товарищи, после небольшого перерыва... минут двадцать нам хватит? ... да, так вот, через двадцать минут возвращаемся и продолжим. Можно будет задавать докладчику вопросы и вообще перейти к деловому общению. Мы же собрались на семинар, не так ли? 

Я моментально спрятался в мамином кабинете. Перевести дух и малость поработать глоткой. Язык и гортань уже здорово устали. Мама подлила мне чаю. 

— Хорошо выступил, сынуля. Умеешь. А теперь держись. Теперь будут наступать. Обратил внимание на эти рожи? 

— На некоторые. В основном народ нормальный. Вы же с Василий Даниловичем приглашали не всех подряд. 

— Некоторых я плохо знаю. Но двоих, так очень даже хорошо. Хотя мы их не звали. 

— Слева в первом ряду. Гвардейцы серого кардинала. Правда, кардинал уже другой. 

— А гвардейцы те же. И святее самого Папы. 

— К свержению советской власти я призывать не собираюсь. А перед нынешним кардиналом есть кому заступиться. 

— Ну, дай то бог.  

— Товарищи, коллеги, я понимаю, что информация, которой я с вами поделился, она очень новая и очень отличается от того, к чему вы привыкли. Даже те, кто следит за зарубежными источниками, вряд ли встречали что-то подобное. Таких публикаций мало, ничтожно мало. А на русском языке — это считанные журнальные статьи, а в них степень популяризации почти предельная. Уровень домохозяек. Даже публикации по йоге в журнале “Индия” рассчитаны на такую публику. Поэтому я готов ответить на любые вопросы. Не имеет значение форма, я не настроен обижаться. Спрашивайте. 

Нормальные были вопросы. По делу. Но постепенно зазвучали подковырки. 

— Скажите пожалуйста, Марк эээ Борисович, почему в такую экспедицию направили именно вас, студента, а не настоящего научного работника, обладающего достойным уровнем знаний и авторитетом в учёной среде? За какие-такие особые заслуги? 

— Именно за то, что я обладал достойным уровнем общих знаний для начала постижения и осмысления теории и физическими данными, достаточными для реального практического обучения. Иначе из знаменитой формулы: “Ты не наблюдал, не размышлял, не испытывал — как ты можешь судить?” — выпадет целая треть, и познание окажется неполным, а значит — ошибочным. Многие ли из старших товарищей, специалистов по психологии, нейро и психофизиологии, разбираются в индуистской метафизике и сами способны правильно выполнять упражнения хатха-йоги с целью объективной оценки субъективной картины, которая, поверьте, очень важна? Простите за невольную парадоксальность. При этом интенсивно работать в тропиках и свободно общаться на сложные темы без переводчика? И без … скажем, некоторых комплексов и предрассудков. 

Я задвинул в проектор слайд. На экране появилось изображение моей собственной персоны в Бхекасане — позе лягушки, далеко не самой причудливой, но вполне себе эффектной. Оно сменилось другим: вполне целомудренная парная асана Тантра-йоги в нашем с Лалит исполнении. 

— Я имею в виду общение с людьми очень другой ментальности и с очень другой местной природой. Скажем, человеку с герпето- , мизо-  или инсектофобией там было бы здорово неуютно. Ну, ещё пища, одежда... 

— Или её отсутствие. 

— В том числе. О том, что бытие определяет сознание, вы не будете спорить? Вам когда-нибудь приходилось гулять по пляжу в костюме и при галстуке? В общем, я оказался в этой экспедиции по сумме требуемых параметров. 

— Но, простите, все эти мио-висцеральные, позиционные и прочие рефлексы, о которых вы тут рассуждали, он же никак не хуже работают и под одеждой. 

— Жарко там. Кроме того, когда кожа открыта, включаются все её огромные рецептивные поля. Эфферентная импульсация с них тоже работает. Да и вообще, это традиционно — заниматься физическими упражнениями без одежды. Само слово гимнастика происходит от греческого “гимнос” - голый. Даже в нашей славной Советской армии, кстати, обнажаются до пояса. Или (я кивнул в сторону изображения на экране) вам просто завидно? 

В зале засмеялись. Следующий вопрос задала немолодая дама, очень похожая на строгую школьную учительницу. От мамы я знал, что она главный городской психиатр. 

— Спасибо, конечно, большое за весьма необычное и весьма содержательное сообщение. Тем более, что вы доложили и о результатах собственной практической работы и собственных исследований. Весьма достойно и значительно превышает студенческий уровень. Да. Ну, о том, что у Маргариты Львовны сын наделён большими талантами, мы давно наслышаны, а сейчас получили этому зримое подтверждение. Да. Всё это очень интересно. Но вызывает сомнение, так сказать, идеологический аспект. Разумеется, обращение к опыту народной медицины — это важно и не исключено, что на этом пути могут быть сделаны серьёзные открытия и выявлены методы, которые возможно интегрировать в современную научную медицину. Да. Однако, почему предметом исследования вы выбрали именно йогу — глубоко чуждое нам идеалистическое учение? Вы вообще — материалист? 

— Не просто материалист, а очень даже диалектический. Да. Так вот о диалектике. Термины Раджа-йога, Агни-йога, Кундалини-йога, прана, чакра и прочее вы слышали только в предисловии к моему сообщению. Да. И далее они ни разу не упоминались. Мы ограничились первой ступенью — Хатха-йогой, которая представляет собой комплекс физических и психофизических упражнений, цель которых есть телесное и психическое здоровье, представляемое как гармоничное единство совершенного тела и духа. Диалектическое единство. Да. Вам ли я должен рассказывать, насколько тесно связаны и взаимообусловлены состояния души и тела? Только не придирайтесь к слову “душа”. В нем не больше идеализма, чем в “Orandum est sit mens sana in corpore sano“, которое цитируется часто в извращённом смысле. Вы же видели вот на этом самом экране наши данные: спирометрия, миография, плетизмография, кардиография, куча функциональных проб и психологических тестов. Главной целью наших исследований было именно вылущить рациональное зерно из многовековых оболочек мистики, метафизики и прочей чепухи. “Нырнуть стремительно и непреклонно в глубокий и застойный водоём. Освободить, спасти из тины донной...”. В том медицинском центре, где мы работали, индийцы именно этим и занимаются. Нам до них пока... 

— Ещё и стихи! Ваши? 

— Где уж мне. Ефремов. Кстати, стихи — самый информационно насыщенный текст. Так вот, никакого идеализма. Сплошной материализм. Голая психофизиология. 

— Вот именно! Голая! Да. Акцентированная, я бы даже сказала подавляющая сексуальность! 

— Кого именно подавляющая? 

Главная психиатресса слегка поперхнулась. 

— Что?  

— Тут одна из морских свинок громко зааплодировала и была подавлена. (Так как это слово нелегкое, я объясню тебе, что оно значит. Служители взяли большой мешок, сунули туда свинку вниз головой, завязали мешок и сели на него.) 

Дама зажмурилась и слега помотала головой, пытаясь въехать в смысл. 

— Ничего не понимаю. Вы это о чём? Что это? 

— Это “Алиса в стране чудес”. Вы сказали: “подавляющая сексуальность”. А я спросил, кого именно подавляющая? И как это она делает? Попытался это себе представить... 

Кое-кто из присутствующих захихикал. 

— До сих пор вы производили впечатление вполне разумного человека. Да. 

— Уверяю вас, я именно такой и есть. Да. Но вернёмся к нашим мутонам. О чём вы хотели спросить? 

Дама некоторое время молчала, собирая в кучу разбежавшиеся мысли. Наступательно-обличительный порыв у неё угас, и она продолжила уже совсем другим тоном. 

— Хмм... Умеешь. Умеете.  

Я сел на свободный стул и оказался чуть ниже неё. 

— Лидия Андреевна, вы правильно перешли на “ты”. Хотел предложить это с самого начала, но как-то увлёкся и забыл. Вот так и правильно ко мне обращаться. Я моложе любого из здесь присутствующих и не даже не пытаюсь никого учить. Мне самому ещё учиться и учиться. Так получилось, что мне есть, что рассказать. Вы же пришли услышать о таких вещах, о которых никаким другим способом не узнаете. А я не хочу быть ослом, нагруженным книгами, как говорят на Востоке. Я люблю делиться. Давайте оставим чины, равно как и шпаги, за дверями, и будем общаться, как равные с младшим источником информации. Согласны? 

С этим я обратился уже ко всем. Принял волну одобрения. 

— Так вот об этой самой сексуальности. Ну куда от неё денешься? Давно люди осознали её значение и силу. А там, где цивилизация — в современном смысле — возникла раньше, там раньше её начали изучать и использовать, как для лечения недугов душевных и телесных, так и для управления обществом. Задолго до Гумилёва мудрецы выделили и взяли на вооружение управление тремя главными движителями общества: болью, голодом, и любовью. И поняли ещё, что эти движители, как пресвятая троица, едины, хотя и троичны в лицах. Едиными в различиях и различными в единстве. Такая вот диалектика. Восточная натурфилософия, да сам способ мышления там, они очень отличны от европейских, но те и другие, хоть и разными путями, но пришли к единому результату: к осознанию двойственного единства бытия. Пусть в другой форме выражения, но на Востоке давно знают о единстве в борьбе противоположностей, о единстве в изменениях количества и качества, и о созидательности отрицания. 

Меня слушали внимательно. 

— К чему я это всё? Мы рассуждаем о “дуализмах”, о двойственностях. О корпускулярно-волновом, о психосоматическом, об индивидуально-общественном. И с большущим трудом в нашем сознании умещается понимание неразделимого единства всего этого. Причина этой трудности по моему мнению и по мнению индийских товарищей, с которыми мы много обсуждали эту тему - два тысячелетия господства аврамических религий. Вот они-то и разодрали единство, оторвали душу от тела и тем обусловили страдания того и другого. Мы проповедуем атеизм, диалектический материализм, мы их даже исповедуем. Но тысячелетия искажённого мышления никуда не делись. Колоссальная инерция общественного сознания не преодолима простой сменой уроков закона божьего на диамат. Который большинство преподавателей сами зазубрили, ни капельки не понимая. Как, впрочем, и предшествовавшие им “религионеры”, сквозь которых глас божий проходил, как сквозь дудку, никоим образом не задевая. 

Я сделал паузу. Перевёл дух. Дал время на усвоение. 

— К чему вся эта длинная прелюдия? Да к тому, что мы живые! Мы животные. И этот неоспоримый факт нас ни в коем разе не унижает. И никак не возвышает обладание разумом. Все ныне существующие живые существа суть вершины эволюции — на данный момент и на данной живой ветке эволюции. Мы не выше и не ниже других.  Мы на одной горизонтали. Просто нас от других отличает разум, как слона — хобот, а кита - нос на макушке. И все наши общие с ними витальные потребности остались при нас. Что будет с организмом при депривации его потребностей?  Ну! 

— Заболеет, а потом умрёт. Вопрос степени и времени. То-есть, я хотела сказать — продолжительности. 

— Ну, и тем, чего именно организм лишили. 

— Именно! Но нам, людям, природа дала наше отличие — разум! В награду или в наказание, не знаю. 

Я развёл руками, всем видом изобразил глубокое недоумение. 

— Марк, кажется, я понимаю, к чему ты ведёшь. Можно скажу? 

— Сделайте милость, Лидия Андреевна. 

— У разумного существа возможна не только депривация, но и реальная или воображаемая, но осознанная им угроза неудовлетворения его потребности. То, что мы называем фрустрацией. Это только наше, человеческое. 

— Да! Это наша плата за разумность. Мы все — личности. А поскольку наша животная сущность никуда от нас не делась, сильная и длительная, или даже короткая, но очень значимая для данной личности фрустрация запускает тот каскад рефлексов и реакций, что приводит к болезни. Даже к смерти. Смерть от несчастной любви — это не художественная гипербола, сами знаете. 

— Марк (подал голос полный мужчина с чеховской бородкой), если все эти три, как ты сказал, движителя, едины и неразделимы, то кто-то с его особым устройством личности может страдать от сексуальной фрустрации, а мы, и он сам тоже, мы не понимаем, что именно дефектно в этой триаде. Видим голод и боль, там, где на самом деле... 

— А у другого, с другим устройством, может быть иначе или вообще наоборот. Вот такая она, дорогая Лидия Андреевна, эта “подавляющая сексуальность”. И в самом прямом смысле — подавляющая. А задача врачевателя в таком разе выглядит так: согнать служителей с мешка, и освободить из него свинку. Дать ей отдышаться и научить в мешок не попадать. 

— Какая ещё свинка?! Ах, да... 

— С вашего разрешения, продолжу. (Я сменил слайд в проекторе. На экране появилась монада.) Эта штука всем хорошо известна. Единство противоположностей, чёрного и белого, мужского Ян и женского Инь, тепла и холода, силы и слабости, мудрости и глупости... ну, и так далее. И их взаимопроникновение. Это у китайцев. Индусы это представили иначе. И прошли глубже. Тамас и Шакти — материальное бытие и внематериальное небытие. Мир и антимир. И мужское и женское начало. Там, в этой их философии, всё так сложно и необычно для нас, европейцев, что я чуть не спятил, когда решил во всём этом разобраться. Поэтому не будем зря тратить время. Главное: само существование материального мира обусловлено гармоничным слиянием мужского и женского начала. Все беды на свете происходят от нарушения этой гармонии. Из понимания этого родилось учение о Тантрах. Само это слово означает ткацкую основу: ну, вот эти заранее натянутые параллельны нити на ткацком станке, между которыми потом ныряет челнок, превращая нитки в новое качество — ткань. 

Снова сменил слайд. 

— В тантризме есть несколько направлений. Есть вообще абсолютно заумные. Ближе всего к реальности индуистский тантризм. Выношу за скобки всю метафизическую муть. Что осталось существенного для реальности? В тантризме соединение мужчины и женщины, соединение их тел и душ, их любовь — обретает сакральный смысл. Любовный акт — это не просто процесс животного оплодотворения, это священнодействие для поддержания гармоничного единства мира. Вот так. Всего-навсего. Подчёркиваю: не просто коитус, как таковой, как механическое действие, но именно слияние, сочувствование, взаиморастворение! Как высшая форма любви! Простите за патетику, но это именно так. Это искусство любви, в котором надо быть искуссными, умелыми. Дрыгать ногами и вертеть задницей на танцплощадке способен любой жлоб. А вот на “душой исполненный полёт” надо учиться, и не каждый способен научиться. Но, если священнодействие вершат неумехи, то это не священнодействие, а фарс и кощунство. 

— Ну, ты-то танцевать умеешь, видели!  

Это сказал кто-то из слушателей. Все засмеялись. 

— И на швейной машинке тоже могу, - промурлыкал я голосом кота Матроскина. — Так вот, любви надо учится. Не всем от природы дано. 

— Это Камасутре? — кто-то блеснул эрудицией. 

— Очень неплохая штука. Но это, скорее, просто сексуальная акробатика для тела. А для человека в его единстве тела и духа — Тантра-йога. Ещё раз: оставим за скобками всю сложнейшую метафизическую надстройку и напыщенные восточные возвышенности. Что даёт тантра-йога и тантрический секс на практике? А то же самое, что телесно-ориентированная психотерапия. Которая у нас в глубокой… на очень большой глубине.  Психофизиологическую гармонию она даёт, душевное и физическое здоровье. Только на более высоком уровне. Что-то я когда-то читал про семейную психотерапию. Говорят, страшно эффективный метод. 

Я отчётливо услышал несколько тяжких вздохов.  

— Вот такая подавляющая сексуальность, дорогие товарищи. 

Наступило то, что мы с Олей называем “умной тишиной”. Которая длилась довольно долго. 

— Да, уж..., - сказал кто-то, прервав длинную паузу. 

— А ты сам, значит, и эту практику тоже проходил … практически? 

— Разумеется. Теория без практики мертва. 

— Вот теперь понятно, почему именно ты был там. Студент ещё может то, чего уже не может профессор. 

Хохот был оглушительным. Смеялись даже оба “гвардейца серого кардинала”. Когда мои старшие коллеги немного успокоились, а дамы укротили потёкшую косметику, можно было продолжать. 

— У кого остались сомнения в моей идеологической непорочности? Ни у кого? Тогда, пожалуйста, задавайте вопросы. А то у меня опять сплошной монолог. 

— Марк, а ты видел, как вся эта (говоривший сделал неопределённый жест) …  реально работает. Хоть кого-нибудь там при тебе реально вылечили? Знаешь, сейчас столько сказок гуляет. Вот без обид, ты сам там чего-нибудь добился? Получилось хоть что-то? 

— Да, насколько это всё реально? 

— Отвечу вопросом на вопрос: много можно сделать за полтора месяца, начав с нуля? И всё же, кое-что удалось. Я вёл дневник. Несколько случаев описал подробно. Всё сейчас расскажу. Но сначала послушайте. Елена Ивановна, вас не затруднит несколько минут побыть переводчиком? 

И нажал клавишу диктофона. 

Когда уже поздно вечером все разошлись, и мы остались с мамой вдвоём, она подвела итог. 

— Молодец, сынуля. Очень грамотно провёл встречу. И даже облегчил себе жизнь на будущее. Я внимательно наблюдала за этими. 

— Не совсем так, мам. Упростил, согласен. Но не облегчил. Наоборот... 

— Соображаешь! Уважаю.